Передача от 19 апреля. Вера, упование на Бога, стремление быть послушным Его воле

Передача от 19 апреля

Вера, упование на Бога, стремление быть послушным Его воле

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, продолжаем слово о молитве. Напомню небольшой отрывок:

Ибо что прежде молитвенного часа восприняла в себя душа наша, то необходимо приходит нам на мысль и во время молитвы, бывая вносимо туда рукой воспоминания. Почему какими желаем быть во время молитвы, такими должны мы себя уготовать прежде времени молитвы; и чего не желали бы мы видеть теснящимся в нас, когда молимся, то поспешим прежде того изгнать из сокровенностей сердца нашего, да возможем исполнить Апостольскую заповедь: «непрестанно молитеся».

Оказывается, нужно приготовить себя к молитве. Приготовлением является весь наш хлопотно-попечительный день.

Мы говорили в прошлый раз, что все здание молитвы, весь молитвенный столп строится на фундаменте – смирении. Это необходимое условие. Но кроме этого есть еще условия.

Прежде всего это та вера и то упование, с чем мы проживаем целый день. Вера эта зиждется на том, что я выхожу в горнило сегодняшнего дня ведомый Богом, Он меня не оставляет, Он обо мне заботится, Он обо мне промышляет. Я знаю, что Бог ведет меня за руку, я знаю, что Бог ждет меня, ищет меня, что Он помогает мне, заботится обо мне. И я с детской доверчивостью влагаю свою руку в Его и иду туда, куда Он меня ведет.

В этом смысле я готов сказать «аминь» любым обстоятельствам и любым людям, входящим в мою жизнь. Они входят в мою жизнь по воле Божьей для того, чтобы от чего-то меня предостеречь, чему-то меня научить, чтобы лишний раз, быть может, наставить меня на молитву и упование. Вера и упование эти очень тесно связаны и в конечном счете приводят меня к послушанию. Я слушаюсь Бога в течение дня, я внимаю Богу, я постоянно как бы готов принять случающиеся обстоятельства и встречающихся людей как то, что посылает мне Бог. И всякое слово, исходящее из уст начальников, коллег, каких-то людей, может быть «случайно» оказавшихся в моей жизни, я готов слушать; я пытаюсь услышать, что Бог хочет мне сказать событиями и обстоятельствами сегодняшнего дня.

Если я это делаю искренне, то тогда собраться во время молитвы мне несложно. Если я действительно воспринимаю все как посылаемое Им, тогда у меня есть желание исполнить Его волю. В этом и состоит смысл упования на Бога: чтобы исполнить Его волю. Когда я готов к этому действию, когда готов послушаться и исполнить Его волю, тогда я принимаю того, кого нужно; и когда нужно. Я говорю тогда, когда надо, и молчу – когда надо; тогда я принимаю именно те решения, которых и ждет от меня Бог, потому что желанием моего сердца является исполнение Его воли.

Все наши проблемы на молитве связаны главным образом именно с этим. Когда мы не слушаемся Бога, то есть делаем что-то по своей воле, а не то, что хочет от нас Бог, сердце наше сразу начинает нас осуждать. Оно сразу реагирует тревогой, каким-то сокрушением, стыдом, неспокойствием, смущением, немирностью, напряженностью. Сердце реагирует и свидетельствует нам, что мы что-то сделали не так.

На это указывает апостол Иоанн Богослов: если сердце наше осуждает нас, то кольми паче Бог… если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу (1Ин. 3, 20–21). То есть сердце как бы инструмент, барометр, компас, индикатор того, что с нами происходит. Если вставая с постели рано утром, осеняя себя крестным знамением, мы готовы сегодня исполнять Его волю, то постепенно наше сердце приходит в такое индикаторное состояние, оно начинает нам свидетельствовать о том, исполнили ли мы то, что хотели.

Вот я искренне хочу исполнить волю Божью. Ко мне пришел сосед. Естественно, раз я хочу исполнить волю Божью, я мысленно напрягаюсь: что я должен сделать, принимая решение – не как мне взбредет в голову, а как Бог от меня хочет? Но поскольку я соседа терпеть не могу, то, увидев только его физиономию на пороге, я говорю: «Пошел вон! Ты меня достал своими ночными попойками! » И закрываю дверь. Но поскольку утром-то я встал с желанием творить волю Божью, то сердце мое сразу среагирует: «Ты же хотел волю Божью творить, разве так это делается? » – «А что он пришел? » И начинается медленная борьба. Я не могу, но сердце мне говорит, что я не прав. Ум оправдывает себя, но сердце-то мне свидетельствует: «Ты не прав! » – «А как я должен был поступить? » Начинаю размышлять, молиться, искать, как должен был поступить. Вот с этого начинается процесс.

Конечно, сразу это не получится. Но потом произойдут еще события. Кто-то позвонит, надо поехать на работу, где-то с каким-то водителем мысленно поругался из-за того, что он не так едет. И в итоге я прихожу к концу дня с этим измученным, смутившимся сердцем. Да, я могу в тоске и отчаянии сказать: «Да надоело мне все, какая ужасная жизнь! » – накрыться одеялом и лечь спать. Это тоже выход, временный выход из кризиса. Он не решает кризиса, но он как-то гасит эти волны недоумения, неудовольствия и ропота. Это лучше, чем сидеть унывать или раздразнивать свои чувства.

Но рано или поздно я начинаю думать, почему так происходит, почему я хочу исполнять волю Божью, но не исполняю. И тогда рано или поздно в процессе у меня происходят изменения, я начинаю учиться на собственных ошибках. И с пятого, десятого, двадцать восьмого раза, когда ко мне звонит сосед утром рано, я ему скажу: «Ладно, вот возьми», – и даю ему то, что он у меня просит. Это было трудно, я мучился несколько дней (может, несколько месяцев, прежде чем сумел это сказать), но я это сказал.

Сердце не взбрыкивает, не вздрагивает, не встает как скачущий и ржущий от радости конь, оно устало, измучено, но оно мне говорит: «Ты сделал как надо, вот только улыбнулся бы еще, совсем бы хорошо было, он ведь брат твой». Когда-нибудь и улыбнусь, но сердце мне свидетельствует, что я сделал как надо. Правда, из этих двадцати восьми случаев, которые за день еще произойдут, я только один сумел исполнить, но я понимаю, как мне сердце подсказывает, что я сделал что-то не то. А поскольку я по-прежнему упорно хочу исполнять волю Божью, я вновь и вновь стараюсь это сделать, и сердце мне вновь и вновь говорит, что я сделал неправильно.

И постепенно молитва моя начинается с того, что, перебирая события дня, я точно по сердцу, как по индикатору, считываю всякий раз, когда поступил по своей воле. И я начинаю оплакивать эти моменты, начинаю плакать в самом прямом, вещественном смысле этого слова. Я прошу у Бога прощения, что опять сделал не так, как Он хотел, а так, как я хотел, что я по-прежнему Его не люблю, что я по-прежнему исполняю свою волю, очень люблю себя, дорожу собой, берегу себя, жалею себя – и все в таком же духе. И начинается молитва, потому что эта молитва свидетельствует мне о том, что сегодня мои грехи прощены. И я, хотя и измученный, но мирный, иду отдыхать.

Проходит не один год, и постепенно сердце человека становится настолько измененным, что он в течение дня, может быть, два раза делает не то, что хотел от него Господь. Но эти разы очень болезненно проявляются в его сердце. Его сердце, раньше совершая двадцать нарушений, так не страдало, как теперь от одного или двух в течение дня.

Это не значит, что человек стал святым, не значит, что он стал безгрешным. Нет. Он прекрасно это знает. Но Бог в конкретной ситуации хотел, чтобы он сделал так, а он смалодушничал, струсил, он погордился, человекоугодничал, ожесточился. И сознание того, что ты опять сделал не то, что хочет Бог, пронзает такой болью, что человек плачет глубже и сильнее, прежде чем примириться с Богом. Не так это все легко дается. Но именно сердце становится тем барометром, индикатором, который показывает мне, что не так. И через это человек постепенно приобретает опыт, который является конструктором его личной молитвы.