Предыстория политической психологии

Важная роль политической психологии в детер­минации политического поведения обусловила большое внимание к ней со стороны политических мыслителей. Познавательная деятельность в политике связана прежде всего с продуцированием теми или иными политическими субъектами политических идей и теорий, чувств и верований, эмоций и доктрин, которые, будучи субъективной рефлексией объективной действительности мира политики, являются необходимым этапом и условием его освоения. Вопрос о соотношении реальности политической жизни и представлений о ней, действий политиков и идей политологов ставился в античной политической мысли, в частности, Платоном в «Государстве» [181] и Аристотелем в «Политике» [4].

Они считали, что достижение успеха в политике, создание наиболее эффективных форм организации политической жизни зависят, прежде всего, от разработки наилучшей идеальной модели или проекта государственного устройства, базирующегося на правильных моральных нормах и верных теоретических принципах. Аристотель в «Политике» отмечал, что государственная жизнь является реализацией людьми (и в первую очередь, правителями) тех или иных познанных принципов и проектов или же просто представлений о правильном порядке ведения государственных дел. В то же время изложение политической теории у Аристотеля построено на анализе и теоретическом обобщении реальных, т.е. существовавших в политической действительности того времени в Греции, Персии и других странах видов государственного устройства. Таким образом, в своих рассуждениях о мире политики Аристотель исходит одновременно из двух «равных» начал анализа:

· из идеальных принципов и образцов государственного устройства;

· из реальных политических институтов и структур, видов государств, способов государственного управления и политического участия

Каждое из двух начал Аристотеля (идеальных принципов и образцов государственного устройства и реальных политических институтов, структур, видов государства) обладает относительной независимостью от другого начала, поэтому каждое из них становится исходной точкой для различных теоретико-методологических подходов: «материалистического» и «идеалистического» понимания политики.

В зависимости от психологического склада людей Аристотель делил их на сво­бодных граждан, которые политичны по своей сути, и рабов, по природе неполитичных и склонных к подчине­нию, поскольку они от рождения не наделены предусмот­рительностью и волей. Он отмечал, что правителям для успеха своей деятельности необходимо знать нравы граж­дан и «настроения лиц, поднимающих восстания» [Аристотель. Политика].

На протяжении многих веков для характеристики пси­хологии людей обычно использовались такие термины, как «душа», «дух», «нрав», «характер». Декарт [62а] писал о шести чувствах, которые движут человеком в мире и власти. Макиавелли, утверждавший, что «править – значит застав­лять людей верить», специально указывал, что различия в настрое­ниях выступают основной причиной «всех неурядиц, происходящих в государстве» [125, с.99].

Аристотелевские принципы материального и идеального в политике, наиболее репрезентативно представлены в гегельянском и марксистском учениях. Одним из наиболее ярких примеров идеалистического подхода к объяснению соотношения политической действительности и ее рефлексии, политического сознания и бытия являются школа и традиция немецкой классической философии, и в том числе, система политической философии Г.В.Ф. Гегеля. С позиции гегелевской философии политики, государство есть объективный дух и субстанциональная воля, особое проявление в политической действительности нравственной идеи, которая в «нравах имеет свое непосредственное существование, а в самосознании единичного человека, его знании и деятельности — свое опосредованное существование...». Идея или принцип государства непосредственно осуществляется, таким образом, в государственном сознании общества (понятие «нравы общества» в этом плане здесь во многом сходно с современным термином «политическое сознание»), а также и в индивидуальном политическом сознании каждого гражданина. «Государство есть дух, пребывающий в мире и реализующийся в нем сознательно», — писал автор «Философии права», отдавая и в гносеологическом, и в онтологическом плане приоритет «политическому духу», а не «политическому миру» [43].

К. Маркс использовал противоположный подход, полагая в соответствии со своим материалистическим пониманием политики, что идеальные принципы и представления есть лишь отражение материальных (или экономических) интересов тех или иных классов, а потому гегелевское соотношение политического сознания и бытия необходимо перевернуть «с головы на ноги». С точки зрения марксизма, политическое сознание общества и индивида в различные исторические периоды было обусловлено экономическими интересами и социальным положением господствующих классов. «Господствующие мысли суть не что иное, — писал К. Марксв «Немецкой идеологии» (1845-1846), — как идеальное выражение господствующих материальных отношений, как выраженные в виде мыслей господствующие материальные отношения; следовательно, это выражение тех отношений, которые и делают один этот класс господствующим, это, следовательно, мысли его господства» [131]. Результатом марксистского подхода к политике является известный вывод о том, что политические идеи и теории, чувства и представления являются порождением материальных интересов различных классов и, соответственно, политических учреждений и организаций, ими контролируемых.

В конце XIX — начале XX в. и в социально-политической мысли России появились идеи о взаимной обусловленности политической реальности и сознания. Они в частности выразились в концепции так называемого «параллелизма мысли и учреждений», существования «прямых» и «обратных» связей между действительностью бытия и рефлексией сознания [61, с.92].

Но хотя попытками осмысления роли психического фактора в политике общественно-политическая мысль изобиловала с древних времен, объектом специальных научных исследований политическая психология стала лишь в конце XIX — начале XX в. До этого времени не только отсутствовали научные методы изучения созна­ния людей, но и сама политика была по преимуществу уде­лом немногих личностей, элиты. Она не носила публичного характера и не была открыта для независимого, свободного анализа.

В этот период историки и философы, социологи и политологи обратили внимание на то, что в политической жизни демократических государств появилось совершенно новое явление. Помимо вождей, королей, президентов и прочих представителей политической элиты, в политике заметное место стали занимать массы. Одним из первых обратил внимание на массовую психологию француз Г. Лебон, написавший «Психологию народов и масс», «Пси­хологию толпы» (1895 г.) и «Психологию социализма». В это же время появились книги Э. Дюркгейма («Самоубийство» — 1897 г.). «Преступная толпа» итальянца С. Сигеле, «Социальная логика» француза Г. Тарда, В. Парето («Социалистические системы» — 1902 г.). Обнародовали свои идеи 3. Фрейд [235] (основатель психоанализа), Г. Лассуэлл (основатель политической психологии в США), в 1930 г. вышла его работа «Психопатология и политика»), Т. Адорно, Э. Фромм и др.

Российская политическая психология также имеет заме­чательных предшественников. Особенно богато наследие конца XIX — начала XX в., когда интерес к личнос­ти, к психологическому компоненту социальных процес­сов был широко представлен и в политической мысли, и в философии, и в нарождавшейся социологии. В частности заметным явлением стал выход книги русского социолога Н.К. Михайловско­го «Герои и толпа» [147]. Развитие этих идей можно проследить и в полемике марксистов с народниками, в частности в работах Г.В. Плеханова и В.И. Ленина.

До сих пор представляют не только историческую ценность концепции целого ряда русских мыслителей того периода. В частности, в «Очерках по истории русской куль­туры» П. Милюков [145] проследил развитие российской политической культуры, в т.ч. особенности русско­го политического сознания в его «идеологической» форме на протяжении всей русской истории.

В свой русский период П. Сорокин размышлял над проблемой социального равенства, свободы и прав человека [214]. Пере­жив ужасы гражданской войны, он попытался их осмыс­лить не только как социолог, но и как тонкий психолог.

В начале ХХ в. вышли пять томиков «Психи­атрических эскизов из истории» П.И. Ковалевского, представляющие собой вполне реальную альтернативу психоаналитическим подходам к психобиографии поли­тиков. Позже, уже в 20-е гг. вышла книга Г. Чулкова о русских императорах, где даны блестящие психологичес­кие портреты русских правителей [253].

В работах конца XIX — начала XX вв. были отмечены лишь негативные стороны массового поведения и те опасности, которые оно несет с собой. Другая тема, которая вызывала интерес ранних политических психологов, психология народов и рас, исследование национального характера. Психологи искали подходы к соединению знаний о личности с анализом более широких социальных и культурных феноменов, в частности политики. Еще одним источником формирования современной политической психологии стали идеи психоанализа. Знаменитая книга Г. Лассвела «Психопатология и политика» открывается справедливым утверждением автора: «Политология без биографии подобна таксидермии — науке о набивании чучел». И действительно, описание политического процесса без его творцов случайно, да и неверно [190. с.159].

Это очень важно для политологии, поскольку, зная, чем обусловлен тот или иной поступок человека, можно скорректировать его действия в будущем, заставить его поступить по-другому или же повторить те же решения.

Необходимость изучения массовой психологии, мотивов, ин­тересов, потребителей, политических установок поведения лю­дей, их организаций, движений коллективов способствовала по­явлению новой науки — политической психо­логии. Фундаментальные и система­тические теоретические разработки по психологии поли­тики начались в 1960-е гг. в США под влиянием «пове­денческого движения». Принято считать, что политическая психология как от­дельная наука появилась в 1968 г., когда в рамках американ­ской Ассоциации политических наук было создано отделение политической психологии и одновременно в Йельском универ­ситете США введена специальная программа углубленной под­готовки политологов в области психологических знаний. При Американской психи­атрической ассоциации была образована группа для изуче­ния проблем международной политики, которая в 1970 г. переросла в Институт психиатрии и внешней политики. В Ассоциации политических наук в 1979 г. было организовано Общество политических психологов, получившее статус международного. Оно сразу начало издание своего журнала «Political Psy­chology» [259, с.29; 188, с.273].