 |
Пушкин и М.А. Дмитриев-Мамонов
|
|
|
|
В обширной и хорошо изученной теме "Пушкин и декаб-
ристы" есть еще недописанные страницы. К ним относится
история отношений Пушкина с Орденом Русских Рыцарей.
Этот сложный вопрос имеет много аспектов. Одна его сто-
рона связана с Кишиневом, ибо, вопреки распространенно-
му мнению, можно полагать, что в Кишиневе Пушкин столк-
нулся не с каким-то одним, хорошо организованным, еди-
ным декабристским обществом, а с несколькими и даже да-
леко не всегда взаимно скоординированными отголосками
движения декабристов. Так, до сих пор остается неясным,
какую декабристскую организацию представлял в Кишиневе
Михаил Орлов: был ли он в эту пору связан с Орденом
Русских Рыцарей, как представлял он себе отношение Ор-
дена и одного из его руководителей, графа М. А. Мамоно-
ва, к его кишиневской деятельности. Эти и многие другие
вопросы требуют специального рассмотрения. В настоящей
работе мы сосредоточим внимание на относительно частной
проблеме: на том впечатлении, которое произвела на Пуш-
кина личность графа Мамонова.
Пушкин никогда не встречался с Дмитриевым-Мамоновым
и, более того, видимо, не имел достаточно проверенных,
точных сведений о его личности и деятельности. Казалось
бы, у него были прямые пути получить на этот счет самую
подробную информацию. В годы, когда интерес к Ордену
Русских Рыцарей у Пушкина проявлялся особенно заметно,
то есть в конце 1820-х - начале 1830-х гг., Пушкин
встречался с одним из организаторов Ордена, близким
сотрудником Мамонова, Михаилом Орловым. Однако эта те-
ма, видимо, не была затронута в разговорах Пушкина с
Орловым, и даже если Пушкин поднимал ее когда-либо, то
совершенно очевидно, что Орлов не был склонен даже с
|
|
|
близкими друзьями обсуждать этот вопрос. Дело в том,
что положение Орлова после восстания было исключительно
трудным и двусмысленным. С одной стороны, ему приходи-
лось из тактических соображений подчеркивать, что он не
был непосредственным участником заговора, что он якобы,
несмотря на неоднократные приглашения членов общества,
порвал с ним и непосредственно действий, которые можно
было бы трактовать как криминальные, не совершил. Поэ-
тому он был не расположен касаться тех сторон, которые
представлялись особенно преступными в глазах правитель-
ства и остались за пределами внимания следствия. С дру-
гой стороны, Орлов болезненно переживал то недоверие,
которое выказывали ему его вчерашние соратники, видев-
шие, что один из крупных деятелей движения непонятным
образом оказался подвергнутым сравнительно малым реп-
рессиям. Это ставило Орлова в двусмысленное положение,
было предметом его мучительных душевных переживаний и
двусторонне обусловливало нежелание его касаться тех
вопросов, которые могли показаться особенно щекотливы-
ми. Можно, не опасаясь нарушить истину, предположить,
что ни с кем, в том числе и с Пушкиным, затрагивать эту
щекотливую тему в конце 1820-х - начале 1830-х гг. Ор-
лов не был расположен.
Пушкин, вероятно, заинтересовался судьбой Мамонова,
столкнувшись с многочисленными слухами, которые повто-
рялись, особенно в Москве, еще долгие годы и носили,
как правило, фольклоризированный характер'. Но у Пушки-
на была возможность получить, и в достаточной мере,
полную информацию из близкого источника - князя П. А.
Вяземского.
Отношение Вяземского к Мамонову было специфическим.
С одной стороны, Вяземский, казалось, был очень осве-
домлен. Имение Вяземского находилось в близком соседс-
тве с имением Мамонова - их разделяла лишь неглубокая
|
|
|
река Вязьма, и земли соприкасались. Это было поместье,
где Мамонов строил свою крепость и где в строгой изоля-
ции, под величайшим секретом совершалась мамоновская
деятельность по несколько фантастическому плану созда-
ния в центре России опорного военного пункта для буду-
щего революционного действия. Мамонов как близкий сосед
и как источник многочисленных фантастических слухов еще
в первой половине 1820-х гг. вызывал любопытство Вя-
земского.
Мы знаем, что Вяземский делал попытки лично познако-
миться с Мамоновым и посетить его в поместье. Известно,
что обычная попытка, принятая в помещичьем кругу, -
приезд соседа с дружеским визитом - натолкнулась на
резкий отпор. Вяземский не был даже допущен в дом и вы-
нужден был уехать, не встретившись с Мамоновым. Тогда
он использовал окружной путь для знакомства. Он обра-
тился к Орлову с просьбой рекомендовать его. Сама по
себе ситуация своеобразная: для того чтобы познакомить-
ся с соседом по поместью, надо получить рекомендацию от
человека, живущего за сотни верст от поместья. Однако
Орлов в мягкой форме отказал Вяземскому, прибегнув к
тому способу, который между Орловым и Мамоновым был уже
обговорен. Свое собственное посещение Мамонова Орлов
скрыл следующим образом: распространил слух, что он то-
же не был допущен к Мамонову, что Мамонов не видится ни
с кем ("Как посетить невидимого?" - писал Орлов Вяземс-
кому) и что он, Орлов, проник к Мамонову только силой,
сломав дверь. Этот конспиративный слух отсекал возмож-
ность знакомства с Мамоновым по рекомендации Орлова.
Однако Вяземский продолжал интересо-
См.: Дельвиг А. И. Полвека русской жизни: Воспоми-
нания. М., 1930. Т. 1. С. 40.
ваться Мамоновым и, видимо, накопил в своей памяти мно-
го слухов. Вероятно, это и был самый первый, ближайший
источник, если не считать каких-то предшествующих ту-
манных сведений и слухов, из которого черпал Пушкин ма-
териалы о таинственном затворнике.
В отношениях Вяземского и Мамонова имел место еще
один не лишенный интереса эпизод. Вяземский, собирая в
Москве деньги на выкуп крепостного музыканта, обратился
с соответствующей просьбой и к миллионеру Мамонову. Ма-
|
|
|
монов, однако, резко отказал, заявив, что звук каждой
ноты в концерте освобожденного музыканта будет ему
враждебен. Смысл этого парадоксального заявления таков:
Вяземский считает возможным и желательным скорейшее
проведение освобождения крестьян вне зависимости от ог-
раничения самодержавия и организует антикрепостническую
политическую акцию. Мамонов исходит из того, что осво-
бождение крестьян до конституционного преобразования
России лишит дворянскую революционность народной под-
держки и безгранично усилит власть правительства. По
его мнению, крестьяне должны получить свободу только из
рук дворян-революционеров. Тогда политической свободе
будет обеспечена народная поддержка. Сравните, казалось
бы, парадоксальное, как у Мамонова, утверждение Пушки-
на: "...остерегайтесь уничтожать рабство, особенно в
государстве деспотическом" (XII, 194, 481).
В то время, когда Пушкин заинтересовался Мамоновым,
судьба последнего, уже вступившего на свой трагический
путь, для незнакомого посетителя выглядела приблизи-
тельно так. Мамонов находился в своем московском двор-
це, но, считаясь безумцем, одновременно подвержен был
не только аресту, но и очень строгой изоляции. Свиданий
с ним практически не имел никто, кроме группы надзира-
телей, специально подобранных докторов, а также дове-
ренных политической полиции и мальчика-безумца, которо-
го Мамонов воспитывал, держал при себе, любил и который
был единственным существом, коему Мамонов доверял.
Вероятным откликом Пушкина на слухи о судьбе Дмитри-
ева-Мамонова является загадочное стихотворение "Не дай
мне Бог сойти с ума...".
Стихотворение это, впервые опубликованное в девятом
томе посмертного издания (1842), условно датируется
1833 г. Датировка принадлежит П. В. Анненкову' и осно-
вывается на содержании. Можно предположить, что тема
сумасшествия и противопоставление романтического безу-
мия трагической реальности навеяны не только мыслями о
Батюшкове, тем более что реалии стихотворения не напо-
|
|
|
минают условий, в которых находился больной Батюшков. В
стихотворении создается трагический образ сумасшедшего,
подверженного насильственному лечению:
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь, как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
I См.: Пушкин А. С. Соч. / Изд. П. Анненкова. СПб.,
1855. Т. 3. Примеч. С. 39.
И сквозь решетку, как зверка,
Дразнить тебя придут (III, 322-333).
Условия заключения Батюшкова, столь далекие от этой
ужасной картины, были Пушкину хорошо известны: поэт по-
сетил больного Батюшкова, окруженного заботой и попече-
нием, и, конечно, не вынес впечатлений, напоминающих
описанные в стихотворении. Пушкину могли быть известны
глухие слухи о жестокой расправе с Дмитриевым-Мамоно-
вым, который предвосхитил судьбу Чаадаева в самом
страшном ее варианте: он был не только объявлен сумас-
шедшим, но и подвергнут грубому насильственному "лече-
нию", в конечном счете действительно сведшему его с
ума. Это был первый случай "карающей медицины" в исто-
рии России.
Интерес Пушкина к судьбе Мамонова подсказал ему не
только образ безумца в тюрьме: он был источником еще
двух творческих сюжетов.
Размышления о судьбах России в 1812 г. неожиданно
переплелись у Пушкина с мыслями о Мамонове. В повесть
"Рославлев" Пушкин ввел упоминание о нашумевшем в том
году событии, являвшемся первым проявлением политичес-
кой активности Дмитриева-Мамонова: "Везде повто-
ряли бессмертную речь молодого графа Мамонова, пожерт-
вовавшего всем своим имением. Некоторые маменьки после
того заметили, что граф уже не такой завидный жених, но
мы все были от него в восхищении" (VIII, 154).
Пушкин обошел ту сторону выступления Мамонова, кото-
рая придавала ему политическую остроту и высоко подни-
мала над длинным рядом патриотических речей этого пери-
ода. Указанный текст Мамонова до нас не дошел, но мы
можем судить о нем по косвенным данным: Мамонов ставил
- конечно, в осторожной форме - патриотические жертвы
дворянства в зависимость от получения сословием полити-
ческих прав: дворянство, выполняющее, по его убеждению,
ведущую роль в спасении Отечества, должно получить пра-
ва, ограничивающие самодержавие, и сделаться "помощни-
ком" царя в управлении. Выступление Мамонова не получи-
ло поддержки со стороны собравшихся в Москве представи-
телей дворянства, но мстительный Александр I его не за-
был.
Эпизод этот интересным образом отразился в "Войне и
мире". Л. Н. Толстой разделил поступок Мамонова на две
части. Одну из них он сохранил за историческим лицом, а
другую передал Пьеру Безухову (образ Пьера Безухова -
|
|
|
богача-магната, масона и декабриста - вобрал в себя,
бесспорно, некоторые черты М. А. Дмитриева-Мамонова). В
романе есть упоминание о том, что "граф Мамонов жертву-
ет полк"2, и этот патриотический поступок толкает Пьера
на аналогичные пожертвования. Политическую сторону ак-
Расправа с Т. Е. фон Боком при Александре I хотя и
была предварением подобных действии правительства, но
все же имела несколько иной характер: Т. фон Бок был
осужден за дерзкий поступок, но освобожден из крепости,
когда действительно сошел с ума (см.: Записка Т. Е. Бо-
ка / Публ. А. В. Предтеченского // Декабристы и их вре-
мя. М.; Л., 1951). Мамонова же не освободило от заклю-
чения даже безумие: он умер, как и жил, под замком.
2 Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1980. Т. 6.
С. 104.
тивности Мамонова Толстой полностью передал своему ге-
рою: "Пьер с раннего утра был в волнении: необык-
новенное собрание не только дворянства, но и купечества
- сословий, etats generaux - вызвало в нем целый ряд
давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе
мыслей о Contrat social и французской революции".
Толстой влагает в уста Пьера речь в пользу дарования
дворянству ограниченных конституционных прав: "Я пола-
гаю, - говорил он, воодушевляясь, - что государь был бы
сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владель-
цев мужиков, которых мы отдаем ему, и... chair a canon,
которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со...
со... совета"2.
Пушкин еще раз вспомнил имя Мамонова в "Рославлеве":
жених Полины "вступил в Мамоновский полк" и погиб на
Бородинском поле (VIII, 154). Исторически мамоновцы не
принимали участия в Бородинском сражении (Мамонов лично
был на Бородинском поле, но полк его еще только форми-
ровался). Однако Пушкину, видимо, было важно связать
жениха Полины с именем этого популярного в Москве пол-
ка.
Другой "мамоновский" замысел Пушкина связан с его
устной импровизацией "Уединенный домик на Васильевс-
ком". Текст этой повести дошел до нас в записи (и, воз-
можно, в некоторой обработке) В. П. Титова, опублико-
вавшего ее в 1829 г. в альманахе "Северные цветы" за
подписью "Тит Космократов". Текст не был мгновенным
капризом фантазии Пушкина:
известны по крайней мере два случая его исполнения
автором - в доме Карамзиных и у Дельвигов. Повесть
впервые рассмотрена А. А. Ахматовой, убедительно пока-
завшей ее органичность в творчестве Пушкина3.
Если до Ахматовой исследователи склонны были считать
основным автором Титова, отводя Пушкину весьма скромную
роль, то после ее статьи связь "Уединенного домика" с
сокровенными пушкинскими замыслами сделалась очевидной.
Для интересующего нас сюжета особенно важны те наблюде-
ния исследовательницы, которые касаются эпилога повес-
ти: "Безумие Павла совпадает с реальным "безумием" М.
А. Дмитриева-Мамонова. Политический характер не то гам-
летовского, не то чаадаевского помешательства"4. Эпизод
этот А. А. Ахматова охарактеризовала как таинственный.
Таким он и остается для исследователей. Ключом к пони-
манию может быть наблюдение самой Ахматовой, связавшей
окончание "Домика" с обстоятельствами жизни Дмитрие-
ва-Мамонова. После смерти Веры Павел замыкается в стро-
гом уединении, ведя таинственную и странную жизнь, в
которой отчетливо выступают детали реальной биографии
Дмитриева-Мамонова.
Вместе с тем не все утверждения А. А. Ахматовой ка-
жутся одинаково убедительными. Так, исследовательница
настойчиво подчеркивает мысль о том, что в пейзаже "Уе-
диненного домика" зашифровано описание места захороне-
ния казненных декабристов. Напомним, что Б. В. Тома-
шевский придерживался иного мнения, связывая географию
"Домика" с окраинами Пе-
1 Толстой Л. Н. Собр. соч. Т. 6. С. 98.
2 Там же. С. 100.
3 Ахматова А. А. Пушкин в 1828 году // Соч.: В 2 т.
М., 1986. Т. 2.
4 Там же. С. 173.
тербурга в "Медном всаднике" и "Домике в Коломне". Мне-
ние это представляется более убедительным. Укажем, что
"Уединенный домик" не был произведением конспиративным:
Пушкин публично читал его, как уже отмечалось, по край-
ней мере дважды. Место захоронения декабристов, окру-
женное глубокой тайной, было сюжетом, категорически
запрещенным. П. А. Вяземский, хранивший дома пять щепо-
чек с места казни декабристов, почел за благо не снаб-
жать их никакой надписью, несмотря на то, что трагичес-
кая памятка была глубоко запрятана в его кабинете.
Какую цель могло иметь описание места трагического
мемориала в повести, которой развлекают дам? Очевидная
связь с романтическим описанием городских окраин в по-
вести А. Погорельского "Лафертовская маковница" (1825),
в ироническом варианте - с "Домиком в Коломне", а позже
- с дьяволизмом города в "Портрете" Гоголя и "Хозяйке"
Достоевского создает устойчивую жанровую традицию, объ-
ясняющую замысел "Уединенного домика" гораздо лучше,
чем сомнительные биографические интерпретации.
Без ответа, однако, остается поставленный Ахматовой
вопрос: "После смерти Веры Павел сходит с ума. Но поче-
му, скажите мне, он делает это точь-в-точь как самый
знаменитый московский богач Матвей Александрович Дмит-
риев-Мамонов?.."'
Ответа на этот вопрос А. А. Ахматова не дает (в од-
ном из вариантов работы она даже высказывает малоубеди-
тельное предположение, будто весь конец повести следует
приписать В. П. Титову, который, "когда было нужно
изобразить безумие, просто записал все слухи о Дмитрие-
ве-Мамонове"2). Это неубедительно хотя бы потому, что
никак не объясняет, чем связан такой конец повести с ее
содержанием, кто бы ни был ее автором. Осмелимся выска-
зать некоторые предположения, нимало не скрывая их су-
губой гипотетичности.
Известно, что Пушкина интересовал сюжет "Фауста"
(или "русского Фауста") и он многократно к нему обра-
щался. Если рассмотреть повесть как рассказ о предысто-
рии "петербургского Фауста", сделавшегося сначала жерт-
вой волшебных сил, а затем погрузившегося в чернокни-
жие, то можно указать на некоторые дополнительные сооб-
ражения. Основная часть сюжета повести рассказывает о
торжестве нечистой силы над молодым героем, который "не
со своим братом связался". Далее следует традиционное
описание овладения героем колдовскими тайнами. Продол-
жение "фаустовского" сюжета должно было превратить Пав-
ла во владыку нечистых сил или в лицо, заключившее с
ними договор. Завязанный таким образом сюжет открывал
исключительные возможности для бытового или сатиричес-
кого изображения в гётевском духе, а это, как известно,
очень волновало Пушкина. По крайней мере, предполагая
возможное развитие сюжета, нужно учитывать, что декаб-
ристские связи Мамонова остались для Пушкина тайной,
как они были тайной и для исследователей до последних
лет. В Дмитриеве-Мамонове Пушкин видел не жертву поли-
тических преследований, а таинственную фан-
Ахматова А. А. Пушкин в 1828 году // Соч. Т. 2. С.
176. 2 Там же. С. 178.
тастическую фигуру "русского Фауста", чернокнижника,
которого императорская реальность превратила в безумца.
"Странные люди" вроде Мамонова или брата Орлова, изра-
ненного в 1812 г., а позже сделавшегося разбойником,
неизменно волновали Пушкина - они давали возможность
увидеть бытовую реальность при свете фантасмагории, а
фантасмагорию понять как бытовую реальность.
|
|
|
