 |
17 декабря 2018. Значение скорби
|
|
|
|
Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника о духовной жизни. Напомню: в прошлый раз мы говорили о забвении как о некоей греховной наклонности человека. Это такое состояние человеческого ума, которое парализует всякую духовную, всякую христианскую жизнь в человеке, потому что лишает его силы веры. Главная причина забвения – это нерадение.
Продолжая эту мысль, хотелось бы прочитать пятьдесят девятый абзац:
Не говори: «Что же мне делать? Я и не хочу, а оно (забвение) приходит». Это за то, что ты пренебрегал должным, когда помнил о нем.
Продолжая эту же мысль, в шестидесятом абзаце преподобный Марк Подвижник пишет:
Сделай добро, которое помнишь, тогда откроется тебе и то, о котором не помнишь, и не предавай безрассудно мысли своей забвению.
Преподобный Марк говорит: забвение не приходит само по себе. Забвение, как мы говорили в прошлый раз, является очень вредным, пагубным, потому что оно затеняет мысль, затемняет мысль и в конце концов является тем грехом, который противоположен памяти Божьей. А память Божья есть то условие, которое устремляет человеческое существо к любви Божьей. Ибо мы любим Бога, потому и помним; и помним то, что любим. Забвение памяти Божьей как бы отдаляет нас от Бога. Поэтому забвение просто разрушает сам фундамент нашей веры, нашей жизни с Богом. Конечно, это очень важный аспект.
Человек, понимая, что он постоянно забывает о Боге, всегда ищет оправдания: «Я не могу помнить о Нем всегда! Как я могу, если у меня работа? У меня дети, у меня домашние задания с детьми, попечения, конференции, родительские собрания, друзья, родители, разговоры, общение в социальных сетях... Ну когда я буду помнить о Боге, когда столько всего на меня свалилось? А еще кредиты и много чего другого».
|
|
|
Человек всегда ищет оправдания, почему он забыл о Боге. Потому что у него суета. Но суета на то и суета, что она вредна, она есть дым и пар, который напускается на нас или который мы впускаем в себя, забывая о Боге. Мы погружаем себя в суету, чтобы забыть о Боге. Только так. Нам кажется, что мы погружены в суету, потому и забываем естественным образом о Боге. Но на самом деле нет; мы погружаем сами себя в суету, чтобы о Боге забыть.
Были люди (скажем, Арсений Великий или отец Григорий Палама), которые, являясь государственными мужами, никогда о Боге не забывали. Уча ли, присутствуя ли на заседаниях каких-то государственных мероприятий, они помнили о Боге всегда. Не говоря уже о праведниках Ветхого Завета, среди которых, например, были и Давид, царь, и пророки, имевшие тяжкий крест, пережившие тяжелые жизненные неурядицы и жившие в среде, совершенно не благоприятствующей какому-то особому стилю жизни или вере. (Как, например, жизнь пророка Даниила. ) Но тем не менее они сохранили память Божью.
Но человек, привыкший оправдывать себя, уверен, что всему виной сложившиеся обстоятельства. Потому ничего не получается. Он всегда забывает о Боге, вспоминает о Нем изредка (мол, конечно, надо помолиться; конечно, надо, но это потом, когда я сделаю это дело). Потом, когда он сделает это дело, он говорит: «Ну вот, сейчас надо помолиться! » Но он вспоминает, что надо сделать еще одно дело. И делает еще одно дело. И так до бесконечности. Суета вырывает нас из памяти Божьей, погружает в забвение, и жизнь с Богом для нас прекращается.
Для того чтобы этот процесс остановить, надо осознать, надо признаться самому себе, что эта суета имеет одну-единственную причину – мое собственное желание и мое собственное нерадение.
Преподобный Марк здесь говорит, что всякий раз, когда я вспоминаю о Боге, нужно жить в соответствии с этой памятью Божьей. Вспомнил, что надо помолиться, – помолись; действительно по-настоящему: так, что вкладывают святые отцы в это слово «помолиться». Если я вспомнил, что надо зайти в храм, или причаститься, или помолиться за какого-то человека, или отдать долг (или вовремя вспомнил заповедь, которая повелевает мне не превозноситься, не гордиться, не судить, и сделал то, что велит мне заповедь, не откладывая ее на потом), то неожиданным образом суета будет отступать.
|
|
|
Именно потому, что она будет отступать, мы и боимся исполнять то, что помним. Мы боимся, как бы суета не отступила совсем, мы боимся, как бы мы не оказались по ту сторону суеты. Мы боимся, потому что суета нас защищает от стояния перед Богом и от следования за Ним. Мы заняли удобную позицию. Отговариваясь суетой, мы успокаиваем совесть, чувствуем себя вправе не помнить о Боге.
Причем бывают случаи, большинству людей знакомые, когда, начав с маленького забвения (не прочитав молитв, не зайдя в храм, пропустив воскресенье), очень быстро (это очень удивляет), скажем, через полгода, человек доходит до того, что не ходит в храм совсем. Он ловит себя на мысли, что он не был в храме уже полгода. Поймал себя на мысли, что Великий пост заканчивается. И он осознал, что он полгода (со времени ноября, скажем) не был в храме. Он вспомнит, что он пропустил Рождество, вспомнит причину, по которой он пропустил Рождественскую службу, вспомнит, что он не принес домой крещенской воды, вспомнит причину, по которой не принес этой воды. Он вспомнит и то, что он пропустил начало Великого поста, хотя слышал, что пост начинается и читается Великий канон Андрея Критского. Но все это потом, потом… И в конце концов он с ужасом понимает, что пропустил ряд замечательных праздников, что он не почтил Бога в эти праздники, не был храме, не причащался очень давно.
Если он это вспомнит и что-то изменит, то можно вернуться назад. Но скорее всего очень часто он говорит: «Ну ладно, в конце концов, подумаешь, полгода не был. Я же не бездельничал, не убил никого, не изменил жене, не воровал. Ну, жизнь такая; что я могу сделать-то? Ладно, я думаю, Господь милостив, не прогневается на меня». И так продолжается дальше. И проходит год, другой, третий, пятый… Человек вспоминает о храме, о Боге, о причащении, молитве и тут же прогоняет эту мысль. Прогоняет, потому что она страшна, потому что если встать и пойти, суета с тебя слезет, как шкура, как кожа со змеи, когда приходит этому время. И ты не хочешь этого, тебе вращаться в суете удобнее.
|
|
|
Ты, конечно, вздыхаешь на кухне и жалуешься приятелям, что жизнь тяжелая, что с семьей нет времени провести, что детей вообще забросил; когда-то с детьми был, когда-то с женой разговаривал, но все это ушло. Но ты же работаешь. И это внутреннее сознание, что ты работаешь, что трудишься, что ты делаешь благое дело, тебя тешит. Это нравится: «Вот какой я! Я нужный, я востребованный! Да, совесть где-то скрипит, но все это потом…» Дети выросли, ушли; жена ушла, никого нет. В храм – потом. Потом...
И человек, таким образом, практически погибает. Конечно, благодать Божья сильна спасти и такого человека, выловить и остановить его, хотя бы посредством болезни, или увольнения с работы, или еще чего-то. И очень часто, к сожалению, причина наших внешних скорбей именно в этом и кроется. Мы возмущаемся: «Была работа – нет работы. Почему? И не могу найти». Но задает этот вопрос человек, придя в храм. Он спрашивает у Бога: «Почему так? Почему у меня все кончилось? » А потому, чтобы ты пришел сюда, потому что по-другому тебя сюда не привести. В том-то и беда. И если человек осознает, что здесь его дом, здесь альфа и омега его пути, что отсюда он уносит благодать, чтобы делать дело Божье, и сюда его принесут, чтобы отправить в последний путь, то будет и работа, и все вернется. Если он начнет это делать не с суетой, а помня о Боге. Если этого нет, то все напрасно.
Если человек будет делать добро, о котором помнит; если вспомнил, что надо помолиться, и помолится (что нужно позвонить маме, и позвонит; что нужно дать милостыню вовремя, и даст, не откладывая на потом), то Бог сохранит его в памяти. И человек не забудет о Боге и в это окамененное, нечувственное болото так и не отступит.
Шестьдесят пятый абзац:
|
|
|
Скорбь по Богу есть неотъемлемая принадлежность благочестия, ибо истинная любовь испытывается противностями.
Почему скорбь – принадлежность благочестия? Почему скорбь вдруг стала принадлежностью благочестия? Этот вопрос раньше, наверное, был нелепый. Это было очевидно всем, потому что все жили скорбно и другого образа жизни не знали. Поэтому, естественно, даже не возникало такого вопроса. Но сейчас возникает. Почему скорбь есть неотъемлемая принадлежность благочестия?
Христос говорит: в мире скорбны будете (Ин. 16, 33); или: многими скорбями подобает нам войти в Царство Божие (Деян. 14, 22). Сама тенденция вхождения, образ вхождения в Царство Божие предлагает принуждение, понуждение… Царство Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21), и употребляющие усилие достигают его (см.: Мф. 11, 12), говорит русский синодальный перевод. А церковнославянский: «Царство Божие нудится, и нуждницы достигают его» (то есть те, которые принуждают себя, делают что-то с усилием, с какой-то болью, скорбью, с ситуацией нудной). Нудится Царство Божие.
И как говорит Христос, суть креста – скорбь. Крест – это скорбь, это боль, печаль. И вот эту скорбь мы и должны понести. Это относится ко всем ученикам. «Кто хочет быть Моим учеником, возьми крест свой и следуй за Мной» (см.: Мк. 8, 34). Крест в данном случае – метафора, вполне очевидная, это представление о страдании, скорби. Возьми ту скорбь, которую тебе надлежит, и иди за Христом.
Еще один интересный отрывок уже из Первого послания апостола Петра: ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо (1Петр. 2, 19). То есть буквально Богу угодно, чтобы Его ученики переносили скорбь, страдая несправедливо. Это угодно Богу, это воля Божья. А как же тогда: «Радуйтесь! Всегда радуйтесь! »? Этот возглас, этот лозунг сейчас все чаще и чаще вспоминают, как будто все Евангелие заключено в этом возгласе, как будто ничего другого Христос никогда не говорил. И апостолы никогда не говорили.
Вот апостол Петр в том же самом Первом послании пишет: Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа… возродивший нас… к наследству нетленному… хранящемуся на небесах для вас… О сем радуйтесь, поскорбев… немного, если нужно, от различных искушений (1Петр. 1, 3–6) То есть, по мысли Христа, по мысли апостолов, по мысли святых отцов, радость есть следствие скорби, она следует за скорбью. Например, преподобный Симеон Новый Богослов ввел такое словосочетание: радостотворный плач (то есть плач, который приводит к радости). Почему?
Потому что скорбь вытесняет человеческий грех. Страдающий плотию перестает грешить (1Петр. 4, 1), говорит апостол Петр. Скорбь вытесняет грех, она убивает ветхого человека, она приводит к тому, что ветхий человек замещается новым человеком. То есть насколько меньше в нас греховной ветхости, настолько больше в нас нового, живого человека. И этот новый, живой человек, чувствуя благоухание Царства Божьего, радуется, потому что радость есть знак присутствия Святого Духа в человеке. Но человек еще в этой скорбной юдоли, человек еще в борении со своим ветхим человеком, в борении с грехом. В нем есть и радость, поскольку он причастен жизни Духа, он обоняет воздух Царства Божьего, он может прикоснуться сердцем к тайне грядущего восьмого дня. Царство Божье уже в нем есть. И в силу того, насколько оно в нем есть, он радуется. Но в нем есть и ветхий человек, и он тоже заявляет претензии и права. И эти два человека, ветхий и новый, в нем борются: грех и святость, дух и плоть.
|
|
|
Об этом очень много написано у того же апостола Павла, который сказал: всегда радуйтесь! Но, кроме этого, сказал слова и о печали, и о плаче, и о сокрушении, и о смирении, и о непревозношении… Много чего он сказал. Насколько в человеке больше духа, насколько он полнее предан Богу, настолько больше в нем и радости. Но вот это количество присутствия в человеке нового, созданного по образу Христа, человека напрямую зависит от скорбей, потому что с помощью скорбей из него выдавливается ветхость.
Если убрать скорбь, то уйдет крест, на котором распинается человек: распинает свою греховную плоть, распинает свою волю, свою гордыню, свое самочиние. А если он не будет их распинать, то откуда возьмется новый человек?.. Само крещение говорит о том, что мы спогребаемся со Христом крещением в смерть, чтобы умер там ветхий человек, ибо умерший освободился от греха. И насколько полнее мы освобождаемся от греха, насколько больнее мы пригвождаем собственную плоть к древу послушания, смирения, любви и кротости, настолько больше в нас нового человека, настолько больше в нас радости.
Если не будет этого креста, не будет скорби, то не будет и ученичества Христова, потому что человек не взял свой крест и не идет за Христом. И тогда останется постепенно один ветхий человек, который вытеснит нового человека. Радость может и быть. Почему бы и нет? Разве ветхие люди не радуются? Безбожники не радуются? Какие-нибудь страстные, грешные, да просто злые люди – и они же иногда радуются. Но это совсем не та радость. Это радость от удовольствия. Это не подлинная, не чистая, не духовная радость. Это душевная радость. Легко подменить радость как действие благодати Святого Духа, радость как состояние пребывания в Боге, радость как стояние на пороге Царства Божьего другой радостью: от того, что ты можешь, что к тебе приходят, от того, что ты утешаешь, что помогаешь, от того, что ты что-то значишь, что-то умеешь, чего-то можешь добиться, что-то имеешь. И вообще от каких-то чувственных переживаний или обладания некоторыми вещами может быть радость. Я видел людей просто бесконечно счастливых, настолько они излучали это счастье, эту радость! Но это было от того, что у них наконец появилась вожделенная машина, о которой они мечтали много-много лет. Или когда им аплодировали во время удачного концерта. Их существо изливало счастье и радость. Но кто сказал, что это была радость во Святом Духе, радость как следствие пребывания в Духе и Боге?
И, в конце концов, ведь в том самом выражении, где говорится: всегда радуйтесь (1 Фес. 5, 16), – говорится также: непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17). Сама непрестанная молитва является неким эквивалентом радости: если человек молится – он пребывает в Боге, если он всегда молится, непрестанно молится в Духе Святом, то он, несомненно, всегда радостен. Если же вне молитвы, вне молитвенного делания, вне вхождения в непрестанную молитву человек пытается обрести радость, то это будет путь скорби, наградой за которую, утешением за которую будет радость. А другого пути нет. Иначе это будет просто радость, которая ничего не дает, душевная радость.
Апостол Павел в Послании к Евреям в 11-й главе перечисляет всех святых и говорит, что они были скорбны. И скорбны именно потому, что ждали грядущего Царства. Если мы радуемся, значит, мы его уже достигли, мы в полноте этого Царства. Но это не так, ибо Царство еще не пришло. Оно уже приблизилось, но еще не наступило. Мы уже в нем, но еще и грешим. А раз грешим, то плачем. А значит, присутствует и толика скорби в нашей жизни. Если бы только мы были очень святы, и тогда бы была скорбь у нас, ибо мы не можем жить и не согрешить, как говорит апостол Иоанн Богослов в своем Первом послании. Но мы-то знаем себя, что отнюдь не изредка мы грешим, а грешим всегда. Как же мы можем радоваться, если грешим? Как же мы можем радоваться, если не любим? Как мы можем радоваться, если не можем непрестанно молиться?
Да, временами мы переживаем радость. А если грешим или не соответствуем своему призванию, то мы плачем, скорбим. И это именно стояние в скорби и шествие путем скорби. И получают радость те, как сказано в Апокалипсисе, которые пришли от великой скорби (Откр. 7, 14).
Шестьдесят шестой абзац:
Не думай, чтобы ты стяжал добродетель без скорби: такая добродетель ненадежна (не опытна) по причине покоя (твоего, при стяжании ее).
Скорбь показывает наше терпение. Терпение, которое мы способны вынести ради Христа. Терпение показывает нашу твердость и непоколебимость намерения, то, что я действительно, подлинно иду к Богу. Не к тому, что Он мне может дать, не к тому, что вокруг Него, не к дарам, которые Он может мне дать, а к Нему Самому, потому что только путь к Нему Самому, только висение вместе с Ним на кресте показывает, что я подлинно ищу Его, и только Его.
Поэтому человек, терпящий, идущий путем скорби, остается с Богом даже тогда, когда ему тяжело. Тяжело с Богом, но он остается с Ним, потому что идти некуда. Куда пойдешь от Бога, от Его воли, от вечной жизни? Но ведь это и есть христианство – сораспятие со Христом, соединение с Ним в распятии, чтобы соединиться с Ним в воскресении, переживание с Ним богооставленности, чтобы пережить с Ним полноту богообщения.
Ведь и Христос нас спас такой верностью через Крест и скорбь. Если мы ученики Его, как же еще идти за Ним? Как же еще входить в покой вечной жизни; где другой путь, кроме проложенного Им?
|
|
|
