 |
По указу Министерства магии
|
|
|
|
Сообщаем покупателям, что дементорам приказано каждую ночь после заката солнца обходить улицы Хогсмида. Эту временную меру предосторожности отменят после поимки Сириуса Блэка. Советуем покупателям после захода солнца оставаться дома. Счастливого Рождества!
– Хотел бы я поглядеть, как Блэк проникнет в «Сладкое королевство», ведь в деревне дементоры кишмя кишат. Да и хозяева услышат шум, попробуй он сюда вломиться. Они живут во втором этаже.
– Но ведь… Но ведь… – Гермиона подыскивала возражение, которое воззвало бы к благоразумию друзей. – Гарри не дали разрешения ходить в Хогсмид. Если кто-нибудь узнает, что он здесь, его могут даже исключить. И солнце ещё не село, вдруг Блэк нагрянет в Хогсмид сегодня? Прямо сейчас?
– Да он в такую метель Гарри и не разглядит. – Рон кивнул в сторону улицы, за окнами магазина валил густой снег. – Будет тебе, Гермиона. Рождество на носу, что, Гарри хуже других, что ли?
Гермиона в тревоге закусила губу.
– Ты на меня наябедничаешь? – улыбнулся Гарри.
– Ну что ты! Нет, конечно. Но всё-таки, Гарри…
– Гарри, ты свистульки видел? – перебил Гермиону Рон, схватил Гарри за руку и потащил к бочонку с конфетами. – А желатиновые червячки? А кислые шипучки? Помню, Фред дал мне одну, мне было тогда семь лет, она мне язык насквозь прожгла. Мама его тогда здорово метлой отлупила! – Рон задумчиво уставился на корзину с шипучками. – А что, если угостить Фреда тараканьей гроздью и сказать, что это засахаренный арахис, он поверит?
Рон с Гермионой заплатили за сладости, и друзья вышли на завьюженную улицу.
Хогсмид походил на рождественскую открытку. Сказочные домики под соломенными крышами, магазины в снежных шапках, на дверях венки из остролиста, кроны деревьев украшены гирляндами волшебных свечек.
|
|
|
Гарри оставил мантию в замке и теперь ёжился от холода. Друзья шли по улице навстречу ветру, Рон и Гермиона сквозь шарфы кричали:
– Здесь почта…
– А там магазин «Зонко»…
– Можно пойти в Визжащую хижину…
– Пойдёмте лучше в «Три метлы», выпьем сливочного пива, – предложил Рон, стуча зубами от холода.
Гарри обрадовался: дул пронизывающий ветер, и у него совсем закоченели руки, было бы очень кстати посидеть в тепле. Друзья перешли на другую сторону улицы и вошли в уютный паб – первый этаж крохотной гостиницы.
В пабе было людно, шумно и дымно. За стойкой расположилась компания весельчаков, они смеялись и громко разговаривали, полная миловидная женщина едва успевала наполнять бокалы.
– Это мадам Розмерта, – сообщил Рон. – Пойду принесу нам всем по кружке, – прибавил он и слегка покраснел.
Гарри и Гермиона уселись за маленький столик в дальнем углу между окном и нарядной рождественской ёлкой. Рядом потрескивал камин, было очень тепло и празднично. Рон принёс три кружки пива. Оно было горячее и дымилось.
– Счастливого Рождества! – весело пожелал Рон и поднял кружку.
Гарри пил большими глотками: чудесный напиток согревал всё тело до кончиков пальцев. Вдруг входная дверь отворилась, и сквозняк взъерошил волосы на голове Гарри. Он глянул в сторону двери и чуть не захлебнулся.
В бар вошли МакГонагалл и Флитвик, за ними – Хагрид с министром магии Корнелиусом Фаджем, толстячком в тёмно-зелёном котелке и полосатой мантии. Все четверо увлечённо о чём-то беседовали.
В мгновение ока Рон с Гермионой оба нажали ладонями на макушку Гарри. Гарри соскользнул со стула и очутился под столом, вылив на себя остатки пива. Сжимая в руках кружку, он видел ноги вошедшей компании: вот они подошли к стойке бара, постояли немного и, развернувшись, двинулись прямо к нему.
|
|
|
Гермиона над его головой прошептала:
– Мобилиарбус!
Рождественская ёлка оторвалась от пола и, плавно покачиваясь, полетела. С глухим стуком приземлилась возле их столика и загородила его пушистыми ветками. Сквозь её нижние лапы Гарри видел, как к соседнему столику придвинулись восемь пар ножек четырёх стульев, и на стулья – кто крякнув, кто вздохнув – сели учителя и лесничий с Фаджем.
К ним сейчас же приблизились лаковые туфли бирюзового цвета на высоком каблуке.
– Маленькая кружка минеральной… – спросил женский голос.
– Это мне, – ответила профессор МакГонагалл.
– Горячий грог…
– Спасибо, Розмерта, – пробасил Хагрид.
– Содовая с вишневым сиропом и зонтиком…
– М-м-м… – чмокнул губами профессор Флитвик и протянул руку за бокалом.
– Стало быть, вам, господин министр, смородиновый ром.
– Спасибо, Розмерта. Рад вас видеть! Посидите с нами?
– Благодарю, господин министр, с удовольствием.
Блестящие каблуки ушли и снова вернулись. У Гарри сердце ушло в пятки: как это он забыл, что у учителей сегодня тоже выходной? Они ещё, чего доброго, здесь дотемна засидятся. А ведь ему ещё надо вернуться в «Сладкое королевство», а то и в школу не попадёшь… Гермиона думала о том же и нервно постукивала ногой.
– Каким ветром вас сюда занесло, господин министр? – спросила мадам Розмерта.
Гарри увидел, как задвигалась нижняя часть упитанного туловища. Фадж, похоже, обернулся посмотреть, не подслушивает ли кто.
– Ясно каким. Сириуса Блэка, дорогая моя, ищем. Вы ведь слышали, что он учинил в школе на Хэллоуин?
– Слышала, слышала.
– Вы, Хагрид, всем успели рассказать, всему пабу? – с укоризной спросила МакГонагалл.
– Думаете, Блэк всё ещё поблизости? – тревожно спросила хозяйка гостиницы.
– Уверен.
– Дементоры уже дважды обыскивали мой паб, распугали всех клиентов, одни убытки…
– Розмерта, дорогая, мне и самому дементоры не по душе. Но что ж поделать? Как иначе прикажете вас охранять? Раз ваша гостиница стоит именно здесь, значит, дементоры ещё не раз к вам зайдут. Я только что с ними встречался, они в бешенстве: Дамблдор не пускает их в школу.
– И правильно делает, – вступилась за директора школы МакГонагалл. – Как мы стали бы преподавать в присутствии таких чудовищ?
|
|
|
– Верно, верно, – тоненьким голоском поддержал коллегу малыш Флитвик, не достававший ногами до пола.
– Что поделаешь… – сдержанно заметил Фадж. – Они охраняют вас от злодея. Блэк способен на всё…
– А мне как-то не верится, что Сириус Блэк мог переметнуться на сторону Тёмного Лорда. Это на него не похоже… – задумчиво сказала мадам Розмерта. – Помню его студентом Хогвартса… Скажи мне тогда кто-нибудь, что из него выйдет чёрный маг, я бы подумала, что этот человек выпил слишком много медовухи.
– Вы, Розмерта, и половины всего не знаете, – угрюмо ответил министр. – Люди не знают самых страшных его дел.
– Что может быть страшнее убийства невинных людей? – удивилась хозяйка.
– Кое-что может.
– Сомневаюсь.
– Вы, Розмерта, говорите, что помните его студентом, – заметила профессор МакГонагалл. – А помните, кто был его лучший друг?
– Ну, как же? – Розмерта усмехнулась. – Два неразлучных приятеля. Они часто бывали здесь. Столько от них было веселья! Друзья – не разлей вода. Так и стоят перед глазами – Сириус Блэк и Джеймс Поттер.
Гарри выронил кружку, и она грохнулась на пол. Рон ткнул его ногой.
– Верно, – подтвердила МакГонагалл. – Блэк и Поттер. Зачинщики всевозможных проказ. Оба блестящие ученики, на редкость блестящие, но отчаянные сорвиголовы! Таких ни раньше, ни позже не было!
– Ну это ещё неизвестно, – промычал Хагрид. – Фред с Джорджем Уизли, пожалуй, дадут им фору.
– И они были как братья, – вставил Флитвик. – Как два неразлучных брата.
– Именно, – подтвердил Фадж. – Поттер никому не доверял так, как Блэку. Они и после школы дружили. Блэк был шафером на свадьбе Джеймса и Лили. Потом родился Гарри, и Блэк стал его крёстным отцом. Гарри, конечно, ничего об этом не знает. Узнает, будет очень страдать.
– Из-за того, что Блэк стал сподвижником Сами-Знаете-Кого? – прошептала мадам Розмерта.
– Хуже… – Фадж понизил голос. – Не многим тогда было известно, что Поттеры знают: Вы-Знаете-Кто за ними охотится. У Дамблдора, который, разумеется, всегда боролся против Вы-Знаете-Кого, было много тайных агентов, и один из них сообщил, что Джеймсу и Лили грозит опасность. Дамблдор тут же дал им знать и посоветовал спрятаться в тайном укрытии. А для верности подсказал воспользоваться заклятием Доверия.
|
|
|
– Что это такое? – Мадам Розмерта слушала, затаив дыхание.
Профессор Флитвик откашлялся и стал тонким голосом объяснять:
– Заклятие Доверия – одно из самых сложных, оно запечатывает тайну в сердце человека – Хранителя Тайны, как его называют. Эту тайну раскрыть невозможно, разве что сам Хранитель её выдаст. Вы-Знаете-Кто мог годами искать Лили и Джеймса и не нашёл, даже если бы сунул нос в окно их дома.
– Значит, Блэк был Хранителем Тайны Поттеров? – догадалась мадам Розмерта.
– Да. Джеймс Поттер говорил Дамблдору, что Блэк скорее сам погибнет, чем их выдаст, что он и сам подумывает об укрытии, – ответила профессор МакГонагалл. – Но Дамблдор всё равно за них тревожился. Он даже сам себя предложил в Хранители Тайны.
– Значит, он подозревал Блэка?
– Не то чтобы подозревал, но ему сообщили, что кто-то из друзей Поттеров переметнулся на сторону Вы-Знаете-Кого и сообщает ему об их передвижениях. Он уже какое-то время знал, что среди нас завёлся предатель.
– Но Джеймс Поттер настоял на своём?
– Да, настоял, – вздохнул Фадж. – Заклинание Доверия применили, а две недели спустя…
– Блэк предал их? – выдохнула мадам Розмерта.
– Да. Ему надоело быть двойным агентом, он хотел открыто объявить, на чьей он стороне, потому и выдал Поттеров. А дальше вы знаете: Тот-Кого-Нельзя-Называть убил Джеймса и Лили. Хотел убить и малыша Гарри, но лишился волшебной силы. Мощь его исчезла, и он бежал. Блэк остался ни с чем: его патрон сгинул как раз, когда предательство его обнаружилось. Оставалось только спасаться бегством…
– Гнусный, смердящий душепродавец! – прорычал Хагрид на весь бар.
Соседи притихли и повернулись в их сторону. МакГонагалл зашикала на него.
– Я тогда его видел. – Хагрид понизил голос. – Наверное, самый последний перед тем убийством. Это я спас Гарри, вынес его из развалин, Лили-то с Джеймсом уже погибли. Я его тогда вытащил, а у него на лбу рана… а тут этот… Сириус Блэк на своём мотоцикле. Я-то тогда не знал, чего он явился… что он Хранитель Тайны. Я подумал, он… э-э… прилетел помочь. Бледный как смерть, весь трясётся. А я-то, я-то! Я его утешать стал! – Хагрид разрыдался.
– Хагрид, пожалуйста, умерьте голос, – взмолилась МакГонагалл.
– Откуда мне было знать, что ему наплевать на Лили и Джеймс, что он шпион. А он ещё говорит: «Я крёстный Гарри, отдайте его мне, я, мол, о нём позабочусь…» Ха! Я Гарри не отдал, Дамблдор велел мне отвезти его к тётке. Блэк поспорил-поспорил и согласился. И дал мне свой мотоцикл отвезти Гарри: «Мне, говорит, он больше не нужен». И как это я не догадался! С чего это он отдаёт любимый мотоцикл? И как это он больше не нужен? Эх, дубина я, дубина! Дамблдор-то знал, что Блэк – Хранитель Джеймса. Блэк думал улизнуть в ту ночь, думал, у него есть часа два, пока Министерство узнает. А отдай я ему Гарри!.. Он бы повёз его на мотоцикле да и кинул бы в море. Сына-то лучшего друга! Да чо уж там, переметнулся волшебник на сторону тёмных сил, нет для него ни свата, ни брата…
|
|
|
Хагрид замолчал, и никто долго не решался заговорить.
– Но далеко он не убежал, – произнесла удовлетворённо мадам Розмерта. – Министерство магии сцапало его на другой день.
– Увы! – вздохнул Фадж. – Не мы его нашли, к сожалению. Его нашёл друг Поттера Питер Петтигрю. Он чуть с ума не сошёл от горя. Знал, что Блэк – Хранитель Тайны Поттеров, и сам стал искать Блэка.
– Петтигрю, Петтигрю… уж не тот ли толстячок, что ещё в Хогвартсе всюду таскался за Поттером и Блэком? – припомнила мадам Розмерта.
– Он самый, – подтвердила профессор МакГонагалл. – Он души не чаял в Блэке и Поттере. Он им был, конечно, не ровня, не те способности, а я была чересчур строга с ним. Как я теперь раскаиваюсь… – МакГонагалл всхлипнула.
– Ну будет, будет, Минерва, – похлопал её по плечу Фадж. – Петтигрю умер как герой. Очевидцы, маглы – мы потом стёрли им память, – уверяли, что Петтигрю со слезами укорял Блэка: «Как ты мог, Сириус! Лили и Джеймс наши друзья!» Потянулся за волшебной палочкой, но Блэк, разумеется, опередил его. От Петтигрю почти ничего не осталось…
Профессор МакГонагалл высморкалась и сказала севшим голосом:
– Глупый, глупый мальчишка… Дуэли никогда у него не получались! Зачем только он сам… Ведь есть же Министерство…
– Эх, добраться бы мне до Блэка раньше Петтигрю! – взревел Хагрид. – Уж я бы с ним не канителился, я бы его голыми руками на куски…
– Нет, Хагрид, вы бы с ним не справились, – покачал головой Фадж. – Схватить его могла бы только полиция маглов. Я в те времена был заместителем главы Департамента чрезвычайных ситуаций и прибыл на место происшествия одним из первых. Никогда не забуду того, что я там увидел: посреди улицы глубокая воронка, всюду искорёженные трупы, маглы кричат, а Блэк стоит и хохочет над тем, что осталось от Петтигрю – кучкой окровавленной одежды и… и… каких-то фрагментов…
Фадж замолчал. Все пятеро достали носовые платки.
– Вот, Розмерта, что содеял Блэк, – глухо продолжал министр. – Блэка забрал оттуда патруль волшебной полиции, Петтигрю посмертно получил орден Мерлина первого класса – слабое утешение для его бедной матери. А Блэка упрятали в Азкабан.
Мадам Розмерта протяжно вздохнула.
– А правда, что он лишился рассудка?
– По-моему, нет, – ответил министр, растягивая слова. – Могу одно сказать: поражение хозяина временно помутило его рассудок. Убийство Петтигрю и всех тех маглов, жестокое, бессмысленное, было действием отчаявшегося, загнанного в угол человека. Но недавно я был в Азкабане и разговаривал с ним. Все заключённые там явно безумны, сидят в темноте, что-то бормочут, а Блэк… он выглядит и говорит как нормальный. Даже мурашки по коже. Вид у него человека, которому всё надоело. Увидел у меня газету, спросил, прочитал ли я её и не могу ли дать ему, сказал, что соскучился по кроссвордам. Дементоры круглые сутки дежурят у двери, а ему хоть бы что.
– Как по-вашему, господин министр, зачем он сбежал из тюрьмы? – поинтересовалась мадам Розмерта. – Уж не хочет ли он вернуть Вы-Знаете-Кому силы и примкнуть к нему?
– Думаю, что это его… э-э… конечная цель, – уклончиво ответил Фадж. – Но мы надеемся поймать Блэка раньше. Вы-Знаете-Кто сейчас один, но… дайте ему преданного и способного слугу… Подумать страшно, что будет…
За соседним столиком помолчали. Гарри услышал, как кто-то поставил на стол свой бокал.
– Нам пора в замок, Корнелиус, – заметила профессор МакГонагалл. – Вы ведь не хотите опоздать на ужин к директору.
Стулья отодвинулись, запахнулись полы мантий, блестящие каблуки мадам Розмерты вернулись за стойку. Слышно было, как открылась входная дверь, в бар ворвался вихрь снега, и вся компания вышла.
– Гарри!
Рон с Гермионой заглянули под стол, все трое молча смотрели друг на друга, не находя слов.
Глава 11
«Молния»
Гарри смутно помнил, как добрался до подпола «Сладкого королевства», миновал тоннель и очутился в замке. Вот он ещё в «Трёх мётлах», а вот уже вылез из горба статуи. Всю дорогу он думал только о нечаянно подслушанном разговоре.
Как же так? Почему Дамблдор, Хагрид, мистер Уизли и Корнелиус Фадж молчали? Почему скрыли, что родителей предал их лучший друг?
За ужином Рон и Гермиона тревожно поглядывали на Гарри, не смея заговорить с ним – рядом сидел Перси. После ужина друзья поднялись в гостиную, а тут Фред и Джордж на радостях, что наступили каникулы, взорвали десяток бомб-вонючек. Гарри не хотелось рассказывать близнецам о походе в Хогсмид, и он тихонько выскользнул из гостиной и поднялся в пустую спальню. В спальне присел у тумбочки, вытащил книги и нашёл фотоальбом в кожаном переплёте, который ему подарил Хагрид два года назад. Там были фотографии мамы и папы. Гарри сел на постель, задёрнул полог и стал разглядывать снимки…
На свадебной фотографии папа машет ему рукой, на лице у него сияет улыбка, непослушные волосы на голове, такие же, как у сына, торчат в разные стороны. Папа держит под руку маму, и она тоже светится счастьем. А рядом – шафер папы… Гарри раньше не обращал на него внимания.
Если не знаешь, что это Блэк, то и не догадаешься. На фото он красив и весел, а теперь у него исхудалое, бледное лицо. Неужели он уже тогда переметнулся на сторону Волан-де-Морта? И замышлял убить лучших друзей? Понимал ли он, что его ждёт двенадцать лет в Азкабане, после которых он станет неузнаваем.
«Но ведь на Блэка дементоры не действуют!» – думал Гарри, а Блэк глядел на него с фото и улыбался. И когда они совсем близко, он не слышит крик его мамы…
Гарри захлопнул альбом и сунул в тумбочку, снял мантию и очки, плотнее задёрнул полог и лёг.
Кто-то отворил дверь спальни.
– Гарри, ты здесь? – спросил Рон.
Гарри притворился, что спит. Рон вышел, Гарри лёг на спину и стал глядеть в потолок.
Впервые в жизни он почувствовал ненависть. Изображение Блэка словно вырезали из альбома и наклеили на потолок, и он в темноте смеялся над Гарри. Потом, как на экране кино, Блэк убил Питера Петтигрю (Петтигрю немного смахивал на Невилла Долгопупса). И у Гарри в ушах зазвучал тихий, взволнованный голос (хотя он никогда в жизни не слышал голоса Блэка): «Мой господин, наконец-то я – Хранитель Тайны Поттеров…» Его собеседник пронзительно захохотал, именно этот хохот Гарри слышал всякий раз, когда приближались дементоры.
– Гарри, на тебе лица нет!
Гарри заснул только под утро, а проснувшись, обнаружил, что спальня уже пуста. Он оделся и спустился по винтовой лестнице в гостиную. В гостиной были Рон с Гермионой. Рон жевал мятную жабу и поглаживал живот, Гермиона корпела над домашней работой, разложенной на трёх столах.
– А где все? – Гарри рассеянно огляделся.
– Разъехались. Сегодня первый день каникул, ты что, забыл? – Рон пристально поглядел на Гарри. – Скоро обед, я уже собирался пойти тебя будить.
Гарри сел в кресло у камина. За окнами всё ещё падал снег. Перед камином, как рыжий пушистый коврик, растянулся кот Живоглот.
– Тебе нездоровится? У тебя правда больной вид. – Гермиона обеспокоенно взглянула на Гарри.
– Нет, всё в порядке.
– Послушай, Гарри, – Гермиона и Рон переглянулись, – ты, конечно, расстроился из-за того, что вчера услышал. Но всё равно нельзя делать никаких глупостей.
– О чём ты?
– Нельзя самому охотиться за Блэком, – сорвалось с языка у Рона.
Гарри промолчал: разговор был явно подготовлен, пока он спал.
– Ты ведь не станешь, правда? – с надеждой спросила Гермиона.
– Блэк не стоит того, чтобы из-за него умирать, – добавил Рон.
Гарри поглядел на Рона, на Гермиону. Ну как же они не понимают?!
– Знаете, что я слышу, когда рядом дементор?
Рон с Гермионой в предчувствии чего-то страшного покрутили головами.
– Я слышу, как перед смертью кричит мама, умоляет Волан-де-Морта пощадить меня. Если бы вы вот так услышали последние слова мамы, вы бы их навсегда запомнили. Такое не забывается. А если бы вдруг узнали, что выдал её Тёмному Лорду их лучший друг…
– Ты ведь ещё учишься, а Блэк уже взрослый волшебник! – воскликнула Гермиона. – Его поймают дементоры, увезут в Азкабан, там он понесёт наказание!
– Ты ведь слышала, что сказал Фадж. На Блэка Азкабан не действует, как на обычных людей. Какое это для него наказание!
– И что ты задумал? – Рон был явно встревожен. – Хочешь его убить?
– Что ты, Рон! – испугалась Гермиона. – Гарри никого не хочет убить, правда, Гарри?
Гарри снова промолчал. Он и сам не знал, чего хочет. Одно было ясно: нельзя сидеть сложа руки, покуда Блэк на свободе.
– А Малфой всё это знает, – вдруг сказал он. – Помнишь, Рон, его слова на зельеварении? «Будь я на твоём месте, я бы его выследил… Уж я-то бы отомстил!»
– И ты не нас послушаешь, а Малфоя? – рассердился Рон. – Вспомни, что получила мама Петтигрю после его гибели от рук Блэка? Орден Мерлина первого класса и кончик мизинца в коробочке. Папа сказал, больше ничего не нашли. Этот Блэк чокнутый и очень опасен…
– Должно быть, Малфою сказал отец, – не слушал Гарри. – Он хорошо знал Волан-де-Морта…
– Зови его «Вы-Знаете-Кто»! – взорвался Рон.
–…значит, Малфои знали, что Блэк на стороне Волан-де-Морта…
–…и Малфой будет скакать от радости, если Блэк тебя прикончит, как Петтигрю! Пойми ты, Малфою только того и нужно, чтобы тебя укокошили к следующему матчу!
– Гарри, опомнись. Ну, пожалуйста! – со слезами взмолилась Гермиона. – Блэк страшный человек. Ну зачем тебе лезть на рожон! Ты мгновенно попадёшь ему в руки, он только того и ждёт… Твои мама с папой не позволили бы тебе самому искать Блэка. Они хотели, чтобы ты жил.
– Я никогда не узнаю, чего они хотели. Я никогда – спасибо Блэку! – с ними не разговаривал.
Живоглот потянулся и выпустил длинные когти. Карман Рона задрожал. Воцарилось молчание.
– Послушайте, ведь сейчас каникулы! – воскликнул Рон. – Скоро Рождество. Идёмте к Хагриду, мы у него сто лет не были.
– Нельзя, – возразила Гермиона. – Гарри не должен выходить из замка…
– Идёмте, – сказал Гарри, выпрямляясь в кресле. – Заодно спрошу его, почему он, рассказывая мне о родителях, никогда не упоминал Блэка.
Разговор о Блэке принимал явно нежелательный оборот.
– Может, лучше сыграем в шахматы? – поспешно предложил Рон. – Или в плюй-камни? Перси оставил мне игральный набор…
– Нет, пойдём к Хагриду, – твёрдо решил Гарри.
Друзья сходили за мантиями, вышли сквозь портретный проход («К барьеру, гнусные желтопузики!» – крикнул сэр Кэдоган вдогонку) и пошли по опустевшему замку, их шаги гулко отдавались в коридорах. Миновали дубовые двери и вдохнули свежий морозный воздух.
Спускавшийся вниз луг серебрился пушистым снегом, и шаги друзей оставляли в снегу дорожку. Носки и полы мантий скоро промокли и заиндевели. Запретный лес стоял как заколдованный, каждая ветка одета белой сверкающей опушкой, хижина Хагрида походила на глазированный торт.
Рон постучал. Хагрид не отозвался.
– Его что, нет дома? – спросила Гермиона, стуча зубами от холода.
Рон прижался ухом к двери.
– Слышу какой-то странный звук. Кто-то там есть. Может, Клык?
Гарри и Гермиона тоже приникли к двери. Внутри слышались глухие рыдания.
– Может, за кем-нибудь сбегать? – предложил Рон.
– Хагрид! – Гарри забарабанил в дверь. – Хагрид!
Раздались тяжёлые шаги, и дверь отворилась. Глаза у Хагрида покраснели и опухли, по кожаному жилету струились слёзы.
– Вы уже слышали! – прорыдал Хагрид и кинулся обнимать Гарри.
Лесничий был ростом с двух мужчин, его объятия были делом нешуточным. Гарри наверняка бы упал, если бы Рон с Гермионой вовремя не схватили лесничего под руки. Друзья все втроём втащили его в хижину, усадили за стол, он уронил голову на руки и разрыдался ещё громче. Лицо его всё было залито слезами, намокла и нечёсаная борода.
– Что стряслось, Хагрид? – спросила испуганно Гермиона.
Гарри заметил на столе письмо.
– Что это, Хагрид?
Хагрид подтолкнул письмо к Гарри. Гарри раскрыл его и прочитал:
– «Уважаемый мистер Хагрид!
Сообщаем, что расследование по делу о нападении гиппогрифа на ученика во время урока закончено. Постановлено принять заверения профессора Дамблдора, что Вы в этом прискорбном инциденте невиновны».
– Да ведь это здорово! – Рон похлопал лесничего по огромному плечу. Хагрид всхлипнул и махнул Гарри рукой, чтобы читал дальше.
– «Тем не менее мы обязаны выразить наше беспокойство по поводу вышеупомянутого гиппогрифа. Мы получили жалобу от мистера Люциуса Малфоя и передаём дело в Комиссию по обезвреживанию опасных существ. Слушание состоится 20 апреля. Просим Вас прибыть в указанный день в Комиссию с Вашим гиппогрифом. До начала слушания Вам надлежит держать гиппогрифа на привязи в отдельном помещении.
С уважением, Ваши коллеги…»
Ниже шёл список школьных попечителей.
– Но ведь ты говорил, что Клювокрыл очень хороший, – вспомнил Рон. – Держу пари, всё обойдётся…
– Нет, не обойдётся! Знаю я этих упырей из Комиссии по обезвреживанию. – Хагрид утёр рукавом слёзы. – У них зуб на самых интересных животных.
В углу кто-то громко зачавкал. Гарри, Рон и Гермиона обернулись. На полу врастяжку лежал гиппогриф и что-то жевал.
– Ну как оставить его снаружи, ведь ужас сколько намело снегу! – всхлипывая, объяснил Хагрид. – Теперь Рождество, а он будет там один-одинёшенек и на привязи.
Друзья переглянулись. Они расходились с Хагридом во взгляде на «самых интересных животных», которых другие люди называют «опасными чудовищами». Впрочем, Клювокрыл и вправду выглядел безобидным. Хагрид же и вовсе считал его милашкой.
– Тебе надо хорошенько подумать, как его защитить. – Гермиона села рядом с Хагридом и погладила его по огромной ручище. – Необходимо доказать Комиссии, что он неопасен.
– Ничего не выйдет! – рыдал Хагрид. – Комиссия в кармане у Люциуса Малфоя. Все его боятся. Я проиграю дело, и тогда Клювика…
Хагрид чиркнул пальцем по шее и с плачем рухнул на стол.
– Может, Дамблдор поможет? – вслух подумал Гарри.
– Он и так мне очень помог. А у него самого забот полон рот: эти дементоры, Сириус Блэк…
Рон и Гермиона взглянули на Гарри, как будто хотели сказать: вот он, подходящий момент укорить Хагрида, умолчавшего о роли Блэка в гибели его родителей. Но Хагрид был так несчастен, так боялся за судьбу гиппогрифа, что Гарри просто не мог ещё усугублять страдания своего друга.
– Хагрид, нельзя сдаваться, – твёрдо сказал он. – Гермиона права, надо хорошенько продумать защиту. Мы будем свидетелями…
– Я где-то читала о суде над гиппогрифом, его тоже раздразнили, и он напал на обидчика, – задумалась Гермиона. – Того гиппогрифа оправдали. Обязательно найду этот случай.
Хагрид только громче зарыдал. Гарри с Гермионой обернулись к Рону, как к якорю спасения.
– Заварю-ка я чаю, – сказал тот. Гарри вытаращил глаза.
– Мама всегда предлагает чашку чая, когда кому-нибудь плохо, – развёл руками Рон.
Наконец, выслушав многочисленные заверения о помощи и увидев перед собой кружку горячего чая, Хагрид высморкался в платок размером с добрую скатерть и сказал:
– Всё правильно. Нечего раскисать… надо взять себя в руки…
Огромный волкодав Клык застенчиво вылез из-под стола и положил морду Хагриду на колени.
– И чего я расквасился? На себя не похож. – Хагрид погладил Клыка по холке, потрепал за ухо. – Сам не свой последнее время… беспокоюсь о Клювике, да и уроки мои никому не нравятся…
– Нам очень нравятся! – соврала Гермиона.
– Отличные уроки, – поддакнул Рон. – Как, кстати, поживают флоббер-черви?
– Все передохли, – сник Хагрид. – Салата объелись.
– Бедные… – У Рона от сдерживаемого смеха затряслись губы.
– Да ещё эти дементоры… мороз по коже. – Хагрида передёрнуло. – Как иду в «Три метлы» промочить горло, каждый раз их вижу. Как в Азкабан вернулся.
Хагрид умолк и отхлебнул чаю. Гарри, Рон и Гермиона затаили дыхание: Хагрид впервые упомянул о заключении в волшебной тюрьме.
– А в Азкабане страшно? – осторожно спросила Гермиона.
– Ещё как! – Хагрид глядел в одну точку. – Другого такого места во всём свете нет. Я думал, с ума сойду. В голове всякие ужасы вертелись… всё вспоминал, как меня выгнали из школы… как умер отец… как я отпустил Норберта…
На глазах у него опять выступили слёзы. Норбертом звали дракончика, которого Хагрид выиграл в карты.
– Посидишь там и забываешь, кто ты, зачем живёшь. Я всё мечтал, помереть бы, пока сплю… А потом меня выпустили. И я будто снова родился, всё вокруг новое, лучший день в жизни. А дементоры-то меня отпускать не хотели.
– Ты же был не виноват! – с удивлением воскликнула Гермиона.
Хагрид горько усмехнулся.
– Им-то что? Им нужно пару сотен заключённых, а кто виноват, кто нет, их это не трогает. – Хагрид молча уставился в чашку, потом тихо прибавил: – Хотел я было отпустить Клювика… пусть бы себе улетел… да как ему втолкуешь, что надо улепётывать? Да и закон страшно нарушить… как бы опять… – Хагрид поглядел на Гарри, Рона и Гермиону полными слёз глазами. – Не хочу обратно в Азкабан.
Хотя вечер у Хагрида был не очень весёлый, всё же он оказал на Гарри то действие, на которое Рон с Гермионой рассчитывали. Гарри теперь лишь изредка вспоминал Блэка и ревностно взялся готовить оправдательную речь для суда над гиппогрифом.
На другое утро друзья отправились в библиотеку, принесли оттуда по охапке книг и в пустой гостиной засели за поиски. Весь день они сидели у пылающего камина, перелистывая пыльные тома страницу за страницей в надежде найти похожий случай. Книги были полны отчётов о знаменитых судах над опасными чудовищами. Время от времени кто-нибудь говорил:
– Вот тут есть кое-что. В тысяча семьсот двадцать втором был случай… правда, гиппогрифа признали виновным и казнили, вот, поглядите…
– А вот это, пожалуй, подойдёт: в тысяча двести девяносто шестом на кого-то напала мантикора, её оправдали и отпустили на волю… ой, нет, не годится: её все боялись и потому отпустили…
Замок тем временем прихорашивался к Рождеству, несмотря на то что любоваться волшебными украшениями было почти некому. В коридорах висели гирлянды остролиста и омелы, щели и прорези доспехов сияли таинственным светом, а в Большом зале, как обычно, поблёскивали золотыми звёздами двенадцать огромных ёлок. По замку поплыли ароматы праздничных яств, и в сочельник даже Короста высунула нос из кармана Рона: так вкусно пахло.
Рождественским утром Рон кинул в Гарри подушкой, и Гарри проснулся.
– С Рождеством тебя! Смотри, прибыли подарки.
Гарри сощурился и потянулся за очками, на полу у кровати в полутьме спальни высилась куча коробок. Рон уже разглядывал свои подарки.
– Ещё один свитер от мамы… как всегда, тёмно-бордовый… Тебе она тоже наверняка прислала…
Гарри развернул первый пакет. Ему миссис Уизли связала ярко-красный с гриффиндорским львом на груди, а ещё напекла пирожков с изюмом и миндалём, не забыла прислать коробки с пирожными и ореховыми леденцами. Отодвинув всё это, он увидел на полу длинную плоскую коробку.
– Что это? – бросил Рон любопытный взгляд.
– Не знаю…
Гарри раскрыл подарок и не поверил глазам – это была чудесная новенькая метла. Рон выронил носки и спрыгнул с кровати.
– Вот это да! – Он даже охрип от восхищения.
И не просто метла, а та самая «Молния», которой Гарри каждый день любовался, когда жил в Косом переулке. Он взял метлу в руки. Древко блеснуло, метла задрожала, Гарри отпустил её, и она повисла в воздухе – садись и лети. На кончике древка золотился регистрационный номер, гладкие прямые берёзовые прутья были как на подбор.
– Кто это тебе прислал?
– Погляди, может, в коробке есть записка?
Рон разорвал упаковку.
– Ничего нет. Потрясающе! Кто же это дарит такие дорогие подарки?..
– Готов поспорить, что не Дурсли. – Гарри налюбоваться не мог на подарок.
– Знаю, наверное, Дамблдор. – Рон разглядывал метлу со всех сторон. – Помнишь, он прислал тебе мантию-невидимку и не подписался?
– Мантия-невидимка была папина, – возразил Гарри. – Он мне её просто передал. Он не может выбросить на меня сотни золотых галлеонов. Так и разориться недолго.
– Да, вряд ли он. Ещё и Малфой бы сказал, что у директора завелись любимчики. Ты только представь себе, что будет с Малфоем! – Рон чуть не захлебнулся от смеха. – Его от зависти скрючит! У тебя теперь метла международного класса!
– Даже не верится, – затаив дыхание, Гарри провёл рукой по метле, а Рон рухнул от хохота на кровать, воображая позеленевшего от злости Малфоя. – От кого же…
– А я знаю от кого. – Рон перестал хохотать. – От Люпина.
– От Люпина? – Тут уж настала очередь Гарри смеяться. – Да будь у него деньги, он бы себе новый костюм купил.
– Это конечно, но он тебя любит. Он тогда пропустил матч, его вообще не было в школе, но ему, наверно, кто-то сказал о «Нимбусе», и он в Косом переулке купил тебе «Молнию».
– Как это не было в школе? Он ведь болел.
– Может, и болел, только в больничном крыле его не было. Помнишь, Снегг влепил мне наказание, я чистил утки в палатах, и Люпина там не было.
Гарри нахмурился.
– Да нет, Люпину такая метла не по карману.
– Над чем это вы смеётесь?
На пороге стояла Гермиона в домашнем халате и с рыжим любимцем на руках. На шее у кота красовался бант из мишуры, и Живоглот недовольно ворчал.
– Унеси его отсюда! – Рон поскорее вытащил Коросту из-под одеяла и сунул в карман пижамы. Но Гермионе было не до Рона, она посадила кота на постель Симуса и, раскрыв рот, глазела на «Молнию».
– Гарри, кто это тебе подарил?
– Не знаю, в посылке не было поздравительной открытки.
Гермиона вдруг посерьёзнела и задумчиво закусила губу.
– Что это с тобой? – удивился Рон.
– Странно как-то, – ответила Гермиона. – Это ведь очень хорошая метла, да?
– Самая лучшая в мире! – Восторгу Рона конца не было.
– Значит, она дорого стоит…
– Ещё бы! Да она дороже всех мётел слизеринцев, взятых вместе.
– Кто же это мог подарить Гарри такую дорогую вещь и даже не назвать себя?
– Что нам за дело, кто её прислал? – воскликнул беспечный Рон. – Гарри, дашь полетать, а?
– На этой метле летать нельзя! – отрезала ни с того ни с сего Гермиона.
Рон и Гарри недоумённо взглянули на неё.
– И что же Гарри с ней делать? Пол ею мести, что ли?
Гермиона раскрыла было рот, но в этот миг Живоглот прыгнул с постели Симуса и вцепился в грудь Рону.
– Убери своего кота! – заорал Рон.
Кот рвал когтями его пижаму, Короста выскользнула из кармана и взобралась на плечо. Рон ухватил её за хвост, сбросил кота и хотел было пнуть ногой, но промахнулся, угодил в чемодан у кровати Гарри, взвыл от боли и запрыгал на одной ноге.
Тут из старого носка дяди Вернона выкатился вредноскоп, закрутился на месте, засверкал и пронзительно засвистел металлическим свистом. У Живоглота шерсть встала дыбом.
– Совсем забыл про него. – Гарри нагнулся и поднял вредноскоп. – Я же сам его засунул в носок, а носки эти я не ношу.
Вредноскоп вертелся и свистел на ладони, кот выгнул спину дугой и грозно зашипел.
– Сейчас же убери своего кота, Гермиона, а то я за себя не отвечаю, – отчеканил Рон, сидя на кровати и потирая ушибленную ногу.
Гермиона подхватила Живоглота – он жёлтым глазом злобно глядел на Рона – и вышла из спальни.
– Спрячь ты эту штуку, – попросил Рон.
Гарри сунул вредноскоп в носок, а носок запихал на самое дно чемодана. В комнате воцарилась тишина, только Рон пыхтел от боли и злости. Короста съёжилась у него в руках. Гарри давно её не видел, и сердце у него зашлось от жалости: крыса похудела и осунулась, кое-где вылезла шерсть.
– Она что-то совсем зачахла, – заметил Гарри.
– Не зачахла бы, не будь тут этого рыжего недоумка. Это у неё стресс.
Гарри промолчал. Обычные крысы живут только три года, вспомнились ему слова хозяйки волшебного зоомагазина. Короста была, видно, лишена волшебной силы и, стало быть, жить ей осталось совсем недолго. А Рон, хоть и жалуется, что Короста ему надоела и толку от неё чуть, всё равно любит её.
Друзья встретились в гостиной. В это Рождество им было невесело. Гермиона заперла кота в спальне и дулась на Рона: как не стыдно, хотел пнуть Глотика ногой. Рон всё ещё кипел: Живоглот опять чуть не съел его крысу. Гарри взялся мирить их, но махнул рукой и стал изучать свой подарок. Гермиона почему-то дулась и на метлу, ничего не говорила, но поглядывала на неё с недоверием, как будто и метла невежливо обошлась с её любимцем.
Наступило время обеда, и друзья спустились в Большой зал. Факультетские столы опять отодвинуты к стенам; посреди зала один общий стол, на котором накрыто на двенадцат
|
|
|
