 |
Глава 12. Рождественский подарок.
|
|
|
|
На следующее утро Гарри проспал и не появился на завтраке. Из спальни он вышел примерно в 11 часов, поленившись сменить пижаму на нормальную одежду. После короткого спора с Северусом он передумал, переоделся и сел, чтобы сделать домашнее задание, заданное на каникулы. Он хотел закончить его как можно скорее, потому что в библиотеке поместья видел несколько книг, выглядевших интересными, и не мог дождаться, чтобы их прочитать.
Никто не прерывал его занятий. Однако за обедом Люпин сказал ему и Энни, что они втроем отправятся на следующий день в Косой переулок и в маггловский Лондон походить по магазинам: и Энни, и Гарри нужна новая одежда, а Северус отказался их сопровождать. Он пробормотал что-то насчет зелий для Люпина и некоторых других, необходимых мадам Помфри, и пошел в лабораторию, где пропадал весь день. После обеда Гарри присоединился к нему, но они не разговаривали, а просто молча работали.
Северус все еще страдал от своего признания, Гарри мог это сказать по тому, как тот смотрел на него или давал короткие инструкции, но, в общем, не мог обвинять Снейпа. Признание было трудно не только слушать, но, определенно, так же трудно вспомнить и рассказать, и Гарри был абсолютно уверен, что он был первым, кому Северус в деталях рассказал о том роковом и болезненном случае. И теперь у него была та же проблема, что и у Ареса после их беседы в пустом коридоре: он был поражен собственной откровенностью, испуган своей беззащитностью, и крайне стыдился перед Гарри.
Но Гарри старался не демонстрировать к нему никаких чувств, даже признательности, которая могла еще сильнее смутить мужчину. Вместо этого он пытался сделать вид, будто ничего важного не случилось, и ничего не изменилось — да, на самом деле, ничего и не изменилось.
|
|
|
Так что они проработали весь вечер в тишине.
Когда Северус, наконец, отпустил его и начал убираться, Гарри отправился принять ванну и захватил продвинутую книгу по трансфигурации, чтобы прочитать перед сном несколько страниц. Он зажег два факела у изголовья кровати и уселся поудобнее. Северус долго не приходил, и Гарри в конце концов заснул с книгой в руке, прислонившись головой к стене.
* * *
Он оказался в очень темном месте; большую комнату освещал только один факел. Волдеморт сидел на своем обычном троноподобном кресле, а худая фигура с капюшоном на голове стояла перед ним на коленях, и голос был таким хриплым и слабым, что Гарри не мог решить, был ли это он или она.
— Я желаю видеть сына предателя. Скоро, — голос Волдеморта был низким и угрожающим. В этот же момент Гарри понял, о ком шла беседа, хотя и пропустил ее первую половину. О нем. Опять он — цель темного лорда. — И тогда каждый получит надлежащее наказание. Я дам тебе право его убить, и после этого я поставлю тебе метку.
— Да, господин, — каркнула фигура.
— Теперь можешь идти, — махнул рукой Волдеморт.
— Да, господин, — тот же самый ответ, закутанный человек встал и шагнул к двери. Перед тем, как выйти, фигура глубоко поклонилась и мягко прикрыла дверь.
В этом движении было что-то тревожно знакомое, но Гарри не мог сказать, что. Он был совершенно уверен, что знает этого человека, но не узнал его или ее. Это вызвало в его животе холод и боль, он почувствовал нервную тошноту, но в этот момент из тени вышла другая фигура. Это был мужчина, но он носил обычную одежду Пожирателя Смерти, и Гарри не смог его узнать. У него были каштановые волосы и средний рост, однако, в его движениях было что-то необычное.
— Наш шпион в Хогвартсе сообщил, что сына предателя побеспокоил некий аврор из министерства. Его отец крайне волновался о его состоянии, так что я уверен, что наш план сработает в совершенстве. Захватив сына, мы сможем получить и отца.
|
|
|
— И ты сказал, что мальчишка доверяет нашему юному агенту, — на лице Волдеморта появилась кривая ухмылка.
— Да, мой лорд, — Гарри почувствовал, что мужчина улыбнулся, хотя и не видел его лица. — Наш шпион также сообщил, что юный Снейп собирается подружиться с нашим агентом, что также сделает легче нашу работу.
— Превосходно, — удовлетворенно улыбнулся Волдеморт. — А что насчет нашей… межконтинентальной миссии?
— Я не знаю деталей, мой лорд, но Крэбб здесь, чтобы сообщить Вам…
— Только сообщить?
Улыбка Волдеморта внезапно преобразилась в сердитую усмешку.
— Введите его.
Гарри закрыл глаза. Он подозревал, что случится в следующий момент, и оказался прав. После выкрика «Круцио!» все превратилось в раскалено-белую боль, и, слыша отчаянные крики и рыдания Крэбба, он не был уверен, что тоже не кричал и не рыдал…
Сильная рука схватила его за плечо.
— Квайетус?
Гарри внезапно смутился. Голос был не Северуса. Он был знакомый, но не его. В следующий момент он вырвался из захвата и с тихим криком спрыгнул с кровати, обхватив себя руками.
— Квайетус? — осторожно повторил голос. — Что?..
— Где Северус? — услышал Гарри свой голос, слабый и далекий. — Где он?
— Я видел его в библиотеке. Ты хочешь, чтобы я его позвал?
— Да, сэр, пожалуйста, — вздохнул Гарри и, открыв глаза, посмотрел Люпину в лицо.
— У тебя был кошмар? — спросил оборотень, когда увидел, что Гарри восстановил самообладание.
— Пожалуйста, позовите его, — повторил Гарри и опустил взгляд к полу.
Люпин вздохнул и вышел из комнаты. Несколько минут спустя он вернулся с крайне встревоженным Северусом. Мужчину не волновало, что Люпин был с ним, или что тот мог его видеть; он поспешил к ошеломленному и дрожащему Гарри и обнял его. Гарри расслабился в объятиях, даже последствия проклятья постепенно исчезли через несколько минут. Он почувствовал, как сильные руки кладут его на кровать и подтыкают вокруг него одеяло, и ощутил, как Северус сел рядом с ним на кровать.
— Что с ним случилось? — снова спросил Люпин. — Кошмары?
— Это не твое дело, Люпин, — сердито выпалил Северус.
|
|
|
— Он корчился, как будто был поражен Круциатусом, — вздохнул Люпин. — Это был Волдеморт?
— Выйди. Вон, — выплюнул Снейп еще более сердито, чем прежде. — Как я сказал, это — не твое дело, Люпин.
— Может, мне принести несколько болеутоляющих и расслабляющих зелий? — предложил Люпин.
— Я не хочу, чтобы у него была передозировка, Люпин. Ему не нужны никакие зелья.
— У него часто бывают эти кошмары? — спросил оборотень.
— Нет.
— Тогда почему ты боишься передозировки?
— ВЫЙДИ! — завопил Снейп, его глаза опасно блеснули.
— Северус, пожалуйста, — Гарри сел и посмотрел на двоих взрослых. — Все хорошо, сэр. Просто я попал этим летом в автомобильную катастрофу, и иногда у меня бывают кошмары об этом, — объяснил он бывшему профессору так серьезно, как мог. В то же время он надеялся, что ему больше не придется лгать.
Люпин неопределенно кивнул, но Гарри видел, что тот не был убежден предложенным объяснением. Тем не менее, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри снова откинулся на кровать и устало закрыл глаза.
— Наш план провалился. Я — снова цель Волдеморта, но на сей раз он хочет меня убить, потому что я — твой сын. Сын предателя, как он сказал. У него есть агенты в школе, и я подозреваю, что один из них — в штате, — несчастно пробормотал он. — Похоже, я никогда не смогу жить нормальной жизнью. — Он повернулся к Северусу спиной и свернулся в клубок. — Ты не хочешь сообщить директору?
— Позже, Квайет, — сказал Северус и положил ладонь на плечо Гарри. — Я не думаю, что это так срочно. И я не хочу сейчас оставлять тебя одного.
— Спасибо, — пробормотал Гарри.
Но на этот раз не было обычной беседы, которая всегда следовала за видениями или кошмарами Гарри. Они снова молча сидели, как прошлой ночью, слушая ровное дыхание друг друга, пока Гарри не заснул.
* * *
Северус смотрел на котел, считая капли сока мандрагоры, добавляемого в зелье. Он проклинал себя, потому что это была третья порция, которую он испортил за это утро, хотя и не мог понять, в чем была причина неудачи. Сок мандрагоры? Полынь? Коготь крапа? Раньше он уже дважды делал это зелье, и у него не возникало никаких проблем. Он хотел, чтобы зелье стало ярко-зеленого цвета, подобно глазам Гарри, подумал он, но оно в третий раз приобрело противный коричневый цвет и завоняло. На этот раз Северус громко выругался, выливая содержимое котла.
|
|
|
Он шагнул к окну, открыл его, чтобы проветрить комнату от вызывающего тошноту зловония, и, прислонившись к раме, безучастно посмотрел на покрытый снегом сад. Большой дуб теперь был одинок, в отличие от лета, когда Гари проводил почти все свободное время, читая или просто сидя под ним с открытой книгой на коленях и глазами, выражающими опасение и неуверенность. Глазами, которые за первые месяцы учебы снова наполнились жизнью и доверием — теми глазами, в которых снова светился страх быть отверженным. Проклятье на мальчишку! Почему он не мог понять?
Мысли кружились в голове, и он понял, почему все утро зелья получались не так, как надо. Он не мог должным образом сконцентрироваться на работе. Время от времени на него обрушивались слова и глаза Гарри, и он снова и снова был вынужден их обдумывать и повторять.
Он не мог понять, как мальчик мог быть таким внимательным и сообразительным. Как он мог лучше его понимать многие вещи. Он чувствовал правоту его высказываний. Он много раз прежде уже слышал некоторые из них, Альбус использовал их, чтобы убедить не лелеять старую вину и боль, но он не мог не чувствовать их. Он был виноват. Просто время не может искупить его вины. Он убивал людей и никогда не мог быть прощен. Дамблдор и Гарри были неправы. Они никогда не совершали ничего достаточно серьезного, чтобы быть способными понять. Они были чисты и безупречны, в отличие от него, виновного, отвратительного, сального мастера зельеварения Хогвартса.
Они никогда не поймут.
Он не мог быть отцом мальчика. Он был слишком самоуверен, когда думал о Гарри как о своем сыне. Нет. Мальчик был сыном Квайетуса. Он ничем не был похож на Северуса Снейпа.
Он потряс головой — возможно, чтобы ее прочистить? — и вернулся к зелью. Люпин нуждался в нем, если он хотел, чтобы оборотень оставался человеком вместо того, чтобы постоянно превращаться в зверя. С тех пор, как его покусали оборотни Волдеморта, у него была тенденция постоянно превращаться в волка, а не только в полнолуние. Это тоже было его, Северуса, изобретение, печально подумал он. Он изобрел синтез оборотней, как он это назвал, который вызывал это неестественное изменение в органах оборотня, превратившее Люпина на много месяцев в оборотня, так что никто не мог его навещать. В конце сентября он нашел первое лекарство от собственного яда, но без помощи Гарри и Гермионы Грэйнджер.
|
|
|
Его мысли прервал стук.
— Войдите, — нервно сказал он. Сейчас он не хотел ни с кем говорить.
— Привет, Северус.
— Блэк, о нет, — покачал он головой. Он был не в настроении говорить о чем-то с проклятым псом. Посмотрев на красивое лицо, он почувствовал настоятельное стремление забыть про их мир и выкинуть его из лаборатории. Но ради Гарри он натянул на лицо безразличное выражение и проводил бывшего врага к единственному в комнате стулу.
— У меня нет времени, Блэк. Говори и уходи.
Блэк, однако, не спешил.
— Сириус. Не Блэк, — напомнил он Снейпу, ухмыляясь. — Ты, конечно, помнишь наш…
— Да, — нетерпеливо махнул Снейп. — Что ты хочешь, СИРИУС? Но говори это быстро, если хочешь, чтобы твой дружок-оборотень вовремя получил зелье.
— Ты, как всегда, вежлив, Северус, — глаза Блэка опасно засветились. — Я здесь, чтобы поговорить о твоем… сыне.
Рука Снейпа остановилась в воздухе. Он медленно перевел взгляд на Блэка, и у него появилось плохое предчувствие о дальнейшем разговоре.
— Или сыне твоего брата? — продолжил Блэк дразнящим тоном.
— Не смей! — простонал он анимагу сквозь стиснутые зубы. — Избавь его от этого!
— Юный Квайетус его сын, а не твой, не так ли? — Блэка не беспокоил гнев Снейпа.
— Как…
— Ты проорал это во всю мощь своих легких два дня назад, если я правильно помню, — на лице Блэка появилась злая усмешка.
Снейп опустил руку и, опершись на стол, повернул лицо к Блэку.
— Это не твое дело. Оставь эту тему или… — Снейп не закончил предложение; он не смог сразу придумать подходящей угрозы.
— Или что, Снейп? Тебе не нравится, что какой-то другой человек открыл небольшой секрет твоего совершенного брата? То, что он был не лучше тебя?
В следующий момент Снейп схватил Блэка за плечо и ткнул палочкой ему в шею.
— Слушай, ты, проклятый пес! Я помирился с тобой только из-за Гарри. Но если ты посмеешь еще хоть раз оскорбить моего брата, моего МЕРТВОГО брата, клянусь, Блэк, я убью тебя в тот же момент, когда ты этого заслужишь.
— Отпусти мою руку, Снейп, — угрожающе прошипел Блэк. — И не я — тот, кто оскорбил твоего драгоценного брата, Снейп. Это ты сказал мальчику… нет, не сказал. Кто прокричал ему, что не ты, а Квайетус — его отец. И я всегда думал, почему Лили вышла замуж за Джеймса, если она много лет встречалась с Квайетусом?
Снейп тотчас же понял. Блэк слышал не всю их беседу, а только часть, в действительности, очень маленькую часть, и хотя его умозаключение порядочно расстроило Северуса, это было лучше, чем правда.
Итак, Блэк поверил, что его брат изменял Лили.
Он выпустил плечо Блэка и, повернувшись на каблуках, снова подошел к открытому окну.
— Так ты пришел, Блэк, чтобы оскорбить моего брата? Чтобы насладиться знанием, что он был не лучше тебя, который пытался его убить? — он обернулся и ткнул пальцем в мужчину. — Независимо от того, что он сделал, клянусь, я не позволю тебе свободно его обзывать и оскорблять.
— О? Так ты теперь собираешься сказать, что я — убийца? Странно, очень странно, Снейп, — глаза Блэка сузились от гнева. — Ты кричал этому… этому мальчику, что ТЫ — убийца, что ТЫ не достоин быть его отцом!
Снейп шагнул к Блэку и, наклонившись к его лицу, сердито прошипел:
— Почему? Ты знал, каким я был, не так ли?
— Не до этой весны, Снейп.
— Ты знал, что я был в Азкабане.
— Знал. Я тоже был там, невиновный.
— Невиновный, — протянул Снейп и противно улыбнулся. — После двух покушений.
— Я никого не убил, Снейп!
— Но пытался. Это не твоя заслуга, что жертвы выжили, — он остановился и посмотрел на Блэка. — Я не был так удачлив, Блэк. Мои жертвы умерли. Все, — с этимм словами он опять повернулся к окну.
Что-то в голосе Снейпа остановило Блэка от того, чтобы тут же отреагировать. Что это было? Вина? Стыд? Ненависть?
Блэк закрыл лицо руками. Внезапно он почувствовал себя виноватым. Он пришел не для того, чтобы кричать, спорить со Снейпом, а чтобы так или иначе дать ему понять, что этот мальчик нуждается в нем — и после того рокового столкновения с аврорами молодой Квайетус заслужил называться сыном мерзавца, если это было то, чего он желал.
И искренность в голосе другого мужчины также подтолкнула его. Снейп признался ему в своих убийствах. В своих грехах.
«Я не был так удачлив, Блэк. Мои жертвы умерли.»
Осознание было слишком внезапным и полностью захватило Блэка.
«Я не был так удачлив.»
Что, если бы Квайетус умер?
«Удачлив.»
Что было бы тогда? Их бы исключили? Их приговорили бы к пожизненному заключению в Азкабан без шансов снова освободиться? Они бы там умерли или сошли с ума из-за вины?
Смог бы он перенести страшную тюрьму, зная, что кого-то убил? С памятью об этом? С разочарованием Дамблдора, с ненавистью Энни, с неприятием отца, просто сидя там и зная, что ему нет прощения?
«Удачлив.»
Что, если бы Снейп был убит Люпином?
Его бы не обвинили, это Люпина приговорили бы к пожизненному заключению или даже к смерти.
«Я не был так удачлив.»
Блэк встал.
— Северус. Извини меня за мои слова. Они были необоснованы… И извини за своего брата. Я… я не мог… Я не знал, просто… — его голос прервался.
Снейп крайне недоверчиво посмотрел на него.
— Ты что болтаешь, Блэк? — сердито спросил он.
— Ты прав. Я ничем не отличаюсь и ничем не лучше тебя, Сн… Северус. И… возможно, я был неправ насчет тебя и Квайетуса. Однако я должен был знать. Энни всегда любили тебя и доверяла тебе, и даже когда ты оставил ее, она была уверена, что однажды ты вернешься.
— Я не вернулся, Блэк. Я был темным с самого раннего детства. Я перешел на сторону противника, когда Квайетус был убит рукой Волдеморта. Мои родители приговорили его к смерти. Они доставили его туда, — его руки сжались в кулаки, пока он говорил. — А теперь я, если можно, хотел бы оставить эту тему. Быстро скажи, зачем ты пришел, и уходи.
Блэк вздохнул.
— Я пришел поговорить о Квайетусе. Нет, не твоем брате, — быстро добавил он, увидев, как стиснутые пальцы Северуса побелели, — а мальчике. Его сыне. Или… твоем сыне.
— У меня нет сына, Блэк. Хотя я должен притворяться его отцом по приказу Дамблдора. И для этого я хочу, чтобы ты никому НЕ говорил об этом. Даже своему другу-оборотню.
Блэк подошел к Снейпу и вслед за ним посмотрел на побелевший сад.
— Он хочет быть твоим сыном, ты это знаешь. И он заслужил право называться им, если хочет. И… ты тоже заслужил это право. Вы любите друг друга, беспокоитесь друг о друге, нуждаетесь друг в друге.
— Он слишком хорош, чтобы называться моим сыном, Блэк, — серьезно ответил Снейп, но в его тоне не было неприветливости и злобы, обычных при разговорах с анимагом. Скорее, это прозвучало просто устало.
Блэк задумчиво потер подбородок.
— Знаешь, этот ребенок напоминает мне Гарри. Может, потому, что оба выросли у магглов? Я не знаю, Северус. Но я могу увидеть, что он отчаянно тоскует по семье, по отцу, чтобы уважать и почитать… — он неуверенно махнул рукой. — Он делает все, чтобы получить твою любовь, твое уважение…
— Сириус, как ты сказал, я его люблю и уважаю, только… — Северус прервался, но Блэк не позволил ему закончить предложение.
— Да, ты делаешь это своим собственным глупым способом, Снейп, и я уверен, что ты стараешься. Но ты должен любить его ЕГО способом, как ОН любит. Прими его, его чувства, его признательность. Понимаю, ты не чувствуешь себя достойным этого, возможно, это действительно так, но дело не в этом — не в том, чего ТЫ заслуживаешь. ОН этого заслуживает. И этого достаточно.
Долгие минуты оба стояли, уставившись друг на друга. Наконец Блэк шагнул к двери и открыл ее, но прежде, чем закрыть ее за собой, он обратился к Снейпу:
— Сделай это ради Гарри, если ты действительно его любишь, — он глубоко вздохнул, чтобы набрать воздуху для следующего предложения. — И еще раз извини. Я никогда больше не оскорблю память твоего брата. Он был лучше меня. Я был несправедлив к нему — и к тебе. Извини. И… я никому об этом не скажу.
Не дожидаясь ответа, он спокойно закрыл дверь.
Северус не мог двигаться. Он только безучастно и оцепенело смотрел на закрытую дверь и, вероятно, впервые в жизни не мог найти подходящих слов, чтобы выразить свои чувства — ни к Блэку, ни к Гарри.
* * *
Гарри взволнованно ворвался в гостиную с новой совой в руках.
— Эй, Северус, гляди, что купили мне профессор Люпин и Сириус! — широко улыбнулся он. Предполагалось, что он не получит подарков до ужина, но он убедил Люпина, что ему нужна сова, чтобы отправить подарки друзьям. Наконец мужчина сдался, и Гарри смог гордо получить свою сову, только с легкой жалостью о Хедвиг, которая сейчас была совой Гермионы, с тех пор, как директор ее отдал — так же, как после похорон отдал Рону метлу Гарри. Другие, менее узнаваемые вещи, которые достались Гарри, были: сундук, сделанный А.Х.Поттер, бабушкой Гарри, Дамблдор показал ему ее подпись на дне, плащ-невидимка, к крайнему раздражению Снейпа, его карта (он, однако, еще не показывал Северусу ее тайну — Гарри не хотел, чтобы тот использовал ее против студентов, блуждающих ночью по коридорам) и его старая палочка.
После неудачной встречи с аврорами Северус приказал Гарри прятать его настоящую палочку в одежде. Он заколдовал палочку, чтобы она была невидимой — ее не способно было выявить даже заклинание Ревело — и с тех пор Гарри всегда носил при себе две палочки, которые давали ему чувство безопасности.
— Красивая сова, Квайетус, но я думаю, ты должен был получить ее вечером.
— Знаю, знаю, я только хочу послать подарки Гермионе, Невиллу, Аресу и… — Гарри внезапно покраснел и быстро добавил: — и другим.
Северус поднял бровь.
— Кто эти «другие», Квайет?
Гарри упрямо посмотрел на свои ноги и не ответил.
— Квайет! Я кое-что спросил! — Северус наклонился вперед и угрожающе упер руки в бока.
Гарри ощутил дискомфорт. Люпин и Энни с любопытством смотрел на них, а он не хотел, чтобы кто-нибудь знал о Лиэ и его чувствах к ней. Он повернулся на каблуках, сбежал из гостиной в спальню и запер за собой дверь. Он слышал голос Северуса, кричащего на лестнице ему вслед, но это его не беспокоило. Почему ему нужно знать? Это было не его дело, особенно после холодного обращения последних дней.
Он боялся, что Северус последует за ним в спальню, чтобы отчитать, но тот долго не приходил, и через десять минут Гарри достаточно успокоился, чтобы завернуть все подарки и отдать их Артуру (так звали его новую сову), который быстро исчез в наступающей вечерней темноте.
Он все еще чувствовал себя неуютно, когда пришел Люпин, чтобы позвать его на ужин. Он не хотел ни с кем спорить в рождественский вечер, и уж конечно не с Северусом. Он любил мужчину и точно знал, что его чувства взаимны, и мог понять его дискомфорт после того разговора несколько ночей назад. Так что Гарри решил изобразить хорошее настроение, даже если кто-то будет на него хмуриться или усмехаться.
Но, похоже, никто не хотел нарушать праздничное настроение ссорами или спорами, так что ужин прошел хорошо, с обычной болтовней Энни, шутками Блэка, полусердитыми замечаниями Северуса, молчаливыми улыбками Люпина и серьезными лекциями Флетчера. Потом они перешли в гостиную, где стояла и ждала их рождественская елка, и в следующий момент все были заняты маленькими коробками и пакетами, на которых были написаны их имена. Энни была самой счастливой, она частенько радостно вскрикивала, увидев новую игрушку или конфету.
Снейп выглядел слегка потрясенным подарками — Гарри был уверен, что ему много лет ничего не дарили — и через некоторое время его глаза слишком сильно заблестели. Гарри даже заметил единственную упавшую слезу, когда он открыл подарок Гарри — часы.
Часы с двумя стрелками, на которых было написано Квайетус и Северус, и с несколькими пометками: Урок, Дом, Друзья, Опасность, Умер и СБУ — означающее Самого Большого Ублюдка. Теперь их стрелки указывали на «Дом».
Северус не шевелился, только пристально смотрел на часы. Он казался немного не в себе, когда осторожно гладил поверхность, по-видимому, глубоко задумавшись.
Гарри в это время начал распаковывать собственные подарки — главным образом, книги и конфеты. Удивительно, но от Гермионы он получил тот же словарь по арифмантике, что и сам купил ей, и внезапно заволновался от мысли, что хотел его оставить себе. По крайней мере, так они оба будут счастливы с такой книгой. Подарком Невилла тоже была книга «Темные волшебники в гоблинских и трольих бунтах в средние века» — и Невилл отметил несколько мест, где Гарри мог найти упоминание имен Снейп, Ноблестоун и даже Лонгботтом. Была война, когда Ноблестоуны сражались вместе с Лонгботтомами против нескольких светлых магов, и в конце двое даже поженились, но семейство Лонгботтомов не было благородным, а только обычным чистокровным, но Гарри с удовлетворением отметил, что является родственником, хотя и дальним, не только Малфоя, но и Невилла. К сожалению, Драко Малфой был более близким родственником, чем Невилл, но он искал утешение в том, что Невилл, так или иначе, тоже его родня.
Оу! Невилл тоже был родственником Малфоя!
Ладно, Рон давно говорил, что все магические семейства родственны друг другу с тех пор, когда в мире было немного магов, и это еще более верно для чистокровных семей. Не говоря уже о том, что в средние века традиции были сильнее, чем сейчас.
Потом он полистал другую книгу от Ареса (методы самозащиты и их изучение), съел две шоколадных лягушки (вкладыши от них он отдал Энни, которая их собирала), сыграл партию в магические шахматы с Блэком (это был дополнительный, кроме совы, подарок от них двоих), разумеется, проиграл и, наконец, начал распаковывать последнюю коробку, уверенный, что она от Северуса. В ней было две вещи: огромный том «Все о заживляющих зельях» и обычно выглядевшая серая книга, которая была совершенно пуста. Гарри поднял глаза на Северуса, но он в этот момент играл с Энни в шахматы, пытаясь объяснить крайне довольной девочке различные движения и тактику.
Гарри снова обратил внимание на коробку, и его глаза заметили обычный конверт, выскользнувший из нее. Осторожно его открыв, Гарри увидел аккуратно сложенный пергамент с почерком Северуса.
Он гласил:
Дорогой Квайет,
Счастливого Рождества.
Надеюсь, тебе понравится книга зелий — возможно, это выглядит несколько эгоистичным подарком, но я не могу идти против себя. Ты поймешь это и, уверен, найдешь ее крайне полезной на твоих занятиях по зельеварению в следующем году.
Другая книга была дневником Квайетуса. Я никогда не пытался его открыть, это всегда казалось мне вторжением в его личные дела, и это чувство только усилилось после его смерти. Однако я думаю, что она поможет тебе получше его узнать — возможно, лучше, чем когда-либо знал я, и это поможет уменьшить ту дистанцию между вами, которая тебя так тревожит.
Северус
(Папа)
С минуту Гарри был так потрясен, что не мог даже дышать. Нет, это было не из-за дневника его биологического отца.
Это была последняя строчка, одно слово между скобками, которое было добавлено к письму позднее: оттенок чернил слегка отличался от остальных частей, однако это было написано Северусом.
Папа.
Гарри не решался поднять голову. Он только пристально смотрел на это слово, не желая дать Северусу ни единого шанса забрать это единственное слово, которое было для Гарри драгоценнее любого другого полученного подарка. Это было явным признаком окончательного признания Северуса, его заботы, которая почти закрыла собой события лета и все, что случилось в первой половине учебного года. Он слишком долго был сиротой, не имея никого, кого можно было бы назвать родителем, — и теперь он, наконец, получил разрешение от человека, которого многие месяцы считал отцом.
— Ты слишком молчалив, Квайетус, — услышал он рядом обеспокоенный голос Люпина.
— Нет, — поднял он голову и посмотрел на оборотня. — Ничего. Я только задумался о том, что со мной было за последние недели.
— В отношениях между тобой и Северусом проблема?
Глаза Гарри удивленно расширились.
— Ч… Что? — пролепетал он.
— Кажется, между вами двоими в течение многих дней была некая напряженность, — объяснил Люпин.
— Да, — ответил Гарри. — Нет, не совсем. У нас была небольшая ссора о… некоторых вещах и…
— Понятно, — кивнул Люпин. — И теперь его подарок вас помирил?
— Э… да. Да, по большей части, — широко улыбнулся Гарри. — И спасибо за шахматы. Жаль, что я — ужасный игрок. Любой меня легко победит. Особенно Севе… папа, — он бросил взгляд на Северуса, который практически проиграл состязание с Энни. — Он очень любит играть и, так как я живу с ним, часто со мной играет. Мне кажется, я не так уж сильно люблю шахматы.
— Извини. Я не предполагал.
— Да, я знаю. Ничего страшного. И мне это нравится. Возможно, теперь мне придется получше изучить игру.
— Вы играли в маггловские шахматы?
Гарри пожал плечами.
— Они такие же, как и магические. Единственная разница в том, что маггловские фигуры неподвижны и не пытаются требовать от вас исполнять их желания.
Оба улыбнулись.
— У тебя часто бывают кошмары? — внезапно спросил Люпин.
Гарри бросил на него укоризненный взгляд.
— Я не буду говорить об этом, — сказал он с ноткой неприветливости в голосе.
Люпин не ответил, только спокойно улыбнулся.
— Я слышал, что ты назвал Северуса «папой». Это было впервые.
Гарри неловко пошевелился под всезнающим взглядом Люпина.
— Мы не жили вместе до этого лета, — повторил он хорошо известную ложь. — Я никогда прежде не называл его отцом или папой. Я должен был привыкнуть к этой мысли.
Люпин кивнул.
— Ладно, думаю, я готов лечь спать. Я порядочно устал, — сказал наконец Гарри, собрал книги и вышел на лестницу.
Достигнув спальни, он положил все вещи на свой стол и, после быстрого визита в ванную, переоделся в пижаму и лег спать. Он не совсем бодрствовал, когда пришел Северус, но почувствовал, когда мужчина сел на край его кровати.
— Гарри, ты должен знать, что я это серьезно имел в виду, — спокойно произнес он. — Однако я вполне уверен, что ты не знаешь, чему верить, а чему нет. Я только… — он не смог продолжить.
В следующий момент Гарри вырвался и прыгнул на Северуса, крича ему в ухо:
— Ты — никто иной, как эгоистичный, подлый мерзавец! Покупаешь на Рождество книги по зельеварению только для того, чтобы иметь квалифицированного помощника?
Смеясь, они упали на пол.
— Я не держал это в тайне, — простонал Северус из-под Гарри, который встал коленями ему на грудь.
— Ты слизеринец-рабовладелец, и никто больше, — прохрипел Гарри.
— А кто ты?
— Я — введенный в заблуждение маленький гриффиндорец, чьей слабостью злобный декан Слизерина воспользовался к собственной выгоде.
— СЛАБЫЙ гриффиндорец? Тогда что ты на мне делаешь?
— Стою на коленях.
— Прижимая меня к полу.
— Правильно.
— Пусти меня. Я хочу поговорить с тобой серьезно.
— Я ненавижу твои серьезные разговоры. После этого ты со мной много дней не разговариваешь.
— Гарри, пожалуйста. То, чем я поделился с тобой несколько дней назад, не было легко вспоминать, и я хочу, чтобы ты относился к этому более серьезно.
След боли в голосе Северуса остановил Гарри. Он встал и помог мужчине подняться с пола.
— Думаю, я просто немного увлекся, Северус. Я был так счастлив прочитать твое письмо.
— Снейп улыбнулся.
— Правда?
— Конечно. Ты помнишь мой день рождения?
Северус кивнул.
— Это был мой самый лучший день рождения. А теперь — мое самое лучшее Рождество.
— Это из-за Квайетуса?
— Нет, — прервал его Гарри. — Из-за тебя. О господи, я никогда не думал об этом раньше, но теперь признаюсь: я горжусь называться твоим сыном.
— Ты ненормальный.
— Возможно, это семейное.
— Дерзкий мальчишка.
Гарри показал Северусу язык и лег на кровать.
— Спночи, папа, — второй раз в жизни на пробу произнес он.
— Спокойной ночи, Гарри.
Гарри сердито простонал. Северус вздохнул и сдался.
— Хорошо, хорошо. Спокойной ночи, сын.
Ни один из них долгое время не мог заснуть.
Только два слова.
Но для них обоих они означали мир.
* * *
Спустя несколько минут после того, как Гарри ушел, Блэк освободил Снейпа от маленькой девочки и забрал ее в кровать. Снейп ушел, и через несколько минут откланялся и Флетчер. Люпин остался в библиотеке один. Он взмахнул палочкой и погасил большую часть факелов. В полутьме он откинулся назад и задумался о событиях последних недель.
Квайетус. Сын Северуса был странным мальчиком. Гораздо более странным, чем его отец и давно умерший дядя. Он был очень умен, но столь же осторожен, как и Люпин, однако тот не мог понять, почему. У Люпина были собственные причины быть со всеми осторожным, главной из них была его ликантропия; но почему мальчик должен был быть таким сдержанным и осторожным?
Его глаза задумчиво блуждали по комнате.
— Что-то не так? — внезапно спросил сзади Блэк.
— Ничего, — пожал он плечами. — Я просто думал.
— Вижу, — произнес Блэк и повернулся к дивану, чтобы сесть рядом с Люпином. Перед тем, как сесть, он увидел кусок пергамента, лежащий рядом с другом. Он подобрал его и отдал ему.
— Что это?
— Не твое? — спросил в ответ Блэк.
Люпин пожал плечами и развернул листок. Быстро пробежал его глазами.
— Нет, это Квайетуса, — сказал он и положил листок на кофейный столик.
— Первый человек, симпатизирующий Снейпу, которого я когда-либо видел, — резко произнес Блэк.
— Нет, — покачал головой Люпин. — Его дядя тоже был довольно хорошим парнем.
— Ты ненормальный? — с крайним недоверием посмотрел на него Блэк. — Снейп НИКОГДА не был хорошим парнем!
— Какого Снейпа ты сейчас имеешь в виду? Мы знаем троих.
— Конечно, Северуса, — прохрипел Блэк.
— Северуса? Я имел в виду Квайетуса, брата Северуса.
Блэк внезапно смутился и отвернулся от Люпина. Оборотень подозрительно на него посмотрел.
— Эй! Ты что-то держишь от меня в тайне, не так ли?
Блэк слегка вздрогнул.
— Э... в некотором смысле, да. Но… — он не продолжил. Он вскочил и поспешно вышел из комнаты.
Однако это не было необходимым. Внезапно в голове Люпина все встало на свои места.
«Его дядя был довольно хорошим парнем.» — «Снейп НИКОГДА не был хорошим парнем!»
Дневник Квайетуса — «это поможет уменьшить ту дистанцию между вами, которая тебя так тревожит.»
«Северус (Папа)»
Молодой Квайетус не был сыном Северуса. Он был сыном Квайетуса.
Но Квайетус встречался с Лили в то время, когда родился этот мальчик. Сколько ему лет? Люпин задумался над этим. Он был на том же курсе, что и Невилл, Гермиона и Арес — пятый курс — курс Гарри. Он был того же возраста, что и Гарри.
Гарри. Мальчик был ужасно похож на Гарри. Те же движения, жесты, выражение лица. Та же храбрость, то же поведение, возможно, более робкое, поскольку он пережил нечто ужасное. У него тоже были кошмары и у него были серьезные фобии, как будто его прежде мучили.
Проклятье!
Мучили — кошмары с Круциатусом (что подразумевало Волдеморта) — тот же возраст, те же жесты, Квайетус, Лили, летние события с Гарри и Волдемортом — смерть Гарри.
Проклятье.
Юноша не был сыном Северуса.
Он был сыном Квайетуса, а это означало, что он был также сыном Лили, который был того же возраста, что и Гарри. Это означало, что он был Гарри. Он не был сыном Джеймса, Джеймс только помог Лили, женившись на ней через два месяца после похорон Квайетуса.
Проклятье! Дамблдор разработал блестящую тактику, чтобы защитить Гарри — а также спасти давнего одиночку-Северуса. Он столкнул их вместе, заставив вести себя как отец и сын, что после летних событий было, вероятно, не так уж трудно.
Какой интересный поворот событий, подумал Люпин, и широко улыбнулся. У Дамблдора был крайне хитрый план, как раз и навсегда избавиться от отвратительного ублюдка — он заставил Волдеморта считать, что Гарри умер, и готовил Гарри против него, пока Волдеморт думал, что он в безопасности.
Да, Дамблдор был скрытен.
И он должен держать рот закрытым, чтобы его не предать.
Люпин продолжил свои размышления в темной комнате, и время от времени его резкий смех нарушал тишину.
Глава 13. Падение.
31 июля 1975 г.
Привет.
Если ты читаешь эти строки, то это значит, что ты — мой сын (или дочь), и я мертв. Так странно — писать все это, но я уверен, что ты можешь понять мое волнение. Это как оставить прощальное письмо самоубийцы, а я никогда не хотел совершить самоубийство, так что никогда не писал прощальных писем. В конечном счете это значит, что у меня нет в этом опыта. Так что, пожалуйста, прости мне мое смущение и, возможно, раздражающее вступление, я пишу это, чтобы оставить что-то после себя, если мои подозрения подтвердятся.
Итак, мой дорогой потомок (о Боже, я почти не могу поверить, что написал это слово!), я надеюсь, этот дневник поможет тебе узнать и понять кое-что о себе и мне, если ты когда-нибудь прочитаешь это.
В целом я считаю себя рассудительным и серьезным мужчиной («мальчиком», возможно, было бы лучше, учитывая мой возраст) и этот дневник — самая глупая вещь, которую я когда-либо делал в своей жизни. Но с тех пор, как моя сильно недоооцениваемая профессор, миссис Трелони, сделала мне свое предсказание, я не могу перестать думать о нем снова и снова, и, имея некоторы
|
|
|
