История одной женщины 3 страница

Мы починили крышу и постепенно отремонтировали потолочные панели, но только после дюжины воспалений уха и после того, как все мы по очереди перенесли раскаленные температуры вирусного менингита. Я помню, как меня носило между измерениями и крутило в аду пота и жара. Моя голова не болела. Слово «боль» даже близко не стояло с тем, на что была похожа эта агония. Мне казалось, что мои кости варят в кипятке, и страдания несут меня из этого мира в следующий.

 

Во время наших «трейлерных лет» на остров обрушилось два ужасающих шторма. Каждый из них называли «штормом столетия», то есть считалось, что шторма такой силы случаются раз в сто лет. Мы жили на северном побережье острова Оркас во время их обоих. В самом начале прерывалась подача электричества, а вскоре отключалась и вода. В нашем трейлере была маленькая печка-буржуйка. Я навалила у одной из стен кухни запасы дров и заклеила окна и дверь черным полиэтиленом. Я заставляла себя выйти наружу один раз в день, чтобы пополнить запасы дров. Я ставила будильник, чтобы подкладывать дрова в печку каждые два часа в течение ночи. Но мы выжили в этом трейлере, когда все остальные сбежали с северного побережья. Две другие матери-одиночки покинули свои огромные дома с температурой ниже нуля, мы застелили матрасами весь пол в салоне, и три матери с шестью детьми продержались в шторм на площади 8 на 8 футов. Мы много дней варили суп и макароны на этой печурке. Мы топили снег на той же печке, где варили картошку и макароны. Я всегда буду обожать буржуйки. Она не просто помогала нам выжить, но и обогревала и кормила нас.

 

Адрианна «отпраздновала» свой восьмой день рождения ближе к концу самой ужасной бури, и мы смогли выбраться в город, в продуктовый магазин. Электричество все еще было отключено, и хозяева магазина даже не могли нормально открыть двери. Они силой раздвинули их и держали приоткрытыми, чтобы островитяне могли купить ту малость, что еще оставалась на полках. Там нашлась одна коробка «Смеси для торта Данкена Хайнса», и мы забрали ее домой. Мы открыли коробку и передавали ее друг другу, поедая общей ложкой сухую белую смесь и распевая поздравления с днем рождения. Этот день рождения до сих пор остается самым лучшим в моей жизни. Три женщины и шестеро детей пережили этот шторм в той точке острова, где он бесновался сильнее всего, где ветер с Аляски дул со скоростью более 120 км/ч, при температуре намного ниже нуля – а нам было тепло и мы не голодали, обходясь без помощи мужчин.

 

И посреди этой борьбы за выживание с минимальным доходом я как-то смогла сделать то, ради чего мы приехали. Я отредактировала и издала три книги, основанные на информации, которую я считала пришедшей от великого учителя в голосе ветра – потрясающее достижение для матери-одиночки, живущей на 900 долларов в месяц. В конце концов я откупила права на первые две, на свои средства издала третью, и она даже попала в список бестселлеров течения Нью-Эйдж. Адрианна и по сей день говорит, что вспоминает то время, думая о моей силе – те «трейлерные годы», когда мы поняли, что ничто не может нас остановить.

Одна из этих книг была о мужчинах-тиранах, хотя тогда я не думала, что испытала это на себе. Другая была о манифестации желаемого. А третья была о сверхсознании.

К несчастью, я не знала, что притягиваю в свою жизнь то, что редактирую. Я никогда не стала бы издавать книгу о мужчинах-тиранах.

Но это давит, знаете ли – одиночество и такая большая ответственность. Школа была ужасной, и я опасалась за образование девочек. Я не могла дать им ничего, кроме минимума, необходимого для жизни, хотя я и стала волшебницей комиссионки.

В глубине души, я все еще была одинока.

Я начала читать лекции по третьей книге, так как в ней говорилось о том, что, как мне казалось, было крайне важно понять. Многие мои знакомые с глубоким уважением (на грани подобострастного поклонения и покорного подчинения) относились ко всему, что подавалось как Божественное.

Пошлите сообщение, скажите, что оно от Бога, от Иисуса, от Марии или любого другого «принятого» Мастера, и люди поклонятся с уважением. Но многие поклонники того, что считается Божеством в религии, насмехаются над людьми, вышедшими на связь с источниками информации вне наших теперешних исторических рамок, то есть с инопланетянами. Как недальновидно!

 

Я решила, что моя задача – навести мост через пропасть между духовностью и тем, что считалось «инопланетным сознанием», и я начала говорить на эту тему.

Я никогда на самом деле не понимала, где встречаются рок и карма. Если мы создаем свою реальность, какова тогда роль судьбы? Возможно, в этой жизни я этого и не узнаю. И я наверняка никогда не пойму, как женщина, бросившая мужа, чтобы не дать дочерям расти в доме без любви, смогла вляпаться в то, что последовало далее.

Во время лекций я встретила мужчину, притворявшегося тем, чем он на самом деле не был. Но я поверила ему, потому что хотела, чтобы он оказался тем, кем назывался... я хотела, чтобы в мире была такая возможность. Я хотела, чтобы у меня была такая возможность.

Он назвался великим учителем.

Он играл на гитаре и пел песни.

Он сказал мне, что он коренной американец, шаман, учившийся у великих Старцев. Он проводил церемонии, играл на флейте и писал стихи, носил с собой священную трубку и вызывал картины из глубины моего подсознания. Так начались мои годы с Орлом, Медведем, Пауком, Вороном, Белой Совой и Черной Рыбой. Я уходила глубоко в лес и проводила, наверное, две ночи в неделю, нося камни в индейскую парную для ритуала очищения с молитвами и песнями. Первые два года мы путешествовали со старейшинами, и я действительно научилась многим удивительным вещам. Но я не знала, что на самом деле он учился там вместе со мной. Многого из этого он не знал до нашего знакомства. Но до знакомства с ним я никогда не встречала настоящего мошенника, и у меня ушло несколько лет на то, чтобы понять это. Я не знала, как ловко тьма может прикидываться светом.

 

Постепенно он начал процесс моего уничтожения, унижая меня, отрезая от старых друзей, отбирая мою силу в течение почти пяти лет. Пока однажды я не очнулась и не поняла, что подвергаюсь насилию. Я позволила мужчине бить меня, и продолжала его поддерживать.

Однажды я шла за ним в кухню, чтобы заварить ему кофе. Неожиданно он развернулся и ударил меня по левому уху. Меня пронзила такая острая боль, что я упала на пол. Остаток дня я провела в постели, держась за ухо, свернувшись от боли, как младенец в утробе. Я была глуха на это ухо последующие полгода. Но я никому ничего не сказала. Он не извинился. Мы просто продолжили жить. В конце концов, он был «великим учителем», а я – только женщиной. Что я думаю об отчаянии, позволившем мне терпеть такое отношение? Возможно, я прощала насилие, потому что оно было нерегулярным и каждый раз совершенно неожиданным. Возможно, мне было слишком стыдно признаться, что это происходило. Возможно, у меня открылась полученная в детстве рана.

 

Я тогда была в пятом классе. После большой перемены Шарлотт, любимица нашей учительницы, увидела на учительском столе книгу. Шарлотт была «библиотекаршей класса», то есть она должна была проверять все библиотечные книги в помещении. А на этой книге не было пометки о том, что ее изъяли из библиотеки! Бдительная Шарлотт немедленно отнесла книгу в библиотеку и вернулась в класс.

Прозвенел звонок, учительница вошла в класс, взглянула на свой стол и спросила, где ее книга. В классе стало очень тихо. Миссис Браун была особенно злобной с некоторыми учениками и необычно милой с другими. Причины ее поведения или выбора жертвы всегда были непонятны.

В тот день миссис Браун пересекла комнату и встала перед моей партой.

– Джуди, это ты отнесла мою книгу в библиотеку, верно?

– Нет, мэм, миссис Браун, – вежливо ответила я. В ответ на это она размахнулась и залепила мне пощечину, от которой я слетела со стула и упала на пол. Я была поражена и унижена. Я же ничего не сделала!

Я спешила рассказать Руби о том, что произошло. Она с этим разберется. Матери всегда со всем разбираются.

Когда я рассказала ей о происшедшем, Руби ответила:

– Я уверена, что у нее была причина. Я должна работать с ней в одной школе и ничего не могу с этим поделать.

Я не смогла забыть ее ответа и терпела его результаты последующие 30 лет.

 

Если кто-то меня ударил, я наверняка сделала что-то, чтобы это заслужить. Если меня изнасиловали, угрожая ножом, это, наверное, потому, что мне не стоило идти той дорогой так поздно ночью.

 

Я наконец выучила свой урок, лишь когда он напал на мою дочь и украл все, что мы вдвоем накопили. К тому же он чуть не убил меня, прижав к стеклянной двери и колотя по лицу, пока я не начала терять сознание.

Правда в конце концов стала мне ясна. Я пять лет сражалась с темной стороной души этого мужчины. И проиграла.

Мы договорились, что расстанемся, после того как я с девочками вернусь после занятий у знатока лекарственных трав. Вместо этого, пока нас не было в городе, он написал на стенах спальни непристойности несмываемыми фломастерами, упаковал все вещи и уехал. Он подделал мою подпись на документах, из-за которых я попала под суд, и опустошил наш банковский счет. Я получила жестокий урок о мужчинах-тиранах.

Мы вернулись домой и увидели, что там ничего не осталось – то есть, ничего ценного. Он забрал новый видеомагнитофон, купленный девочками на их пособие, все диски, все мои картины, мои шаманские принадлежности, всю хоть сколько-нибудь ценную мебель, все машины в рабочем состоянии, включая купленный на наши общие деньги «дом на колесах», все бумаги, даже мою записную книжку. Он оставил после себя 1500 фунтов мокрой изоляции и мусора, раскиданного по всему дому. В банках и за лентами шляп были распиханы записки с угрозами, а также письмо от владельца дома с требованием съехать в течение 30-ти дней. Мы с девочками убрали в доме, очистили стены, которые он исписал непристойностями, все побелили и уехали, уложившись в срок.

 

Я знаю, сколько весила изоляция и мусор, потому что, когда мы разгрузили на свалке взятый напрокат грузовичок, там с меня взяли 180 долларов. Когда я в шоке посмотрела на эту цену, мне сказали: «Эй, леди, вы только что разгрузили тут 1500 фунтов мусора, и вот сколько это стоит». Поскольку у меня за душой не было ни цента, это была огромная сумма за разгрузку его же мусора, но добавление оскорбления к обиде было его образом жизни. Он бросил даже двух собак, которых сам привел в дом.

Я поместила все, что осталось, на склад, оставив себе один хороший костюм, и взяла единственное предложенное мне место для жизни – маленький «домик на колесах» моих друзей. Отдав собак в питомник, мы поселились в помещении, где едва можно было устроиться спать рядом с поставленными одна на другую клетками, в которых ютились три наши кошки.

Я одолжила деньги у Адрианны, которая копила каждый цент, который ей когда-либо давали (наверное, только для того, чтобы в конце концов одолжить их мне), и пошла в город искать нам жилье. Маклер (наверное, просто сошедшая с ума) сдала мне дорогой старый сельский дом у воды, на шести акрах самой красивой на острове земли, хотя я была безработной женщиной с двумя дочерьми-подростками. Я и по сей день не знаю, как получила этот дом, а тем более откуда у меня взялась смелость, чтобы его снять.

Мы постепенно перебрались туда и предложили хозяевам оставить нам их старую мебель, вместо того, чтобы везти ее на свалку. Есть на свете Богиня! К счастью, нам достались кровати, диван пятидесятых годов и обеденный стол.

Я понемногу начала поднимать голову после парализующего стыда и искать старых друзей, по одному находя номера их телефонов. Я сразу же узнала, зачем он украл мою записную книжку. Он позвонил многим из них и сказал, что я все у него украла и оставила его голым и босым. Он сказал им, что это я забрала все деньги! Некоторым из них он сказал, что я его била! Но вот что поразило меня больше всего. Многие из них поверили ему! Он рассказывал самые поразительные враки, какие я слышала в своей жизни. Я и забыла, каким виртуозным лгуном он был! В конце концов, он несколько лет водил меня за нос. А я все эти годы скрывала его насилие почти от всех. Не знаю, почему.

 

Оно было нерегулярным, и я его оправдывала? Я думала, что сделала что-то не так, и поэтому он меня бьет? Это происходило так неожиданно, что было сложно поверить, что это вообще случилось?

 

Это была моя первая серьезная встреча с предательством, и я видела, как многие люди, которых я называла друзьями, поверили ему, а не мне. До тех пор я всегда считала, что у любой истории есть две стороны. Теперь я поняла, что это не так. То есть, конечно, всегда есть два разных переживания, и с точки зрения широкой «метафизической» перспективы у каждого есть своя правда, но насилию, физическому или словесному, нельзя делать поблажек. Нет никакой «другой стороны», оправдывающей насилие.

Последний шок я получила, когда ко мне зашла приятельница, вскоре после того, как мы перебрались в новый дом. Она была одной из немногих, кто знал о его жестокости.

Она была нашей соседкой и знала о его лицемерии. Она также была одной из немногих, кто знал, что я помогала этому человеку в его многочисленных судебных тяжбах, платя за его адвокатов с доходов от продажи моих книг, чтобы очистить его темное прошлое. Она рассказала мне о телефонном разговоре с его матерью, состоявшемся во время этих долгих месяцев судебных разбирательств.

 

Он всегда говорил, что он метис – полукровка, наполовину индеец, наполовину белый. Так что моя соседка спросила его мать, какая сторона семьи была коренными американцами. Его мать ответила, что в его родне не было индейцев, только итальянцы. Она подтвердила, что он не полукровка, а чистокровный... чистокровный итальянец!

Он не был ничем из того, на что претендовал, а я до самого конца верила ему. Я верила его версии судебных разбирательств, рисовавшей его как жертву системы. Я верила его ответам на вопрос, почему на бумагах стояли разные имена. Я верила его словам о том, какими ужасными были все другие женщины в его жизни – они изменяли ему, бросали его и оставляли его ни с чем. (И я поклялась, что буду поддерживать его и покажу ему, какими чудесными могут быть некоторые женщины! ) Я поверила его версии о том, где он учился шаманизму. А в конце концов узнала, что он не только не был коренным американцем, но даже и полукровкой. Он не только не был тем, чем назывался, он даже не был тем, кем назывался. А я-то удивлялась, почему у него не та же фамилия, что у его матери, почему у его дочери не та фамилия, что у него, и почему фамилия, под которой я знала его, не была ни фамилией, данной ему при рождении, ни фамилией его единственной дочери.

Он за свою жизнь успел побывать разными людьми.

 

Вместе с осознанием того, что ты стала «жертвой» (не важно, жертвой насилия или обмана, а в моем случае – их обоих) приходит ужасное чувство вины. Это похоже на чувства жертвы изнасилования. Возникает жуткое ощущение, что ты сделала что-то, чтобы навлечь это на себя, страшное чувство, что ты чем-то это заслужила. В моем случае это, конечно, было детство с Королевой Викторией, которая всегда давала мне почувствовать, как мне повезло, что она не бросила меня подыхать с голоду на навозной куче, взяв меня в свой дом. А идеальная пара для насилия – это когда жестокий от природы человек встречается с жертвой детской травмы. В этом смысле, мы были созданы друг для друга. И, если вы понимаете совершенство несовершенства, мы оба получили то, чего, по нашему мнению, были достойны, каким бы жестким и страшным это ни казалось. Коль скоро мы позволяем – нас будут бить. Но если мы будем ценить свободу превыше всего и чего бы то ни было, мы будем выбирать свободу, даже когда это будет означать потерю того, что кажется всем.

 

Он сбежал, потому что я начала многое подозревать и обвинять его в лицемерии все громче, рискуя всем, грозя рассказать людям, каков он на самом деле, и кем на самом деле не является. Если бы я продолжала покорно подчиняться, он все еще властвовал бы в моей жизни.

Во время этого бегства от кошмара я позвала себе на помощь друга. Поразительный, замечательный человек буквально прилетел ко мне и помог пережить кризис. Этот рыцарь «прискакал на белом коне» из-за границы. Он сказал, что я никогда не смогу сделать ничего, что бы заставило его бросить меня, что неважно, как я буду стараться оттолкнуть его, он со мной навсегда. Я наконец сдалась на его мольбы и «спустила свои длинные волосы через стену замка».

Он был полной противоположностью всех моих знакомых мужчин. Он был заземленным, как в бизнесе, так и в своей духовной жизни. И он обожал меня! Он внимательно слушал, когда я высказывала свои эмоции, ценил мое мнение во всех вопросах, он любил вызывать в людях чувства и сам был чувствителен.

Однажды, сидя в кафе в Санта-Фе, он накрыл мою руку своей, снял свое любимое кольцо, которое постоянно носил, и сказал:

– В следующий раз на этот палец будет надето кольцо, которое ты наденешь мне в тот день, когда и я надену такое же кольцо тебе. Это будет кольцо, которое свяжет нас навечно.

Это смотрелось, как кадр из кинофильма, и я растаяла. Неужели я наконец обрела безопасность и могу снова на кого-то положиться? И я «опустила свои волосы еще дальше через стену замка».

 

Постепенно, купаясь в лучах его любви и преданности, я начала расслабляться. Он помог мне распутать мои проблемы. Он меня защищал. По-моему, никто до него никогда меня не защищал. Мы начали вместе новый бизнес. Он обожал девочек, и у них впервые в жизни появился любящий и щедрый отец. Он дал Дженнифер деньги на уроки игры на гитаре, чего я не могла ей дать. Он купил Адрианне ее собственный летный шлем, чтобы ей не приходилось одалживать его, когда она летала.

Он замечал мелочи и действовал. Он даже поехал в колледж Дженнифер, чтобы поговорить с ее потенциальными соседями, с любовью расспрашивая и оценивая их, чтобы убедиться, что она будет в безопасности в этом окружении, засыпая их глупыми вопросами, которые может задать только любящий отец. Она сияла от такого внимания. Впрочем, как и все мы.

Любовь и уважение бесценны. Никакая линейка не измерит их важность, ни одни весы не взвесят их ценность. Я начала исцеляться.

Вот почему, с приближением Рождества, я была полна решимости найти самый необычный подарок, чтобы отблагодарить его за то, что он выбрал быть такой чудесной Сущностью. Я хотела подарить ему не просто «вещь в коробке», а что-то неизмеримое. Я хотела найти что-то, отражающее мой восторг и скромную благодарность.

Так я встретила Тома Кениона.

 

Тихий голосок в моей голове сказал мне: «Ты должна найти звучание. Подари ему “звуки” на Рождество». Хмм. Что бы это значило? Я обзвонила своих знакомых профессиональных певцов, но все они были на гастролях или заняты.

Потом однажды вечером мне позвонила знакомая и в разговоре упомянула имя Тома Кениона. Мое сердце так и подскочило, а в голове зазвенели колокольчики, что не так-то часто со мной случается. Много лет я слышала о том, какую удивительную работу делает Том Кенион, и многие люди говорили мне, что нам стоит познакомиться. В мои «шаманские годы» я несколько раз приходила домой с номером его телефона, предлагая встретиться, и каждый раз получала сердитый отказ от моего Великого Шамана. (Позже я унала, почему).

Но теперь у меня был любящий друг, уважающий мои желания, и я могла встречаться с теми, с кем считала нужным. Слова в моей голове – те, что без голоса – метались, натыкаясь друг на друга, играя мелодию узнавания, веля мне действовать, говоря, что это тот подарок на Рождество, который я ищу.

 

Я нашла номер телефона Тома Кениона, позвонила в его офис и оставила ему сообщение, которого по сей день стыжусь. Я помню, что сказала нечто вроде: «Я знаю, что вы не знаете меня, но люди много лет говорили мне, что нам стоит встретиться. Я не знаю, говорили ли они то же самое и вам. Короче, дело в том, что мне нужно найти впечатляющий подарок для особенного мужчины. Не согласитесь ли вы стать подарком на Рождество? »

Он через несколько минут перезвонил мне, и мы договорились о «вручении подарка» у него дома, недалеко от канадской границы.

Через два дня мы поехали «забирать подарок». Я даже не знала, чем Том занимается! Я и понятия не имела, что он работает со звуком. Я просто слушала своих проводников, чего не делала много лет.

У двери нас встретил самый большой зверь, которого я когда-либо видела в доме. Его звали Мерлин. Ему почти не нужно было поднимать голову, чтобы посмотреть мне в глаза, сканируя меня с ног до головы. Его голова легко доставала до моей груди. Он был больше пони, помесь бладхаунда с датским догом.

 

Мерлин пригласил нас зайти, а Том встретил нас внутри. Том посадил нас на диван, достал хрустальную чашу и начал призывать архангелов. Я закрыла глаза, но, когда он начал петь, они сами по себе открылись. Я должна была увидеть это, чтобы поверить в то, что слышу! Эта музыка сфер не могла исходить от человека, сидевшего в метре от меня, да и вообще от человека. Это был голос Бога. Этот голос не был похож ни на что, слышанное мной ранее, ни на диске, ни в концертном зале, нигде, даже в моих снах. Ничей голос не мог так звучать. У меня из глаз покатились слезы, меня начало трясти. Я никогда не испытывала подобной благодарности. Я была благодарна, что подобный голос существует на земле, и что мне повезло находиться с ним в одной комнате. Такие голоса запирают в уединенных дворцах, прячут в оперных залах и тщательно охраняют. Никто не может подобраться к таким голосам – но вот я сижу тут.

 

Я отодвинулась подальше на диване, не желая отнимать эти звуки у моего друга. Это был дар для него; это предназначалось не мне. Я просто была благодарна, что нахожусь в этой комнате. Завершив призывать архангелов, Том провел моего друга через глаз Ибиса и далее, в другие измерения, и все это при помощи звука. Иногда он был Орлом, иногда – Китом, и все это исходило от Тома Кениона. Мы оба были глубоко изменены этим переживанием.

Затем пришли Хаторы и стали говорить с моим партнером, как будто они были старинными друзьями. Когда они закончили свои звуки и передали через Тома всю информацию и инструкции, какие хотели, на мгновение вернулся сам Том и сказал:

– Богиня Хаторов хочет говорить с вами, Джуди.

Я была поражена. Я не ожидала никакого внимания. Это был мой дар кому-то другому! Я села прямее, чувствуя напряжение, наполнившее комнату. Я не помню, что она мне сказала, как не помнит этого и никто другой из находившихся в комнате. Когда-нибудь мне подвернется случай спросить ее, но я знаю, что эти слова были полны уважения и любви и были очень личными, настолько личными, что никто из нас не может их вспомнить. Я знаю, что она упомянула мою недавнюю битву с тьмой и поздравила меня с тем, что я осталась в живых.

Когда мы уходили, Том поймал меня у дверей и сказал:

– Я должен вам сказать, что не делаю этого.

– Чего не делаете? – спросила я.

– Я не принимаю людей частным образом у себя дома, – спокойно ответил он.

– Тогда почему же вы позволили нам прийти сюда сегодня? – мне этот вопрос показался логичным.

– Хаторы велели мне позволить вам прийти.

 

Он закрыл дверь и оставил меня стоять там, чувствуя себя странно приподнятой. Я знала, что Хаторы – это межпространственные существа, весьма активные, во многом помогавшие Древнему Египту Мастера? звука и любви, но у меня никогда не было опыта прямого общения с ними.

Я вернулась на свой маленький остров одержимой. Я не могла выкинуть из головы эти звуки. У меня было чувство существовавшей где-то связи, глубокой связи. На моего друга ничто и никогда не производило такого сильного впечатления, и я очень гордилась собой из-за того, что создала самый поразительный в мире рождественский подарок! А чувство связи все расло во мне. Меня преследовало замечание Тома Кениона: «Хаторы велели мне позволить вам прийти».

Так что примерно неделю спустя я снова позвонила ему.

 

– Если Хаторы велели вам позволить нам прийти один раз, не велят ли они позволить нам прийти еще раз?

Он рассмеялся и сказал, что уверен в этом, так что мы назначили еще одну встречу и снова поехали к нему. Во время этого визита я получила информацию о наших египетских связях, и к концу сеанса стало ясно, что это встреча старых друзей, и я даже поняла, почему мой прежний партнер так сердито отказывался встречаться с Томом Кенионом. Мне показали, что я шла по канату, натянутому над пропастью тьмы, готовой меня уничтожить, и даже самый маленький шажок в сторону легко мог стоить мне жизни.

Наверное, я выгляжу не слишком логичной в этой укороченной версии моей жизни (да я, в общем-то, и не писала логичную историю), но я реалистка, иногда даже себе во вред. И я верна как пес, явно себе во вред, и долго была безудержной оптимисткой, но теперь преодолевала это. Моя логика строго дедуктивна. Мой величайший учитель, друг в голосе ветра, всегда говорил мне: «Мастер, докажите это логически». (Мне очень нравилось, что он называет нас «Мастер», не требуя, чтобы мы обращались к нему с позиции послушного раболепства. Он говорил, что мы никогда не поймем, что мы – Бог, если будем называть что-либо вне себя Мастером).

 

Я начала понимать, что тьма не настолько глупа, чтобы явственно выглядеть темной. Она часто очень похожа на свет, и отличить бывает довольно трудно. А когда я подумала об этом, то поняла, что это логично. Если бы и правда существовала такая сущность, как дьявол, то где бы он, не будь дурак, стал прятаться? Он спрятался бы в церкви или какой-то ее разновидности; он спрятался бы в духовности.

Хотя я давно поняла, что это сам дьявол, так сказать, стоит у руля церкви и многих правительств, я никогда не искала его среди таких, как я, в том, что я считала священным царством альтернативной духовности, где, как мне казалось, лежала настоящая надежда мира.

Именно тогда я поняла, что тьма не глупа, а просто зла; и что тьма, конечно, постарается проникнуть в нашу среду и использовать наш язык, чтобы разрушить наше сознание и подмять под себя сознание всего мира. Тьма, негативность рабства, больше не может использовать неведение, греховность и вину, чтобы мешать нам расширять наше сознание, и она нашла способ незаметно проникнуть в нашу среду и встать рядом с нами, притворяясь одной из нас, сбивая нас с толку, не давая нам достичь индивидуального Христосознания.

 

Возможно, стоит прояснить, что я считаю злом. Под словом «зло» я подразумеваю все, что мешает проявлению Сознания Христа на земном плане и тормозит просветление.

Той ночью мой друг не ложился спать, а сидел и смотрел на меня. Я заснула, а он сидел на краю кровати, глядя на меня, и по его щекам текли слезы. Я спросила его, почему он плачет, а он ответил, что и понятия не имел, что чуть не потерял меня, и что его сердце разрывалось от одной мысли о грозившей мне опасности. Когда я проснулась, он все еще сидел там. Он поклялся, что, пока в его силах меня защитить, я никогда снова не подвергнусь опасности.

 

* * * * *

 

Я помню свою первую встречу с Пэм Кенион. Это было через несколько недель после того судьбоносного переживания с Хаторами. Она озаряла комнату светом, исходившим, как луч маяка, прямо из ее сердца. Ее улыбка обладала мощной притягательностью; она держалась, как Богиня. Она была одной из красивейших женщин, каких я встречала в жизни. Они с Томом стали нашими дорогими друзьями, а когда они переехали на наш остров, почти что в соседний дом, жизнь показалась настоящим благословением, и я думала, что наш кружок стал идеальным и завершенным.

Потом мой друг на несколько недель уехал в Европу. В течение недели он звонил по несколько раз на дню, но потом обнаружил, что его партнер в Европе прикарманивал корпоративные средства. Когда это стало известно, тот снял все деньги с банковского счета и скрылся. Мы с моим рыцарем все еще общались по несколько раз на дню, пока я наконец не поняла, насколько серьезно его положение, спросив в лоб, сколько денег у него осталось. Он ответил, что у него в кармане есть 20 долларов, а поскольку этого не хватит на бензин, чтобы доехать до дому, он оставит машину на стоянке и поедет на автобусе.

 

И тут звонки резко прекратились, и свет в моем сердце снова погас. Это был очень преуспевающий и сильный человек, заложивший все свое имущество сбежавшему партнеру, чтобы начать новое дело в Америке, так что его потеря была не только финансовой, но и эмоциональной. От этих событий пострадали многие люди, и мой друг не только потерял все, что имел, но и чувствовал себя ответственным за всех работников своего партнера, которые теперь в отчаянии обращались к нему.

Я помню последний звонок своего белого рыцаря. Я слышала напряжение в его голосе, а на фоне – подавленные всхлипы другого человека. Когда я спросила, кто плачет, он ответил, что это один из чиновников корпорации, который не знает, чем ему заплатить по ипотечной ссуде, а у моего друга нет денег, чтобы помочь ему.

А потом телефон замолчал. Я каждую ночь ложилась спать с трубкой беспроводного телефона, просыпаясь примерно раз в час и проверяя, есть ли гудок. Прошло шесть недель, и я сходила с ума от беспокойства. Он помог мне, когда моя ситуация была хуже некуда. Я должна была сделать то же, но просто не знала, куда идти. Все телефоны компании были отключены. Наконец, я в отчаянии позвонила единственному человеку, который, как мне казалось, мог бы передать моему другу сообщение. Я попросила его найти моего друга и сказать ему, что я еду в Европу помогать ему, потому что он спас мне жизнь, и теперь я должна отплатить ему тем же. Я просто хотела, чтобы он знал, что не одинок. Я попросила его сказать моему другу, что мы сможем справиться с любыми неприятностями.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: