Выборы в академию наук СССР

 

М. В. Келдыш был Президентом АН СССР с 19 мая 1961 года до 19 мая 1975 года. Став Президентом, Келдыш произвёл в Академии значительные перемены. Он разбил на более мелкие прежние крупные Отделения. В частности, Отделение физико-математических наук распалось на несколько Отделений, и в том числе образовалось Отделение математики. Система выборов новых членов в Академию наук также была изменена. Членам-корреспондентам Академии наук было предоставлено право выборов новых членов-корреспондентов. До этого все члены Академии наук избирались только академиками. Члены-корреспонденты имели право лишь присутствовать на выборах новых членов и высказывать своё мнение о кандидатах.

Став членом-корреспондентом АН СССР в 1939 году, я всегда присутствовал на выборах новых членов и иногда участвовал в них, высказывая своё мнение о претендентах в члены-корреспонденты и в академики.

Мне запомнились сентябрьские выборы 1943 года, происходившие уже в Москве после возвращения из эвакуации. Тогда по Отделению физико-математических наук были выдвинуты в академики Курчатов и Христианович. Оба — по рекомендации внеакадемических влиятельных организаций, как учёные, призванные играть важную роль в научно-техническом прогрессе страны. Несмотря на это, оба они сперва не прошли, а на имевшиеся места были выбраны другие лица, а именно: Алиханов и Смирнов. Тогда Отделению были предоставлены два дополнительных места с точно указанными специализациями, так что вместо Курчатова и Христиановича выбрать других было уже нельзя. Можно было только их провалить. Так как по указанным специализациям конкурентов у Курчатова и Христиановича не было, то они были избраны. Теперь по прошествии многих лет даже странно представить себе, что в то время Курчатов и Христианович шли как бы на одном уровне. Курчатов действительно сыграл огромную роль в создании атомного оружия нашей страны, а что сделал Христианович, мало кто знает, во всяком случае, я этого не знаю.

При обсуждении кандидатуры Курчатова против него решительно выступал П. Л. Капица, который стремился провести в академики Алиханова. Академик-секретарь Отделения А. Ф. Иоффе указывал на то, что имеется настойчивое пожелание избрать Курчатова, а Капица требовал письменных указаний, которых Иоффе не имел. В результате, Курчатов был провален, а Алиханов выбран. Курчатов был выбран только после предоставления специального места.

Только теперь видно, кто есть кто? Огромная роль Курчатова общеизвестна, а Алиханов после избрания открыл целый ряд новых элементарных частиц, но потом обнаружилось, что открытие это основано на неправильном толковании эксперимента, и никаких частиц не было открыто.

Попутно хочется рассказать кое-что о П. Л. Капице, который так упорно боролся против избрания Курчатова. В молодости, в 20-е годы, Капица был направлен в Англию, в институт Резерфорда, где работал несколько лет, оставаясь советским подданным и каждое лето приезжая в отпуск в Москву. Осенью он получал повторную визу на выезд в Англию и отправлялся на работу к Резерфорду. И вот однажды, я думаю, это было в начале 30-х годов, виза на выезд в Англию ему не была дана. Сначала он думал, что это недоразумение, но потом ему было разъяснено, что недоразумения здесь нет, а его просят остаться в Советском Союзе и вести работу здесь. Ему предлагалось перевести из Англии ту лабораторию, которую он там имел. Первоначально Капица был так разъярён, что заявил, что он не станет заниматься физикой, если его вынудят остаться в Советском Союзе. Ему ответили, что у нас каждый занимается, чем хочет, он может стать хоть бухгалтером.

Капица довольно долго упрямился, в это время он жил в санатории «Болшево», где я иногда бывал. Навестить его приехал профессор Дирак, и в это время я встречал их обоих и катался с ними на лодке по Клязьме. Кончилось тем, что Капица согласился заниматься в Советском Союзе физикой. Для него был выстроен специальный институт, куда перевезли из Англии его лабораторию, жену и детей. Институт Капица построил на английский манер, с домом для сотрудников в виде коттеджей с двухэтажными квартирами. В 1939-м году Капица был избран академиком. Много позже, либо в конце войны, либо уже после её окончания, Капица как-то не поладил с правительством и его отстранили от должности директора. На его место назначили А. П. Александрова, того самого, о котором я уже говорил, что он занимался размагничиванием кораблей и стал Президентом АН СССР. После смерти Сталина и прихода к власти Хрущёва Капица был восстановлен на своем посту директора института.

Христианович запомнился мне потому, что на выборах 1943-го года я старался провалить его с тем, чтобы провести на это место М. А. Лаврентьева. Я пришёл к С. Н. Бернштейну и сказал ему: «Давайте проваливать Христиановича и выбирать на его место Лаврентьева». Бернштейн ответил согласием. Борис Николаевич Делоне, член-корреспондент нашего Отделения, узнав о моей деятельности, сказал: «Что вы делаете? Тем самым вы же проводите в академики Смирнова, этого глупого человека». И действительно, после того, как Христианович был провален, Бернштейн приложил все усилия, чтобы провести Смирнова. Я упрекнул его в том, что он обманул меня. Он ответил: «Я согласился проваливать Христиановича, а вовсе не выбирать Лаврентьева». Лаврентьев был избран только в 1946-м году. Я считал, что Бернштейн всё же обманул меня.

Речь идёт о том В. И. Смирнове, который был членом редколлегии у Петровского и которого я не включил в свою по состоянию его здоровья.

По замыслу Петра I, основавшего Российскую Академию наук в 1725-м году, она создавалась как государственное учреждение, призванное работать в контакте с правительством на пользу страны. После революции Российская Академия была переименована в Академию наук СССР, но она, по-прежнему, оставалась государственным учреждением и её основные задачи сохранились. Таким образом члены Академии наук не составляют добровольное сообщество учёных, а являются государственными служащими. Будучи таковыми, они получают значительную зарплату за членство в Академии наук и имеют обязанности перед государством. При зачислении на ответственные посты члены Академии обычно имеют большие преимущества. Это делает членов Академии наук влиятельными гражданами нашего общества. Отсюда возникают их моральные обязательства перед страной.

Очень важно поэтому при избрании членов Академии руководствоваться наряду с научными заслугами учёного, также его моральными качествами, наличием чувства ответственности за всё происходящее в нашей стране. Будучи избранным в академики в 1958 году я получил право избирать новых членов Академии наук и стал руководствоваться этими соображениями. Но особенно большой вес они приобрели с конца 1960 года, когда я сам занялся научно-организационной работой.

Стать членом Академии наук СССР непросто. Число учёных, добивающихся этого положения велико.

До 1958 года выборы происходили нерегулярно, каждый раз по особому распоряжению правительства. С 1958 года они происходят довольно регулярно, приблизительно раз в два года. Но число вакансий не велико по сравнению с числом претендентов. У некоторых учёных стремление стать членом Академии приобретает подлинно патологический характер, производит на них деморализирующее действие и искажает психику. Значительная часть времени двухлетнего промежутка между выборами бывает занята предвыборной компанией. Это вредно сказывается на нормальной научной работе и ставит в трудное положение не только избираемых, но и избирателей. Поэтому я внёс предложение на Общем собрании Академии делать выборы в Академию реже. Это было внесено в изменение Устава АН СССР. Желая провести кого-нибудь в членкоры или в академики, членам Академии приходится учитывать всю сложную предвыборную обстановку и идти зачастую на компромиссы и соглашения с другими членами Отделения. Поскольку голосование тайное, нельзя исключать также и возможность обмана.

Мне кажется, что я сыграл существенную, а иногда и решающую роль при избрании некоторых новых членов Академии. Здесь я расскажу об этих случаях.

О выборах 70-го года я уже рассказал, также и о подготовке к ним на конгрессе в Ницце. В. С. Владимиров, выбранный членом-корреспондентом за два года до этого, вовсе не рвался в академики. Он считал, что избрание академиком возложит на него очень большие обязанности (замечу — редчайший случай!) и поэтому сильно колебался, давая согласие на участие в выборах 1970 года. Я его уговорил.

После того как он уже был избран по Отделению и предстояло голосование ещё на Общем собрании, обнаружилось, что его избрание вызывает большую злобу у определённых кругов.

Поэтому у А. Б. Жижченко и у меня возникло опасение, не будет ли сделана попытка провалить его на Общем собрании. Действительно, какая-то суета в этом направлении на Общем собрании была заметна, но провала не произошло! Ещё до Общего собрания я поделился своими опасениями с Н. Н. Боголюбовым, который был учителем В. С. Владимирова, рекомендуя принять какие-нибудь меры. Он и сделал кое-что. Любопытно, что В. С. Владимиров позже рассказывал мне о «поразительной предусмотрительности Боголюбова», который заранее предвидел попытку провалить его на Общем собрании. Боголюбов произвёл маленький плагиат, он не сообщил Владимирову, что опасения были высказаны мною и Жижченко, но сам Боголюбов о такой возможности вовсе не думал, как это видно было из нашего разговора с ним.

На выборах 1972-го года я очень старался провести в члены-корреспонденты по Отделению механики и проблем управления Е. Ф. Мищенко, но это мне не удалось. Е. Ф. Мищенко был избран по этому Отделению в 1974-м году. Мне пришлось приложить к этому большие усилия. Его радость по поводу избрания была очень велика, но, к сожалению, она довольно скоро заменилась болезненным желанием стать академиком.

По выборам академиков в 1972 году я имел большой успех. Моей главной целью было избрание С. М. Никольского. Это удалось, хотя и не легко. Здесь мои усилия сыграли, по-видимому, существенную роль. Я вёл предварительные переговоры со многими академиками, убеждая их голосовать за Никольского. Кроме того, на самих выборах я пошёл на компромисс с Келдышем: в обмен на его поддержку Никольского я обещал ему голосовать за Ю. В. Прохорова, которого он очень хотел выбрать. В конце концов, были выбраны оба, но не без труда: Никольский — в третьем туре, а Прохоров — только в четвёртом.

Оба они к 1972 году были уже членами-корреспондентами. Никольский много раз проваливался на выборах в члены-корреспонденты, так как против него выступал Бернштейн. К Бернштейну Никольский проявил какую-то непочтительность и тот всегда яростно выступал против него. Однако, когда Бернштейн умер, Никольский сразу же был избран членом-корреспондентом. Прохоров перед выборами 1972 года вёл себя очень странно. Он не подал вовремя свои документы. Боялся провала. Узнав об этом на заседании экспертной комиссии, Келдыш сам звонил Прохорову и убеждал его согласиться на то, чтобы участвовать в выборах. Но Прохоров сказал, что он ещё подумает. Подумавши, он однако подал документы и в выборах участвовал. Как говорят, он болезненно боялся быть проваленным...

Следующие выборы 1976 года, как я тогда считал, были очень успешными. Членами-корреспондентами были избраны А. Г. Витушкин, А. И. Кострикин и В. А. Мельников, которых я горячо поддерживал. В академики моими желанными кандидатами были Л. Д. Фаддеев и А. А. Самарский. Они также были выбраны.

Избрание В. А. Мельникова я считаю одним из высших своих достижений как по значению для страны, так и по преодолённым мною трудностям. Это потребовало от нас с женой чрезвычайного эмоционального напряжения и доставило нам большую радость.

Мельников был известен как выдающийся конструктор электронно-вычислительных машин. Перед выборами 1976-го года он работал в Институте точной механики и вычислительной техники и имел сложные и трудные отношения с директором института Бурцевым, который всячески притеснял его.

Вакансии по вычислительной технике должны были быть предоставлены по Отделению механики и проблем управления. Этому Отделению и выбирать бы Мельникова. Однако там его даже не выдвинули. А его притеснителя — директора института — Бурцева выдвинули. Я считал, что это в высшей степени несправедливо и вредно. От сотрудников Бурцевского же института было известно, что вычислительная техника у нас находится в безнадёжно отсталом положении. Да я и сам это знал. Поправить можно только работами Мельникова.

Бурцев много лет обещает начальству некий гигант (вычислительную машину), но конца этой работы конструкторы не видят и опасаются, что не увидят вовсе. «Халтура и обман, обман и халтура» — говорят они из года в год. Один конструктор, рассказывая это нам с Александрой Игнатьевной, плакал.

Если бы Бурцев был выбран, а Мельников — нет, то, как сказал один из известных математиков, Бурцев растёр бы Мельникова как соплю.

Мы с Александрой Игнатьевной почти не спали несколько ночей, и я решил по меньшей мере устроить скандал перед выборами по поводу происходящего безобразия.

По традиции накануне выборов Президент устраивает чай для каждого Отделения. И в не очень официальной обстановке обсуждаются все выдвинутые кандидатуры. Я решил использовать этот чай на нашем Отделении. Когда кандидатуры членов-корреспондентов были обсуждены и члены-корреспонденты удалились, а остались одни академики, я сказал: что мы, члены Отделения математики, в целом составе не часто встречаемся с Президентом и поэтому я хочу поднять здесь вопрос, не имеющий прямого отношения к нашему Отделению, но очень важный, по моему мнению.

Происходит безобразие — наш лучший специалист по вычислительной технике В. А. Мельников не находится в числе выдвинутых на выборы. Необходимо что-то сделать, для того, чтобы предоставить ему возможность баллотироваться. Президент А. П. Александров ответил мне, что уже ничего сделать нельзя, придётся отложить избрание Мельникова на два года. Я со своей стороны предложил отложить избрание кандидатов по вычислительной технике, которая так необходима стране, на два месяца, с тем чтобы разобраться, кого же мы выбираем в Академию!

Я стал настаивать и заявил, что если Президиум ничего не сделает, вернее не захочет сделать, то это ляжет на него несмываемым пятном. На меня набросился вице-президент Овчинников. Я заявил, что не ограничусь рассмотрением этого вопроса здесь, а подниму его на Общем собрании Академии и пойду ещё дальше. Меня поддержал Келдыш и некоторые другие академики нашего Отделения. Вся дискуссия шла в высочайшем эмоциональном накале. Я был в ярости! Все члены Президиума, кажется, тоже.

Президент, возможно опасаясь серьёзного скандала, вдруг сказал: «Хорошо, мы допустим Мельникова к выборам. Пусть подаёт документы». Тогда я обратился к Президенту и сказал ему: «Анатолий Петрович, проведите голосование, чтобы Мельников был выдвинут нашим собранием. Сейчас же, здесь!» Это было сделано, и Мельников получил единогласную поддержку всех собравшихся академиков нашего Отделения. Так что в дальнейшем он считался выдвинутым этим собранием.

Сразу же после этого чая стало известно, что место по вычислительной технике Президиум предоставляет нашему Отделению и Мельников считается выдвинутым по нашему Отделению. При этом Мельников не имел никаких конкурентов и его избрание было почти гарантировано.

С радостью я сразу же стал звонить жене и сообщил ей об этом событии и поручил ей разыскать по телефону Мельникова, чтобы он готовил документы на выборы.

Это было вскоре сделано. Мельников был выбран на Отделении математики почти единогласно. После того как Мельников был допущен к выборам, я обратился к Тихонову, который, по моему мнению, должен был также радоваться, и сказал ему: «Андрей Николаевич, похвалите меня за то, что я сделал». Он ответил довольно холодно: «Ну что ж, вы устроили истерику и разозлили Президента. Чего же в этом хорошего?» Как выяснилось позже, Тихонов поддерживал кандидатуру Бурцева и, кроме того, в высшей мере не желал ссориться с Александровым. Он метил на место директора института, которым руководил Келдыш. Здоровье Мстислава Всеволодовича было уже плохо.

Кандидатуру Русанова горячо поддерживал Келдыш. Русанов был выбран на нашем Отделении в четвёртом туре. Четвёртый тур на этих выборах был запрещён Президиумом. Прежде чем провести четвёртый тур, Боголюбов обратился к Президенту за разрешением и утверждал, что получил его. Так что мы считали Русанова выбранным. Но позже на заседании Президиума Президент отрицал, что дал разрешение. Против Русанова резко выступил Овчинников, так что избрание Русанова оказалось недействительным. Келдыш очень был расстроен и поделился со мной своим огорчением. Мне было жалко Келдыша, а Русанова я не знал. Я посоветовал ему поставить вопрос на Общем собрании, и он последовал моему совету, проведя сперва это дело через партийную группу, а затем уже через Общее собрание. Келдыша поддержали — Русанов был выбран.

Сложно было с избранием Л. Д. Фаддеева в члены Академии. Очень хотел провести его в члены Академии Виноградов, но до 1976-го года Фаддеева проваливали членкоры. И было впечатление, что в членкоры его не пропустят. Александре Игнатьевне пришло в голову, что Людвига легче выбрать сразу в академики, так как число избирающих меньше и с ними проще договориться.

Александра Игнатьевна иногда беседует по телефону с Виноградовым, причём разговаривают они по часу и более. В одной из таких бесед она подсказала ему эту идею. Он её принял. Надо сказать, моя жена отлично разбирается в академических делах и этим здорово помогает мне. В 1976-м году Фаддеев уже был выдвинут кандидатом на выборы в академики.

В предвыборной компании по этой кандидатуре и во время выборов Виноградову усердно помогали Марджанишвили, Никольский, Прохоров и я.

Решительно против избрания Фаддеева академиком были Боголюбов и Владимиров. К сожалению, В. С. Владимиров почти всегда слушается Боголюбова. Во время выборов были заключены «сделки» обменного характера. При этом очень активную роль сыграл Прохоров. Битва была горячая. Кончилось тем, что на Отделении Фаддеев был избран. Оставалось Общее собрание. Распространился слух (я об этом узнал от А. Б. Жижченко), что готовится провал Фаддеева на Общем собрании и что инициатором этого является Боголюбов. Возможно что это была ложь, но я этому поверил и пошёл на конфликт с Боголюбовым. Однако и на Общем собрании всё прошло гладко, и Фаддеев стал академиком.

Вскоре, на выборах 1981 года, Фаддеев в союзе с Прохоровым пытался провести академиком своего отца Д. К. Фаддеева. эта акция Фаддеева и Прохорова мне очень не понравилась. Она не понравилась также и Виноградову. Несмотря на свою любовь к младшему Фадееву, Виноградов не проголосовал за его отца. Так что старший Фаддеев не стал академиком. Если бы он прошёл, то положение в Отделении сильно ухудшилось бы. К этому времени оно и без того уже было плохим.

Выборы 1978 года произошли непосредственно после Международного конгресса математиков в Хельсинки. Об этом я расскажу позже. У меня создалось впечатление, что при подготовке к конгрессу мою работу как главы делегации постарались подорвать как Стекловский институт, так и Отделение. Это наложило свой отпечаток на мою позицию во время выборов. На этот раз мы резко разошлись с Виноградовым. Правда, Виноградов был уже очень стар. Он находился под влиянием окружения. Ему, кажется, было 90 лет. Кончилось тем, что выборы фактически были провалены: мы избрали, кажется, только одного Ефимова, уже очень больного человека, в член-корреспонденты. Мы с женой не были огорчены этим провалом и даже отнеслись к нему с некоторым злорадством, памятуя о тех трудностях, которые мы испытали с конгрессом в Хельсинки.

Выборы 1981 года, на мой взгляд, прошли успешно. Памятуя о том, что Мельников в своё время не был выдвинут на выборах в члены-корреспонденты, я на этот раз сам выдвинул Мельникова кандидатом на выборы в академики по нашему Отделению.

Кроме того я, считая С. П. Новикова хорошим математиком, решил на этот раз поддержать его кандидатуру в академики, причём так, чтобы он прошёл с первого же тура, так как если бы он не прошёл в первом туре, вокруг его кандидатуры развернулись бы обменные операции, могущие полностью дезорганизовать выборы.

Я также применил все свои усилия, для того чтобы провести в члены-корреспонденты моего ученика Р. В. Гамкрелидзе. Помимо этих трёх моих основных кандидатов я очень хотел, чтобы членами-корреспондентами были избраны Н. С. Бахвалов, Ю. А. Розанов и П. Л. Ульянов. Все мои пожелания исполнились, кроме одного: Розанов, к сожалению, не был выбран.

Непосредственно перед выборами и во время выборов я вёл переговоры со многими членами Отделения. Переговоры в основном сводились к взаимным обещаниям. Свою первую встречу такого рода я провёл с Л. Д. Фаддеевым, которого просил зайти ко мне сразу же после приезда из Ленинграда. Хотя я не сочувствовал избранию его отца академиком, я обещал ему проголосовать за него, надеясь, что он проголосует за С. П. Новикова и Р. В. Гамкрелидзе, о чём я его просил. Он обещал, и мы оба выполнили свои обещания.

Задолго до этих выборов Е. Ф. Мищенко убеждал Гамкрелидзе баллотироваться сразу в академики, хотя очевидным образом Гамкрелидзе не имел никаких шансов быть избранным академиком. Сам Е. Ф. Мищенко баллотировался в академики. Было совершенно неясно, чем он руководствовался, убеждая Гамкрелидзе. Поэтому уже после того, как Гамкрелидзе был выдвинут на совете института как кандидат в академики, я выдвинул его в членкоры, и он выразил согласие избираться именно в членкоры. На избрание членкором можно было надеяться, и надежда оправдалась. Гамкрелидзе был единственным, кто прошёл в первом же туре голосования.

Избрание С. П. Новикова казалось вполне гарантированным. Предварительные переговоры, которые вёл С. М. Никольский и я, привели нас к этому убеждению. Сомнительными были два голоса: Л. Д. Фаддеева и Ю. В. Прохорова. По предварительным подсчётам был необходим только один из этих двух сомнительных голосов. Но могла быть и ошибка в вычислениях.

Фаддеев обещал мне, но позиция Прохорова была неясна. На самих выборах Ю. В. Прохоров произнёс какую-то странную путанную речь, в которой заявлял, что он проголосует за Новикова только тогда, когда увидит, что именно его голоса не хватает. В действительности же, он проголосовал сразу. Кроме того меня волновала судьба Мельникова.

Я не был по каким-то причинам на заседании экспертной комиссии, но мне передавали, что против Мельникова выступали там Тихонов и Дородницын. Позиция этих двух академиков в данном случае вызвала у меня чувство неприязни. Казалось бы, им переживать за нашу вычислительную технику: Дородницын — директор Вычислительного центра АН СССР, Тихонов — директор Института прикладной математики АН СССР. Но на чае у Президента, где я был, Дородницын отсутствовал, а Тихонов выступал против Мельникова якобы по формальным причинам, указывая на то, что у нас нет мест по вычислительной технике, а Мельников не является прикладным математиком, так что его можно избирать только как чистого математика. Кроме того, он указывал на то, что по вычислительной технике уже было много обещаний сделать машины, которые не выполнялись.

В ответе Тихонову я сказал, что мы не должны руководствоваться формальными соображениями, а наша основная цель — польза дела! Конечно же, Мельников будет несомненно полезен для дела! Что касается невыполненных обещаний, то они давались не Мельниковым, а Бурцевым. Он свои обещания не выполнял, только обещал.

На этот раз Мельникова поддерживал также и Президент. Мельников в первом туре голосования получил четыре голоса против. Я склонен думать, что это были голоса Дородницына, Тихонова и их сторонника Самарского, а также Л. Д. Фаддеева. Фаддеев хотел сперва провести своего отца, а потом уже Мельникова, считая, что поскольку Мельников пользуется большой поддержкой, как лицо ценное для вычислительной техники, то ему дадут дополнительное место. Четырьмя голосами нельзя было провалить академика, и поэтому В. А. Мельников прошёл в первом туре, точно так же, как и С. П. Новиков.

В день 75-летия. Слева направо: С. М. Никольский, Ю. В. Прохоров, Л. С. Понтрягин, В. А. Мельников, А. Н. Тихонов, С. П. Новиков, Г. И. Марчук.

 

При выдвижении кандидатуры старшего Фаддеева Прохоров и Фаддеев развернули странную суету. Прохоров стремился выдвинуть старшего Фаддеева, а младший Фаддеев уверял Виноградова, что если кандидатура его отца и будет выдвинута, то это только доставит удовольствие отцу, но кандидатуру свою он снимет.

Кончилось тем, что Фаддеев был выдвинут, а свою кандидатуру не снял. На выборах ему не хватило только одного голоса. Но стремление провести его могло дезорганизовать выборы, в частности, могло вызвать провал Мельникова и Новикова.

Задолго до выборов было неясно, сможет ли принять участие в голосовании академик Глушков. Он был тяжело болен и находился в Киеве. Перед выборами он был переведён в московскую больницу на том основании, что здесь ему могут оказать больше помощи. В действительности же, для того, чтобы сделать его участие в выборах возможным.

Кончилось тем, что по решению Президиума, действовавшего на основании медицинских соображений, переданных из больницы, было признано, что Глушков голосовать не может. И вот в самом начале заседания нашего Отделения, посвящённого выборам академиков, Дородницын вдруг заявил, что Глушков отстранен от выборов незаконно. Дородницын просит Отделение поручить ему поехать к Глушкову в больницу с бюллетенем. На этом Дородницын очень настаивал. В связи с этим академику-секретарю Боголюбову пришлось провести сложные переговоры относительно здоровья Глушкова. Ответ из больницы был получен прежний: Глушков участвовать в выборах не может, так как находится в бессознательном состоянии, агонии.

Участие в выборах Глушкова могло бы помешать избранию Мельникова и Новикова! Провалить Новикова и Мельникова — была основная цель Дородницына и Тихонова! Поэтому я был рад полученным результатам!

Так сложно и бурно проходили выборы 81-го года. Я рассказал о них только потому, что всё это ещё свежо в памяти.

Чудовищное намерение Дородницына использовать голос умирающего Глушкова и другие приёмы его поведения на этих выборах привели к тому, что у Александры Игнатьевны с Дородницыным было очень неприятное столкновение в коридоре. Но она не хочет, чтобы я его описал. Другие выборы, я думаю, проходили не менее сложно, но я уже об этом забыл.

На выборах 76-го года мы с Виноградовым действовали единым фронтом. В частности, провели в академики Л. Д. Фаддеева, что очень было не просто. На выборах 78-го года у нас с Виноградовым уже обнаружились серьёзные разногласия, и мы не могли прийти ни к какому компромиссу, так как Виноградов занял диктаторскую позицию, требуя от меня полного подчинения, а я не соглашался. Это вызвало у него раздражение против меня, и он совершил в отношении меня нелояльный поступок. Я конфиденциально рассказал ему о некоторых своих намерениях при голосовании, а он огласил их, что было, конечно, большой некорректностью.

В значительной степени благодаря этому расхождению с Виноградовым выборы 78-го года были провалены. Поэтому на выборах 78-го и 81-го годов я уже не вёл с ним никаких переговоров. На этот раз был не провал выборов, а полный мой успех и неудача Виноградова, которую он, однако, перенёс внешне очень стойко. Но вскоре серьёзно заболел: у него был инсульт. Несмотря на свои 90 лет, он благополучно вышел из него. Это указывает на чрезвычайные физические и духовные силы Виноградова. Человек он, конечно, совершенно замечательный.

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: