В БРЮССЕЛЬ 4 страница

Но это доверие и эта радость — мы говорим об этом откро­венно — были глубоко омрачены известием о решениях, при-нятых в отношении «Rheinische Zeitung». Принимая непосред­ственное участие в подъеме общественной жизни, вызванном вступлением на престол Вашего величества, эта газета, правда^ следовала своему пониманию государственных отношений с ре­шительной последовательности, нередко даже со всей резкостью,

ПРИЛОЖЕНИЯ

Однако не только те, кто придерживается политических убеж­дений этой газеты, но и те, кто, подобно многим из нижепод­писавшихся, чужды им или даже являются решительными противниками ее убеждений — в любом случае все истинные друзья здоровой и свободной политической жизни должны глубоко сожалеть об ударе, нанесенном этой газете. Подавле­ние даже одной этой газеты лишает всю отечественную печать той независимости, которая, составляя основу всех нравствен­ных отношений, совершенно необходима также для принци­пиального обсуждения собственно государственных дел и без которой ни один подлинный талант, ни один твердый харак­тер не станет обращаться к политической литературе.

Нижеподписавшиеся граждане Кёльна, в среде которых возникла находящаяся теперь под угрозой газета, считают себя обязанными и вынужденными открыто выразить Вашему величеству, в котором они научились почитать могучего защит­ника свободного слова, чувства огорчения, вызванные объяв­ленным запрещением газеты, и возлагают к подножию пре­стола покорнейшую просьбу:

Не соблаговолит ли Ваше величество всемилостивейше рас­порядиться об отмене решения, принятого министерством цен­зуры от 20 января сего года против «Rheinische Zeitung», и о дальнейшем выходе этой газеты без всяких ограничений той свободы, которую Ваше величество само ранее предоставило всей нашей отечественной печати.

Остаемся глубоко преданные Вашему величеству граждане Кёльна

[Далее следуют подписи, среди которых собственноручная

подпись Маркса: ]

К. Маркс, доктор

Петиция составлена                                  Печатается по рукописи

между 25 и 80 января 1843 г.                                  перевод  с немецкого

в MEGA ², Bd. 1/I, Berlin, 1975                    На русском языке публикуется впервые

ПРОШЕНИЕ АКЦИОНЕРОВ

РЕЙНСКОЙ ГАЗЕТНОЙ КОМПАНИИ

О ПРОДОЛЖЕНИИ ИЗДАНИЯ «RHEINISCHE ZEITUNG»

Королевские высокие ведомства, на которые возложено осуществление цензуры, рескриптом от 20 января текущего года распорядились о прекращении с 1 апреля издания выхо­дящей здесь в Кёльне «Rheinische Zeitung» и тем самым еоз-

ПРИЛОЖЕНИЯ                                                  501

дали угрозу банкротства предприятия, основанного не без значительных денежных жертв со стороны нижеподписавшихся прежде всего ради удовлетворения настоятельных потребно­стей нашего родного города, но имеющего также, своим назна­чением смелое и бескорыстное служение — под покровитель­ством Вашего величества и с упованием на его высочайшие благородные намерения — интересам и процветанию нашего отечества в качестве свободного и независимого органа обще­ственного сознания.

Что подобное упомянутое решение высоких цензурных ведомств не только формально уязвимо, но противоречит и духу всего прежнего законодательства о печати, и благород­ным замыслам Вашего величества, — это нижеподписавшиеся попытались доказать в особой памятной записке, которую покорнейше возлагают к подножию трона.

Идя навстречу пожеланиям высоких цензурных ведомств, нижеподписавшиеся покорнейше обязуются употребить свое влияние, которое предоставляет им прилагаемый устав, на то_г чтобы газета придерживалась более умеренного и достойного тона и по возможности не давала повода для каких-либо затруд­нений, и с тем большим доверием обращаются со следующим почтительнейшим прошением:

Да благоволит Ваше королевское величество распорядиться об отмене рескрипта высоких цензурных ведомств от 20 января текущего года и о беспрепятственном продолжении издания «Rheinische Zeitung».

Остаемся глубоко преданные Вашему величеству верно­подданные

акционеры Рейнской газетной компании

Кёльн, 12 февраля 1843 г.

[Далее следуют подписи акционеров, среди которых имеется подпись и приписка Маркса: ]

Д-р Маркс за себя и по уполномочию:
Д-р Шлейхер из Трира — практикующий врач
Д-р Фенцелиус »  »   — практикующий врач
Цетто           »  » — торговец

Клентген »  » — крупный землевладелец Миттвег »  » — адвокат

Впервые опубликовано в MEGA 2, Bd. 1/I, Berlin, 1975

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

ПРИЛОЖЕНИЯ

ЖЕННИ МАРКС — КАРЛУ МАРКСУ ²⁸¹ В ПАРИЖ

[Трир, около 21 июня 1844 г. ]

Ты видишь, сердечный друг, что я не веду с тобой счет по закону и не требую око за око, зуб за зуб, письмо за письмо; я щедра и великодушна, но надеюсь, что мое двукратное напоминание о себе принесет мне скоро богатые плоды в виде нескольких строк, которых жаждет мое сердце, несколько слов, сообщающих мне, что ты жив-здоров и немного тоскуешь обо мне. Я так хотела бы, чтобы тебе меня не хватало, хотела бы услышать, что я тебе желанна. А пока спешу, прежде чем начнется новый день, сообщить о состоянии здоровья нашей малышки *; ведь это третье лицо теперь — главное в нашем союзе и, принадлежа одновременно и мне и тебе, образует сокровенные узы нашей любви. Бедная куколка чувствовала себя после поездки плохо и страдала; выяснилось, что кроме вздутия животика у нее самое обычное перекармливание. При­шлось вызвать толстую свинью **, и решение было — взять кор­милицу, так как при искусственном вскармливании не так легко поправиться. Можешь себе представить мою тревогу. Но теперь все позади, милая маленькая умница прекрасно сосет у молодой, здоровой кормилицы, служанки из Барбельна, дочери лодочника, с которым папочка *** так часто ездил. Мама **** в лучшие времена полностью одевала ее еще ребен­ком, и вот такая случайность — это бедное дитя, которой папочка ежедневно дарил по крейцеру, дарит теперь жизнь и здоровье пашей девочке. Ее трудно было спасти, но теперь опасность почти миновала. Несмотря на все страдания, она выглядит на редкость миловидно, как беленький цветок, и такая тоненькая и прозрачная, словно принцесса. В Париже мы, конечно, все это не перенесли бы, поэтому наше путе­шествие уже приносит нам золотые проценты. Кроме того, я снова у своей милой бедной мамы, которая только после огром­ной борьбы примирилась с разлукой со мной.

У Веттендорфов ей было очень плохо ²⁸². Они слишком грубые люди. Ах, если бы я знала зимой, каково было бедной маме! Я ведь часто плакала, вспоминая о ней, жаловалась тебе, и ты был всегда так снисходителен и терпелив. Наша

* — Женни. Ред. ** — Роберта Шлейхера. Ред. *** — Людвиг фон Вестфален. Ред. **** — Каролина фон Вестфален. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

кормилица хороша еще тем, что она может быть и служанкой, охотно поедет с нами; когда-то она работала 3 года в Меце и поэтому говорит по-французски. Мое возвращение, следова­тельно, полностью обеспечено. Не правда ли, как хорошо все получилось? У бедной мамы теперь слишком много рас­ходов, а она ведь совсем без средств. Эдгар * обирает ее, а по­том пишет одно за другим нелепые письма, в которых радуется приближающейся революции и изменению всех обстоятельств, вместо того чтобы приступить к изменению своих собствен­ных обстоятельств, а это всегда вызывает неприятные объясне­ния и намеки на безрассудную революционную молодежь. Вообще стремление к изменению существующего возникает больше всего именно тогда, когда знают, что под видимой глад­кой, ровной поверхностью в недрах человечества происходит брожение и кипение.

Но вернемся от революции снова к нашей кормилице. Я оплачу 4 талера ее месячного жалованья, а также расходы на лекарства и доктора из того, что осталось от дорожных денег. Мама, правда, не хочет этого; но ей уже приходится тратить на наше содержание больше, чем она может. У нее бедно, но все же прилично. Трирцы относятся к ней действи­тельно замечательно, и это меня несколько примиряет с ними. Впрочем, мне нет необходимости делать кому-либо визиты, ибо все приходят ко мне, и у меня прием с утра до вечера. Я не могу тебе назвать всех. Сегодня еще я выпроводила пат­риота Леманна, который, кстати, полон лучших чувств и только опасается, что твои серьезные научные занятия могут там пострадать. Впрочем, со всеми я держусь гордо, и моя внешность и манеры полностью оправдывают это гордое пове­дение. Во-первых, я элегантнее всех, и, кроме того, никогда еще в своей жизни я не выглядела такой здоровой и цветущей как теперь. Мнение об этом единодушное, и комплименты Гер-вега: «когда была ваша конфирмация? » — здесь постоянно повторяются. Про себя я думаю: что толку в жалобах, ни­кто ведь не поможет в нужде, а человек так счастлив, когда есть возможность пожалеть. Хотя весь мой вид выражает удовлетворенность и достаток, все они еще надеются, что ты решишься поступить на какую-либо постоянную службу. О, вы, ослы! Разве сами вы крепко стоите на ногах? Я знаю, что и у нас нетвердая почва под ногами. Но где теперь найти твердую почву? Разве не чувствуются всюду признаки подземных толчков и колебания почвы, на которой общество построило свои

* — Эдгар фон Вестфален. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

храмы и лавки? Я думаю, что время-крот скоро перестанет рыть под землей, — в Бреслау * ведь уже снова засверкали зарницы ²⁸³. Только бы нам продержаться, пока наша ма­лышка подрастет. Не правда ли, ты успокоишь меня, ты мой нежно любимый ангел, мой единственный, дорогой сердечный друг? Как близко мое сердце чувствовало твое 19 июня! ** Как полно и радостно билось оно, устремляясь навстречу твоему!

Однако продолжу свой рассказ. В годовщину нашей свадьбы наша любимая малютка начала поправляться и сосать свежее здоровое молоко. Затем я совершила трудный шаг — ты знаешь какой. Я надела свое милое парижское платье, и лицо мое горело от страха и возбуждения. Когда я переступила порог, можно было слышать удары моего сердца. Я сразу все вспом­нила. Дверь открыли, вышла Иетхен ***, она бросилась мне на шею, расцеловала и повела в комнату, где находились твоя мать **** и Софи. Обе сразу обняли меня, мать заговорила со мной на ты, а Софи потащила меня к себе на диван. Она ужасно истощена, выглядит так, что краше в гроб кладут, и вряд ли сможет поправиться. Но у Иетхен вид, пожалуй, еще хуже. Только твоя мать пышит здоровьем, можно сказать, сама радость, почти весела и возбуждена. Ах, как жутко ста­новится от этой веселости. Все девушки были в равной мере сердечны, особенно Каролинхен. На следующее утро твоя мать была здесь уже в 9 часов, чтобы поглядеть на малютку. После обеда пришла Софи, а сегодня утром нашего ангелочка навестила Каролинхен. Можешь себе представить такую пере­мену? Мне это очень приятно и маме тоже, но почему так вдруг? Что только не делает успех, а у нас ведь это скорее видимость успеха, о котором я твержу, применяя тонкую тактику.

Не правда ли, любопытные новости? Подумай только, как бежит время, а с ним меняются даже толстые свиньи; Шлей-хер уже не политик и не социалист, а тоже болтает об орга­низме труда и т. д. Тут уж становится совсем тошно, как гово­рит Франкенталер. Хотя он и считает нашу компанию полу­сумасшедшей, однако думает, что тебе уже давно пора напасть на Бауэра.

Ах, Карл, делай скорее то, что ты задумал ²⁸⁴. И подай мне скорее признак жизни. Я здесь окружена нежнейшей мате­ринской любовью, мою малышку лелеют и опекают, весь Трир

* Современное название: Вроцлав. Ред. ** День свадьбы Карла Маркса и Женни Маркс. Ред. *** — Генриетта, сестра Маркса. Ред. **** — Генриетта Маркс. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

глазеет, таращит глаза, удивляется и ухаживает за мной, однако душой и сердцем я с тобой. Ах, если бы я могла хоть изредка видеть тебя, чтобы спросить, для чего это. Или про­петь тебе: «Знаешь ли ты, когда наступит послезавтра? ». Серд­це мое, как хочется тебя поцеловать, ведь не всегда доста­точно холодной закуски, не так ли, любимый? Почитай все же «Trier'sche Zeitung», она теперь неплохая. Ну а как дела у тебя? Уже неделя, как я вдали от тебя. Без кормилицы даже здесь, при самом доброкачественном молоке, нашу малышку не удалось бы выходить. Ее животик совершенно расстроился. Но сегодня Шлейхер заверил меня, что она теперь спасена. О, если бы у бедной мамы не было столько тревог, особенно за Эдгара, который использует все крупные явления совре­менности, все беды общества лишь для того, чтобы прикрыть и приукрасить свое собственное ничтожество. Снова наступают каникулы, и опять ничего не выйдет из экзамена, хотя он и закончил свою работу. Это непростительно. Мать должна себе во всем отказывать, а он в Кёльне, как он сам пишет, развлекается, посещая все оперы. О своей сестренке, своей Женнихен, он говорит с величайшей нежностью, а я не могу быть нежной с таким пустомелей.

Родной мой, меня часто тревожит наше будущее, как бли­жайшее, так и более далекое, и я думаю, что буду наказана за проявленное мной здесь высокомерие и гордость. Если ты можешь, успокой меня в этом отношении. Здесь так много говорят о постоянном доходе. Я же в ответ демонстрирую свои розовые щеки, белоснежную кожу, бархатную мантилью, шляпу с пером и модную прическу. Это лучший и убедитель­нейший аргумент, и если я за это буду бита, никто этого не уви­дит. Малышка так ослепительно бела, нежна и изящна, что вызывает всеобщее удивление. Шлейхер очень заботлив и мил с ребенком. Сегодня он совсем не хотел уходить, но затем пришел Гроза божья, потом Реверхон, потом Леманн, Поппе и так один за другим. Вчера был также Лаубфрощ со своей пергаментной супругой. Я ее не видела. Только что заходили и твои. Софи была разодета. Но как она плохо выглядит!!!

Передай привет Зибенкезу и Гейне, когда увидишь их. Не правда ли, я ведь скоро получу весточку? Хватит ли у тебя смелости спеть почтальона из Лонжюмо *?

Только не пиши так желчно и раздраженно. Ты знаешь, насколько сильнее действовали твои другие статьи. Пиши по существу, но тонко, с юмором, легко. Пожалуйста, родной

* — из комической оперы А. Адана «Почтальон из Лонжюмо». Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

мой, дай перу свободно скользить по бумаге: не беда, если оно где-нибудь споткнется или даже целая фраза будет неуклю­жей. Мысли твои все равно остаются в строю, как гренадеры старой гвардии, исполненные мужества и достоинства, и могут тоже сказать: elle meurt, mais elle ne se rend pas *. Какая важность, если мундир сидит свободно и не так туго затянут? Как красиво выглядит на французских солдатах их легкая,. свободная форма. И вспомни наших неуклюжих пруссаков. Разве они не внушают тебе отвращения! Ослабь ремень, осво­боди ворот, сдвинь шлем — дай свободу причастным оборотам, пусть слова ложатся так, как им удобней. Армия, идущая в бой, не обязательно должна маршировать по уставу. А разве твое войско не идет в бой? Желаю счастья полководцу, моему черному господину.

Прощай, родной, единственно любимый, моя жизнь. Я теперь в своей маленькой Германии, вместе с малышкой и мамой, и сердцу так больно, что тебя здесь нет, и оно стремится к тебе, ждет тебя и вестей от тебя.

Прощай!

Твоя Шипп и Шрибб

Впервые опубликовано                            Печатается по рукописи

в Marx/Enteis Werke, Ergä nzungsband,                      

Teil 1, Berlin, 1968                                       Перевод с немецкого

На русском языке впервые опубликовано

в книге: «Семья Маркса в письмах»,

М., 1968

ЖЕННИ МАРКС — КАРЛУ МАРКСУ²⁸⁵ В ПАРИЖ

[Трир, между 4 и 7 августа 1844 г. ]

Мой дорогой!

Получила твое письмо как раз в тот момент, когда все колокола звонили, пушки палили и благочестивая толпа шест­вовала во храм, чтобы воздать хвалу небесному богу за то, что он столь чудесно спас бога земного **. Можешь себе пред­ставить, с каким странным ощущением я читала во время этого торжества песни Гейне и тоже присоединяла к ним и свою осанну. Разве и твое прусское сердце не задроятло от ужаса при известии об этом злодеянии, о неслыханном, немыслимом злодеянии? Об утраченной девственности, об утраченной тотш1

* — она умирает, но не сдается. Ред. ** — Фридриха-Вильгельма IV, Fed»

приложения                                              507

Таковы ныне прусские дежурные фразы. Когда я услыхала, как маленький зеленый кузнечик, кавалерийский капитан X., декламировал об утраченной девственности, я подумала, что он имеет в виду не иначе, как святую непорочную девствен­ность святой Марии, ибо ведь это же безусловно единствен­ная официально констатированная девственность, — но о дев­ственности прусского государства! Нет, понятие о таковой я уже давно утратила. При всем ужасе непорочному прус­скому народу все же остается одно утешение, и именно то, что побудительной причиной этого деяния был не политический фанатизм, а чисто личная щажда мести. Они утешаются этим — благо им! — но именно в этом опять-таки заключается еще одно доказательство того, что в Германии невозможна полити­ческая революция, зато для социальной революции налицо все зачатки ее. Если там никогда не было политического фана­тика, который бы отважился пойти на крайности, зато первый человек, который отважился совершить покушение на убийст­во *, был доведен до этого нуждой, материальной нуждой. Этот человек, подвергаясь постоянной опасности голодной смерти,; три дня тщетно нищенствовал в Берлине — таким образом со­циальное покушение на убийство! Если когда-нибудь дело начнется, то оно начнется именно с этой стороны — здесь са­мое уязвимое место и этой угрозе подвержено также и немецкое сердце!

Напечатано в газете «Vorwä rts! » № 64,       Печатается по тексту газеты

10 августа 1844 г.                                      Перевод с немецкогов

На русском языке публикуется впервые

ЖЕННИ МАРКС— КАРЛУ МАРКСУ В ПАРИЖ

[Трир, между 11 и 18 августа 1844 г. ]

Мой дорогой, единственный Карл!

Ты не представляешь, мой любимый, как обрадовали меня твои письма ²⁸⁶ и как твое последнее пастырское послание, о первосвященник и епископ моего сердца, успокоило твою бедную овечку. Конечно, неразумно и глупо терзать себя все­возможными тревогами и мыслями о неясной перспективе, я сама это очень хорошо понимаю в моменты самоистязания,

* — Г. Л. Чех. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

но дух готов, а плоть слаба, и поэтому лишь с твоей помощью я в состоянии изгнать демонов. Последние твои сообщения при­несли настолько действенное и ощутимое утешение, что было бы неправильно снова впадать в уныние. Я полагаю, что все сложится, как в игре в бостон, и надеюсь, что какое-нибудь внешнее обстоятельство определит время моего возвращения домой. Может быть, это будет приезд Эдгара или какой-либо другой внешний повод. Я очень неохотно касаюсь этого не­приятного вопроса и решу его лишь в присутствии Эдгара. Во всяком случае, я вернусь до зимы, разве я могу усто­ять против той милой сердечности, которая сквозит в твоих строках.

А тут еще смутное чувство тревоги, страха, боязнь действитель­ной неверности, всевозможные соблазны мирового города — все это такие силы, которые берут верх во мне над всеми другими. Как я радуюсь тому, что после долгой разлуки я снова буду блаженно покоиться у твоего сердца, в твоих нежных объя­тиях. Сколько мне нужно будет тебе рассказать и сколько усилий понадобится с твоей стороны, чтобы снова поднять меня на высоту принципов, ибо в маленькой Германии не легко быть в курсе дела. Как рад ты будешь нашей девчурке *. Я убеждена, что ты не узнаешь наше дитя, но глазки и черные волосики все же выдадут ее. Во всем остальном она совер­шенно изменилась, но все очевиднее становится, что она похожа на тебя. Вот уже несколько дней она ест супчик из приве­зенных мной овощей, который ей очень нравится. Во время купания она так шлепает своими маленькими ручонками, что заливает всю комнату, или сует свой пальчик в воду, а по­том жадно сосет. Ее крошечный большой палец, который она всегда сгибает и просовывает между пальчиками, из-за этой привычки стал удивительно подвижным и ловким. Если она станет пианисткой, то сможет выделывать своим большим пальчиком поразительные вещи. Когда она плачет, мы ей сразу показываем цветы на ковре, и тогда она замирает, как мышка, и долго смотрит, пока у нее не появляются на глазах слезы. Много разговаривать с ней нельзя, так как она слишком на­прягается. Она реагирует на каждый звук и подражает ему, при этом ее лобик хмурится и краснеет, а это признак большого напряжения. Впрочем, она — само веселье. Ее смешит каж­дая гримаса. Ты увидишь, какую чудесную девчурочку я тебе привезу. Как только онауслышит разговор, то сейчас же пово­рачивается в ту сторону и смотрит, пока ее не отвлечет что-

* — Женни Маркс. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

либо новое. Ты не представляешь, сколько живости в этом ребенке. Иногда она не спит целую ночь напролет, а когда на нее посмотришь, громко смеется. Больше всего она раду­ется, когда видит какой-нибудь свет или огонек. Этим удается успокоить самую страшную бурю. Карлхен, долго ли наша куколка будет исполнять соло? Боюсь, боюсь я, что, когда папа и мама снова окажутся вместе, будут жить по принципу имущественной общности, скоро появится дуэт. Или мы посту­пим по примеру парижан? Ведь обычно больше всего малень­ких граждан мира бывает там, где меньше всего средств. Не­давно один бедняк, отец 10 детей, добивался помощи у обер-бургомистра Гёрца и тот упрекнул его в том, что у него так много детей; на это бедняк ответил только: сударь, нет такой деревушки, где раз в году не было бы престольного празд­ника. Конечно, он получил свое пособие и теперь готовится праздновать в 11-й раз. — G твоими родными давно не виде­лась. Сначала визиты важных гостей, а теперь большие при­готовления к свадьбе *, тут уж не до нас, нас не посещают, а мы достаточно скромны, чтобы не навязываться. Свадьба состоится 28 августа. В воскресенье было первое оглашение. Несмотря на весь блеск, Иетхен чувствует себя все хуже, ка­шель и хрипота усиливаются. Она едва ходит, похожа на при­зрак, но должна выйти замуж. Все находят, что это ужасно и бесчестно. Однако Рохолл хочет урвать что-нибудь для своего племянника. Я не знаю, может ли из этого получиться что-либо хорошее. Если бы они могли переехать в город, но ка­ково в этой жалкой деревне, да еще зимой.

Не представляю, как твои родные могут быть при этом веселы и довольны. Если бы судьба несколько не проучила их, от их высокомерия совсем не было бы спасения. Это хва­стовство по поводу блестящей партии, брошей, серег или шалей! Я не понимаю твою мать. Она сама сказала нам, что, по ее мнению, у Иетхен чахотка, и в то же время заставляет ее выхо­дить замуж. Но Иетхен, очевидно, страшно хочет этого. Любо­пытно, чем все это кончится.

В Трире уже наступило оживление, началась такая дея­тельность, какой я ранее никогда не видела ²⁸⁷. Все в дви­жении. Заново отделываются магазины, каждый готовит ком­наты для сдачи. Мы тоже подготовили одну комнату. Приедет весь Кобленц, и сливки общества присоединятся к процессии. Все гостиницы уже переполнены. Открываются 210 новых

* — сестры Маркса Генриетты (Иетхен) и Теодора Симонса. Свадьба состо­ялась 3 сентября 1844 года. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

трактиров, театр, зверинец, диорама, начинаются выстзгпления цирковых наездников и театров из других городов, короче, здесь можно увидеть все, что только можно пожелать. Вся дворцовая площадь заставлена палатками. За воротами пост­роены целые дома из досок. В воскресенье Трир тронется. Все должны участвовать в процессии, затем присоединятся дерев­ни. Ежедневно по 16 тысяч человек. Фирма «Штейн» уже про­дала на 400 талеров миниатюрных священных хитонов, кото­рые она изготовила из обрезков старых лент. На каждом доме висят венки из роз стоимостью от 6 пфеннигов до 100 талеров. Я купила маленький медальон для мамочки, а вчера она сама приобрела небольшой венок из роз. Трудно себе представить, что тут творится. На следующей неделе прибудет пол-Люк­сембурга. Кузен Михель тоже дал о себе знать. Люди совер­шенно потеряли голову. Что все это может значить? Благо­приятный ли это признак времени, что все доводится до крайности, или мы еще очень далеки от цели? У ваших тво­рится тоже черт знает что. Но может быть, все наладится?

А что сказал тебе глупец * о твоей статье **? Взял ли реванш, ответил или промолчал? Этот Юнг действительно на редкость хвастлив. Как хорошо, что ты снова немного при деньгах ²⁸⁸. Только помни всегда, что полный кошелек очень легко пустеет, а наполнить его снова трудно. Мой любимый, дорогой Карл! Как я тебя люблю и как тоскую по тебе! Но мне очень хочется, чтобы Эдгар успел повидать свою хоро­шенькую племянницу. Если бы он наконец стал дядей рефе­рендарием, я бы скорее распрощалась с мамой. Наша куколка как раз ест свой супчик. Представь себе, она уже совсем не хо­чет лежать, а желает сидеть прямо, ей так удобнее все раз­глядывать. Скажи мне, дорогой, я уже давно думаю, почему ты не упоминаешь больше Герье? Что-нибудь случилось с поч­тенной фрау Базе? Есть ли какие-нибудь новости от несравнен­ного Георга ***?

Мне очень хочется узнать, что предпримет померанец ****. Промолчит или затеет скандал? Все же любопытно, что из Кёльна никогда не приходят неприятные известия, а толь­ко хорошие. Насколько друзья там преданны, предусмотри­тельны, нежны и предупредительны. Как ни тяжело всегда просить денег, но когда речь идет об этих людях, нет неприят-

* — Арнольд Руге. Ред.

** К. Маркс, «Критические заметки к статье «Пруссака» «Король прусский исоциальная реформа»». Ред. *** — Гервега. Ред. **** — Арнольд Руге. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ного, гнетущего чувства. Я с трудом могу продолжать писать, ребенок меня все время отвлекает своим милым смехом и по­пытками говорить. Ты совершенно не представляешь, какой у нее чудесный лобик, какая у нее прозрачная кожа, какие на диво изящные ручки.

Милый мой, дорогой, напиши мне скорее. Я так счастлива, когда вижу твой почерк. Ты мой дорогой, любимый, черный лохматик, папочка моей куколки.

Прощай, дорогой мой.

Впервые опубликовано                            Печатается по рукописи

в Marx/Engels Werke, Ergä nzungsband,

Teil 1, Berlin, 1968                                      Перевод с немецкого

На русском языке впервые опубликовано

в книге: «Семья Маркса в письмах»,

M., 1968

ЖЕННИ МАРКС —ФРИДРИХУ ЭНГЕЛЬСУ В МАНЧЕСТЕР

[Лондон, 17 декабря 1851 г. ]

Дорогой г-н Энгельс!

Только я отнесла на почту свое письмо к Вам (Ваше письмо пришло сюда лишь в 4 часа пополудни), как вернулся из Музея * Мавр и засел за писанину о французских делах **, которая не принесет ему ничего хорошего ***. И теперь он поручает мне тотчас же отправить это второе письмо, чтобы сообщить Вам, что он свою статью, которую сможет сдать на почту только поздно вечером в четверг ****, намерен послать прямо отсюда, так как Вы, возможно, в пятницу уже уедете ²⁸⁹, и тогда все разминется. Если Вы свою статью ²⁹⁰ сможете при­слать сюда до пятницы, то ее можно будет отправить вместе с другими, но, возможно, Вы сочтете за лучшее отослать ее из Ливерпуля морским путем. Итак, comme il vous plaira *****. Что Вы скажете по поводу того, что мой муж Вашей ста­тьей ****** приводит в движение весь запад, восток и юг

* — из библиотеки Британского Музея. Ред. ** Речь идет о работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Ред.      *** В рукописи здесь употреблено метафорическое выражение: «sich die Finger verbrennen», означающее буквально «обжечь на чем-либо себе пальцы». Ред. **** — 18 декабря. Ред.  ***** — как вам будет удобнее. Ред. ****** Очевидно имеется в виду серия статей Энгельса «Революция и контр­революция в Германии», печатавшихся в газете «New-York Daily Tribune» за подписью Маркса. Ред.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Америки и к тому же вводит в заблуждение, так как снова выступает под другим именем. И вся статья становится не чем иным, как мистификацией.

Если у Вас под рукой имеется Манифест * на английском языке, захватите его с собой.

Полковник Муш ** пишет ежедневно по 3 письма Фредерику в Манчестер и наклеивает старые марки с величайшей добро­совестностью. Все наше семейство шлет Вам привет. Итак_л до субботы.

Всего хорошего

Ваша Женни Маркс

Публикуется впервые                                                      Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

ЛАУРА МАРКС — ФРИДРИХУ ЭНГЕЛЬСУ,

ВМАНЧЕСТЕР

Лондон, 10 июня [18]64 г. 1, Modena Villas, Maitland Park, N. W.

Милостивый государь!

По поручению д-ра Маркса подтверждаю получение второй половинки кредитного билета, первая половинка которого прибыла вчера, а также выражаю его благодарность за фото­графии, полученные сегодня утром.

⇐ Предыдущая52535455565758596061Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: