Гордость всегда есть бунт против Бога

Как бы там ни было, человек новоначальный борется с порождениями гордыни, часто не понимая, что это гордыня. Скажем, вырывая блудные помыслы или чувство ревности, зависти, обиды из своего сердца, он борется с плодом, с проявлением гордыни. А совершенный борется с корнем. Но поскольку все это порождение одного зла, одной гордыни, это всегда и во всем бунт против Бога. Само по себе произрастание из этого корня всегда есть произрастание бунта против Бога. Как у самого сатаны – князя гордости или у Адама и Евы в их грехопадении – это всегда есть бунт против Бога, против Его заповедей, против Его установлений. Другое дело, что для новоначального этот бунт как бы неочевиден, ему кажется, что все эти помыслы случайны, они ему не присущи, они неизвестно откуда залетели в его сердце. Хотя это именно бунтующая против Бога часть человеческого сердца. А муж высокой жизни просто докопался до истины и понимает, что уже нет давно блудной страсти и нет давно ни зависти, ни ревности, но часть его сердца по-прежнему бунтует против Бога, против того, что Он сделал в этом мире.

Человек высокой духовной жизни знает истину, он знает, что сердце его не просто грешное, как думает новоначальный, что сердце его гордое. И эта гордость проявляется прежде всего в том, что он не подчиняется Богу, часть его сердца не хочет подчиняться Богу. А новоначальный еще этого не видит, но его зависть, ревность, те блудные помыслы, которые мучают его, – это все именно бунт против Бога. «Почему я здесь? Почему я должен так жить? Зачем Бог устроил такой мир? Почему у меня такая природа, которая производит то, что мне совсем не свойственно? Почему Он не мог мне дать денег? Почему Он одному дает больше, другому меньше? Зачем у другого такая машина? Почему у меня нет детей? Почему все ходят к тому, а ко мне никто не ходит? » В любом случае, если бы мы внимательно рассмотрели все эти страсти, порождаемые в человеческом сердце, если бы всмотрелись в их подлинную суть, мы бы увидели, что все это всегда, везде, во всех проявлениях есть бунт против Бога. Только новоначальный этого не разумеет, а совершенный это знает наверняка. Он потому и совершенный, что понял главную боль человеческого сердца и главный грех человеческого сердца.

Вот эта разница показывает, что человек высокой духовной жизни отличается от новоначального только тем, что понял суть человеческой болезни, суть человеческого падения, суть человеческого греха.

Есть произведение Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». У Достоевского кроме этого произведения есть очень многочисленные свидетельства, которые с очевидной ясностью показывают, что любая страсть, в сущности, есть бунт против Бога, где-то осознаваемый, где-то неосознаваемый, но всегда и везде это бунт. Если человек возмущен бытием как оно есть, жизнью как она есть, устройством общества, существованием плохих людей, существованием плохого в нем, все возмущение человека собой ли, другими ли людьми, миром ли, обществом, временем – всегда очевидный бунт против Бога. И всегда в основе каждого нашего действия этот бунт лежит как корень.

Мы просто перестали узнавать гордость и гордыню, потому что мы не только не мужи духовной жизни, мы даже вовсе не новоначальные. Мы вообще никто. Мы люди, которые, скажем, повесили на стены фотографии, иконы святых, совершенно не собираясь исполнять то, что они нам сказали, что нам написали. Мы перестали узнавать гордость и гордыню, потому что мы их начинаем путать с добродетелью. Мы культивируем гордость в своем сердце, разводим ее, чтобы она принесла плоды на ниве нашего сердца. Естественно, когда мы читаем святых отцов и они говорят о гордости и гордыне, мы не понимаем этой гордыни в себе.

Мы, например, раздражаемся поступком человека и обвиняем его в том, что он горд. Естественно, если он горд, меня это раздражает. Но на самом-то деле, если мы раздражаемся, горды мы, а про другого человека мы ничего сказать не можем. Но мы говорим: «Нет, мой гнев, мое возмущение очевидны, правильны, а поведение другого человека неправильно, потому что он делает не так, как мне нравится».

Мы не только в отношении греха так себя ведем, а в отношении всего. Если меня что-то раздражает вообще в ком-либо, то виноват тот человек, который раздражает, а у меня это вовсе не грех и не раздражение, не гордыня, не гордость, а справедливое возмущение, потому что он делает не так, как мне нравится.

«Если девушка идет в короткой юбке, а я не могу оторвать от нее глаз, виновата она, а не я, это не мой бунт против Бога и против законов естества, это она виновата, она должна одеваться иначе». Вот до чего мы дошли. И наше возмущение, или нашу похоть, или нашу зависть, или наше сребролюбие мы считаем правильными, как еще иначе и жить? А людей, соблазняющих нас или каким-то образом провоцирующих на какие-то действия, мы называем гордыми и испорченными, хотя гордые и испорченные мы.

Например, живет себе человек в какой-нибудь деревушке. Так надо же все сделать, чтобы человек не жил спокойно. Он должен презентовать себя. Если он на работе, он должен доказать, что у него хороший результат. Раньше человек оценивал себя сам? Нет. И никого это не смущало, не возмущало. Человек получал оценку людей, которые опытны в этом деле, они оценивали другого человека как эксперты, их заключение являлось определяющим, может этот человек занимать это место или нет.

Сейчас же абсолютно извращенное представление: человек оценивает себя сам и доказывает, что он хороший. Баллотируется он в депутаты или подтверждает категорию, как врачи или педагоги, принимается на работу, в любом случае он должен сделать все возможное, чтобы себя презентовать, чтобы доказать всем, что он лучше, чем другие.

Если это касается деревушки, все равно мы должны заставить его, чтобы он как-то доказал, что он достойный член поселка. Он должен высветиться, выделиться, поставить себя на постамент и бить себя в грудь, доказать, что у него всё лучше, чем у других, что он сам лучше, чем другие, что он умеет это делать лучше, чем другие. Само общество построено на том, чтобы человек ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не избежал того, чтобы не соприкоснуться со своей гордыней, чтобы он культивировал, разводил свою гордыню в тепличных условиях.

А потом удивляемся, почему наши дети или даже мы сами, выросшие в этих условиях, приходя в Церковь, не можем прикоснуться к смирению и благодати. Вся наша жизнь по-прежнему превращается в соревнование с собственной гордостью, мы все хотим доказать, что мы не такие, как все, что мы что-то можем, что у нас получается, что мы лучше других.