 |
Неизвестный текст стихотворения
|
|
|
|
А. И. Полежаева "Гений"
В раннем творчестве Полежаева, в произведениях, на-
писанных до роковой для поэта встречи с Николаем I (28
июля 1826 г.), исследователей чаще всего привлекали по-
эмы "Сашка" и "Иман-козел", проникнутые бунтарской и
антиклерикальной тенденцией. Остальные произведения,
относящиеся к этому времени, рассматривались значитель-
но менее пристально. Этому способствовало то, что текс-
ты стихотворений первого периода сохранились, видимо,
далеко не полностью и в смягченном виде. Между тем без
поисков утраченных и детального изучения дошедших до
нас стихотворений не могут быть решены коренные вопросы
творчества Полежаева в целом и в частности - вопрос о
литературной традиции, на которую опирался поэт в нача-
ле своего творческого пути.
Поэзия допушкинской поры, то есть первых лет XIX в.,
во второй половине 20-х гг. еще была свежа в памяти чи-
тателей. Так, Дельвиг в 1830 г., цитируя в "Литератур-
ной газете" строку из стихотворения И. П. Пнина "Сла-
ва", не указывал ни источника, ни автора, так как чита-
тель, видимо, в подобном комментарии еще не нуждался'.
Даже без специального изучения можно утверждать, что
литературная осведомленность Полежаева - студента уни-
верситета, проведшего в Москве годы, полные литератур-
ных событий (конец 10-х - начало 20-х гг.), была весьма
широкой. О том, что мимо Полежаева не проходили даже
сравнительно" второстепенные литературные факты, свиде-
тельствует вполне вероятная связь между его стихотворе-
нием "Песнь пленного ирокезца" и пьесой А. П. Бенитцко-
го, опубликованной в
1 "Пример сильнее наставлении, - сказал поэт" (Лит.
|
|
|
газ. 1830. Т. 2. № 72. С. 294). Ныне авторство цитиру-
емой заметки приписывается О. М. Сомову; см.:
Блинова Е. М. "Литературная газета" А. А. Дельвига и
А. С. Пушкина. 1830-1831:
Указатель содержания. М., 1966. С. 104-105, 187. -
Ред.
журнале "Цветник". Более того, вполне очевидная связь
творчества Полежаева этого периода с декабристской поэ-
зией не исчерпывает круг литературных его интересов,
поскольку кощунственно-пародийная поэзия "Сашки" и
"Иман-козла" была чужда декабристам и опиралась на иную
литературную традицию.
Попробуем поставить вопрос о традиции, определившей
первые литературные шаги поэта на примере одного из
ранних произведений Полежаева - "Гений".
Прежде чем приступить к рассмотрению этого стихотво-
рения, необходимо установить подлинный его текст. В из-
даниях сочинений Полежаева "Гении" воспроизводится по
журналу "Вестник Европы" (1826. ь 12) и по брошюре
"Торжественные речи императорского Московского универ-
ситета" (М., 1826). При рассмотрении творчества Полежа-
ева стихотворению обычно отводится самое скромное мес-
то. Справедливо полагая, что Полежаев не мог искренне
расточать похвалы Николаю и его коронованным предкам,
комментаторы считают стихотворение сделанным по заказу
и рассматривают его как традиционную дань официальной
одической поэзии. Однако тот факт, что Полежаев счел
возможным в период суда над декабристами выступить с
безудержным славословием правительства, безусловно про-
тиворечит всему, что нам известно об идейном и мораль-
ном облике поэта. Заставляет насторожиться и то обстоя-
тельство, что на торжественном университетском акте,
посвященном окончанию учебного года, стихотворение "Ге-
ний" читал не Полежаев.
Обнаруженный автограф стихотворения позволяет уста-
новить, что текст, опубликованный в 1826 г. и воспроиз-
водимый во всех последующих изданиях, включая советс-
|
|
|
кие, чудовищно изуродован и имеет весьма далекое отно-
шение к подлинному тексту стихотворения (в "избранные
сочинения" стихотворение "Гений" не включается, пос-
кольку, не зная подлинного текста, редакторы не уделяли
ему должного внимания).
Автограф стихотворения хранится в архиве Общества
любителей российской словесности (ОР РГБ. Ф. 207. On.
24. ь 1). Беловая рукопись Полежаева представляет ниж-
ний слой текста документа. Поверх него густо нанесен
второй слой - поправки и вычеркивания рукой А. Ф. Мерз-
лякова, видимо пытавшегося приспособить текст стихотво-
рения к цензурным требованиям. О характере этих исправ-
лений речь будет в дальнейшем.
Вычеркивая и переправляя отдельные слова, Мерзляков
сделал местами рукопись Полежаева неудобочитаемой. Од-
нако, за исключением нескольких, не поддающихся прочте-
нию слов, текст все же восстанавливается, и стихотворе-
ние приобретает следующий вид:
1 В журнале "Цветник" за 1809 г. была опубликована
"Драматическая безделка" Б[енитцкого] "Грангул", глав-
ный герой которой - мужественный ирокезец ("иррокойец"
- у Бенитцкого), жестоко истязаемый захватившими его в
плен гуронами. Монолог Грангула прямо предвосхищает
"Песнь пленного ирокезца" Полежаева.
ГЕНИЙ
Кто сей блестящий серафим,
Одетый облаком лазури,
Лучом струистым [?] огневым,
Быстрее молнии и бури
Парящий гордо к небесам?..
Я зрел: возникнувши из праха,
В укор судьбе, в укор векам
Он разорвал оковы страха,
Удел ничтожный бытия,
Он бросил взор негодованья
На сон природы, на себя,
На омертвелые созданья.
Я жив, он рек, я человек,
Я неразделен с небесами!
И глубь эфирную рассек
Одушевленными крылами.
Се он. Божественный, летит,
Душевных сил и славы полный,
И под собой с улыбкой зрит
И твердь, и океанов волны.
Уже он там, достиг небес,
Мелькнул, незрим, в дали туманной,
И легкий след его исчез,
Как ветр долин благоуханный,
Как метеор во тьме ночной,
Как сон [нрзб]впечатлений.
Кто ж он - сей странник неземной?
Великий ум, блестящий Гений!
Раскройся, вечность, предо мной,
Покровы мрачные, спадите,
И вслед? за истиной святой,
|
|
|
Душа и разум мой, парите.
О гений мира и любви,
Первоначальный жизни датель,
Не ты ли неба и земли
Непостижимый есть создатель?
Не ты ли радужным перстом
Извлек вселенную из бездны,
Не ты ль в пространстве голубом
Рассеял ночь и день подзвездный?
Не ты ль Гармонию низвел
На безобразные атомы
И в хор [?] [пле?]нительный привел
Дыханья[?] малые [?] и [?] громы?
Чья невидимая рука
Могла ничто [?] и все устроить
И смертного и червяка
1 от дневных (?).
Создать, взрастить и успокоить?
Кто есть начало и конец
Непостижимых устроении,
Ты, добродетели отец,
Ты, Правота, могущий Гении.
О дел бессмертных красота!
Венец премудрости глубокой,
Святой дар неба - Правота,
Великих душ удел высокий.
В какой стране, в каких веках
Ты не была превозносимой?
В каких чувствительных сердцах
Ты не была боготворимой!
Надежду, счастье с тишиной,
Покой - отраду, мир приятной -
Все, все ты сыплешь под луной
Твоей рукою благодатной.
Пускай бестрепетный герой,
В кровавых битвах знаменитый,
Увенчан звучною молвой,
И меч свой, лавром перевитый,
Во храм бессмертия несет, -
Когда он чужд был сожаленья,
Что Правота произнесет?
Над ним достойное решенье:
"Герой! Повергни меч твой в прах!.."
Пускай вельможа горделивый,
Имея власть царя в руках,
Гнетет ярмом несправедливым
Пред ним трепещущий народ,
И сей, низринутый во прахе,
Его отцом своим зовет,
Окамененья в рабском страхе.
Раздайся, Правды приговор!
"Он был злодей", - речет Потомство,
И вечный, гибельный позор
Накажет лесть и вероломство.
Пускай блестящий лжемудрец
Своею славою надменной
Присвоит сам себе венец
К стыду обманутой вселенной,
"Ты ложный гений", - Правота
Ему речет, как глас громовый, -
И где твой блеск и красота,
Венец лжегения лавровый?
Так, Божий дар, ты возгремишь
Умам кичливым в наказанье,
И ложь, и злобу разразишь.
Так, правда - Бога достоянье.
Восторг в груди моей кипит,
Я полн возвышенных мечтаний,
Творец - твой дух со мною слит,
Я исполин твоих создании!
Мерзляков подверг этот текст значительной стилисти-
|
|
|
ческой правке и, кроме того, исключил или переделал
"опасные" в цензурном отношении строки. Редакция текс-
та, получившаяся в результате этой переработки, была
опубликована в собрании стихотворений Мерзлякова (1867)
и исследователям творчества Полежаева, видимо, осталась
неизвестна. Однако и этот смягченный вариант не удов-
летворил университетское начальство. Тогда, по всей ви-
димости, и была создана третья, наиболее изуродованная
и отдаленная от первоначального текста Полежаева, ре-
дакция стихотворения. Она-то и воспроизводится до сих
пор в полных собраниях сочинений в качестве подлинного
произведения поэта.
Искажение текста за счет введения в него новых сти-
хов - очевидный факт. Вот один из примеров:
Монарх любви и правоты
На троне россов воцарился.
Иль ты (гении. - Ю. Л.) с небесной высоты
К нам в Николае ниспустился?
Необходимо указать на два обстоятельства, казалось
бы, подкрепляющие авторитет третьей редакции: она была
опубликована за подписью Полежаева и именно в этом виде
повторена в издании его стихотворений 1832 г. Однако и
то и другое вполне объяснимо. Третьего июля 1826 г., во
время суда над декабристами, Полежаев не пожелал читать
изуродованное стихотворение и тем самым авторизовать
переделку. К концу месяца, когда печатался интересующий
нас номер "Вестника Европы", положение изменилось: ви-
димо, еще до ареста Полежаева слухи о доносе на него
проникли в университет. По крайней мере университетское
начальство было заранее запрошено о поведении Полежаева
и, вероятно, из ведомственных соображений, стремясь за-
мять дело, аттестовало его как "превосходнейшее". Если
учесть, что подпись под третьей редакцией стихотворения
появилась в условиях, когда университетское начальство,
да и сам Полежаев были заинтересованы в том, чтобы сде-
лать эту характеристику правдоподобной, то станет ясно,
что рассматривать ее в качестве свидетельства бесспор-
ности текста не приходится. Что же касается издания
1832 г., то оно создавалось в обстановке, которая не
позволяла делать стихотворные тексты уязвимыми в цен-
зурном отношении.
Изучение истории текста позволяет пересмотреть воп-
рос о датировке стихотворения. Оно было публично проч-
тено 3 июля 1826 г. Однако можно полагать, что создание
стихотворения относится к более раннему времени. На это
указывает прежде всего содержание. Наиболее острыми в
политическом
О близком выходе № 12 "Вестника Европы" было объ-
явлено в "Московских ведомостях" от 24 июля 1826 г. (в
|
|
|
том же номере был опубликован приговор по делу декаб-
ристов). О том, что номер поступил в продажу, было со-
общено 25 июля 1826 г., то есть за несколько часов до
ареста Полежаева.
отношении являются строки, посвященные изображению
всевластного временщика:
...Пускай вельможа горделивый,
Имея власть царя в руках,
Гнетет ярмом несправедливым
Пред ним трепещущий народ,
И сей, низринутый во прахе,
Его отцом своим зовет,
Окамененья в рабском страхе...
Эти строки явно имели конкретный политический смысл,
и показательно, что именно их вычеркнул Мерзляков. Од-
нако если датировать стихотворение весной 1826 г.
(крайняя дата создания стихотворения), строки эти
представляют не более как отвлеченное обличение "вель-
можи", злоупотребляющего врученной ему властью. Иной
характер приобретает это место, а с ним и все стихотво-
рение, если предположить, что оно в первоначальном виде
было создано до осени 1825 г.' Подобная датировка под-
держивается тем, что портрет "временщика" текстуально
близок к бесспорно известной Полежаеву характеристике
Аракчеева, данной Рылеевым.
У Полежаева:
Раздайся, Правды приговор!
"Он был злодей", - речет Потомство,
И вечный, гибельный позор
Накажет лесть и вероломство.
У Рылеева:
Все трепещи, тиран! За зло и вероломство
тебе твой приговор произнесет потомство.
Если принять предлагаемую нами датировку, то стих
"имея власть царя в руках" и другие детали характерис-
тики заполняется вполне конкретным, исторически значи-
тельным содержанием.
В пользу отнесения стихотворения к 1825 г. можно
привести и некоторые другие соображения. Анализ правки,
которой подверг стихотворение Мерзляков, показывает,
что она имела в основном стилистический характер. Мерз-
ляков, по вполне понятным причинам, исключил часть
строк о временщике, но сохранил общий, отнюдь не нейт-
ральный в политическом отношении характер стихотворе-
ния. Весной 1826 г. Мерзляков бесспорно правил бы сти-
хотворение иначе. Помимо общей обстановки реакционного
террора, помимо крамольной репутации университета, у
него были и особые причины для опасений. Правительство
старательно собирало сведения об учителях обвиняемых, и
в ответах на вопрос: "кто были ваши учителя и наставни-
ки?",
10 сентября 1825 г. в Грузине произошло событие,
повлекшее отход Аракчеева от политической деятельности,
- убийство его любовницы Настасьи Минкиной.
"не слушали ль сверх того особых лекции?" - у ряда
видных деятелей тайных обществ значилось имя Мерзляко-
ва. Не случайно в уже готовый второй том своих "Подра-
жаний и переводов" он поспешил вклеить посвящение Нико-
лаю I (цензурное разрешение дано 24 мая 1824 г., однако
том вышел в свет в 1826 г.). Ясно, что в этих условиях,
просматривая стихотворение, предназначенное для публич-
ного чтения в разгар суда над декабристами, Мерзляков
проявил бы большую осторожность и подверг бы его значи-
тельной переработке в духе той, которая и была осущест-
влена в третьей редакции.
Установление подлинного текста и новая датировка
стихотворения позволяют сделать некоторые наблюдения
над связью "Гения" с определенной историко-литературной
традицией. Прежде всего обращает на себя внимание воз-
действие на стихотворение декабристской системы идей и
поэтики. Это проявляется не столько в прямом текстуаль-
ном влиянии Рылеева, отмеченном выше, не столько в
портрете Аракчеева, нарисованном средствами пропаганди-
руемой декабристами высокой гражданственной сатиры,
сколько в общей концепции произведения. В центре сти-
хотворения - идея активной, героической личности. Это
"великий ум, блестящий гений". Он носитель высших чело-
веческих качеств, источник исторического движения:
Он разорвал оковы страха,
Удел ничтожный бытия.
Хотя тема "гения", возможно, была задана поэту уни-
верситетским начальством, но разработка ее прямо ведет
нас к декабристским представлениям о решающей роли
"исключительной", гениальной личности. Показания Г. С.
Батенькова сохранили интересное высказывание А. Бесту-
жева в связи с убийством 10 сентября 1825 г. в Грузине:
"Решительный поступок одной молодой девки производит
такую важную перемену в судьбе 50 миллионов". После
этих слов присутствующие "стали говорить о том, что у
нас совершенно исчезли великие характеры"^ Важно отме-
тить, что мысль свою Полежаев развивает в предельно
абстрактной, романтической форме. В отличие от декаб-
ристской поэзии, сближаясь в этом отношении с молодым
Лермонтовым, он ставит в центре стихотворения не герои-
ческую личность человека (у декабристов - чаще всего
исторического деятеля), а персонифицированную идею ак-
тивности, борьбы.
Оборотной стороной романтической веры в историческое
избранничество "гения" являлось противопоставление ему
"омертвелых созданий". "Исторгшемуся из праха" гению
противостоит пассивность "трепещущего народа", который
тирана
...отцом своим зовет,
Окамененья в рабском страхе.
1 Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Тол-
ля. М., 1936. С. 215.
Не только текстуально, но и идеологически строки эти
близки к известным стихам В. Ф. Раевского:
Как истукан, немой народ
Под игом дремлет в тайном страхе...
("Певец в темнице", 1822)
Влияние идеи декабристского романтизма на стихотво-
рение Полежаева бесспорно. Строки:
Восторг в груди моей кипит,
Я полн возвышенных мечтаний, -
ясно подсказаны общим тяготением декабристской поэ-
тики к "высокому", гражданственному пафосу.
Вместе с тем анализ стихотворения "Гений" убеждает
нас в связи его с определенными идеологическими тенден-
циями, выходящими за пределы романтизма. Романтическо-
му, бунтарскому представлению об активности "исключи-
тельной" личности и романтическому же требованию, чтобы
эта личность прониклась религиозным самоотречением',
противостояло связанное с демократической философией
XVIII в. представление о высоком предназначении не
только исключительной личности, но и любого человека,
стремящегося "к прекрасному, величественному, высокому"
(Радищев). Противопоставляются друг другу не личность и
масса, а человек и обстоятельства. Тема прекрасной при-
роды человека занимала значительное место в творчестве
поэтов, связанных с традицией философии XVIII в., - И.
Пнина с его одой "Человек", А. Востокова, Н. Гнедича,
Мерзлякова. Видимо, именно через последнего и осущест-
влялось воздействие на Полежаева (как и на всю студен-
ческую аудиторию Мерзлякова) идей этого, уже отошедшего
на второй план, но сыгравшего свою роль в формировании
русской политической лирики 20-х гг. (в том числе и де-
кабристской) литературного лагеря.
В стихотворении Полежаева присутствует и второе,
резко расходящееся с романтическим, истолкование цент-
ральной темы. Гений - просто человек, гениальность его
состоит в том, что он нашел в себе силу возвратиться к
"человеческой сущности", свергнув мертвящее бремя об-
щественных условий.
Я жив, он рек, я человек (курсив мой. - Ю. Л.).
Я неразлучен с небесами!
Ср. у Пнина:
Прими мое благословенье,
Зиждитель-человек! прими (курсив мой. - Ю. Л.).
("Человек". 1805)
Вторую разновидность романтического понимания че-
ловека находим в относящихся к 1826 г. переводах Поле-
жаева из Ламартина - "Человек" и "Провидение человеку".
Характерно, что именно второе понимание человека, про-
тивостоящее романтическому, было не только сохранено,
но и усилено Мерзляковым. У Полежаева гений
...бросил взор негодованья
На сон природы, на себя
На омертвелые созданья.
У Мерзлякова:
Он бросил взор негодованья
Окрест - на дикость, слабость, тьму,
На сон прекрасного созданья (курсив мои. - Ю. Л.).
Концепция Мерзлякова ясна: любой человек по своей
природе - "прекрасное созданье". В "дикость, слабость"
он погружен невежеством - "тьмой". Романтическая анти-
теза гениальной, исключительной личности и толпы заме-
няется просветительским противопоставлением человека,
осуществившего благодаря просвещению свои прекрасные
возможности, - человеку, прозябающему в неведении своих
прав и сил.
Таким образом, пример одного стихотворения, считав-
шегося "официозным"', показывает, сколь широки и разно-
образны были связи начинающего Полежаева с гражданским
направлением русской политической лирики первой четвер-
ти XIX в.
1957
|
|
|
