Б Психоневрозы,. • невротический конфликт. Глава VIII

Б Психоневрозы,

• невротический конфликт

Глава VIII

МОТИВЫ ЗАЩИТЫ______________

Что такое невротический конфликт?

Основу психоневрозов составляет невротический конфликт. Вследствие конфликта блокируется разрядка побуждений и возникает состояние «запруживания ». Это состояние постепенно снижает способность эго справляться с возбуждением. Факторы, предрасполагающие к неврозам, следует рассматривать как своего рода травмы: стимулы, которыми без труда можно было бы овладеть, не будь запруды, теперь создают недостаточность (с. 586-590).

Невротический конфликт, согласно определению, представляет собой конфликт между тенденцией к разрядке и другой тенденцией, направленной на предотвращение разрядки. Выраженность стремления к разрядке, как уже отмечалось, зависит не только от природы стимулов, но даже в большей мере от физико-химического состояния организма. В целом вполне позволительно уравнять тенденцию к разрядке с влечениями (инстинктивными побуждениями). Фильтрация побуждений, или решение о допущении разрядки, определяется как функция эго. Следовательно, общая формулировка такова: невротический конфликт имеет место между влечениями, т. е. между ид и эго (608, 611).

Возможны ли невротические конфликты между противоположными инстинктами?

Справедлива ли вышеприведенная формулировка для всех невротических конфликтов? Не следует ли считать,

что невротический конфликт имеет место между двумя инстинктивными потребностями с противоположными целями? Клинические данные, как представляется, доказывают, что, например, при гомосексуальной ориентации вытесняются гетеросексуальные побуждения, а при садизме — мазохистские побуждения (42, 601).

Однако, если изучать историю конфликтов этого типа, систематически обнаруживается, что видимый конфликт между инстинктами просто скрывает другой конфликт, а именно конфликт между нежелательным инстинктом и неким страхом или чувством вины, создающим препятствие. Препятствующая сила успешно интенсифицирует другое влечение, цель которого противоположна первоначально заторможенному влечению, потому что такая интенсификация помогает укрепить имеющуюся защиту. Конфликт инстинктов, лежащий в основе неврозов, всегда также структурный конфликт. Один из конфликтующих инстинктов представляет эго, т. е. поддерживается защитой эго или усиливается в целях защиты эго. Будучи сам инстинктом, он действует в качестве защиты от более глубоко вытесненного инстинкта. Понятия «инстинкта » и «защиты » относительны и характеризуются взаимопроникновением. Усиление противоположно нацеленных инстинктов особенно используется в механизме реактивного образования. Без такого усиления со стороны защищающегося эго инстинкты с противоположными целями не конфликтовали бы друг с другом. Ведь в сфере ид отсутствует представление о противоречии и логической упорядоченности, инстинкты, имеющие противоположные цели, могут удовлетворяться последовательно или даже одновременно посредством одних и тех же дериватов. Фрейд задался вопросом, почему некоторые индивиды воспринимают противоположные инстинкты как конфликтующие и испытывают беспокойство, другие же совсем не ощущают конфликта (629). Все зависит от того, представляет ли конфликт между инстинктами также структурный конфликт (433, 438).

В конечном анализе тревога и чувство вины, мотивирующие структурные конфликты, тоже выражают инстинктивные потребности, а именно потребность в самосохранении, или инстинкт сохранения материнской любви.

Итак, существующие конфликты между инстинктами фактически не изменяют определение невротического конфликта как имеющего место между ид и эго.

Внешний мир

в невротическом конфликте

Мотивы защиты укоренены во внешних влияниях. Однако внешний мир как таковой нельзя вытеснить. Внешний мир только вынуждает эго развивать вытесняющие силы. Невроз и защита не могли бы возникнуть без интрапсихи-ческой структуры, репрезентирующей внешний мир и предвидящей события. Исходный конфликт между ид и внешним миром должен быть сначала трансформирован в конфликт между ид и эго, и лишь тогда возможно формирование невротического конфликта.

Внешний мир нельзя устранить иначе чем с помощью эго. Но восприятие действительно можно предотвратить, и тем самым реальность задействуется в невротический конфликт. В обсуждении травматических неврозов говорилось, что ограждение от реальности происходит путем ослабления и блокирования восприятия. Подобные феномены имеют место и при психоневрозах. Сюда относятся отрицательные галлюцинации, репрезентирующие отвержение части внешнего мира, забывание и неправильная интерпретация внешних событий в целях осуществления желания, всевозможные ошибки в оценке реальности под давлением дериватов бессознательных желаний и страхов. Если стимуляция вызывает болезненные чувства, возникает тенденция отвергнуть не только эти чувства, но и собственно стимуляцию.

Ни одну из невротических фальсификаций реальности нельзя точно отличить от вытеснения собственных побуждений. Внешний мир отвергается как возможный источник наказания и соблазна для бессознательных запретных влечений. Ситуации избегаются или забываются, потому что они символизируют инстинктивные потребности. И здесь снова конфликт между эго и внешним миром отражает конфликт между эго и ид.

Иногда часть внешнего мира отвергается не в целях избежания мобилизации инстинкта, но чтобы отрицать представление, что инстинктивное действие бывает опасным и причиняет боль, т. е. отвергается запретный характер внешнего мира. Вообще этот тип отрицания при неврозах не заходит далеко, поскольку оценивающая функция эго предотвращает слишком явную фальсификацию реальности.

Однажды Фрейд высказал мнение, что именно в этом заключается основное различие между неврозом и психозом.

Оба нарушения основаны на конфликте между инстинктивным побуждением и страхом перед возможной болью, связанной с ним. Невротик вытесняет инстинкт и тем самым подчиняется угрожающему внешнему миру, психотик отрицает внешний мир и подчиняется инстинктивному побуждению (611). Обоснованность противопоставления, однако, относительна (614). Во-первых, потворствующие желаниям фальсификации случаются и при каждом неврозе. Фрейд специально изучал их при фетишизме (621). Впоследствии он показал, что нередко те, кто очень хорошо сознает некий факт, в реальности ведут себя так, словно не замечают этого факта или не верят в него. Эго таких индивидов фактически расщеплено на сознающую часть, которой известна реальность, и бессознательную часть, которая отрицает реальность. Подобное расщепление обычно проявляется в промахах и заблужениях (633, 635). Во-вторых, несомненно, что психотики, фальсифицирующие реальность, не всегда делают это в русле осуществления желания. Очень часто их действия обусловлены избежанием инстинктивного соблазна, защитой от своих инстинктов, в точности как бывает у невротиков, только с использованием других механизмов и более глубоких регрессий (ср. 633) (с. 569).

Подведем итог. Существуют защитные установки в отношении болезненного восприятия, наподобие защиты от любой боли. Однако при психоневрозах, основанных на блокировании разрядки, защита от инстинктивных побуждений остается на переднем плане; защита от перцепции (и аффектов) выполняет, по-видимому, только вспомогательную роль, служа защите от инстинктов. И снова: невротический конфликт имеет место между эго и ид.

Суперэго в невротических конфликтах

Суперэго, конечно, осложняет картину. Конфликт эго с ид в некоторых неврозах было бы правильнее обозначить как конфликт (эго+ суперэго) сид, а в других — как конфликт эго с (ид+ суперэго).

После установления суперэго на нем в значительной мере лежит ответственность за допущение или запрещение разрядки. Ограждающее эго действует под руководством суперэго, и всюду, где защиту мотивирует не просто тревога, а чувство вины, подходит формула: (эго Л- суперэго) против ид.

С другой стороны, при многих неврозах (особенно ком-пульсивных неврозах и совсем явно при депрессии) эго защищается от чувства вины. Все защитные механизмы, обычно используемые в борьбе против инстинктов, могут также направляться против «анти-инстинктов », зарожденных в суперэго. В таких случаях эго развивает двойные контркатексисы: одни против инстинктов, другие против суперэго. И отвергнутое чувство вины может в свою очередь в искаженной форме прорваться сквозь защиту, таким же образом, как это делают инстинкты: эго против (ид+ суперэго) (с. 379, 517-518)

Снова подведем итог. Суперэго может участвовать в невротическом конфликте на каждой из сторон, но остается справедливой формула: невротический конфликт имеет место между эго и ид.

Тревога как мотив защиты

Позвольте резюмировать прежние утверждения о мотивациях невротических конфликтов (с. 77-78). Младенец, не способный получить удовлетворение собственными усилиями, неизбежно попадает в травмирующие ситуации, в результате впервые формируется представление о том, что инстинкты могут быть опасными. Затем более специфичный опыт доказывает реальную опасность инстинктивных действий: впечатление ребенка бывает оправдано или основано на анимистической интерпретации. Эго поворачивается против инстинктов, потому что верит — правильно или ошибочно — в их опасность. Таким образом, проблема тревоги составляет сущность любой психологии невротических конфликтов (618).

Первичная тревога, или первые переживания, из которых впоследствии развивается тревога, — это проявление неконтролируемого напряжения. Когда организм чрезмерно возбужден, всегда возникает напряжение. Симптомы травматического невроза показывают, что такое состояние бывает не только в младенческом возрасте. Первичная, или травматическая, тревога возникает непроизвольно и проявляется в форме паники, эго переживает ее пассивно. Эта тревога представляет собой способ переживания неконтролируемого напряжения и выражение аварийных вегетативных разрядок.

В последующем эго научается использовать непроизвольные архаические реакции в своих целях. Суждение о приближении опасности приводит организм в состояние, подобное тому, что вызывается травмой, но менее выраженное. «Прирученная » тревога, которую проявляет эго в случае опасности, может быть, следовательно, названа «сигнальной тревогой», поскольку она используется в целях указания на необходимость начала защитных действий (618). Тот факт, что иногда тревога блокирует адекватное приспособление, объясняется отсутствием в распоряжении эго других средств, кроме непроизвольного архаического механизма.

Таким образом, в конечном анализе всевозможные тревоги — это страх перед травматическим состоянием и возможностью разрушения структуры эго возникшим возбуждением. Когда это достаточно развито, чтобы контролировать Инстинктивные действия и получать удовлетворение, инстинктивные побуждения больше не пугают. Если они все же пугают, то потому, что страх утраты любви или боязнь кастрации заставляют эго блокировать нормальное протекание возбуждения, и тогда разрядка становится неполной (431).

Иногда, как отмечалось, эго не способно приручить тревогу. Суждение, предназначенное на предотвращение травматического состояния, на самом деле его провоцирует. Это случается при истерических приступах тревожности и порой в норме, когда реакция на опасность состоит в парализующей панике. Намерение эго подать сигнал тревоги терпит неудачу у тех индивидов, кто в результате прежнего вытеснения оказался в состоянии «запруживания », слабая тревога, предвосхищающая опасность, оказывается у них последней каплей.

Среди лиц, подверженных реальной опасности, паникой реагируют те, кто не способен справиться с напряжением другим способом. Причиной могут быть внешние обстоятельства. Легче овладеть тревогой, выполняя некую задачу или двигаясь, чем в состоянии пассивного ожидания. Иногда причина во внутренних обстоятельствах, готовности к тревоге, что обусловлено предшествующим напряжением или прошлым вытеснением. Это верно и для детей, чьи реакции зависят также от окружающих их взрослых (541).

Таким образом, тревога имеет тройную стратификацию (табл. 2).

Таблица 2 СТРАТИФИКАЦИЯ ТРЕВОГИ

СОСТОЯНИЕ	ТРЕВОГА
(1) Травма	Тревога непроизвольна и неспецифична
(2) Чувство опасности	Тревога на службе эго: аффект вызывается, контролируется и используется как предупреждающий сигнал
(3) Паника	Эго терпит неудачу в контроле, аффект становится разрушительным, происходит регрессия к состоянию (1): приступ тревоги при тревожной истерии

Такая же тройная стратификация обнаруживается и во всех других аффектах.

Следует ли сигнал тревоги обозначать как контркатек-сис? Такой подход представляется оправданным, ведь этот сигнал инициируется эго и основывается на активном предвосхищении будущего. С другой стороны, сигнал тревоги зарождается непроизвольно в глубинах организма как следствие реакции эго, не создается эго, а, скорее, им используется. В этом смысле сигнал тревоги типичный пример диалектической природы контркатексиса вообще. Силы, которые используются против инстинктов, представляют собой дериваты самих инстинктов.

Чувство вины как мотив защиты

Невротический конфликт усложняется, когда тревога замещается чувством вины. Чувство вины представляет собой тревогу с определенным топическим отнесением: эго испытывает тревогу по отношению к суперэго.

Собственно чувство вины, подсказывающее: «Я допустил ошибку », т. е. болезненное суждение о прошлом, типа раскаяния, необходимо отличать от совести, которая судит о будущем: «Следует ли мне это делать? ». Этот аспект совести имеет предупреждающую функцию и направляет будущие действия личности.

Обозначив суждение эго: «Не поступай так, иначе может случиться нечто ужасное » как источник «опасной тревоги » можно предположить, что предостерегающее чувство

совести — особый случай той же функции эго: «Не делай этого, иначе может случиться нечто специфически ужасное».

Но что подразумевается под специфическим событием? Что в действительности означает «наказание со стороны суперэго» или «утрата любви суперэго»? Несомненна боязнь страданий, которые в самом деле испытываются в силу собственно чувства вины. Предупреждающая функция совести выражает стремление эго избежать страданий из-за сильного чувства вины. Эти страдания специфически неприятны, и добросовестная личность стремится их избежать. Пока существует страх перед реальным наказанием или преисподняя мыслится как реальная угроза, еще нельзя говорить о наличии истинной совести, поскольку стремление избежать наказания и ада не отличается от тенденций, возникающих при других сигналах тревоги. В совести страх интернализован, опасность угрожает изнутри. Страх ис-пытывается не только относительно каких-то ужасных событий внутри личности, но также в силу риска утратить приятное состояние благополучия, защищенности и уверенности в себе. По существу, возникает страх перед утратой самоуважения и даже крайней степенью этой утраты — аннигиляцией.

Если резюмировать вышесказанное, совесть предупреждает: «Избегай таких-то поступков, иначе испытаешь чувство аннигиляции». Собственно чувство вины представляет собой большую или меньшую материализацию этой угрозы и в свою очередь используется, чтобы избежать подобных действий в будущем и не усилить аннигиляцию.

Чувство аннигиляции знаменует прекращение нарцис-сического удовлетворения, первоначально получаемого от любви некоего человека извне, а впоследствии от суперэго.

Если считать, что неприятности, которых нормальная совесть пытается избежать, случаются при меланхолии, то позволительно сравнить меланхолическое чувство аннигиляции с парализующей паникой при третьем типе тревоги. Тройная стратификация применима и к чувству вины. Совесть и предостерегающее чувство вины соответствуют второму состоянию (предупреждению об опасности), меланхолическое чувство аннигиляции — третьему состоянию (панике). Но что тогда соответствует состоянию «травмы »?

В стратификации тревоги первичным состоянием был болезненный неспецифический опыт травмированного младенца. В случае чувства вины ситуация должна быть

сходной, но более специфичной. Предположение, что чувство опасности изнутри основывается не столько на общем травматическом напряжении, сколько на специфичном чувстве голода, подтверждается многими клиническими наблюдениями, что еще будет обсуждаться подробнее (с. 183). Итак, чувство вины тоже имеет тройную стратификацию (табл. 3)

Таблица 3 СТРАТИФИКАЦИЯ ЧУВСТВА ВИНЫ

СОСТОЯНИЕ	ЧУВСТВО ВИНЫ
(1) Травма	Чувство голода или «автоматическая» аннигиляция
(2) Чувство опасности	«Аннигиляция» на службе эго: аффект создается предвидением и используется как сигнал предупреждения
(3) Паника	Эго терпит неудачу в контроле, аффект обретает разрушительную силу, регрессия к состоянию (1): приступ аннигиляции при меланхолии

Теперь следует внести важное дополнение. Фактически, первичный голод — это жажда молока. Впоследствии при отсутствии нарциссического удовлетворения аналогичным образом возникает «ментальный голод».

Даже взрослые люди делаются апатичными и псевдодепрессивными в условиях дефицита нарциссического удовлетворения. В крайних случаях они пытаются удовлетворить свой голод регрессией к галлюцинаторному осуществлению желаний. Апатия — модель состояния, от которого предостерегает чувство вины.

Когда эго достаточно развито, чтобы судить об угрозе нарциссическому удовлетворению, его сигнал о возможной аннигиляции указывает на необходимость повлиять на объекты, чтобы обеспечить соответствующие ресурсы. Возникает тревога об утрате любви, которая играет важную роль в качестве мотива защиты.

У индивидов, чье самоуважение регулируется тревогой об утрате любви, могут возникать вторичные тревоги и чувство вины, если они вымогают необходимое удовлетворение негодными средствами. Особенно несчастны те, кто нуждается в нарциссических ресурсах, но бессознательно боится их получить.

Тревога об утрате любви, точнее, нарциссического удовлетворения, превращается в тревогу об утрате поддержки

суперэго, страх переходит в чувство вины. Таким образом, вторую стадию в таблице о чувстве вины следует разделить на два этапа: сначала угроза утраты нарциссического удовлетворения исходит извне, затем изнутри. Теперь параллелизм между тревогой и чувством вины можно представить полнее (табл. 4).

Таблица 4 ПАРАЛЛЕЛИЗМ МЕЖДУ ТРЕВОГОЙ И ЧУВСТВОМ ВИНЫ

СОСТОЯНИЕ	ТРЕВОГА	ЧУВСТВО ВИНЫ (СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ТРЕВОГА)
(1) Травма	Тревога непроизвольна и неспецифична	Чувство аннигиляции обусловлено «автоматически»: а) недостатком пищи; б) недостатком любви (нарциссического удовлетворения)
(2) Чувство опасности	Тревога на службе эго: аффект создается предвидением, контролируется и используется как предупреждающий сигнал	«Аннигиляция» на службе эго, аффект создается предвидением, контролируется и используется как предупреждающий сигнал: а) до установления суперэго -тревога об утрате любви (нарциссического удовлетворения); б) после установления суперэго -совесть, регулирующая нарциссическое удовлетворение изнутри
(3) Паника	Эго терпит неудачу в контроле, аффект становится разрушительным, регрессия к состоянию (1): приступ тревоги при тревожной истерии	Эго терпит неудачу в контроле, аффект становится разрушительным, регрессия к состоянию (1): приступ аннигиляции при меланхолии

Переход от состояния (2а) к (26) происходит, когда предвидящее эго начинает остерегаться своих действий, которые могут привести к утрате родительской любви. Этот переход завершается с разрешением эдипова комплекса путем интроекции его объектов. Состояние (26) — существенная характеристика психической нормальности. Каждый постоянно чувствует слабые «сигналы совести », которые регулируют поведение и значат как составные настроения гораздо больше, чем общие сигналы тревоги.

Совесть становится патологичной: а) когда она функционирует в слишком ригидной, или автоматизированной, манере, ведь тем самым нарушается реалистическая оценка ре-

зультата предполагаемых действий (архаическое суперэго); б) когда при нервном срыве вместо предупреждающего сигнала возникает чувство полной аннигиляции, как в случаях тяжелой депрессии. Причины таких неудач совести будут рассматриваться позднее (с. 505-506). Здесь уместны несколько замечаний, характеризующих чувство вины в целом.

Чувство вины интимно связано с оральными ощущениями, вернее с кишечными ощущениями. В монографии Нюн-берга о чувстве вины (1175, 1179; ср. 849, 1178) приводится множество доказательств этого тезиса. Например, угрызения совести и компульсивные симптомы со значением искупления, а также все попытки ради удовлетворения совести «уничтожить (аннулировать) сделанное бессознательно обычно мыслятся как возвращение содержимого тела (959), и не только при отношении к самому поступку как инкорпорации. Существенно и то обстоятельство, что суперэго воспринимается в качестве интроекта, давящего изнутри.

В отказе больных депрессией от пищи, как правило, выражается идея о неприемлемости увеличения давления интернализованных объектов вследствие инкорпорации новых объектов (с. 507, 513).

Чувство вины имеет оральную природу в целом и орально-садистские черты в частности. Это отражается как в термине «угрызение совести), так и в немецком термине Gewissensbisse. Оба термина прямо описывают, каким образом испытываются ощущения.

Тем не менее чувство вины проявляется не только в кишечных ощущениях. О генетической близости вины и тревоги свидетельствует тот факт, что «нечистая совесть» может вызывать такие же расстройства кровообращения и дыхания, как и тревога. «Мне тяжело на сердце, мне трудно дышать» — проявления нечистой совести.

В случае депрессии патогенная регрессия усиливает садистский характер суперэго.

Высказывается мнение, что тревога соответствует вытеснению сексуальности, а чувство вины — вытеснению агрессивных влечений (97, 624). В таком подходе, по-видимому, преувеличивается значение координации.

Эго, зажатое между инстинктивными потребностями и чувством вины, имеет две принципиальные возможности: либо подчиниться суперэго и противостоять влечениям, либо восстать против суперэго. Но практически существу-

ет столь же много компромиссов между послушанием и бунтом, как и в отношении эго к внешним авторитетам. Очень часто компромисс представляет собой временную лесть в целях последующего бунта.

Уместно сказать несколько слов о концепции потребности в наказании. Давление, которому подвергается эго со стороны суперэго, порождает потребность избавиться от этого давления, чтобы восстановить утраченное самоуважение и гарантировать себя от чувства аннигиляции. Такая цель лучше всего достигается получением «прощения». Познание наказания как средства прощения фактически способствует развитию потребности в наказании. Наказание становится желанным в качестве способа достигнуть прощения. Но лица, о которых идет речь, наверняка предпочли бы получить прощение, не претерпев наказания. В случае «моральных мазохистов » дело обстоит сложнее: они жаждут наказания не только как средства прощения, но и в качестве извращенного замещения сексуального удовлетворения (с. 475, 646).

Отвращение и стыд

в качестве мотивов защиты

Меньше известно о других аффектах, мотивирующих защиту, но их происхождение и развитие тоже становится понятнее при приложении тройной стратификации.

Отвращение как мотив защиты направлено, конечно, против оральных потребностей, что связывает его с чувством вины. В некоторых проявлениях чувство отвращения действительно очень схоже с чувством вины: например, отвращение к самому себе. Связь с оральным эротизмом тоже очевидна.

Стратификация чувства отвращения проясняет его природу:

1. Предтеча отвращения — архаический защитный синдром, который возникает рефлекторно, как только что-то неприемлемое попадает в пищеварительный тракт. Первое негативное суждение пред-эго младенца: «Это несъедобно », что означает: «Мне следует это выплюнуть ».

2. Усилившееся эго научается использовать отвергающий рефлекс в собственных целях и превращает его в защитный механизм: сначала для выражения негативизма вообще (616), впоследствии для защиты от некоторых сексуальных влечений, особенно оральных и анальных.

И снова подается сигнал: «Если ты не откажешься от этой потребности, то будешь страдать рвотой ».

У нормального ребенка анально-эротический интерес к фекалиям в какой-то мере непосредственно подготавливает становление реакций отвращения (555). Откровенно сильные реакции отвращения иногда выдают свой характер реактивного образования, когда в сновидениях и симптоматических действиях прорывается копрофилия. Отвращение истеричек при сексуальном искушении может рассматриваться как крайнее отрицание сексуальных бессознательных устремлений рецептивного типа: «Я не только не хочу вобрать нечто в свое тело, я даже хочу выплюнуть или вырвать что-нибудь из тела».

3. Случаются невротические приступы отвращения, соответствующие панической тревоге. Эго вследствие прежних блокад полностью разрушается аффектом, предназначенным в защитных целях (440).

Стыд как мотив защиты направлен главным образом против эксгибиционизма и скопофилии. Чувство стыда не просто особая форма кастрационной тревоги (страх перед кастрирующим сглазом) (430, 1420), оно более специфично и в конечном анализе тоже укоренено в примитивном физиологическом паттерне (470, 555, 636, 1177). Стыд во многих отношениях связан с чувством вины: «стыд перед самим собой »(588).

«Я стыжусь» — означает: «Я не хочу, чтобы меня видели». Поэтому стыдящиеся люди прячутся или, по крайней мере, отворачивают лицо. Они также закрывают глаза или отводят взгляд. Это своего рода магический жест, порожденный верой, что, если не смотреть, нельзя быть увиденным.

Стыд, по-видимому, специфичным образом связан с уретральным эротизмом, но имеющиеся на этот счет данные не легко объяснить. О действенности такой связи уже в прошлых поколениях свидетельствует давний обычай ставить описавшуюся особу к позорному столбу. Амбиции, основанные на уретральном эротизме, направлены на доказательство, что более нет причин для осмеяния.

Целесообразно снова произвести стратификацию:

1. Стыд как архаичный физиологический паттерн. Разглядывание посторонними автоматически приравнивалось к всеобщему презрению.

2. Эго использует физиологический паттерн в защитных целях, т. е. подает сигнал: «Если ты так поступишь, то Подвергнешься разглядыванию и презрению».

3. У «запруженных» индивидов сигнал оказывается неэффективным, чувство стыда принимает у них паникооб-разный и разрушительный характер.

Как и при чувстве вины, под влиянием отвращения и стыда эго способно не только противостоять инстинктивным побуждениям, но и отвергать их (440, 1486).

Заключение

В невротическом конфликте (между эго и ид) инстинктивные влечения стремятся к разрядке, борясь с противодействующей тревогой (виной, отвращением, стыдом). Влечения направлены к внешнему миру, контрсилы — от внешнего мира. Влечения направляются объектным голодом, контрсилы — стремлением избежать объектов.

Существуют ли врожденные

контринстинктивные силы?

Имеются ли помимо внешне вызванных тревог, вины, стыда и отвращения какие-либо внутренние тенденции к подавлению и торможению сексуальных и агрессивных побуждений, действующие вне фрустрирующего опыта?

Может быть, беспомощность младенца, неизбежно приводящая к травматическим состояниям, достаточная предпосылка формирования враждебности эго к инстинктам? Может быть, табу на инцестную любовь, столь сильное во многих примитивных обществах, нечто внутреннее и представляет собой главный источник сил, направленных против эдипова комплекса?

Идеи такого рода представляются необоснованными. Не существует доказательств необходимости подобных гипотез для объяснения невротических феноменов. Последствия инфантильной беспомощности обычно преодолеваются, когда ребенок становится относительно самостоятельным. Сохранение этих последствий обычно обусловлено опытом, убеждающим ребенка в опасной природе его инстинктивных побуждений. В психоанализе невротиков, которые в силу инцестного табу вытеснили эдипов комплекс, всегда обнаруживаются обстоятельства, ответственные за тревоги и чувство вины, мотивирующие вытеснение.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: