Что усиливает нашу молитву?. Молитва в своей клети, затворив двери. О двояком понимании этого евангельского образа

Что усиливает нашу молитву?

А далее в этом абзаце Иоанн Кассиан говорит о том, что способствует услышанию молитвы. Это невозможно пропустить, потому что это и интересно, и важно. Каждый может это прочитать и услышать, потому что это все просто.

Когда двое просят об одном и том же, тогда молитва слышится, тогда то, что она будет исполнена, становится более достоверным, более гарантированным, потому что так говорит Сам Христос: «если двое или трое согласятся просить о чем-либо, то это и будет им» (см. Мф. 18, 19). Но очень важно, что это именно прошение об одном.

Если я молюсь о том, чтобы мой ребенок выздоровел, то я прошу другого человека помолиться, чтобы мой ребенок выздоровел. Это не та молитва по соглашению, которая сейчас получила распространение в некоей части нашего русского православного мира, когда мы читаем некий акафист и просто перечисляем имена. Это, наверно, тоже хорошо (мне представляется, что это, по крайней мере, неплохо). Но это не то, что имел в виду Христос. Смысл слов Христа именно в том, что мы договорились просить Бога об одном и том же. То есть когда я прошу о чем-то Бога, это нормально. Но когда другой человек по любви ко мне просит за меня, как за самого себя, это его любовь, его стремление, когда он переживает не за себя, а за ребенка своего брата, когда он переживает за жену своего брата, переживает за скорбь, радость, боль, страдание своего брата. Когда это не его лично волнует, а другого, но он молится. Вот эта любовь, которую мы являем друг к другу, является ходатайственной за нас. Она ходатайствует за нас, потому что всякая любовь, переживание за другого есть дар Святого Духа.

Второе, что усиливает молитву, это, естественно, неотступность. Человек, по мысли Священного Писания и по свидетельству Иоанна Кассиана, должен молиться до тех пор, пока не получит просимое. Мы должны стучать, пока нам не отворят. Не количество молитв, а именно неотступность является важным ее условием. До тех пор, пока Бог не ответит, надо стучать. Пока не отворят. Вот эта неотступность и свидетельствует о безусловности нашей веры.

И третье свойство, усиливающее молитву, о чем тоже нужно знать, – это милостыня, то есть когда мы свою молитву подкрепляем милостыней (не в том смысле, что раздаем кому сто рублей, кому пятьдесят; тоже, конечно, неплохо, но не это требуется, хотя и это может быть). Но главное – это милостивое отношение к людям, когда мы покрываем, закрываем грехи других людей, когда мы покрываем их милостью, когда не укоряем их, не осуждаем. Мы сами просим о чем-то Бога, значит – просим милости у Него. И, желая получить эту милость, мы являем милость другим людям. Я прошу, чтобы Бог меня помиловал, – помилую других. Вот это движение нашей души гарантирует, что молитва будет принятой, ибо какою мерою мерите, такою отмерено будет вам (см. Мк. 4, 24), по слову Иисуса Христа.

Но самое важное и самое страшное, что говорит Иоанн Кассиан по поводу услышания молитвы, – это последняя строчка 206-го абзаца: Но всякий молящийся должен знать, что он наверно не будет услышан, когда будет сомневаться в услышании. Если человек сомневается в том, что будет услышан Богом и что Бог обязательно исполнит его молитву, то таковой вообще напрасно все делает. Поэтому во время молитвы человек должен как бы сопротивляться всем помыслам, которые встают в его сознании (а порой и люди говорят ему это): «Да брось! Да кто ты такой? Да с чего ты взял, что ты нужен Богу? Да не будет Он тебя слушать, да в жизни Он тебя не услышит! Да никогда! Невозможно! Ему не до тебя. Да Он вообще не слышит ничьих молитв. Он никогда ничего не принимает. Кому когда Он помог? Где чудеса? Ты грешник окаянный, о чем ты просишь? » И прочие мысли, сомнения. Против них надо стоять, если хотите, насмерть. Если против них так не стоять, лучше вообще не начинать молитву, она все равно не будет услышана. А в итоге, когда бы ты ни захотел помолиться, помысел будет вставать раньше. Ты еще до молитвы не дойдешь, только с кресла поднялся, а мысль уже говорит тебе: «Бесполезно! Ничего не выйдет! Толку никакого нет, Бог все равно тебя не услышит! » Вот эта мысль разрушает не только нашу молитву, она разрушает всю нашу духовную жизнь.

Молитва в своей клети, затворив двери. О двояком понимании этого евангельского образа

207-й абзац:

Паче всего относительно молитвы надлежит нам исполнять Евангельскую заповедь, чтоб мы молились Отцу Небесному, вошедши в свою клеть и затворив двери. Это и буквально исполнять следует, а паче духовно. Внутри своей клети молимся, когда сердце свое совершенно отвлекая от всех помыслов и забот, приносим молитвы свои Господу некоторым тайным образом и с дерзновением. При запертых дверях молимся, когда с закрытыми устами, молча молимся испытующему не слова, а сердца. В сокровенном месте молимся, когда только сердцем и внимательным умом приносим свои прошения Богу единому, так что и самые противные власти не могут узнать, о чем молимся. Почему надобно молиться с глубоким молчанием не для того только, чтоб предстоящих братий не отклонять от молитвы и не возмущать из молитвенных чувств своим шепотом или возгласами, но и для того, чтоб, от самых врагов наших, наветующих нам, особенно когда молимся, укрылось намерение (предмет) нашей молитвы.

Иоанн Кассиан говорит о двояком понимании евангельского образа о том, что всякий, кто хочет помолиться, взойдет в клеть, сокровенное место, и там помолится Богу; и Бог, видящий тайное, воздаст ему явно. Он говорит о двояком понимании. Это можно понимать буквально телесно. И можно понимать духовно. Причем Иоанн Кассиан подчеркивает, что важно и то, и другое.

Человек должен научиться молитве, если он хочет. Если он не хочет, конечно, никто его не заставляет, насильно мил не будешь, как говорится, невольник не богомольник. Но если человек хочет молиться, то он и должен, и может. Должен потому, что Бог его зовет, чтобы он научился; и может, ибо все для этого необходимое ему дано.

Для того чтобы научиться молитве, необходим этот уход в телесную заперть, в некую келью, в некое ограниченное пространство так, чтобы тебя никто не видел и (желательно) никто не слышал. Это принципиально важно для того, чтобы научиться молитвенному деланию. Когда человек научился уже молитвенному деланию, он в этом не столь нуждается, хотя, конечно, лучше всегда это сохранять. Но для того, чтобы научиться молитве, чтобы раскрыть свое сердце, чтобы молитва стала не просто прочитыванием каких-то слов, какого-то текста, а стала действительно тем, чем живет сердце, чтобы то, что мы сегодня говорили о свидетельстве, о переживании сердечном, стало актуально, надо учиться при закрытых дверях.

Когда мы думает о том, что люди на нас смотрят, что люди нас видят, что люди нас слышат, это не позволяет нам раскрыться в молитве. Мы как бы рефлексируем, как мы выглядим, что говорим, мы сдерживаемся, мы не можем именно раскрыть себя перед Богом. И это мешает нам, потому что в молитве человек глубоко искренен, точнее – сама искренность слишком мелка для тех чувств, которые переживает и выражает человек на молитве. Как он будет плакать перед Богом о своих грехах, как будет говорить «прости», если думает, что на него кто-то смотрит, кто-то за ним подглядывает, кто-то его подслушивает? У него не получится это сделать. Поэтому принципиально важно, чтобы действительно человек научился собираться и думал только о Боге – и больше ни о чем.

А вот когда он научился молиться, очень важным является именно пребывать не во внешнем запоре, а во внутреннем запоре, то есть молиться в сердце. И сам Иоанн Кассиан говорит, что для него прежде всего молитва в сердце; когда в сердце нет никаких мирских попечений, когда в сердце человек встречается с Богом и во время молитвы ни о чем мирском больше не помышляет. И в совершенстве эта сердечная молитва, по мысли Иоанна Кассиана, достигает состояния молчаливой молитвы, когда человек не проговаривает слов. Собственно, по мысли Иоанна Кассиана, именно такой и должна стать молитва в сердце – без шепота уст, без каких-то проговариваний. Ибо именно этой молитвы в духе и истине, в сердце человеческом и ждет Бог от человека.