 |
Не больная, но и не здopoвая
|
|
|
|
Проснувшись, я потянулась к Освальду. Потом открыла глаза и увидела солнечно-желтый потолок квартиры Мерседес с лепной розеткой вокруг старомодного крепления для люстры. Я снова свернулась калачиком под одеялом и, пролежав так несколько секунд, вдруг вспомнила, что произошло: грабитель, нож, кровь, Иэн…
Паника сжала меня так, как обычно сжимают старый тюбик зубной пасты. Однако в данный конкретный момент я находилась в безопасности и дышала нормально — вдох, выдох, вдох, выдох. Весь мой организм чувствовал себя крайне уязвимо, даже те места, о которых я обычно и не вспоминаю: сгибы рук, кожа между пальцев ног, поясница.
Опустив взгляд, я обнаружила, что испачканное ватное одеяло кто-то заменил на шерстяное. На мне оказалась огромная футболка с длинными рукавами и надписью «Мой подвальчик». Немного поколебавшись, я задрала рукав и увидела блестящую розовую полоску новой кожи на предплечье.
На тумбочке стояли графин с водой и бокал. Стоило мне сесть на кровати, как боль пронзила меня, словно тысяча иголок. Комната начала вращаться. Сжав одеяло, я подождала, пока боль и головокружение отступят. Мне ужасно хотелось пить. Собрав последние силы, я дотянулась-таки до графина и поднесла его к губам. Я выпила из него все, чувствуя, как вода струится по лицу, стекает на шею.
Мерседес вошла в комнату как раз в тот момент, когда я обдумывала следующий вопрос: целесообразно мне сейчас встать или нет? Она приняла стойку руки в боки и посмотрела на меня в упор.
Я не могла видеть страдальческое выражение на лице, которое мне так дорого.
— Доброе утро, солнце мое! — проговорила я сипло. — Почему бы тебе не скроить физиономию попроще?
|
|
|
— Милагро Де Лос Сантос, больше никогда так не делай!
— Как так?
— Не пугай меня до смерти. На лестнице была кровь, и все одеяло тоже было изляпано кровью.
— В будущем я планирую избегать спектаклей с кровавыми брызгами.
— Как ты себя чувствуешь?
— Странновато, но пока жива, — прохрипела я. — А где Иэн?
— Он убедился, что с тобой все в порядке, а потом заявил, что у него есть какое-то очень важное дело. У меня создалось впечатление, что он собирается найти парня, который тебя ранил.
Мерседес села на кровать рядом со мной. Я дотронулась до ее руки, и вдруг перед моими глазами всплыли странные видения: кремовое одеяло в красных-красных-красных пятнах, кровь на моей руке, кровь пропитывает рубашку цвета слоновой кости, которая была на Иэне… Я вдруг вся вспыхнула, к горлу подступила тошнота. Я отпустила руку Мерседес и, закрыв глаза, подождала, пока эти ощущения пройдут. Я надеялась, что мне просто нехорошо от потери крови.
— Человек с ножом пытался напасть на Иэна, — пояснила я. — Чтобы ограбить или угнать машину. Точно не знаю.
— Иэн сказал, ты пострадала, потому что хотела защитить его.
— Такая уж у меня реакция. Фраза типа: «Осторожнее, из-за машин сейчас выползет какой-то тип!» — заняла бы куда больше времени.
— Я думала, что лучше отвезти тебя в больницу, но рана была такой… ну… Mira,[48]что это вообще за чертовщина?
Я вытянула руку.
— Это не чертовщина, а моя новая усовершенствованная способность заживляться. В больницу я не хочу, а вот позвонить в полицию необходимо. Черт возьми, Мерседес, ты никогда не говорила мне, что здесь все так запущено.
— Ночью я уже звонила в полицию, — мрачно призналась она. — Мне пришлось сказать, что это была лишь попытка нападения, потому что я не знала, как объяснить то, что произошло с твоей рукой. Они сказали, что сегодня ты можешь зайти в участок.
— Что? — возмутилась я, словно веган на торжественном ужине скотоводов.
|
|
|
— Прошлой ночью они ловили кого-то, кто стрелял из машины. Погибли два подростка. У них не было времени заниматься еще и попыткой ограбления.
— Что у нас за общество, если насильственные преступления считаются обычным делом? — проговорила я, и мы грустно переглянулись. — На сегодня у меня намечена встреча с Сайласом, но если ты сейчас приготовишь мне чашку кофе, я успею подать заявление в полицию. Где ближайший участок?
Я подождала, пока Мерседес выйдет из комнаты, а потом попыталась встать. Я чувствовала себя, как в период полового созревания, когда все удивительным образом меняется и болят даже кости. Я с трудом перекинула ноги через край кровати. Потом чуть наклонилась, чтобы встать, и у меня загудело в ушах. Обретя равновесие, я медленно двинулась в ванную. Там я уселась на дно ванны и позволила душу смыть остатки засохшей крови.
Мерседес уже выставила на кухонный стол чашки с кубинским кофе и pan dulce. [49]
— Когда ты была в душе, звонил Иэн, — сообщила она. — Хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
Я глотнула кофе, но его вкус был мне почему-то неприятен.
— Больше он ничего не сказал?
— Только то, что тебе стоит вернуться на ранчо, там безопасней. Сказал, что у него срочное дело и что он перезвонит позже.
Я откусила кусочек pan dulce, но хлеб почему-то показался мне похожим на папье-маше. Чтобы Мерседес не восприняла мой отказ как неблагодарность в ответ на ее гостеприимство, я все равно продолжала есть и пить.
— Ты говорила с соседями? Они видели что-нибудь?
— Я говорила с жильцами. Они были в спальне в дальней части квартиры и ничего не слышали. Расспросила людей, живущих на той стороне улицы. Они утверждают, что ничего не видели. Впрочем, они не признались бы, даже если бы что-то и углядели. Люди не хотят ни во что ввязываться, опасаются мести.
Тонкий шрам на моей руке горел и чесался, и я потерла его.
— Мерседес, мне кажется, тебе нужно продать этот дом и переехать. Нельзя ведь жить в районе военных действий.
Моя подруга накрутила на палец один из своих дредов.
— Обычно только наркодельцы выясняют отношения. Это же не окраина, Милагро.
— Возможно, я слишком долго прожила за городом. Вчера я побаивалась ходить по улице, а раньше со мной такого не случалось.
|
|
|
— Раньше это было для тебя обычным делом, — возразила Мерседес. — Я схожу с тобой в участок.
Пока Мерседес просматривала газету, я очистила наши тарелки, незаметно сбросив хлеб в мусорное ведро.
— Ты расскажешь Освальду о том, что произошло?
— Не знаю. То обстоятельство, что здесь присутствовал Иэн, только усугубит ситуацию. И мне не хочется, чтобы Освальд мчался сюда, ведь у меня все нормально.
Мерседес раздраженно вздохнула.
— Милагро, ты умеешь выживать, но иногда у меня появляются сомнения насчет того, умеешь ли ты жить.
Не обратив внимания на то, что она перешла на личности, я спросила:
— Что ты думаешь о Иэне?
— Мuу suave. [50]Он харизматичен, как артист. Похоже, влюблен в тебя.
— Я вызываю у него интерес, потому что отвергла его, — сказала я, перемывая крошечные чашечки, в которых Мерседес обычно подает кофе, и наши тарелки. Я очень хотела к Освальду. Он зашил бы мою рану, пошутил бы и забинтовал мне руку. — Ненавижу бояться. У меня это не очень получается.
— Это у всех плохо получается.
В участке нам пришлось постоять в очереди, чтобы поговорить с дежурным сержантом. Сначала мне дали форму для заполнения, а потом мы ждали почти час, чтобы побеседовать с усталым детективом средних лет, сквозь седину которого проглядывали золотистые волосы, замечательно контрастировавшие с его черной кожей. Его звали Антуон Джефферсон. Несмотря на президентскую фамилию, мне показалось, что он не очень похож на вампира. Выслушав мой рассказ о нападении, детектив скептически заметил:
— Значит, этот тип сбежал, после того как вы схватили его? А нож у него был?
— Да, он сбежал. В гневе я страшна.
— Ну да, как многие женщины.
Назойливо постукивая ручкой о край своего стула, детектив Джефферсон прочитал заполненную мною форму.
— Это мог быть кто угодно, — наконец сказал он. — Члены шаек обычно работают группками. Меньше риска, больше добычи. Но если у вашего парня «Ягуар», похоже, кто-то просто решил воспользоваться удобным случаем.
— Он не мой парень.
|
|
|
— Почему он не позвонил нам прошлой ночью?
— Я звонила, — сказала Мерседес. — Вы были очень заняты и никого к нам не прислали.
В конце концов детектив забрал мое заявление и пообещал, что свяжется со мной, если что-нибудь узнает.
— Детектив Джефферсон, — сказала я ему, — очень печально, что мужчина с такими потрясающими волосами столь апатично относится к этому нападению.
Он вздохнул, и в воздухе запахло освежающей мятной жвачкой.
— Понимаете, мне очень жаль, что вы испугались, но, поскольку физически вы не пострадали, это происшествие может подождать. У нас полно нераскрытых насильственных нападений и убийств. Тут при свете дня на многолюдной улице застрелили подростка, и ни один чертяка не вызвался быть свидетелем. Вот так и живем.
Когда мы вышли из участка, я сказала Мерседес:
— Мы впустую потратили уйму времени. Подбросишь меня на встречу с Сайласом?
— А может, все-таки лучше отменить ее, вернуться домой и отдохнуть?
— Нет, мне нужно немного развеяться. Этот парень — личность интересная: он аскет и к тому же среднего рода.
— Да для тебя все мужчины интересные. Я подброшу тебя и помчусь домой. Потом буду в клубе. Ты там осторожней, ладно?
Она отвезла меня к кафе, расположенному на оживленной набережной. Здесь, среди сновавших туда-сюда офисных работников и бесцельно слонявшихся туристов, которые глазели на магазинные витрины, я почувствовала себя гораздо спокойнее.
Кафе сплошь состояло из начищенной нержавейки и дерева цвета меда. Среди людей в повседневной, но шикарной одежде, сосредоточенно работавших за квадратными металлическими столиками, я Сайласа не увидела. Мимо прошел кто-то с ярко-красным ледяным напитком, который выглядел очень аппетитно. Подойдя к барной стойке, я заказала молочный коктейль с малиной.
Потом взяла местный еженедельник и принялась его листать, ожидая Сайласа. Я почти дочитала передовицу, в которой пропагандировался запрет всех моторизованных транспортных средств в городе, как вдруг зазвонил мой телефон.
— Алле, говорите, — сказала я.
— Мис-с-с Де Лос-с Сантос-с, — прошипел звонивший.
— Здравствуйте, господин Мэдисон, — приветствовала я. Называя его так, я чувствовала себя полной дурой, но чувствовать себя дурой мне нравилось. — Я здесь, как мы и договаривались.
— Поэтому-то я и звоню. Прошу прощения, но мне пришлос-сь задержатьс-ся по другому делу. Пожалуйс-ста, примите мои ис-скренние извинения.
— Ладно. Со всеми бывает.
— Мне хотелос-сь бы загладить с-свою вину, мис-с-с Де Лос-с Сантос-с. С-сможете вс-стретитьсся с-со мной с-сегодня вечером в час-стном клубе и выпить бокальчик вина? Я один из владельцев; думаю, вам там понравитс-ся.
|
|
|
— Что ж, замечательно.
На том конце провода послышались какие-то шумы. Потом Сайлас снова заговорил:
— Отлично. С-сейчас мне нужно бежать, но я позвоню вам позже, чтобы продиктовать адрес-с и объяс-снить, как добратьс-ся.
Мы попрощались. Глядя в окно на серо-зеленый залив, я раздумывала, что мне делать. Стоит ли звонить Освальду и еще до его возвращения рассказывать о нападении? И куда сходить — в Музей современного искусства или в кино?
Возле моего столика остановился невысокий холеный мужчина в сером свитере и джинсах. Его голова была обрита наголо, что зрительно увеличивало его и без того огромные очки в черной оправе. Я осторожно улыбнулась ему — нельзя было слишком обнадеживать, но и грубой быть не хотелось.
— Привет. Не хочу докучать, но мы с тобой вместе учились в университете, — сказал он. — Вы с Себастьяном Беккетт-Уизерспуном ходили на вечеринки факультета английского языка, правильно?
— Было дело, — призналась я.
Он заметил, что я таращусь на него, и рассмеялся, потирая голову.
— Тогда у меня было много волос, и я не всегда носил очки. — Он снял очки и, схватив салфетку, прикрыл ею макушку. — Теперь припоминаешь?
У меня вообще очень плохая память на лица, поэтому я сказала:
— Да, немного. Я Милагро Де Лос Сантос.
— Скип Тейлор. — Он протянул мне руку, и я пожала ее. — Я писал диплом о кино, но на факультете английского языка у меня были друзья.
Скип показался мне приятным, поэтому я предложила:
— Мой знакомый только что отменил встречу. Может, подсядешь ко мне?
— Конечно.
Вернувшись от барной стойки с огромным бокалом какой-то замысловатой кофейной смеси, он сообщил:
— Недавно я видел большую статью о Беккетт-Уизерспуне в журнале выпускников. Похоже, его романы пошли в гору.
— Первая книга критикам понравилась. А о второй я ничего особенного не слышала.
— Вы общаетесь?
— Я видела его в прошлом году, когда он заезжал в город в рамках своего писательского тура, но отношения мы не поддерживаем. — Как мне показалось, не стоило добавлять, что ОТБРОС сначала попытался похитить меня, а потом, после женитьбы на своей аристократической возлюбленной из ПУ, хотел превратить меня в содержанку. — Я приехала сюда на свадьбу к соседке по комнате, с которой жила на первом курсе. А вчера ночью на меня напали.
— Да иди ты! Серьезно?
Я порадовалась, что хоть кто-то по-настоящему ужаснулся тому, что мне пришлось испытать, и я изложила Скипу официальную версию случившегося.
— А ты здесь живешь? — поинтересовалась я.
— Нет, у меня было несколько встреч со спонсорами нового проекта и с придурочным сценаристом. — Он изобразил человека с картины Эдварда Мунка «Крик».
— Значит, ты по-прежнему занимаешься кино?
— Да, продюсирую, в основном остросюжетное кино. — Скип перечислил несколько фильмов; кое-какие названия показались мне знакомыми. — Все это я и компания из Университета второсортных пижонов.
Мы оба надменно хихикнули — выпускники ПУ так всегда хихикают, когда произносят прозвище УВП — конкурирующего частного университета.
— Я написала несколько пробных сценариев, — призналась я. — Но так и не получила ни одного одобрения.
Скип презрительно щелкнул пальцами.
— Пробные сценарии — вещь бессмысленная. Нужно познакомиться с кем-нибудь, назначить встречу, попытаться впарить и только потом тратить силы и набрасывать сценарий.
— Ну вот я с тобой и познакомилась, — подытожила я.
— Да, ты со мной познакомилась. — Одарив меня долгим взглядом, Скип сказал: — Вы с Беккетт-Уизерспуном были весьма странной парой, верно?
— Мы не были парой. Если ты имеешь в виду, что все это смахивало на «Историю любви» и «Встречу двух сердец», потому что он чистокровный богатый американец из правящих кругов, а я чокнутая латина-гуманитарий, тогда ты прав — да, мы были странной парой.
Скип рассмеялся.
— А ты смешная.
Мы поболтали о том времени, когда учились в ПУ, и о том, как нам нравились все фильмы, которые показывали в университетском городке. Мы обсудили Хичкока, Феллини, французскую новую волну, Лину Вертмюллер и фильмы-нуар. Я горевала по поводу недостатка режиссеров женского пола и нехватки женских переживаний в кино, а Скип размышлял о японских научно-фантастических фильмах пятидесятых и шестидесятых годов.
— Годзира — политический персонаж, а сам фильм был аллегорией разрушений Второй мировой войны, — заявил он. — Однако название фильма изменили на «Годзилла», дублировали его, и весь мощный символизм пропал.[51]
Я потрясенно уставилась на него.
— Ты даже не представляешь, как поразительно то, что ты сказал! Свою последнюю работу — цикл из двух новелл — я написала под влиянием «Франкенштейна» и политической составляющей в творчестве Мэри Уолстонкрафт и Мэри Уолстонкрафт-Шелли. Одна новелла рассказывает о попытке человека создать жизнь и красоту, вместо которой он создает ужасное существо, после чего отрекается от него. Это существо одинокое, но разумное. Как оно воспримет отторжение? И кто на самом деле чудовище?
— Звучит просто здорово, — одобрил Скип. — Вот. — Он вынул визитную карточку со своим именем и лос-анджелесским адресом. — Если захочешь прислать мне какую-нибудь работу, я с удовольствием посмотрю.
— С радостью сделаю это. — Я вытащила ручку из сумочки и принялась калякать на салфетке. — Вот мой телефон, если вдруг кому-нибудь понадобится человек, пишущий на мои темы.
Свернув салфетку, Скип положил ее в карман и поднялся.
— Мне нужно бежать. У меня сейчас сплошная головная боль — этот придурочный сценарист сдал совершенно сырой сценарий и отказывается его дорабатывать. Рад был побеседовать с тобой, Милагро. Будем на связи.
Я была в приподнятом настроении и под влиянием нашей беседы, и из-за того, что познакомилась с настоящим продюсером. Я так обрадовалась, что даже на время позабыла о своих проблемах. В моем желудке начались странные спазмы. Мне нужно было поесть, и я жаждала сырого, сочного фарша. «Только не это!» — подумала я. Не надо быть выпускницей ПУ, чтобы понять: тяга к сырому фаршу — плохой симптом для того, кто недавно вступал в контакт с жидкостями вампирского организма. Я отправилась к метро, чтобы доехать до станции, возле которой есть супермаркет.
Миновав кулинарию, я двинулась в мясной отдел. Я выбрала кусок говядины на ребрах, темно-красный, блестящий и влажный под целлофаном, и изо всех сил попыталась почувствовать отвращение вместо восторга. Мне хотелось разорвать упаковку и высосать из мяса всю кровь, до последней капли, но даже в этом пресыщенном бандитскими разборками городе такое поведение сочли бы неприличным.
Я взяла такси, потому что идти пешком к дому Мерседес было страшновато. Когда мы подъехали к дому, я попросила водителя не уезжать, пока за мной не закроется дверь и я не окажусь в безопасности. Оглядевшись и никого не увидев, я медленно выбралась из такси и рванула вверх по ступеням к входной двери. Водитель умчал прочь, а я трясущимися руками отперла замок, заскочила внутрь и захлопнула за собой дверь. Потом заперла ее и снова проверила замок.
Только после этого я поднялась наверх, в квартиру Мерседес. Оторвав кончик упаковки с мясом, я поднесла ее ко рту и принялась пить красную жидкость, наслаждаясь ее землистым, минеральным привкусом. Высосав всю жидкость, я разорвала упаковку и начала вылизывать мясо и пластиковый поддон.
Я считала, что вполне могу свыкнуться с вампиризмом, но мне не хотелось быть одной из них. Если, конечно, дело было в этом.
Значило ли это, что я не принимаю их такими, какие они есть? Может, я страдаю невежественными предрассудками? И я тут же задалась вопросом: вдруг у Освальда тоже есть какие-нибудь предрассудки в отношении меня, кроме несправедливого мнения, что со мной один геморрой? Вот такие жуткие мысли обуревали меня, когда я жевала краешек сырого мяса.
Потом я попыталась читать, но поймала себя на том, что просто пялюсь на страницу и ничего не понимаю. Я продолжала размышлять о тех, кто родился чудовищем, и тех, кто таким чудовищем стал по воле случая. Мне хотелось верить в искупление, но не только для беспутного красавчика Себастьяна из «Возвращения в Брайдсхед», а еще и для таких людей, как ОТБРОС, чудовище Франкенштейна и, возможно, даже моя мать Регина.
Мне казалось, что существует некая связь между книгами о чудовищах и «Брайдсхедом» и что, если я найду ее, она послужит мне уроком. Не успела я как следует обдумать эту мысль, как в дверь позвонили. Я спустилась на первый этаж и заглянула в глазок входной двери. Там я увидела курьера с огромными свертками.
— Да! — крикнула я.
— Доставка для Очоа-Макферсон.
Я открыла дверь и расписалась за свертки. Их доставили из дорогого магазина, специализирующегося на импортном постельном белье. Я подумала, что на Мерседес это не слишком похоже, потому что обычно она совершала очень практичные покупки.
Я позвонила Мерседес и осведомилась:
— С каких это пор ты покупаешь крутое бельишко?
— Мне кажется, тебе вчера отшибли cabeza. [52]О чем ты толкуешь?
— Только что тебе доставили с курьером несколько свертков. Мне показалось, что ты захочешь узнать об этом.
— Я ничего не заказывала. Открой и посмотри, что там.
Мерседес ждала на телефоне, пока я при помощи ключа рассекала упаковочную клейкую ленту. Внутри лежало красивое и мягкое шелковое одеяло на пуху и комплект белья из египетского хлопка.
— Там одеяло и набор белья, — сообщила я. — Можно с полной уверенностью утверждать, что их прислал Иэн.
— Он не должен был этого делать.
— Такова их культура. Они очень щедры. — Я рассказала Мерседес о своей восхитительной встрече со Скипом, а еще о том, что я увижусь с Сайласом позже.
— Ты выдержишь столько событий за один день?
После своей причудливой закуски я чувствовала себя вполне удовлетворенной.
— Да, у меня все хорошо.
Сайлас позвонил, как и обещал, и продиктовал мне адрес клуба.
— Туда пус-скают только членов, — сообщил он, — так что, пожалуйс-ста, не разглашайте информацию. Вы ведь понимаете, что по-прежнему ес-сть люди, которые хотят навредить нам.
Я понятия не имела, существует ли в этом клубе дресс-код, но все равно надела джинсы, футболку с джемпером и кроссовки. Я чувствую себя менее уязвимой в ночное время, если не привлекаю лишнего внимания и могу бегать. Я решила, что сумочку брать не стоит, и положила свои телефон, деньги и удостоверение личности в карман.
Прежде чем выйти, я спряталась за занавеской и немного постояла там, глядя на улицу через окно. Я смотрела минут пять, дабы удостовериться, что никто не затаился во тьме и не скрывается между автомобилями на стоянке. Голубоватый свет галогенных фонарей, которые размещались на значительном расстоянии друг от друга, выхватывал лишь небольшие участки тротуара.
Однако мое ночное зрение, которое с момента первого заражения было великолепным, стало еще лучше. Какой-то viejo [53]выгуливал занюханного терьера, и контуры обеих фигур очерчивало изящное фосфоресцирующее сияние. Я была восхищена своей новой способностью, удивительной и жутковатой. Правда она не уравновешивала другие побочные эффекты моего недавнего заражения.
Я вынула из кармана телефон и позвонила Иэну. Он не ответил, поэтому я оставила ему вежливое сообщение, суть которого состояла в следующем: что за чертовщина со мной происходит? Потом я успокоилась и вышла из дома. На улице я зажала ключи между пальцами, изобразив кастет в стиле городской девчонки, и целеустремленно направилась в сторону оживленной улицы. Пустое такси проезжало мимо как раз в тот момент, когда я достигла большого перекрестка, и я просигналила ему.
Когда я назвала водителю адрес, он уточнил:
— Там ведь ничего нет, верно?
— Там у меня встреча с другом, — заявила я.
Только несколько районов города оставались в запустении, потому что в них были либо очень высокий уровень преступности, либо токсичные выбросы, либо они подлежали реконструкции и были втянуты в бюрократическую волокиту. Заброшенная местность, где располагался клуб, когда-то была индустриальным районом и подпадала под последнюю категорию.
Таксист сбросил скорость на какой-то улице, состоявшей из темных зданий с заколоченными окнами, и остановился возле дома с совершенно гладким фасадом и металлической дверью. Мне приходилось бывать в достаточном количестве клубов, расположенных в бедных районах, но это строение выглядело невероятно гнетущим и заброшенным.
Дверь немного приоткрылась, выпустив полоску серебряного света. Потом она снова закрылась, но теперь я была уверена — там кто-то есть. Любопытство пересилило осторожность: я заплатила таксисту и вышла в холодную ветреную тьму.
Глава девятая
Кровь — это наркотик
Под моими кроссовками захрустели осколки битого стекла. Только я подняла руку и собралась постучать, как дверь распахнулась, и мне пришлось отступить назад, чтобы не попасть под удар.
На меня уставился бледный долговязый человек, похожий на фасолевый стручок; он был одет в черный френч и широкие брюки.
— Это частный клуб! — рявкнул он, собираясь закрыть дверь.
«А мы что, лохи, что ли?» — хотелось сказать мне. Я успела сунуть ногу между дверью и косяком.
— Меня пригласил Сайлас Мэдисон.
— О, подождите, пожалуйста, здесь.
— Нет, мое такси уже уехало, и я не собираюсь стоять на улице. — Я пролезла в щель, и фасолевый стручок с лязгом захлопнул металлическую дверь.
Я ожидала увидеть замшелый клубишко с трубами на потолке, цементными полами и сомнительным концептуальным искусством на стенах. Однако перед моими глазами предстали длинный узкий зал с черным ковром в стиле ар-деко, украшенный растительным рисунком цвета слоновой кости, красные лакированные стены в помпейском стиле, сверкающие хрустальные бра и канделябры, блестящие черные столики и отполированная металлическая барная стойка.
На маленькой сцене у дальней стены под аккомпанемент какого-то трио пела женщина, одетая во фрак и белый галстук-бабочку. Она была так же красива, как Марлен Дитрих, но голос у нее был даже лучше. Ее немецкая песня могла с равным успехом повествовать о ромашках и зайчиках или о разложении и укусах термита. Для меня это значения не имело, потому что певица была просто потрясная.
Бледные посетители были одеты шикарно, но довольно скромно, так обычно одеваются успешные дизайнеры — ткань и силуэт гораздо важнее, чем цвет и узор. Они пили что-то прозрачное и гранатовое из бокалов для мартини, коричневато-красную жидкость с украшениями из сельдерея и пенистый напиток цвета фуксии из высоких бокалов для шампанского.
Рядом с вампирами сидели несколько не-вампиров в черных нарядах из винила, кожи и бархата, с подведенными черным карандашом глазами. Их называют рабами; мне, как ярой стороннице равноправия, этот термин претит.
Среди некоторых вампиров и изображающих их готов бытует замысловатая ролевая игра. Вампиры делают вид что считают себя мистическими несмертными существами, которые спят в гробах и пьют кровь, а убить их можно, только вонзив в сердце кол или прострелив его серебряной пулей. Рабы либо просто играют по их правилам, либо сами верят в это.
Рабы тащатся о того, что служат вампирам, а вампиры тащатся от того, что у них есть добровольные, то есть обдуренные, источники человеческой крови.
Сайлас сидел за столиком, который с одной стороны был отгорожен от остальных. На нем были черная рубашка, застегнутая на все пуговицы, и черные же широкие брюки. Сидя в одиночестве в общественном месте, он выглядел абсолютно невозмутимым. Создавалось впечатление, что все находившиеся в клубе люди знали о его присутствии. Перед Сайласом возвышалась бутылка минеральной воды, рядом стояли ведерко со льдом, в котором угнездился небольшой графин с красной жидкостью, и два винных бокала.
Когда я подошла, Сайлас поднял глаза и произнес:
— Мисс-с-с Де Лос-с С-сантос-с.
Улыбка озарила его бледное лицо. Он был доволен, словно подопытная мышь, которая научилась правильно давить на рычаг и получать приманку.
— Господин Мэдисон, — приветствовала его я.
Плавно поднявшись, он отодвинул мой стул. В суете на ранчо я не обратила внимания на его грацию.
— Я чрезвычайно рад, что вы с-смогли прийти. Знаю, клуб — не лучшее мес-с-сто для с-серьезных разговоров, но я подумал, что вам здес-сь понравитс-ся.
— Здесь замечательно, — искренне похвалила я. — И певица очень талантлива.
— Вы разделяете наши вкусы? Хотите выпить? — Сайлас указал на графин. — Экологически чистый кролик, очень мягкий и расслабляющий.
Кроличья кровь — это вампирский ромашковый чай. Я собиралась отказаться, но когда открыла рот, из него вылетело:
— С огромным удовольствием.
Сайлас вылил примерно по чайной ложке крови в каждый бокал и добавил минеральной воды. Передав мне бокал, он поднял свой:
— За нашу дружбу, мис-с-с Де Лос-с Сантос-с. Мы чокнулись и начали пить. Кроличий сок показался мне нежным и травянистым, не то что кровь Иэна.
— Я и не знала, что у вас есть свои клубы. Он улыбнулся.
— В Соединенных Штатах их немного. Гораздо больше в Европе, Южной Америке и Азии. Мой любимый находится на одном из красивейших пляжей Таиланда. Радует, что есть общественные места, где можно быть самим собой.
— Значит, вы не подписываетесь под высказываниями Уиллема о низших землях?
На лице Сайласа появилась усталая улыбка.
— Бедняга Уиллем. Он изложил теории, изученные и отвергнутые им ранее. Я полнос-стью отрицаю любую с-сис-стему предс-ставлений, в которой одна группа людей имеет преимущес-ства над другой.
— Очень рада это слышать. И полностью согласна с вами.
Напиток прошел живой волной по моему организму. Слушая музыку, потягивая декадентский коктейль и беседуя с Сайласом, я чувствовала себя весьма утонченной особой.
— Сайлас, как вы называете себе подобных? — спросила я. — Надеюсь, это не слишком щекотливый вопрос?
Он произнес несколько слов на скрежещущем языке и пояснил:
— Это ус-старевшее понятие, обозначающее «дети крови», потому что кровь нас-с объединяет. — Сайлас улыбнулся. — Но поскольку это мертвый язык, и никто его не ис-спользует, возможно, у меня неправильное произношение. Мы называем с-себя вампирами.
— Вы не считаете это слово оскорбительным?
— Иногда жертва принимает для с-себя какое-нибудь ос-скорбление и пытается транс-сформировать его. Вы знакомы с-с этой тактикой?
— Типа «суки» и слова на «н»?[54]
— Да, хотя я не уверен, что в этом больше хорошего, чем плохого. — Сайлас сперва нахмурился, а потом снова пришел в норму. — Хватит обо мне. Рас-с-скажите, по душе ли вам пришелс-ся этот визит в город? Понравилас-сь ли вам с-свадьба?
— Понравилась, — ответила я. — Но прошлой ночью, когда я шла домой, на меня напали. Ну, не совсем на меня. Я вмешалась, чтобы предотвратить нападение.
— Это поразительно! — Похоже, Сайлас действительно был потрясен. — Вас-с ранили? И что-нибудь украли?
— Со мной все хорошо, — заявила я. — Если бы я призналась, что меня травмировали, пришлось бы рассказать и о других изменениях в моем организме. — Я спугнула нападавшего, и он убежал. Возможно, он собирался угнать автомобиль, а грабить никого не хотел. Просто домой меня подвозил Иэн, а у него дорогая машина.
— Он пос-страдал?
— На нем ни царапины. Все это оставило у меня неприятное впечатление о жизни в городе. — Я опрокинула бокал, чтобы собрать последние капли своего вкуснейшего коктейля.
— Вы удивительная девушка, такая с-смелая.
Сайлас заставлял меня чувствовать себя смелой и сильной, а не глупой и боязливой. Но от его похвалы я смутилась, а потому сменила тему разговора.
— Где вы познакомились с Уиллемом?
— Я родилс-ся в с-семье военного, — начал Сайлас, снова наполнив наши бокалы. — Хотя из-за нашего заболевания отец работал вс-сего-навс-сего военным консультантом. Большую час-сть с-своей юнос-сти я провел на военных базах — здес-сь и в других с-странах. Поэтому я говорю нес-сколько иначе, чем большинс-ство американцев, так ведь?
— Это так, но мне нравится, как вы говорите.
— Мама изо вс-сех с-сил с-старалась, чтобы мы, куда бы ни ехали, вс-сегда поддерживали с-связь с-с членами нашего рода и не чувс-ствовали с-себя брошенными. Когда мы впервые вс-стретилис-сь, Уиллем жил недалеко от Штутгарта.
— А где он сейчас?
— Пос-сле визита к Грантам Уиллем вернулс-ся в Прагу. Такой вот неудачный финал торжес-ственного с-события! — Он добавил еще «ай-яй-яй!», что меня окончательно покорило.
— Родители Освальда тоже были в Праге, в прошлом году, — сообщила я. Удивительное дело, они ни разу не рассказывали, что видели там Уиллема или общались с ним.
— Это один из величайших городов мира, — заметил Сайлас. — Да и недвижимос-сть там отменная.
Вампиры обожают вкладывать деньги в недвижимость. Из глубин моего сознания всплыл эпизод, когда папа Освальда бубнил что-то о многоквартирном доме, в котором проводится перепланировка.
— Да, я слышала об этом, господин Мэдисон. Мне бы хотелось побольше узнать об истории вашего народа. Мой парень не любит разговаривать на эту тему.
— Это абс-солютно нормально, — возразил Сайлас. — Нас-с так долго прес-с-следовали, что мы научились с-считать молчание лучшим с-своим с-спутником. — Он снова наполнил наши бокалы.
— Понимаю, но я живу у Грантов вот уже целый год и очень расстраиваюсь, что они скрывают от меня некоторые сведения, как будто не доверяют.
— Мис-с-с Де Лос-с Сантос-с, не с-стоит с-слишком с-строго с-судить с-своего друга. Вы вс-сех нас-с пос-ставили в тупик. — Сайлас произнес это с любезной улыбкой. — Когда вы с-с доктором Грантом поженитес-сь и заведете детей, вс-се изменитс-ся.
— Наши отношения еще не дошли до этой стадии, — призналась я, размышляя о том, наступит ли она когда-нибудь. — Кроме того, завести детей… это ведь большой риск?
— Для обычного человека — да, но вы ведь не обычный человек. С-существуют ис-сторичес-ские с-свидетельства, что люди, пережившие заражение, обладали полноценной плодовитос-стью.
— Правда? Но Уинни говорила мне совсем другое — что смертность среди детей, рожденных от смешанных браков, была очень высокой.
— Мы так вс-сегда и с-считали. Однако я обнаружил доказательс-ство того, что эта ис-стория была придумана с-специально, чтобы вос-спрепятс-ствовать намерениям вампиров заключать с-смешанные браки. Большинс-ство с-супругов доживали лишь до конца медового месяца, поэтому-то и было важно ос-становить с-смешанные браки — ради партнеров.
Я воспряла духом.
— Это замечательно.
— На с-самом деле, — добавил Сайлас, наклонившись ко мне, — вполне возможно, что дети, рожденные вампиром и не-вампиром, приобретут вс-се возможные преимущес-ства нашего заболевания и не будут с-страдать от фоточувствительнос-сти.
— У меня просто нет слов — я очень рада это слышать.
У певицы наступил перерыв, поэтому, кроме нашего диалога, мы слышали отзвуки разговоров за соседними столиками. К певице подбежали несколько рабов, и все вместе они двинулись в самую дальнюю часть клуба, где возле двери сидел какой-то грузный мужчина. Поднявшись, он открыл перед ними дверь. Когда все зашли внутрь, мужчина снова закрыл ее.
— А что там находится? — поинтересовалась я.
— М-м-м? — Сайлас проследил за моим взглядом. — Гримерка певицы. Там вс-сего-навс-сего кладовка, в которой помещаютс-ся туалетный с-столик и зеркало, но вс-скорос-сти рабы переоборудуют ее. Это у них в планах. Они только что закончили работать над комнатой медитации.
— Правда? Вы нанимаете рабов для переоборудования помещений?
Сайлас рассмеялся.
— О нет. Они почитают за чес-сть обс-служивать нас-с бес-сплатно. Мы даем им мас-с-су поручений — от уборки в доме до бухгалтерии. Они ус-спешно с-справляютс-ся.
— Это немного смахивает на… ммм… эксплуататорство.
— Разве это экс-сплуататорс-ство — позволять людям делать то, что принос-сит им удовольс-ствие и удовлетворение?
Немного подумав, я объявила:
— Да, если вы лучше них осведомлены о том, что они приносят себя в жертву.
— Я вос-схищен вашим аналитичес-ским умом, мис-с-с Де Лос-с С-сантос-с, и я с-соглас-силс-ся бы с-с вами, ес-сли бы мы их прос-сто ис-спользовали. Однако наши отношения с-симбиотичны. Они делают что-то для нас-с, а мы — для них. Например, наш кредитный с-союз предлагает низкопроцентные кредиты для с-студентов и желающих приобрес-сти жилье.
Что ж, вампирский мир организован значительно лучше, чем я предполагала.
— Расскажите мне о своем народе.
Большую часть истории, которую рассказал мне Сайлас, я слышала раньше, но мне нравилось его слушать. Предки вампиров жили в деревнях на берегу Черного моря. Проводя свои исследования, Уиллем обнаружил их связь с торговыми караванами, которые следовали по Шелковому пути из Китая, Тибета и Индии.
— С-согласно теории Уиллема, некоторые торговцы с-страдали рецес-с-сивным нас-следственным заболеванием. Когда эти люди женилис-сь на женщинах из тех с-самых деревень, их дети приобретали уникальную генетичес-скую комбинацию, что и привело к возникновению нашего народа.
Позже этот народ мигрировал на запад и север; большинство осело в Восточной Европе, но некоторые добрались и до Балтийского моря.
Возможно, связь между семьей ОТБРОСа и вампирами восходит к девятому веку, перио
|
|
|
