 |
Безмолвная пустынная земля
|
|
|
|
Та пустынная земля, где ты, о ракшаса, бродил со своей очаровательной таинственной спутницей, где в пустынях стоят безмолвные города, где не шевельнется ни одно живое существо и на улицах не слышно ни одного голоса, где всё только смерть и запустение; где всякая жизнь застыла среди гигантских развалин, где колоссальные формы давно умолкнувшей жизни, несущие отпечаток вечной торжественной красоты, смотрели на тебя из камня, издавая стон при появлении первых лучей солнца, являет истинный облик этого скорбного мира. Ибо, воистину, что такое наша земля, как не бескрайние руины, груды развалин — земля смерти и запустения, пустыня, усеянная осколками ушедшего прошлого?
Если мы посмотрим на внешний природный мир, мы обнаружим в нем удивительные горные цепи, гигантские вулканы, уходящие высоко в небо; увидим разбросанные по ней группами и поодиночке массивы отвесных скал, горные плато и отдельные гигантские камни, далеко отстоящие от породивших их гор; колоссальные расселины, ущелья и долины — свидетельства чудовищных конвульсий минувших эпох. Вся земля производит впечатление колоссального скопления величественных руин.
Внимательно исследовав материал этих руин, мы обнаружим с изумлением, что они тоже образованы из других руин; мы повсеместно обнаружим следы исчезнувшего мира. Нас повсюду окружают останки гигантских величественно-прекрасных растений, а также разрушенные остатки творений живых существ, гигантских размерами, удивительных строением и страшных своей силой. Со всех сторон на нас из камня взирают своей вечной печальной красотой мертвые лица вымерших существ, и скорбный плач исходит от всех тварей прошлого, приветствуя каждый новый луч восходящего солнца, напоминающего им об их прошлом существовании.
|
|
|
Хор
Так, Солнце, в вечной юности своей
Над нами ты когда-то восходило!
Пока мы были молоды и, тебе подобно,
Казалось, расцветали в силе.
Десятки тысяч лет и тысячи эпох
Ты будешь неизменно восходить,
Когда все те, кто ныне расцветают и живут,
Подобно нам уйдут!
Тогда они тебя приветствовать начнут
Прискорбно из келий каменных своих,
Как мы теперь, о Солнце,
О Солнце, вечно юное!
Если мы обратимся от внешней природы к тому, что мы называем живым миром, — продолжил риши, — мы будем тщетно искать жизнь. Смерть поджидает нас на каждом шагу. Повсюду господствует ужасный Яма. Вся тварь живая выходит на сцену только для того, чтобы погибнуть насильственной смертью того или иного рода. Стадам, мирно пасущимся на склонах холмов, Яма является в образе тигра; невинно блеющей овечке — в образе волка или гиены. Змея хватает лягушку и тащит её из влажного убежища в свою нору или в щель меж камней, сокрушая ее тело. Ястреб своим хищным клювом пронзает несчастного воробышка; в свою очередь воробей уносит червя. Птица охотится за птицей, рыба — за рыбой, как сказано в Махабхарате:
Рыба посильнее охотится за той, что послабее.
Таков наш образ жизни, от века данный нам.
Но самое страшное воплощение Ямы — сам человек. С дикой радостью он устремляется в заросли бамбука или сахарного тростника, чтобы затравить и убить кабана. Он преследует по равнине пугливую грациозную антилопу; скорость его стрел превосходит быстроту её бега, и усталое животное, которое только что изящно скакало на свободе, падает, рыдая, на землю и в муках умирает. Он уводит на бойню бессловесных терпеливых овец и беспомощных ягнят с пастбищ, где те блеяли радостно и беззаботно.
Взгляни на тех носильщиков, что в этот момент проходят через дворцовые ворота с корзинами на головах, полными прекрасных своим опереньем цейлонских петухов, собранных в деревнях острова; они спокойно сидят в корзинах, не ведая о своей грядущей судьбе. Человеческие празднества — сигнал смерти для более скромных земных существ: человек веселится или женится, а они гибнут как материал для его радости, жертвы его домашних божеств. Даже тех существ, плоть которых он пока не научился употреблять в пищу, он замучивает до смерти более продолжительными и болезненными способами.
|
|
|
Когда конь, в молодые годы свои носивший на себе человека в дни битв и пышных церемоний, стареет и утрачивает свой пыл, его отдают безжалостному вайшье, занимающемуся извозом, — и вот тысячи этих несчастных животных, тощих, израненных, задыхающихся, погоняемых через весь город фуриями, воплощенными в мужских телах, без отдыха от рассвета до полуночи, пока они наконец не падут в упряжке от изнеможения, оттаскивают куда-нибудь подальше, чтобы они сдохли там, никому не видимые и никем не оплаканные.
А собака, вернейший друг человека; а кошка, сама умывающая себя, игривая, капризная, уютная, пугливая, настороженная, скрытная, любящая дом, но всегда ласковая, если к ней хорошо относятся, друг и — не обижайся, добрая Мандодари, ибо ты знаешь их привязанность, — в некотором смысле женщина, товарищ детей по играм, домашнее божество, символ домашней жизни, — каков их удел? Кто видит их конец? В какие уединенные места, в какие углы и дыры они уползают, ведомые скорбным природным инстинктом, чтобы скрыть агонию и испустить дух?
Ах, как много трагедий агонии животных случается ежедневно вблизи жилищ человека, а он не знает о них или, зная, не принимает близко к сердцу, или же с презрением смеется над сочувствием к страданию животных. И тем не менее, Ману учит, что все существа обитают в том же величественном Духе, в котором живет человек, и что в них, как и в человеке, живет тот же Дух:
Сарвабхутешу чатманам, сарвабхутани чатмани
Саман пашьян
Во всех существах Дух и все существа в Духе
Равно созерцая.
Но взгляни на самого человека. Есть ли жизнь в его обиталище? Увы, не является ли весь его путь от колыбели до кладбища, где его тело будет возложено на погребальный костер, одним долгим воплем страдания, одним долгим памятованием о смерти и предвкушением ее? Домохозяин в расцвете своей мужской силы и его хорошенькая цветущая жена, достигнув середины жизни, озираются на две юдоли скорби по обеим ее сторонам. В одной — дорогие воспоминания о любимых родителях; она рыдает по обожаемому отцу, он — по бедной ласковой матери. В другой — боготворимые тела их детей, безвременно вырванных из их рук и оплакиваемые обоими: ею — с громкими жалобными причитаниями и им — со сдавленными рыданиями и с тайной слезой. Мать умирает, давая жизнь своему младенцу, или живет, рыдая над его трупом. Болезнь преследует человека с момента его рождения.
|
|
|
Войди в великий город Ланки. На каждой улице мимо тебя пройдет похоронная процессия с красным порошком, с траурными венками, со скорбным завыванием; позади нее скорбящие женщины стоят кружком у дверей, бия себя в грудь. В каждом доме плач и траур: умирает старик; ребенок борется за жизнь; бьется в агонии крепкий мужчина; рыдает женщина; маленькая девочка с испуганным личиком в слезах. И как если бы ужасный мститель Яма не наложил на человечество достаточную меру страдания и смерти, человек, украсив себя золотом, перьями и яркими одеяниями, идет сокрушать конечности, вышибать мозг и пронзать сердце и внутренности своего собрата, оставляя на поле брани ужасную картину, жуткие крики и отвратительный смрад смерти. А в городе плачут женщины, ломают свои браслеты, бреют голову и надевают грубые неотбеленные одежды, за что их считают дурным предзнаменованием.
О несчастный человек! Откуда столько смерти в твоей жизни? Увы, — поскольку повсеместно правит внутренняя моральная смерть, она должна иметь также и внешнее выражение. Рождаясь, души людей уже мертвы: эта жизнь — просто вскрытие трупа, делающее болезнь очевидной для всех. Один умирает, сходя с ума от гордости; другой — безумствуя в гневе; третий — от проказы чувственности; четвёртый — от лихорадки честолюбия; одни — от злобного яда мстительности; другие — от желтухи ревности; некоторые — снедаемые раком зависти; кто-то от избытка любви к себе, а кто-то — от паралича апатии. Разнообразны недуги, но смерть в этот мир — общий итог каждого из них.
|
|
|
Да, здесь торжествует смерть — физическая и моральная. Мертвые порождают мертвых: мертвые отправляют мертвых на погребальный костер; мертвые ходят по улицам, приветствуя друг друга, заключают сделки, покупают и продают, женятся, строят — и не подозревают, что они лишь призраки и фантомы! Земля безмолвия и теней, запустения и руин, скорби и смерти, в которую твоя душа, о ракшаса, проникла в сновидении, — это МИР, в котором твое мертвое тело не движется в бодрствующем состоянии. О царь, отрекись и уничтожь его аскезой и божественным знанием и тем самым вернись к настоящей жизни.
Три миража
Два миража из трех, которые привлекли твое внимание, когда ты впервые оказался в пустыне и затем опять, когда ты покинул пещеру диваров и углубился в безмолвную дикую местность, уже были истолкованы в твоем собственном описании. Голубая мрига-джала, или «оленья вода», которая издевается над усталым оленем и вводит в заблуждение человеческого путника в пустыне, воистину олицетворяет те ложные реки восторженности и обманчивых надежд на счастье, которые мир разливает далеко впереди на пути страждущего пилигрима, странствующего по этой пустыне, чтобы вовлечь его в вечный поиск обманчивого удовлетворения и радости, но который всегда исчезает при приближении к ним, дразня усталую душу как раз в момент ожидаемого успеха.
Тот белый мираж, что построил в облаках прекрасные дворцы города гандхарвов, а затем растаял в воздухе, как туман, символизирует заблуждение, которое заставляет ослепленную душу, вместо того, чтобы оставаться дома и заниматься собой, ища удовлетворения в том единственном месте, где только и можно найти неизменный покой, в самой себе, стремясь познать себя и вновь обрести свою истинную связь с божественной сущностью и свою причастность к ней, — побуждает её вечно уходить далеко от самой себя, забывать себя и свое высокое право рождения и строить для собственного удовлетворения тщеславные далекие проекты — величественные сказочные воздушные замки в стране мечты, которые всегда тают, едва их построят, и оставляют разочарованную душу начинать всё заново.
Однако Кала Виварта, дрожащий черный мираж, или мираж Времени, имеет особое значение. Он осаждает тебя с самого начала, чтобы дать понять, что во всех событиях, которые последуют в твоем сновидении, всё, что было тебе показано, и всё, что еще может быть представлено тебе в связи с ним, — Время будет находиться в обратном отношении, последовательность событий может быть нарушена, а различительные признаки перепутаны. Далекое будущее станет настоящим или прошлым, прошлое станет будущим, а настоящее будет представлено как предстоящее или давно прошедшее. Все различия и последовательности будут забыты в вечном настоящем. Без этого указания со стороны черного миража ни сам сон, ни его толкование, не будут иметь смысла.
|
|
|
Однако эта путаница и полное изменение порядка отношений были бы невозможны, если бы эти различия были реальны и вечны в своей собственной сущности; здесь мы, наконец, приближаемся к более глубокому и постоянному значению этих миражей, которое ты, о ракшаса, по всей видимости, едва ли пока готов принять.
Белый мираж, действующий в пространстве и изменяющий пространственные отношения, вследствие чего озеро сначала кажется расположенным поблизости, а затем уносится вдаль, — этот мираж, вечно обманывающий глаз постоянно меняющимися воображаемыми расстояниями, олицетворяет временную, обманчивую, иллюзорную природу самого Пространства. Для Духа Пространство не обладает реальным существованием. Это всего лишь порядок, в котором Дух, будучи скован рамками интеллекта, заключен в камеру души и крепко и надежно заперт в темнице тела, вынужден созерцать Истинное Бытие, сущностно единое, по частям, множеством разнообразных, фрагментарных, сменяющих друг друга способов. Пространство — это всего лишь КАК, а вовсе не ЧТО. Это способ анализа, делящий на фрагменты и задающий границы, чтобы обеспечить последовательное индивидуальное восприятие многочисленных фигур, посредством коих интеллект вынужден по отдельности выражать единое целое, которое, по причине своей фрагментарной природы, он не способен созерцать в единстве.
Время также КАК, а не ЧТО; это метод анализа, делящий на фрагменты и задающий границы, который разум использует для того, чтобы последовательно созерцать части одной вечной божественной Мысли, разделенной на последовательные дробные идеи, а также одного вечного божественного Чувства, когда оно раскрыто ограниченным натурам в истории, или в последовательности изолированных событий. Именно на это указывает черный мираж, а именно, что для Духа Время не обладает реальным существованием. Поскольку оно лишь метод, или инструмент, ограниченного интеллекта.
То, на что указывает голубой мираж в отношении Пространства, а черный мираж — в отношении Времени, белый мираж, с его воздушными замками города гандхарвов, непрестанно меняющими форму и растворяющимися в ничто, олицетворяет в отношении многочисленных и разнообразных форм Материи во вселенной. Они не имеют истинного бытия. Это многочисленные преходящие феномены, разбрасываемые в пространстве и времени тем, что вечно едино, постоянно, неизменно и существует по ту сторону и независимо как от Пространства, так и от Времени, объемля и то, и другое, а именно, беглое иероглифическое письмо, в котором Единое проявляет себя и только в котором его может прочитать Дух, павший в конечный разум, потеряв свое изначальное достоинство и чистоту природы.
Та же доктрина приложима к отдельным личностям, которые, подобно волнам, поднимаются и опять погружаются в бесконечный безличный океан Бытия. Однако ты, о ракшаса, еще не готов к созерцанию этой тайны; кроме того, оно не отражается в тех трех образах, что олицетворяют только Пространство, Время и разнообразные формы разделенной материи. Истинное Бытие универсально, однородно, постоянно, неизменно и вечно; оно называется Сат-Чит-Ананда-Гхана, единые Бытие, Мысль, Радость. Бытие кульминирует в сознании; сознательная Мысль возвращается в Бытие с вечной Радостью. Бытие вечно действует в глубинах, но не знает себя; Мысль, порожденная в вечном центре, издает Великое Слово, возглашая: Я есмь Бримх. Так Бытие открывает себе себя в Мысли, и вечная Радость возникает между Мыслью и Бытием, и тогда эти три образуют одну Гхану, или единство вечной жизни, наполняющей всё и, тем не менее, оставаясь меньше мельчайшего атома. Это истинная Джнея, или объект познания, о котором Кришна говорит в Гите (Урок VIII):
|
|
|
