 |
Рождения, смерти и женитьбы 16 глава
|
|
|
|
— Я не говорю, что вы надолго останетесь в ковре, — продолжила Сюзанна. — Только до тех пор, пока не найдется безопасное место и…
— Я слышала такое и раньше, — перебила ее Иоланда. — «Мы подождем, мы будем сидеть тише воды ниже травы, пока не минует угроза».
— Есть разные угрозы, — произнес кто-то из-за спин собравшихся.
Этот голос без труда перекрыл общий гул, хотя был немного громче шепота. Его оказалось довольно, чтобы споры прекратились.
Сюзанна посмотрела в ту сторону, откуда донесся голос, но пока не разглядела его обладателя. А голос продолжил:
— Если Королевство уничтожит вас, значит, все страдания моей Мими были напрасны…
Участники совета расступились, когда говоривший двинулся через толпу в центр комнаты. Теперь он был на виду. Сюзанне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: она уже видела это лицо. И еще мгновение, чтобы вспомнить, где именно: на портрете в спальне Мими. Однако выцветшая фотография передавала лишь бледное подобие его физической красоты. Глядя в его сияющие глаза, на абрис его головы с коротко остриженными волосами, становилось понятно, почему Мими всю свою одинокую жизнь спала под взглядом того портрета. Этого человека она любила. Это…
— Ромо, — представился он, обращаясь к Сюзанне. — Первый муж твоей бабушки.
Как же он мог узнать, находясь в Сотканном мире, во сне, что Мими второй раз вышла замуж? Или воздух передал ему этот слух сегодня ночью?
— Что тебе здесь нужно? — спросил Танг. — У нас здесь не ярмарка.
— Я хочу выступить в защиту своей жены. Я знаю ее сердце лучше, чем кто-либо из вас.
— Это было много лет назад, Ромо. В другой жизни.
Ромо кивнул.
— Да… — произнес он. — Все кончилось, я знаю. Точно так же, как знала она. Тем больше причин защищать ее.
|
|
|
Никто не пытался ему помешать.
— Она умерла в Королевстве, — начал он, — оберегая нас от беды. Она погибла, не попытавшись разбудить нас. Почему так произошло? У нее были все причины желать роспуска Сотканного мира. Чтобы освободиться от своих обязанностей… и вернуться ко мне.
— Не обязательно… — произнес Мессимериз.
Ромо улыбнулся.
— Потому что она была замужем? — спросил он. — Так иного я и не ожидал. Или потому что она нас позабыла? Нет. Никогда. — Он говорил таким властным тоном и в то же время так тихо, что внимание всех присутствующих было приковано к нему. — Она не забыла о нас. Но она понимала то, что понимает сейчас ее внучка. Это небезопасно.
Иоланда хотела перебить его, но Ромо вскинул руку.
— Еще минуту внимания, — сказал он. — А потом я уйду. Меня ждут дела.
Иоланда закрыла рот.
— Я знал Мими лучше, чем кто-либо из вас. Если на то пошло, мы расстались с ней только вчера. Я знаю, что она оберегала Сотканный мир до последнего вздоха. Не надо предавать ее память и идти прямо в руки врагов только потому, что вы почуяли воздух свободы.
— Тебе легко говорить, — отозвалась Иоланда.
— Я точно так же, как ты, хочу жить снова, — ответил ей Ромо. — Я остался здесь ради своих детей. Я думал — как и все мы, — что проснусь через пару лет. И что получилось? Мы открыли глаза, а мир переменился. Моя Мими состарилась и умерла, а дочь ее дочери заняла ее место, чтобы рассказать нам, что мы по-прежнему близки к гибели. Я уверен, она говорит с благословения Мими. Нам стоит прислушаться к ней.
— И что ты нам посоветуешь? — спросил Танг.
— Посоветует? — воскликнула Иоланда. — Да он же укротитель львов, с чего нам слушать его советы?
— Я предлагаю заново соткать ковер, — ответил Ромо, не обращая внимания на ее гнев. — Соткать заново, пока чокнутые не явились сюда. А потом мы отыщем какое-нибудь безопасное место, чтобы в свое время проснуться там, где нас не будут поджидать чокнутые. Иоланда права. — Он поглядел на женщину. — Мы не можем прятаться вечно. Однако вернуться к жизни в нынешнем сумбурном состоянии — не храбрость, а самоубийство.
|
|
|
Оспорить эти доводы было трудно. Речь Ромо произвела сильное впечатление на многих членов собрания.
— А если мы так и сделаем? — спросил кто-то из сторонников Иоланды. — Кто будет оберегать ковер?
— Она, — ответил Ромо, указывая на Сюзанну. — Она знает Королевство лучше многих. И если верить слухам, она обладает менструумом.
— Это правда? — спросил Танг.
Сюзанна кивнула. Танг отодвинулся от нее на полшага. Волна пересудов снова прокатилась по комнате, люди задавали вопросы Ромо. Однако он не стал никому отвечать.
— Я уже сказал все, что хотел, — объявил он. — Я больше не могу заставлять детей ждать.
С этими словами Ромо развернулся и пошел обратно тем же путем, каким явился сюда. Сюзанна бросилась за ним, пока споры не разгорелись с новой силой.
— Ромо! — окликнула она его.
Он остановился и повернулся к ней.
— Помоги мне, — попросила она. — Останься.
— Времени нет, — отозвался он. — У меня назначена встреча. В память о твоей бабушке.
— Но я многого не понимаю…
— Разве Мими не оставила тебе указания? — удивился Ромо.
— Я приехала слишком поздно. Когда мы с ней встретились, она не могла… — Сюзанна запнулась. Горло сдавило, скорбь утраты охватила девушку. — Не могла говорить. Она оставила мне только одно — книгу.
— Так загляни туда, — предложил Ромо. — Мими знала, что делает.
— Книгу у меня отняли, — сказала Сюзанна.
— Значит, ты должна вернуть ее. А ответы, которых ты не найдешь в книге, ищи в себе.
Последнее наставление совершенно сбило Сюзанну с толку, но не успела она задать вопрос, как Ромо заговорил снова.
— Ищи между, — сказал он. — Это лучший совет, какой я могу тебе дать.
— Между чем и чем?
Ромо нахмурился.
— Просто между, — проговорил он, как будто смысл слов был очевиден. — Я знаю, что ты на это способна. Ты же потомок Мими.
Он наклонился и поцеловал Сюзанну.
— У тебя ее взгляд, — заметил он, дрожащей рукой касаясь ее щеки.
Сюзанна внезапно ощутила, что это не просто дружеское прикосновение. Она испытывала к Ромо какое-то неправильное чувство, нечто странное происходило между ней и мужем бабушки. Они отступили друг от друга, напуганные собственными чувствами.
|
|
|
Ромо пошел к двери, пожелав Сюзанне доброй ночи. Она сделала пару шагов за ним, но больше не пыталась его задерживать. У него же дела, он сказал. Когда Ромо распахнул дверь, из темноты послышался рык, и сердце Сюзанны дрогнуло: его окружили звери. Однако это было не нападение. Он говорил о своих детях, вот они и пришли. Полдюжины или даже больше львов приветствовали Ромо рычанием. Их золотистые глаза устремились на него, как будто зверям не терпелось оказаться как можно ближе к своему отцу. Дверь захлопнулась, и львы скрылись из виду.
— Они хотят, чтобы мы ушли.
В коридоре за спиной Сюзанны стоял Джерико. Она еще мгновение смотрела на закрытую дверь, слушала затихающий львиный рык, а затем повернулась к нему.
— Нас выгоняют? — спросил она.
— Нет. Они просто хотят обсудить все еще раз, — сказал он. — Без нас.
Сюзанна кивнула.
— Давай немного прогуляемся.
Когда они открыли дверь, Ромо со своими львами уже ушел. Его ожидало дело, связанное с Мими.
Они отправились на прогулку.
Джерико молчал, Сюзанна тоже. Так много чувств нужно было понять и выразить. Мысли Сюзанны возвращались обратно к Мими, к ее жертве: ведь она знала, что Ромо, прекрасный укротитель львов, спит там, куда ей заказан вход.
«Гладила ли она ковер, где он был заточен? — думала Сюзанна. — Опускалась ли на колени, шепча слова любви ему, заключенному в Сотканном мире?»
Неудивительно, что бабушка была такой стоически строгой. Она в одиночестве стояла на страже ворот рая, не имея права ни словом обмолвиться о нем. Она опасалась безумия и смерти.
— Не надо бояться, — произнес наконец Джерико.
— А я не боюсь, — солгала Сюзанна но тут же вспомнила, что цветной ореол над ее головой, должно быть, опровергает эти слова, и добавила: — То есть… боюсь немного. Я не могу быть хранителем, Джерико. Я недостойна.
Они прошли через миртовую рощу и вышли в поле. Несколько огромных мраморных животных стояли в высокой траве. Все они были либо фантастическими, либо вымершими, однако скульптор любовно воссоздал их до последней детали, до последней щетинки, уса или маленького глаза. Сюзанна прислонилась к одной из статуй и уставилась в землю. Они не слышали ни криков спорщиков, ни звона колокольчиков на ветвях, лишь шуршанье ночных насекомых, живущих своей таинственной жизнью в тени каменных зверей.
|
|
|
Джерико не сводил с Сюзанны глаз. Она чувствовала это, но не находила сил поднять голову и встретиться с ним взглядом.
— Я подумал, может быть… — начал он и запнулся.
Кузнечики стрекотали, насмехаясь над его косноязычием.
Он заговорил снова:
— Я хотел сказать, что точно знаю, ты достойна многого.
Она ответила улыбкой на его слова, но Джерико продолжил:
— Нет. Я не то хотел сказать. — Он набрал в грудь воздуха, а затем выдохнул: — Я хочу пойти с тобой.
— Со мной?
— Когда ты отправишься обратно в Королевство. С ковром или без ковра, но я хочу быть с тобой.
Теперь она подняла голову. Застывшее выражение лица Джерико было как у подсудимого, который дожидается вынесения приговора. Он следил за каждым взмахом ее ресниц.
Сюзанна улыбнулась, подыскивая ответ. Затем произнесла:
— Ну конечно. Конечно. Я буду рада.
— Правда? — изумился он. — В самом деле?
Все признаки тревоги исчезли, и его лицо расцвело лучезарной улыбкой.
— Спасибо тебе, — сказал он. — Я так хочу, чтобы мы стали друзьями.
— Значит, мы станем друзьями, — ответила она.
Камень холодил спину Сюзанны, а стоящий перед ней Джерико излучал тепло. Вот она и оказалась там, где ей советовал быть Ромо: между.
VII
Шедуэлл на высоте
— Опусти меня, — приказал Коммивояжер своему загнанному скакуну.
Они забрались на крутой холм, самый высокий, какой удалось высмотреть Шедуэллу. Вид сверху открывался впечатляющий.
Однако Норрис не слишком интересовался видами. Он уселся, с трудом восстанавливая дыхание, и прижал к груди своего однорукого барабанщика, предоставив Шедуэллу в одиночестве стоять на выступе скалы и восхищаться пейзажем внизу, залитым лунным светом.
По пути сюда им встретилось множество удивительных существ. Обитатели этой части города явно относились к видам, живущим за пределами Фуги, но каким-то магическим образом они обрели новые формы. А как иначе объяснить существование бабочек в пять раз крупнее ладони Шедуэлла, поющих, словно мартовские коты, в кронах деревьев? Или переливающихся змей, растекающихся огнями по трещинам в скалах? Или кустарника, на шипах которого распускались цветы?
Такие диковины встречались повсюду. Когда Шедуэлл завлекал покупателей на аукцион, его рассказы были весьма красочны, однако они не дотягивали до реальности. Фуга оказалась гораздо необъяснимее всех слов, ее объясняющих; необъяснимее и страшнее.
|
|
|
Именно это он почувствовал, глядя вниз с вершины холма: страх. Ощущение усиливалось, пока они добирались сюда. Сначала оно походило на несварение и постепенно дошло до такой степени, что Шедуэлла охватило некое подобие ужаса. Сначала он отказывался признаваться в этом даже самому себе, но игнорировать нарастающий страх было невозможно.
А причина была в алчности, зародившейся внутри него, той самой жажде обладания, которой никогда не потакает истинный Коммивояжер. Шедуэлл старался заглушить боль, осматривая ландшафт с исключительно коммерческой точки зрения: сколько можно было бы получить за тот фруктовый сад? А за островок на озере? Или за этих бабочек? И впервые этот прием его подвел. Шедуэлл смотрел на Фугу, и все мысли о коммерции исчезали из его головы.
Нет смысла сопротивляться, придется признать горькую правду: он совершил роковую ошибку, попытавшись продать это место.
Ни за какие деньги невозможно купить такое безумное, сводящее с ума великолепие. Ни у одного богача не хватит на это средств.
И вот он стоял и смотрел вниз, на величайшее собрание чудес, какие только бывают на свете, и в нем крепло желание завладеть Фугой вместо разбежавшихся принцев.
А вслед за этим желанием пришло другое: захватить этот мир. Он сам станет принцем. Больше чем принцем.
Вот страна, она лежит перед ним. Почему бы не стать здесь королем?
VIII
Кровь девственницы
Счастье — непривычное чувство для Иммаколаты. Однако в мире были такие места, где она и ее сестры переживали что-то очень похожее на счастье. Поля сражения в вечернюю пору, морги и склепы; там они дышали воздухом, который состоял из чьих-то последних вздохов. В присутствии смерти они чувствовали себя как дома: резвились среди трупов, устраивали пикники.
Именно поэтому сестры отправились на Заупокойные Ступени, когда им наскучило искать Шедуэлла. Это было единственное место в Фуге, связанное со смертью. Еще в детстве Иммаколата приходила сюда ежедневно, чтобы купаться в скорби других. А сейчас, когда она осталась здесь в одиночестве — сестры улетели на поиски очередного отца для новых ублюдков, — в ее голове роились столь черные мысли, что на их фоне ночное небо казалось ослепительно светлым.
Иммаколата сбросила туфли и спустилась по ступеням в черную грязь вдоль берега. Некогда здесь предавали тела воде, и рыдания делались громче, а вера в загробную жизнь съеживалась перед лицом холодных фактов.
Прошло уже очень много лет с тех пор, когда были в чести подобные ритуалы. Обычай спускать покойников на воду пришлось забыть: слишком часто тела попадались на глаза чокнутым. Мертвецов стали сжигать, к великому сожалению Иммаколаты.
Ступени же усиливали драматизм происходящего по мере спуска к воде. Стоя сейчас перед быстротекущей рекой, Иммаколата думала, как просто было бы отдаться на волю течения и уплыть навстречу смерти.
Однако она еще не успела завершить столько дел. Если Иммаколата покинет Фугу, не причинив ей вреда, а ее враги останутся в живых, это будет совершенно неразумно.
Нет, Иммаколата должна жить. Должна увидеть, что семейства унижены, что их надежды и земли обратились в прах, что их волшебство превратилось в детские игрушки. Уничтожить их слишком просто. Больно будет лишь один миг, а потом — ничего. Но увидеть ясновидцев порабощенными — ради этого стоит жить.
Шум воды успокаивал. Иммаколата ощутила ностальгию, вспоминая о том, сколько тел унесли эти волны на ее глазах.
Однако не звучит ли за шумом воды какой-то иной шум? Иммаколата оторвала взгляд от мутных волн. Наверху стояло убогое здание, крыша на четырех колоннах, где несчастные родственники собирались перед тем, как сказать покойнику последнее «прости» на берегу реки. Сейчас под колоннами происходило какое-то движение, стремительно проносились тени. Может быть, сестры? Она не ощущала их присутствия.
Иммаколата получила ответ на свой невысказанный вопрос, как только вышла из грязи и добралась до нижней ступени.
— Я знал, что ты придешь сюда.
Иммаколата замерла, шагнув одной ногой на ступеньку.
— Из множества мест ты выберешь… это.
Иммаколату охватило волнение, которое она не могла скрыть. Причиной его был не человек, появившийся из тени под колоннами, а его спутники. Они метались в тени у него за спиной, их шелковистые бока лоснились. Львы! Его сопровождали львы.
— Да, да, — сказал Ромо, заметив, как вздрогнула инкантатрикс. — Я не один, как была она. Теперь без защиты осталась ты.
Он был прав. Львы слишком бесчувственны, ее иллюзии не могут их одурачить. Да и с их хозяином, с его звериным равнодушием, справиться нелегко.
— Сестры… — выдохнула она. — Скорее ко мне!
Львы вышли в пятно лунного света. Их было шесть, три самца и три самки. Они не сводили глаз с хозяина, дожидаясь его приказа.
Иммаколата попятилась на шаг. Ноги скользили по грязи, она едва не лишилась равновесия. Где же Магдалена и Старая Карга? Она отправила на их поиски еще одну лихорадочную мысль, но страх сделал ее медлительной.
Львы были уже наверху лестницы. Иммаколата не осмеливалась отвести от них взгляд, хотя то, что она видела, ей совершенно не нравилось. Звери выглядели величественно, не прилагая для этого ни малейших усилий. Как только эта мысль поразила ее, Иммаколата поняла, что должна бежать. Менструум поднимет ее над рекой раньше, чем они до нее доберутся. Только нужно время, чтобы он разлился по ней в нынешнем заторможенном состоянии. Иммаколата попыталась задержать приближение львов.
— Тебе не стоит им доверять… — начала она.
— Это львам-то? — спросил Ромо, легко улыбнувшись.
— Ясновидцам. Они обманули Мими, так же как обманули меня. Они бросили ее в Королевстве, а сами спаслись. Они трусы и обманщики.
— А ты? Кто ты такая?
Иммаколата почувствовала, как менструум начал наполнять ее нематериальное «я». Теперь, когда она уверена, что сумеет благополучно скрыться, она может позволить себе сказать правду.
— Я ничто, — произнесла она, голос ее звучал так тихо, что его почти заглушал шум реки. — Я жива до тех пор, пока моя ненависть к ним делает меня живой.
Казалось, львы поняли смысл последней фразы, потому что они внезапно бросились к Иммаколате, спрыгивая со ступенек вниз.
Менструум пульсировал вокруг нее, она начала возноситься. Как раз в этот миг за рекой появилась Магдалена, вскрикнувшая при виде сестры.
Ее крик отвлек внимание Иммаколаты, чьи ноги зависли в нескольких дюймах над грязным берегом. Этого оказалось достаточно первому льву. Он прыгнул со ступеней и вцепился в нее лапами. Она не успела уклониться и упала обратно в грязь.
Ромо прорвался через весь львиный прайд и попытался отозвать зверя, пока Иммаколата не пустила в ход свою силу. Но он опоздал. Менструум уже завивался спиралью вокруг животного, впиваясь ему в морду и бока; теперь лев не смог бы оторваться от женщины, даже если бы захотел. Однако силы менструума были подорваны, и лев наносил удар за ударом, оставляя на теле инкантатрикс чудовищные раны. Иммаколата кричала и извивалась в залитой кровью грязи, но зверь не собирался отпускать жертву.
Потом его лапы соскользнули с ее лица, он испустил придушенный рык, и схватка внезапно закончилась. Лев мгновение возвышался над Иммаколатой — от них обоих валил пар, — а затем отшатнулся. Его брюхо было распорото от глотки до паха. Только сделал это не менструум, а нож, который выпал сейчас из руки Иммаколаты. Зверь сделал пару неверных шагов, волоча за собой собственные кишки, и повалился в грязь.
Остальные львы рыком выражали свою ненависть, однако не двигались с места, подчиняясь приказу Ромо.
Что касается Иммаколаты, то она выплюнула какие-то презрительные слова в адрес сестер, наконец-то явившихся к ней на помощь, и сама поднялась на колени. С такими ранами, как у нее, любой человек, да и большинство ясновидцев, уже валялись бы мертвыми в грязи. Голова и верхняя часть груди были чудовищно изуродованы, мышечная ткань лентами свисала с костей. Однако она встала на ноги и подняла на Ромо страдальческие глаза, глядевшие из сплошной раны лица.
— Я уничтожу все, что ты когда-то любил… — произнесла Иммаколата срывающимся голосом. Она прижимала руку к лицу, и кровь ручьями текла между пальцами. — Я уничтожу Фугу. Ясновидцев. Уничтожу все без исключения. Сотру с лица земли! Даю тебе слово. Ты еще поплачешь!
Будь это во власти Ромо, он без колебаний добил бы инкантатрикс прямо сейчас. Однако отправить ее в мир иной не сумели бы ни львы, ни укротитель: хотя враг и ослаблен, Иммаколата и ее сестры способны уничтожить зверей раньше, чем те успеют до нее добраться. Ромо оставалось лишь радоваться тому, что их внезапное нападение не прошло даром, и надеяться, что Мими в месте своего упокоения знает: ее мучения отмщены.
Ромо подошел к умирающему льву, что-то негромко сказал ему. Иммаколата даже не попыталась напасть, а двинулась вверх по ступеням, поддерживаемая с обеих сторон сестрами.
Львы стояли, не трогаясь с места, и ждали приказа действовать. Но Ромо был охвачен горем. Он прижался щекой к щеке умирающего зверя и все еще говорил ему что-то. Затем слова утешения оборвались, и лицо Ромо приняло трагическое выражение.
Львы уловили его молчание и поняли, что оно означает. Они повернули к нему головы, и в этот миг Иммаколата, нечестивая святая из грязи и крови, взвилась в воздух. Призрачные сестры летели справа и слева от нее, словно пародия на херувимов.
Ромо смотрел, как они уходят во тьму, брызгая сверху кровавым дождем. Когда троица исчезала в ночи, Ромо заметил, что голова инкантатрикс свесилась бессильно на грудь и сестры поспешили Иммаколате на помощь. На этот раз она не отвергла их поддержку, а позволила унести себя прочь.
IX
Никогда и опять
Строитель зиккурата, стоявший на часах перед дверью Дома Капры, окликнул их с края поля, из вежливости держась на почтительном расстоянии.
— Вас зовут обратно в Дом! — крикнул он.
Когда они шли обратно под миртовыми деревьями, стало очевидно, что назревают некие события. Члены совета уже вышли из здания и нетерпеливо топтались на ступеньках. На их лицах отражалось нетерпение. Колокольчики на деревьях отчаянно звенели, хотя не было ни дуновения ветерка, а над Домом Капры носились огни, похожие на громадных светляков.
— Амаду, — пояснил Джерико.
Огни мелькали и поднимались замысловатыми узорами.
— Что это они делают? — спросила Сюзанна.
— Передают, — сказал Джерико.
— Передают что?
Он собирался ответить, когда между деревьями возникла Иоланда Дор. Она остановилась перед Сюзанной.
— Эти дураки поверили тебе, — сообщила Иоланда без энтузиазма. — Но вот что я тебе скажу: я спать не собираюсь! Слышишь? У нас есть право на жизнь! Вы, проклятые чокнутые, не хозяева этой земли! — После чего она удалилась, на ходу осыпая Сюзанну проклятиями.
— Значит, они послушались совета Ромо, — сказала Сюзанна.
— Именно об этом и говорят Амаду, — подтвердил Джерико, все еще глядя в небо.
— Сомневаюсь, что я готова к этому.
Танг появился из-за двери и окликнул их:
— Идите скорее. У нас чертовски мало времени!
Сюзанна колебалась. Менструум не добавлял ей храбрости, в животе было как в остывшей печи — зола и пустота.
— Я с тобой, — напомнил Джерико, заметив ее тревогу.
Его близость несколько успокаивала. Они вместе вошли в дом.
Когда Сюзанна вступила в комнату, ее встретили почти благоговейным молчанием. На нее устремились все глаза. На всех лицах застыла маска отчаяния. Когда она пришла сюда в первый раз, каких-то полчаса назад, она была незваным гостем. Теперь она превратилась в человека, с которым связаны их хрупкие надежды на спасение. Она старалась не выказывать страха, но она стояла перед ними, и руки ее дрожали.
— Мы приняли решение, — сообщил Танг.
— Да, — отозвалась она. — Иоланда рассказала мне.
— Нам оно не очень нравится, — произнес один из участников собрания, и Сюзанна узнала в нем сторонника Иоланды. — Но у нас нет выбора.
— На границах уже начались волнения, — сказал Танг. — Чокнутые узнали, что мы здесь.
— К тому же скоро рассвет, — вставил Мессимериз.
Так оно и было. До восхода солнца оставалось часа полтора. А через час по Фуге будут слоняться все любопытные чокнутые, живущие поблизости. Может быть, они не вполне осознают ее присутствие, но почувствуют, что здесь есть на что посмотреть и чего бояться. И сколько тогда потребуется времени, чтобы снова началось то, что недавно случилось на Лорд-стрит?
— Уже предприняты шаги для воссоздания ковра, — сказал Долфин.
— А это трудно?
— Нет, — ответил Мессимериз. — Вихрь обладает огромной силой.
— И сколько времени это займет?
— У нас, скорее всего, осталось около часа, — произнес Танг, — чтобы рассказать тебе о Сотканном мире.
Всего час. Много ли можно узнать за час?
— Расскажите мне только то, что я должна знать о вашей безопасности, — попросила Сюзанна. — И ничего больше. То, чего я не буду знать, я не смогу нечаянно выдать.
— Резонно, — согласился Танг. — Что ж, времени на соблюдение формальностей нет. Итак, начнем.
X
Призыв
Кэл неожиданно проснулся.
Воздух стал прохладным, хотя его разбудил не холод. Это был Лемюэль Ло, зовущий его по имени.
— Кэлхоун… Кэлхоун…
Кэл сел. Лемюэль стоял рядом с ним, улыбаясь из густой бороды.
— Тут за тобой кое-кто пришел, — сказал он.
— Правда?
— У нас осталось не так много времени, мой поэт, — проговорил Ло, пока Кэл с трудом поднимался на ноги. — Ковер ткут заново. Через считанные минуты все вокруг снова погрузится в сон. И я тоже.
— Это неправильно, — отозвался Кэл.
— Да, дружище. Однако я не боюсь. Ты же присмотришь за нами, правда?
Ло крепко сжал руку Кэла.
— Мне снилось кое-что… — произнес Кэл.
— Что именно?
— Мне снилось, что этот мир реален, а все остальные — нет.
Улыбка Лемюэля померкла.
— Хотел бы я, чтобы твой сон сбылся, — сказал он. — Однако Королевство все-таки слишком реально. Просто то, что слишком уверено в собственном существовании, в итоге становится разновидностью лжи. Вот это тебе и снилось — что все остальные места лгут.
Кэл кивнул. Лемюэль еще сильнее сжал ему руку, как будто они заключили некое соглашение.
— Помни об этом, Кэлхоун. Не забывай Ло, ладно? И мой сад. Не забудешь? Тогда мы с тобой еще увидимся.
Лемюэль обнял его.
— Помни, — повторил он прямо в ухо Кэлу.
Кэл ответил на медвежье объятие, обхватив Ло. Потом хозяин сада отодвинулся.
— Надо спешить, — сказал он. — Дело важное, как сказала та, что пришла за тобой.
И Ло пошел туда, где скатывали сине-желтый ковер и кто-то пел последнюю песню, полную печали.
Кэл смотрел, как он идет между деревьями, поглаживая на ходу стволы. Должно быть, желал им спокойного сна.
— Мистер Муни?
Кэл обернулся. Неподалеку стояла маленькая женщина с восточными чертами лица. Она держала фонарь в руке и подняла его, подходя к Кэлу. Взгляд женщины был пристальным и не знающим смущения.
— Что ж, — произнесла она певучим голосом, — он сказал мне, что вы красивы, и это правда. В определенном смысле.
Она чуть наклонила голову, словно пыталась высмотреть что-то особенное в физиономии Кэла.
— Сколько вам лет?
— Двадцать шесть. А что?
— Двадцать шесть, — повторила она. — Математик из него никакой.
«Как и из меня!» — собирался ответить Кэл, но его занимали более важные вопросы. Первый из них:
— Кто вы?
— Меня зовут Хлоя, — последовал ответ женщины. — Я приехала за вами. Нам нужно спешить. Он теряет терпение.
— Кто теряет?
— Даже если бы у нас было время на разговоры, мне все равно запрещено с вами общаться, — ответила Хлоя. — Но он очень хочет вас видеть, это я могу сказать. Сгорает от нетерпения.
Женщина развернулась и пошла по коридору из деревьев. Она продолжала говорить что-то, однако Кэл не мог разобрать ее слов. Он кинулся следом и уловил обрывок фразы:
— …Нет времени идти пешком…
— Что вы сказали? — переспросил он, поравнявшись с Хлоей.
— Нам придется ехать быстро, — сказала она.
Они вышли из сада. К изумлению Кэла, их ждал рикша. Привалившись к ручкам повозки и покуривая тонкую черную сигарету, стоял жилистый мужчина средних лет, одетый в ярко-голубые панталоны и потертую куртку. У него на голове красовался котелок.
— Это Флорис, — представила человека Хлоя. — Садитесь, пожалуйста.
Кэл послушался и устроился среди подушек. Он не отказался бы от этого приключения, будь оно даже смертельно опасным. Хлоя уселась рядом с ним.
— Быстрее, — сказала она вознице, и они помчались со скоростью ветра.
XI
В бельведере
Пообещав себе, что не станет оглядываться на сад, Кэл держал слово и держался сам до последнего мгновения, когда ночная тьма полностью поглотила все вокруг. Тогда он сдался и обернулся.
Он увидел лишь круг огней, в котором недавно стоял, читая стихи Безумного Муни, а потом рикша завернул за угол и все исчезло.
Флорис исполнял приказ Хлои буквально, и они мчались все быстрее. Экипаж раскачивался и подскакивал на камнях и ухабах, то и дело угрожая вывалить седоков. Кэл ухватился за бортик повозки и глядел, как мимо проносится Фуга. Он проклинал себя за то, что все проспал, пропустил целую ночь открытий. Когда он в первый раз увидел Сотканный мир, Фуга показалась ему такой знакомой, но теперь он ощущал себя туристом, осматривающим достопримечательности неведомой страны.
— Какое странное место, — произнес он, когда они проносились под скалой, вырезанной в форме гигантской накатывающей волны.
— А вы чего ожидали? — спросила Хлоя. — Что оно будет похоже на ваш задний двор?
— Не совсем. Но я считал, что в какой-то степени знаю его. Во всяком случае, видел во сне.
— Рай всегда оказывается более странным, чем ожидаешь. Иначе он лишился бы своей способности очаровывать. А вы очарованы.
|
|
|
