 |
Естественная среда обитания человечества
|
|
|
|
Культурными стереотипами нам навязано противопоставление человека природе. Утверждается даже, что он не имеет
62-63
естественной среды обитания [3]. Это, в свою очередь, приводит к формированию суждения о его существовании человечества в искусственной, в той или иной степени изолированной социо(техно)генной среде. В качестве иллюстрации такого подхода приведу слова В.М. Розина: «… я сам утверждаю, что на нашей планете почти все стало техникой, не исключая человека, который является техникой, поскольку обслуживает технику и обеспечивает свою жизнь исключительно с помощью техники. […] Отдадим себе отчет: с явлениями первой природы современный человек фактически уже дела не имеет. Вся наша среда искусственная…» [118. С. 98-99; см. также: 112. С. 139 – 140]. Приведенная цитата отражает инаковость человеческого бытия, противопоставленного естественным процессам и даже не имеющего с ним ничего общего. С такими базовыми представлениями не стоит и стараться включить человека в систему социо-геосферных взаимодействий. А без такой системы любые теоретические построения будут приводить либо к алармизму в экологии и требованию устранить человека из природных процессов, либо к технократизму, воспринимающему весь мир как поле приложения неограниченных человеческих усилий по его трансформации, включая преобразование генетической природы нашего биологического вида.
Взаимодействие же между «искусственной» и «естественной средами» гораздо сложнее, чем простое противопоставление. Человек преобразует среду своего обитания. Интуитивно казалось достаточно очевидным, что новая среда будет отличаться от естественной – природной среды. Из этого можно было бы сделать естественный вывод о необходимости сохранения природы. И этот вывод делался. С целью сохранения природы создавались заповедники, национальные парки и другие природоохранные структуры. Но так ли верна эта интуиция? Так, на Вергинских островах, в парке Йелоустон и в других местах, где теперь располагаются многие национальные парки, сохраняются образцы предполагаемой
|
|
|
63-64
«первозданной» природы. Но при внимательном рассмотрении выясняется, что эта «естественная» среда – не более чем результат сельскохозяйственной деятельности прежде населявших эту территорию людей (потомков африканских рабов, индейцев) [28. С. 89-90]. Внедренные ими сельскохозяйственные методы и труд многих поколений создали новую экологическую систему[26]. Когда эта система была включена в охраняемую территорию, то она… начала разрушаться. Дело в том, что потомки рабов, поддерживающих ее стабильность, были выселены. На этом примере легко заметить, что представления о биогеоценозах, а особенно об экологических системах, игнорирующих человека (как биологический вид) и его деятельность (как часть технического способа взаимодействия с природой), приводит к непредсказуемым, с точки зрения этих теоретических представлений, последствиям.
Все вышеизложенное позволяет сформулировать вопрос о естественной среде обитания человека. Вопрос не только актуальный, но и практически не рассмотренный в научной и философской литературе.
Существование человека в среде, созданной им самим, является общепризнанным утверждением. «Первым полем его (человека – А.М.) деятельности была непосредственная природа, не измененная влиянием труда» [71. С. 80]. Однако такой взгляд может быть обоснован только представлением о естественной среде обитания человека. До сего дня такие представления ни кем в явном виде не были сформулированы. Априорно предполагалось (например, Ж. Эллюлем), что доисторический период и был той естественной обстановкой, в которой «не было никакого организованного общества и когда непосредственный контакт с природой был абсолютно постоянным» [172. P. 344]. Очевидно, что современный человек живет не так, как жили его предки. Поиски
|
|
|
64-65
ответа на вопрос о том, каковы были первоначальные условия существования человека, приведут нас сначала к пещерам, потом к собирательству, но всегда рядом с человеком будут находиться орудия труда. Следовательно, мир, в котором они использовались, уже был мир, трансформируемый человеком, отличный от того фантастического состояния, когда «человек уже был, а орудий труда и организованного общества еще не было». Принимая такие условия за начальные – естественные – для человека, мы будем сильно лукавить. Однако не выбрав отправной точки, мы не сможем говорить о социо-техногенной трансформации естественной среды обитания человека.
Попытаемся упростить задачу и рассмотрим естественную среду без применения этого понятия к человеку. Ни один вид на планете не существует в естественной среде обитания. Это понятие не более чем теоретическое допущение, основанное на стабильности биосферы и локального био-гео-ценоза за непродолжительный период времени. Действительно, когда время изменения многократно превосходит время жизни одного поколения, то такой подход работает, но при рассмотрении эволюционных процессов он становится неправомочным.
Биологические процессы в атмосфере и водной среде «никогда не были сбалансированными, способными к воспроизводству природных потенциалов» [62. С. 61]. Подтверждением этого служит смена растительного покрова на одной и той же территории: смена хвойных и лиственных лесов, изменение фитоценозов на лугах. В большем масштабе времени смена геологических эпох и свойственных им видов живых существ. Все виды существуют в среде, созданной предшествующей эволюцией биосферы, и сами трансформируют ее в процессе жизнедеятельности. Для многих видов трансформация среды (гнезда, муравейники и др.) есть необходимое условие существования. Теперь, если рассматривать человека исключительно как часть биосферы, то
|
|
|
65-66
и его деятельность направлена на трансформацию, как и у других видов. Если и ставить вопрос о нашем отличии, то наши способности влиять на среду эволюционировали быстрее, чем у других видов, изменился способ и мощность воздействия. Ни один вид[27] кроме Homo sapiens не обладает влиянием планетарного масштаба.
С развитием знания (науки) преобразование среды обитания стало настолько мощным и быстрым, что затронуло практически все геосферы планеты, и возникла реальная угроза для дальнейшего существования человечества. Теперь скорость изменений стала заметной невооруженным глазом. На протяжении жизни одного поколения людей среда обитания трансформируется неоднократно, и привычные с детства условия заменяются другими, к которым необходимо адаптироваться. Ситуация кажется нам новой и потому опасной.
Современный уровень развития истории, археологии и антропологии позволяет в любую эпоху зафиксировать воздействие человека на природу [44. С. 235]. Скорость протекания трансформационных процессов занимала десятки тысячелетий, тысячелетия и столетия, а само начало антропогенного воздействия неотличимо от воздействия других видов живых существ. Уже до неолитической революции, в верхнем палеолите, человек начал кардинально преобразовывать окружающую его среду, в частности, был одним из факторов вымирания крупных млекопитающих [31. С. 43-56]. Использование первых орудий труда, применение огня для приготовления пищи и обогрева позволили осуществлять искусственные химические и физические процессы, включив их, в качестве неотъемлемой части в биохимию своего организма. Создав в результате садоводческой, земледельческой и скотоводческой активности новые источники пропи-
66-67
тания, десятки тысяч лет назад, с неолитической революции, естественные био-гео-химические циклы стали дополняться искусственными, без которых существование нашего вида невозможно [31. С. 57-75]. Поэтому называть даже период, предшествовавший неолитической революции, «периодом существования человечества в естественной среде» также не правомочно, как и последующие за ним. Сходную точку зрения высказывал уже Л. Мечников: «В жизни человечества не было эпохи настоящего «естественного состояния», так как зачатки цивилизации и искусства существовали на Земле даже до появления человека, хотя бы у бобров и у других животных» [83. С. 287].
|
|
|
Л.Н. Гумилевым впервые и всесторонне рассмотрен вопрос о системе взаимодействия этносов и геосфер [43; 434]. Недостаток теории этногенеза, даже, скорее ее упущение – это неразвитое представление о роли науки, техники и технологий. Это не удивительно, учитывая колоссальный объем исторической, географической и этнографической информации, используемой ученым. Тем не менее, побочный результат теории этногенеза, а именно роль технического в развитии человечества, представляет для меня чрезвычайно важным.
Л.Н. Гумилевым подчеркивалась зависимость человека от природы, вопреки существующей тогда тенденции противопоставлять человека природе. «Как бы ни была развита техника, все необходимое для поддержания жизни люди получают из природы. Значит, они входят в трофическую цепь как верхнее, завершающее звено биоценоза населяемого ими региона. А коль скоро так, то они являются элементами структурно-системных целостностей, включающих в себя, наряду с людьми, доместикаты (домашние животные и культурные растения), ландшафты, как преобразованные человеком, так и девственные, богатства недр, взаимоотношения с соседями – либо дружеские, либо враждебные, ту или иную динамику социального развития, а также то или
67-68
иное сочетание языков (от одного до нескольких) и элементов материальной и духовной культуры. Эту динамическую систему можно назвать этноценозом. Она возникает и рассыпается в историческом времени, оставляя после себя памятники человеческой деятельности, лишенные саморазвития и способные только разрушаться. Но каждый процесс этногенеза оставляет на теле земной поверхности неизгладимые следы[28] […]. И теперь, […], необходимо уяснить, какие стороны деятельности человека были губительны для ландшафтов, вмещающих этносы. Ведь разрушение природы с гибельными последствиями для людей – беда не только нашего времени, и оно не всегда сопряжено с развитием культуры, а также с ростом населения» [44. С. 16-17]. Такой подход соответствует развиваемому мной представлению о системе социо-геосферных отношений и нуждается в дополнениях и развитии. Л.Н. Гумилев сформулировал вопрос, представляющий интерес и для данной работы: «продолжает ли человек, после того как он создал орудия труда и научился использовать огонь, оставаться в составе биоценоза как верхнее, завершающее звено или он переходит в какую-то иную сферу взаимоотношений с природой, вовлекая туда же одомашненных животных и культурные растения?» [44. С. 235]. Становясь со-двигателем общепланетарных процессов, человек перестает быть только верхним звеном, с точки зрения биологической системы обмена веществом и энергией. Теперь человек в масштабах планеты вовлекает в оборот биосферы такие энергии и такие вещества, которых не было ранее. Он направляет их потоки, сообразуясь со своими потребностями.
|
|
|
68-69
Использование орудий, особенно огня, принципиально трансформировало природу. На начальных этапах эволюции вида Homo sapiens различие между человеком, его предками и животным миром в плане трансформации среды было вообще неразличимо. Но техническая и социально-технологическая мощь человечества возрастала, пока не стала влиять на общепланетарные процессы.
Недалекий умом оптимизм начал нашептывать Человеку, что осуществилось сказанное в книге Бытия об обладании землей и владычествовании над живыми существами (Быт. 1, 28). Во втор. пол. XIX – пер. пол. XX вв. получило широкое распространение утверждение о том, что человек подчинил себе природу. Постепенно общество пришло к тому, что «теперь создается новая среда, в которой должна быть так или иначе воссоздана «естественная среда», уже зависимая и относительная, на принципиально иной основе» [166. С. 131]. Роль техники и степень зависимости человека от искусственной среды возрастали пропорционально друг другу, возник эффект положительной обратной связи. Из этого был сделан вывод, что человек живет в рукотворном мире, и его жизнь становится все более искусственной, и даже, что он должен жить в искусственной среде. В России эту точку зрения развивал К.Э. Циолковский, а во Франции резвился технократ Ле Корбюзье, пытаясь философски обосновать и архитектурными методами создать искусственный климат в возводимых им зданиях[29]. Невозможно превзойти К.Э. Циолковского в области теории. Он проповедовал полное уничтожение жизни на Земле и переход оставшегося человечества в эфирное состояние.
За лозунгом «смерти Бога» пришла проповедь «смерти природы» [186. P. 221], уничтожаемой человечеством. Философы более содержательные, хотя и не всегда после-
69-70
довательные в своей критике, низводили роль естественной природы и ее воздействия на человека к минимуму: от хрестоматийного отечественного: «Не надо ждать милостей от природы», до иностранного: «Человек имеет дело с естественными элементами только через последовательность технологий, которая настолько исчерпывающая, что человек фактически имеет дело непосредственно только с технологиями» [173. P. 39]. И, развивая эту мысль Ж. Эллюль приходит к выводу, что «социальные отношения установлены и сформированы технологией» [172. P. 344]. Подобный пессимистический взгляд, этого выдающегося французского мыслителя, возможен разве только как горестная констатация временного и локального состояния общества попавшего во власть технократии.
Итальянский философ Э. Агацци утверждал, что «…в отличие от любого другого живущего вида человек не имеет естественной среды обитания. И не столько потому, что (как порой легкомысленно утверждают) он может приспособиться к любой окружающей среде, сколько потому, что даже в самых враждебных естественных условиях он всегда может создать собственную окружающую среду. …подлинная окружающая среда человека – искусственная среда, точнее, что его окружающая среда – мир техники. …окружающая среда современного человека – мир технологии. […] естественная «экосистема» человека (т.е. не только та, в которой он живет, но и та, благодаря которой он живет) – мир технологии» [3. С. 86; аналогично полагает и Эллюль в: 173. Pp. 38-39]. Несмотря на экологический пессимизм, говорить об отсутствии у человека естественной среды обитания необходимо с учетом сохраняющейся на протяжении всей истории его зависимости от природы, вне которой существование человека представляется фантастической абстракцией. На стороне свободы и независимости человека от «демона техники» находятся несокрушимые союзники – природные геосферы Земли, в которых протека-
70-71
ют неподконтрольные и неуправляемые человеку процессы. Вызовы, приходящие к нам из внетехнической реальности, показывают, как слаб и беспомощен человек, как он социально и технически могуч. Такой диапазон обеспечивает нам свободу и развитие, а демон техники скромно курит в сторонке, ожидая поклонов рабов. Его победа будет означать либо всесилие человечества, что является пустой философской фантазией, либо беспомощность человечества в искусственном обиталище, где удовлетворяется всякая прихоть и подавляется всякая самостоятельность, что продуктивно для философской фантастики, но в обозримом будущем не просматривается.
Вернемся в первоначальные времена существования человека. Тогда он незначительно изменял природное окружение – среду своего обитания, но изменял технически, в противном случае это был еще не человек, а предчеловек, – который подобно другим видам животных использовал природные материалы для добывания пищи и обустраивал место жительства. Он создавал себе место обитания, преобразуя природный мир, и в этом аспекте его деятельность не отличалась от деятельности птиц, бобров и другой дикой живности. Отличие человека от предчеловека было не антропологическим. Это был эволюционный процесс изменения мира. Сам человек и его поведение становились объектами трансформации. Хотя: «Влияние технического развития на человека и его образ жизни менее заметно, чем на природу, – утверждал еще в конце прошлого века В.М. Розин. – Тем не менее, оно существенно. Здесь и полная зависимость человека от технических систем обеспечения (начиная от квартиры), и технические ритмы, которым должен подчиняться человек (производственные, транспортные, коммуникационные – начало и окончание телевизионных программ, скорости процессов, кульминации), и потребности, которые исподволь или явно (реклама) формируют технические новации» [117. С. 154-155]. Но-
71-72
вые технологии создают новые отношения между людьми, порождая условия и потребность людей в создании новых правил поведения. Никогда эти отношения, правила и нормы не диктовались ни техникой ни технологиями – они всегда придумывались человеком.
Зависимость человека от созданных им самим условий своего обитания является настолько очевидной, что из этой констатации было выведено ошибочное следствие – человек обособился от природы, приобрел над ней власть и стал максимально от нее независим (в предельных случаях утверждалась даже его полная независимость). Сегодня вышеприведенные размышления не представляются такими очевидными, как раньше. Способность трансформировать среду уже не является доказательством свободы и независимости от природного окружения: чем масштабнее происходящие изменения, тем значительнее последствия стихийных бедствий, тем зависимее мы от многочисленных ресурсов, тем разнообразнее наши возможности и не предсказуемей отдаленные последствия наших действий. Обособление от природной, первоначальной, естественной среды привело человека к созданию, (при помощи техники) нового рода взаимоотношений с геосферами – человеческой среды обитания. Поэтому в конце ХХ в. стало возможным утверждать: «человек живет уже в искусственном мире, им же и созданном: подавляющему большинству не известна природа, где не было бы следов воздействия «разума»» [66. С. 20]. Что, конечно же, неверно. Сложно поверить, что первобытный охотник шел по лесной тропинке, протопанной животными, и не осознавал разумом, куда и с какой целью он идет. (В противном случае он не оставил потомства и автоматически выбыл из дальнейшего анализа). Тропинка была также частью разумной деятельности охотников, как схема метрополитена, доходя до осознания пассажира, определяет его движение. А вот мог ли представитель, например, палеолита или неолита любоваться закатом, замереть от восторга, услышав соловья, требует отдельного рассмотрения.
72-73
Полностью иллюзию искусственного мира, окружающего человека мы можем наблюдать разве только на МКС и в недрах атомных подводных лодок. Но эта иллюзия действует весьма короткое время, и переносить ее на все человечество и смешно, и не перспективно.
Человек издревле создает систему, в которой он трансформирует геосферы, расширяя границы технической реальности, но, не создавая, за небольшими исключениями, искусственного мира, остается всегда и полностью зависимым от природных процессов. В обществе потребления эта зависимость приобретает максимально возможный на сегодняшний день уровень. Человечеству необходимы свежий воздух, чистая вода, не урбанизированный ландшафт и т.д. Только социальная и культурная инерция мышления заставляет нас обманываться и обманывать других в вопросе о независимости человека от живой и неживой природы.
Эту мифологему разделяет итальянский философ Э. Агацци: «Плоды технологии настолько пронизывают нашу повседневную жизнь, затрагивая даже ее мельчайшие элементы, что естественное состояние современного человека есть рукотворный мир» [3. С. 27]. Но мы не будем забывать о зависимости человека от мира природы и будем не одиноки. Д.Р. Винер писал: «Можно критиковать общество конца ХХ в., попавшее в рабскую зависимость от синтетики и обедняющее богатое разнообразие нашей планеты. Но совсем другое дело – заключать на основании этих тенденций, что мы каким-то загадочным образом выпали из природы и стали существами «неестественными» или «противоестественными»[30] [28. С. 82]. Только представьте наш мир без нефти, а, следовательно, без органической химии, и на выходе получите картину аналогичную «Трагедии охотников неолита при гибели последнего ма-
73-74
монта»: голод, гибель племени, выживают только те, кто успел «обзавестись» земледелием и скотоводством.
Мифологема независимости человека от природы имеет богоборческие предпосылки. Она – отголосок борьбы с религией. Э. Фромм указывал: «…люди, находясь в состоянии наивысшего реального бессилия, воображают, будто стали благодаря науке и технике поистине всемогущими» [143. С. 158]. Иллюзия независимости от природы имеет обоснование во всемогуществе, а оно, в свою очередь, подпитывает идеи технического или технологического всевластия. В гордыне своей: «…человек превратил себя в бога, потому что он изобрел техническую возможность создать второй мир вместо мира, который, как утверждает традиционная религия, был впервые создан Богом» [143. С. 158], – развивал эту идею Э. Фромм.
Этот второй мир воспринимается многими как подвластный человеку. В этот миф плохо укладывается происхождение техногенных катастроф. Но если объяснить все катастрофы влиянием «человеческого фактора», то в нем появится даже не свойственная мифам логичность и положительная эвристичность. Заменив человека автоматом или трансформировав природу человека, можно достигнуть полной гармонии – попасть в технократический эдем. Но, как и в старинной истории со змеем и яблоком[31], навязываемые нам представления обманчивы и базируются на скрытых богоборческих мотивах, а не на достижении реальной независимости.
М. Маклюэн утверждал: «непрерывно заключая технологии в свои объятья, мы привязываем себя к ним как сервомеханизмы. Именно поэтому мы, чтобы вообще пользоваться этими объектами, должны служить им – этим расширени-
74-75
ям нас самих – как богам или в некотором роде святыням» [77. С. 56, также с. 69, 73 и далее]. Сказано мифологично, т.е. сумбурно. В одной фразе смешаны и органолептика, и религия. Если технологии – наши расширения (речь, конечно, должна идти о технике, но слово «технология» звучит загадочнее), то получается, что мы служим сами себе. Глубокомысленная тавтология М. Маклюэна приведена мной для иллюстрации нелогичности этого очередного мифа, в основе которого лежит фундамент – придание технике (технологии или науке) самостоятельного онтологического статуса. Религиозные основы этого мифа у многих, разделяющих его философов, прорываются на поверхность[32].
Попытаемся представить человека в полностью искусственной среде, тем более, что такие условия уже не фантастика, а реальность. На космических кораблях и атомных подводных лодках человек может рассматриваться как изолированный от внешней среды, находящийся в практически искусственной второй природе. Но как тяжела эта среда для обитания, и как зависит она от поддержки извне уже без всяких допущений.
Человек всегда жил в «искусственной», измененной среде, но эта искусственность невозможна без «естественности». Среда обитания человека – результат постоянной коэволюции природы и общества. Человек и впредь будет видоизменять среду своего обитания, но теперь стало понятным, что эти преобразования могут разрушить ее составляющие – живую и неживую геосферы. Предшествующая настоящему времени успешная коэволюция отнюдь не гарантирует бесконечного существования человечества. Homo sapiens, как и многие виды до него, может погибнуть в результате изменения в геосферах,
75-76
только теперь это будет результатом последнего дела человеческих рук, а не естественным течением событий.
Человек всегда жил и будет жить в среде, созданной им самим и ограниченной возможностями живой, неживой, биокосной природы, а также технико-технологическими возможностями ее эксплуатации. Поэтому полный отказ от трансформации геосфер представляется невозможным, но и индульгенции от последствий наших действий никто не предлагает.
Вопрос о среде обитания человека должен рассматриваться в плоскости того насколько, как, с какой скоростью, в каких областях и масштабах можно ее изменять. При этом необходимо учитывать возможность возвращения к первоначальным условиям[33], утилизации[34] и рекультивации территории при выбранном пути развития. И, следовательно, об ответственности индивидуума, общества, политиков, производителей, финансистов перед ныне живущим поколением[35]за последствия подобных изменений.
Способность к целенаправленному изменению мира вокруг, осознанное созидание собственной среды обитания по-
76-77
средством орудий труда (техники) – неотъемлемая, неотделимая составляющая человека, присущая ему с момента возникновения человека как вида. Конечно, способность к орудийным действиям не является исключительной прерогативой современного человека. Такая деятельность существовала у его непосредственных предков, встречается, хотя и редко, у животных. В более простой форме – манипулятивной активности – она широко распространена в животном мире.
Из вышесказанного следует: в том случае, когда рассматривается окружающая человека среда, нет смысла противопоставлять природное и искусственное. В самой постановке вопроса о конфликте между ними скрыта заведомо ложная посылка противопоставления статичных объектов. Совершенно очевидно, что среда обитания человека всегда представляла собой объект, формируемый в результате сложнейших социо(техно)-геосферных взаимодействий, становящихся возможными благодаря знаниям (на современном этапе – науке), воплощенным в технике и технологиях. Не существует оснований допускать, что человек вида Homo sapiens когда-либо существовал в некоторой «естественной среде»[36], как, собственно, и множество других видов на планете. Куда более важно попытаться вскрыть закономерности взаимозависимого развития: человека (социума) и окружающего мира.
Ведь он не стал ни на йоту менее зависимым от природных процессов, а лишь сменил одни на другие. Естественные факторы, которые определяли жизнь в древности и определяют их сейчас, различны, но независимости от природы нет. Древний человек не был зависим от нефти, но больше
77-78
зависел от погоды. Нас волнует изменение климата, но ум не загружен раздумьями о кремне для ножа и копья.
|
|
|
