 |
Советского государства в сфере исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в 30-50-е годы.
|
|
|
|
§ 1. ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ СОДЕРЖАНИЕ КАРАТЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ ГОСУДАРСТВА И ЕЕ РЕАЛИЗАЦИЮ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ В ВИДЕ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ.
1. Карательная политика государства и ее содержание.
В истории пенитенциарной системы Советского государства трагическую страницу, до настоящего времени должным образом не исследованную, открывает постановление СНК СССР от 7 апреля 1930 года об утверждении "Положения об исправительно-трудовых лагерях", положившее начало формированию лагерной системы исполнения уголовных наказаний в виде лишения свободы в отношении лиц, большинство которых подвергалось незаконным репрессиям, главным образом, по политическим мотивам.
Принятие этого документа было обусловлено всем ходом ожесточенной внутрипартийной борьбы, утверждением командно-бюрократических методов управления государством и обществом, в том числе и с использованием механизма необоснованных репрессий во всех сферах общественно-политической жизни страны.
Этот сложный, противоречивый, весьма болезненный для страны и народа в конце 20-х годов процесс с неизбежностью вызвал необходимость формирования правоохранительных органов, способных защищать перерождающуюся государственную систему. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением Р.С. Мулукаева и А.Я. Малыгина, что систематические чистки кадров органов внутренних дел в этот период, в том числе и органов исполнения наказания, преследовали цель улучшения их качественного состава и, что выдвиженчество на руководящие должности, начиная от низового звена и кончая центральным аппаратом НКВД "рабочих от станка и крестьян от сохи" явилось 4важной организационно-политической мерой их укрепления".1 Мы полагаем, что за этим "укреплением" кадров НКВД скрывались попытки избавиться от людей, которые не разделяли взгляды и позиции утверждающейся авторитарной власти.
|
|
|
Вполне естественно, что говорить об укреплении правопорядка с позиции законности в этих условиях нет оснований. "Профессионализм" правоохранительных органов наглядно проявлялся в повседневной практике. В докладе Г.К. Орджоникидзе на XV съезде ВКП(б) обращалось особое внимание на совершенно необоснованное привлечение к уголовной ответственности советских граждан, повсеместное нарушение законности в стране. Ссылаясь на данные учета, он особо подчеркивал именно беззаконие исполнительной власти. В подтверждение этого приводились следующие данные: в народных судах РСФСР за 1926 год было рассмотрено 1427776 уголовных дел; по этим делам к уголовной ответственности привлекались 1906791 человек. Из числа рассмотренных дел - 34,6% прекращено; по 26,4% лица, привлеченные к ответственности, оправданы. Оправданных по суду из привлеченных по делам, которые были прекращены только по РСФСР - 1060687 чел. Не лучшим образом положение складывалось на Украине: за 1925-1926 г.г. по уголовным делан в суды было вызвано 438783 подсудимых, 2074470 свидетелей, по гражданским делам 1,5 миллиона и 5869 экспертов. Всего, таким образом, по УССР вызывалось в судебные учреждения в течение одного года 4011366 человек, или 16% населения.2 Однако эти цифры, за которыми нередко покалеченные судьбы людей, не вызывали особого беспокойства делегатов съезда. Общую их точку зрения на обеспечение законности в стране и роли в этом деле работников юстиции изложил в прениях по докладу работник ЦКК - РКИ Янсон: "Товарищи, которые работают в органах юстиции, призваны к тому, чтобы защищать законность, но иногда эта защита законности превращается в буквоедство... Я полагаю, что наибольших результатов мы достигнем в том случае, если органы юстиции построим по такому принципу, чтобы там было определенное количество людей с практическим смыслом и опытом, людей рабочего происхождения". (Реплика делегата Сольца: "И поменьше юристов.") Янсон: "А сейчас у нас имеется некоторый профессиональный юридический уклон, который не совсем полезен для дела советской юстиции..."
|
|
|
Таким образом, профессионализм и принципиальная позиция работников юстиции оцениваются не как их заслуга, а как недостаток. Хотя о профессионализме в делам работников юстиции в этих условиях, говорить трудно. Нарком юстиции Н.В. Крыленко в своем выступлении раскрывает весьма красноречивую картину состояния их "профессиональной" подготовки, "У нас, у юристов, говорил он, - нет юридического уклона, ибо рабочих среди юристов 33,6%, Из 1176 уездных помощников прокуроров лишь 124 имеют юридическое образование, 210 - общее среднее, 690 - низшее, 236 -без всякого юридического стажа..."
Не находит поддержки и высказанный Н.В. Крыленко тезис относительно недопустимости преимущества революционной целесообразности над установленными Советской властью законами. "Если революционная целесообразность,- подчеркивает он, - то в переводе на простой язык означает: "Как бог на душу положит, но она не может заменить точные указания Советской власти"8.
На этом фоне общественно-политической жизни страны постепенно, целенаправленно изменялись курс и содержание карательной политики государства, призванной обслуживать интересы утверждающейся личной власти Сталина, деформированных им государственных структур и формирующегося нового бюрократического аппарата.
Именно с этих позиций, на наш взгляд, следует рассматривать многие негативные процессы, связанные с ужесточением репрессивной политики в отношении собственного народа страны. Поэтому нельзя согласиться с точкой зрения ряда авторов, которые, придерживаясь устоявшихся в теории и практике взглядов, полагают что "переход нашей страны к социалистической индустриализации, социалистической реконструкции народного хозяйства, а затем я коллективизации сельского хозяйства сопровождался усилением классовой борьбы".4 Этот процесс они связывают с активизацией враждебной деятельности остатков эксплуататорских классов и лидеров антипартийных оппозиций, что, в свою очередь, вызвало необходимость изменения карательной политики государства.
|
|
|
Начало так называемого "развернутого наступления на капиталистические элементы города и деревни" в деятельности мест заключения связано с принятием постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 26 марта 1928 года "О карательной политике и состоянии мест заключения". В области исправительно-трудовой политики постановление предписывало Народному Комиссариату внутренних дел ограничить льготы (зачет рабочих дней, предоставление отпусков, переводов в разряды) классово-чуждым элементам и социально-опасным преступникам, профессионалам рецидивистам; устранить полностью совместное заключение социально-опасных элементов, с одной стороны, и случайных преступников с другой; расширить полномочия начальников мест заключения в части поддержания соответствующего режима в местах заключения.5
Отсутствие четко определенных понятий "классово-чуждых" элементов, "деклассированных преступников-профессионалов" открывало безграничные возможности для произвольного отнесения к этим категориям преступников представителей различных социальных слоев общества. Тем более что социальная база для деклассирования трудящихся в стране была довольно обширная. В 1928 году биржи труда зарегистрировали в стране 1365000 безработных, в 1929 го-ду - 1242000 чел.6
Обоснованием "нового" курса карательной политики государства стало постановление ЦИК и СНК СССР от б ноября 1929 года "Об изменении ст. 13,18,22 и 38 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик", уточняющее виды уголовных наказаний. В числе мер социальной защиты судебно-исправительного характера были введены меры, связанные с лишением свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза ССР 7.
2. Правовое обеспечение реализация карательной политики государства.
|
|
|
Карательная политика государства конкретное свое выражение находит в содержании законов и иных нормативных актов, регламентирующих порядок и условия ее реализации. Это можно отнести к "Положению об исправительно-трудовых лагерях", которое вне конкретной практики его реализации содержало, по нашему мнению, прогрессивное начало в деле организации исправительно-карательного процесса, а именно: классификацию заключенных, самодеятельные начала в их деятельности, социальную их реабилитацию. Для обеспечения условий более последовательного и целесообразного достижения задач исправительно-трудовых лагерей оно предусматривало классификацию заключенных по трем категориям, в зависимости от их социального положения и характера совершенного преступления.
К первой категории относились заключенные из числа трудящихся, пользовавшихся до вынесения приговора избирательными правами, осужденные впервые на сроки не свыше пяти лет и не за контрреволюционные преступления. Вторую категорию составляли те же заключенные, но уже осужденные на сроки свыше пяти лет. Нетрудовые элементы, а также осужденные за контрреволюционные преступления выделялись в третью категорию.
Положение признавало развитие самодеятельности заключенных необходимым условием организации клубной, театральной, научно-лекционной и иной просветительной работы в лагерях. Все неграмотные заключенные в возрасте до пятидесяти лет обязаны были в свободное время посещать культурно-просветительные учреждения лагеря.
Положение предусматривало создание особого фонда для оказания материальной помощи лицам, освобожденным из лагеря. Этот фонд формировался из частичных удержаний от премиального вознаграждения заключенным, отчислений от их заработной платы и прочих поступлений.
В отношении заключенных, пользовавшихся до осуждения избирательными правами, при условии их исправления, могло быть применено условно-досрочное освобождение в поселением в районе данного лагеря на неотбытый срок заключения или же без поселения.
Однако, уже в своей основе "Положение об исправительно-трудовых лагерях" содержало серьезные отступления от общих принципов законности, что особенно четко проявилось в наделении Объединенного Государственного политического управления (ОГПУ), в ведении которого находились исправительно-трудовые лагеря, особыми полномочиями.
ОПТУ, осуществляя общее руководство деятельностью лагерей, в то же время являлось органом, по особым постановлениям которого осуществлялись внесудебные репрессии. Право вынесения постановлений о направлении граждан в исправительно-трудовые лагери на срок не ниже трех лет предоставлялось Коллегии или Особому совещанию ОПТУ. Одно это уже давало ОПТУ неограниченную власть над судьбами людей. В отношении заключенных эта власть впоследствии перешагнула пределы, установленные Положением в применении в отношении их мер воздействия.
|
|
|
К тому же, многие нормы Положения изложены расплывчато, что предоставляло широкие возможности администрации лагеря "по-своему" толковать их содержание, а главное применять их на практике. Это, в частности, можно отнести к статье 22 Положения: "Заключенным, по мере надобности выдаются одежда, обувь, белье и постельные принадлежности". Сразу же возникает вопрос, как определиться с понятием "по мере надобности?" Или же статья 27: "Рабочий день заключенных по общему правилу, не может превышать восьми часов. Отступления могут быть лишь в зависимости от сезонного характера работ или в особых случаях, с разрешения.
Народного Комиссариата труда Союза ССР". "Сезонность работ" - понятие относительное, но главное - пределы рабочего дня в случае отступления от общего правила в Положении не оговорены.
К компетенции ОПТУ Положение относило определение условий и порядка применения дисциплинарных мер. Общеизвестно, что применение дисциплинарных мер в той или иной степени ограничивает права заключенных и поэтому, предоставление ОПТУ полномочий по определению условий и порядка их применения представляло администрации лагерей неограниченные возможности в использовании мер репрессивного характера, на основе собственной соответствую* щей "правовой" базы.
Таким образом, можно сделать весьма определенный вывод: человек, попавший в сферу деятельности ОПТУ, всецело исключался из юрисдикции действующего законодательства; его жизнь целиком и полностью регламентировалась актами этого ведомства. Этот вывод подтверждается тем, что прокурорский надзор за лагерями, предусмотренный "Положением об исправительно-трудовых лагерях", ограничивался лишь надзором за соблюдением настоящего Положения и правильностью содержания заключенных. Объективности ради следует заметить, что изменение карательной политики государства с усилением ее репрессивной стороны осуществлялось в борьбе различных противоречивых взглядов в позиций в сфере обеспечения правоохранительной деятельности. Об этом свидетельствует содержание отдельных нормативных актов, регламентирующих порядок и условия исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, и отражающих позицию их разработчиков, отличную от общего политического курса в этой сфере. Примером того может служить постановление ВЦИК и СНК от 20 марта 1930 года по докладу НКВД РСФСР о состоянии производственной и культурно-просветительной работы в местах заключения и об организации принудительных работ без содержания под стражей. Оно предусматривает конкретные практические меры по созданию необходимых условий для организации трудового использования заключенных с учетом их профессиональной трудовой квалификации, обучения их специальностям, укреплению материальной базы культурно-просветительной работы.
ВЦИК и СНК признавали необходимым: продолжить организацию в местах заключения производственных предприятий ремесленного и фабрично-заводского типа, состоящих на хозрасчете; укрепление и дальнейшее расширение сети сельскохозяйственных колоний, главным образом, огородно-овощных и промысловых садово-плодовых хозяйств близ городов, для направления туда по преимуществу заключенных из крестьян; увеличение ассигнований на культурно-просветительную работу, а также обеспечение участия исполнительных органов Советской власти и общественности в культурно-просветительной работе с осужденными. В целом этот документ развивал и закреплял прогрессивные идеи Советской исправительно-трудовой политики. Однако практика пошла по иному пути - всемерного ограничения в ущемления не только прав заключенных, но в запрещения органам власти и иным организациям осуществлять контроль и общение с органами, исполняющими наказания.
В связи с упразднением постановлением ЦИК и СНК 15 декабря 1930 г.6 Народных комиссариатов внутренних дел союзных и автономных республик и передачей мест заключения в ведение народных комиссаров юстиции союзных республик, а также необходимостью приспособления их деятельности к условиям карательной политики государства возникала потребность в дальнейшем совершенствовании правового регулирования исполнения лишения свободы.
Нормативным актом, регулирующим отношения в этой сфере, стал Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, утвержденный постановлением ВЦИК и СНК 1 августа 1033 года. В качестве основной задачи уголовной политики на переходный от капитализма к коммунизму период Кодекс определил защиту диктатуры пролетариата и осуществляемого им социалистического строительства от посягательства со стороны классово-враждебных элементов и нарушений со стороны, как деклассированных элементов, так и неустойчивых элементов из среды трудящихся.
Базируясь на этом положении, законодатель закрепил следующие цели исправительно-трудовой политики:
а) создание для осужденных таких условий, которые бы препятствовали им совершать действия, наносящие ущерб социалистическому строительству;
б) перевоспитание и приспособление осужденных к условиям трудового общежития на принципах общеполезности их труда, организации его на началах перехода от принудительного к добровольному на основе социалистического соревнования и ударничества.
Одним из главных инструментов реализации указанных целей Кодекс назвал места лишения свободы, которые предназначались для содержания следующих категорий граждан: находящихся под следствием и судом по постановлению уполномоченных на то органов; осужденных на срок не свыше трех лет; осужденных на сроки свыше трех лет, если в приговоре суда содержится специальное указание об отбывании ими наказания в местах лишения свободы, подведомственных Народному Комиссариату Юстиции.
К местам лишения свободы были отнесены: изоляторы для подследственных; пересыльные пункты; исправительно-трудовые колонии (фабрично-заводские, сельскохозяйственные, массовых работ и штрафные); учреждения для применения к осужденным к лишению свободы мер медицинского характера (институты психиатрической экспертизы, колонии для туберкулезных и других больных); учреждения для несовершеннолетних, лишенных свободы (школы ФЗУ индустриального и сельскохозяйственного типа).
НТК РСФСР 1933 года ввел ряд новелл, реализация которых создавала определенные перспективы для совершенствования исправительно-трудовой практики. Это, в частности, касалось возможности содержания лиц, находящихся подследствием или судом, как в изоляторах для подследственных, так и в отделениях при других местах заключения. Последнее исключало общение с широким кругом преступного элемента, его влияние на формирование отрицательных взглядов, привычек преступного поведения и, что особенно важно, давала возможность администрации изучать преступника на ранней стадии его общения с правоохранительными органами.
Важным фактором, обеспечивающим сохранения внеколонийских связей, явилось закрепление Кодексом права лишенных свободы на регулярные свидания, сроки предоставления которых регулировались в зависимости от вида места лишения свободы.
В части содержания осужденных, организации и оплаты их труда Кодекс обозначал совершенно новый подход, отличный от ранее действующих в этой сфере нормативных актов. Общее содержание, политико-воспитательное, медико-санитарное и другие виды обслуживания предоставлялись осужденным безвозмездно. Заработная плата им выплачивалась в полном объеме, при этом в их распоряжении оставалось 76% заработка, остальная часть выдавалась при освобождении. Осужденные из среды трудящихся с учетом их трудовых навыков и профессиональных знаний могли использоваться на работах административно-хозяйственного, счетно-канцелярского, политико-воспитательного и технического характера, выполняемых низшим и средним персоналом мест лишения свободы.
Следует отметить, что ИТК РСФСР 1933 года нес в своем содержании определенное отступление от наиболее суровых репрессивных мер. Поводом для такого отступления была подписанная 8 мая 1933 года Секретарем ЦК ВКП(б) Сталиным и Председателем Совета Народных Комиссаров Молотовым "Инструкция всем партийно-советским работникам и всем органам ОПТУ, суда и прокуратуры". "ЦК и СНК, - говорилось в Инструкции, - считают, что в результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников, и часть колхозников".8
Этот документ является попыткой И.В. Сталина и его окружения остановить тотальный террор, придать вид законности осуществляемой политики в сфере правоохранительной деятельности.
Вместе с тем, эта "передышка" носила кратковременный характер. С образованием в соответствии с Постановлением ЦИК от 10 июля 1934 года10 общесоюзного НКВД и передачей в его ведение исправительно-трудовых учреждений, находившихся в ведении комиссариатов юстиции союзных республик.11 Исправительно-трудовой Кодекс РСФСР 1933 года фактически утратил свое назначение и силу.
Согласно постановлению ЦИК и СНК от 27 октября 1934 года "О передаче исправительно-трудовых учреждений Народных юстиции союзных республик в ведение Народного Комиссариата внутренних дел Союза ССР" для руководства принимаемыми от народных Комиссариатов юстиции исправительно-трудовыми учреждениями в составе Главного управления исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения НКВД СССР был образован Отдел мест заключения.
Таким образом, в ГУЛАГе сконцентрировалось управление всей пенитенциарной системой, что позволяло ему активно влиять на определение содержания исправительно-трудовой политики.
Однако следует заметить, что деятельность ГУЛАГа главным образом была сосредоточена на руководстве исправительно-трудовыми лагерями, в основном на территории РСФСР. В других союзных республиках функционировали общие места заключения, деятельность которых регламентировалась соответствующими законодательными актами союзных республик. Поэтому есть основание утверждать о сохранении двух основных систем исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы: исправительно-трудовых лагерей и общих мест заключения.
Деятельность ГУЛАГа нельзя оценить однозначно: только с позитивной позиции или же, как это сегодня делается, исключительно с негативной стороны. Поэтому вряд ли обоснованно утверждение С.И. Кузьмина, что новая система организации принудительного труда в условиях исправительно-трудовых лагерей создавала объективные предпосылки для большей педагогизации воспитательного процесса. По его мнению, "система исправительно-трудовых колоний и ИТЛ являлась крупным шагом вперед на пути выполнения программной установки ВКП(б) о замене тюрем воспитательными учреждениями".12
С Кузьминым С.И. можно согласиться лишь в части прогрессивности идеи, но ни в коей мере с практикой ее реализации. Ибо в основе деятельности лагерей в качестве главного выступал фактор экономический - получить как можно большую отдачу от использования труда заключенных с минимальными материальными затратами на их содержание. Следует иметь в виду, что для создания новых мест лишения свободы большую роль играет не только материальный фактор, но не менее важен и фактор времени. Именно его и не хватало для формирования лагерей в различных регионах страны, потому что реализация нового курса карательной политики вызвала большой приток заключенных в места лишения свободы. Задача состояла в том, чтобы создать сколько-нибудь сносные условия для их проживания, не говоря уже об организации планомерной воспитательной работы с заключенными.
В этих условиях крайне сложно давать однозначную объективную оценку служебно-оперативной деятельности работников мест лишения. Установившаяся в тридцатых годах практика скоротечных процессов по уголовным делам, вынесения неправосудных приговоров ставила работников мест лишения свободы в весьма сложное положение. Необходимость исполнения приговоров, в обоснованности которых имелись серьезные сомнения, превращало их в слепых исполнителей репрессивной машины. В то же время, явное беззаконие в определении вины и меры наказания заключенным являлось основанием для произвола со стороны работников органов, исполняющих наказание. Поэтому мы полагаем ошибочным утверждение С.И. Кузьмина в том, что исправительно-трудовая политика 30-40-х годов не содержала установок на притеснение, произвол по отношению к заключенным.13 Признавая диалектическую связь и взаимозависимость уголовной и исправительно-трудовой политики, мы должны рассматривать их реализацию как единство целостной карательной политики государства, ибо утверждающиеся принципы в уголовной политике неизбежностью находят отражение в исправительно-трудовой политике.
Степень беззакония в сфере воздействия на личность можно лишь определить из анализа содержания функций репрессивного аппарата и их реализации в практической деятельности. Следует подчеркнуть, что поступлению заключенных в места лишения свободы предшествовал следственных "конвейер"14, который в большинстве своем ломал людей физически и нравственно и уже одним этим предопределял характер и содержание дальнейшего отбывания наказания.
В этой связи необходимо рассмотреть понятие "уголовный преступник", ибо в литературе, в том числе и специальной, "уголовник" противопоставляется заключенному, осужденному по политическим мотивам. Причем в отношении последнего "уголовник" выступает как носитель злого начала. На наш взгляд, вести разговор о противостоянии всей массы "уголовников" осужденным по политическим мотивам нет оснований. По смыслу закона "уголовник" - это лицо, совершившее деяния, наказание, за которое предусмотрено уголовным законом. Следовательно, вся основная масса заключенных охватывается этим понятием, несмотря на ее неоднородность. Неоднородность эта проявляется в характеристике состава преступлений, профессионализма преступников, уровне их социально-нравственной деградации и криминальной зараженности, классовой и социальной принадлежности, рецидива и т.д. Однако эта среда выделяет лидеров, группы преступников, придерживающихся и утверждающих особый уклад жизни, в основе которого преобладает насилие и произвол. Именно, в лице этих представителей уголовного мира встречают осужденные по политическим мотивам ту реальную силу, которая подавляет и преследует их по "идейным" соображениям.
Следует иметь ввиду, что объем прав заключенных, установленный законом для различных их категорий, в том числе и "уголовников", в значительной мере ограничивался ведомственными нормативными актами. В этом одна из наиболее существенных особенностей деятельности исправительно-трудовых лагерей и колоний, когда принцип ведомственной целесообразности ставился выше принципа верховенства закона. Причем разработка нормативных документов, регулирующих порядок и условия отбывания наказания, характер отношений в местах лишения свободы, осуществлялась не только на уровне центрального ведомственного органа, но и на уровне подчиненных ему управленческих структур.
Об этом свидетельствует практика управлений ИГЛ. В качестве примера можно сослаться на содержание деятельности управления Дмитриевского ИТЛ ОПТУ-НКВД, которая выражалась не только в самодеятельности правотворчества, но нередко значительно превышала пределы прав, установленных Положением об исправительно-трудовых лагерях.
Так приказом по управлению Дмитлага ОПТУ от 20 мая 1933 года за № 133 в системе лагерных подразделений управления было создано новое, не предусмотренное законом, подразделение - отдельный лагпункт усиленного режима для содержания отрицательного и разложившегося элемента из числа заключенных. Порядок направления и содержания заключенных в этом штрафном лагерном пункте были определены в "Положении об отдельном лагпункте усиленного режима Дмитлага ОПТУ", утвержденном приказом по управлению Дмитлага. Согласно Положению, в штрафной лагпункт подлежали водворению "заключенные, проявившие себя в лагере как злостные отказчики от работ, беглецы, склонные к побегам, пьяницы, воры, картежники и все, кто своим поведением в лагере нарушает установленный в нем режим, разлагает дисциплину и терроризирует лагерное население". Состав нарушителей, как видно из перечня, довольно широк и неопределенен, что давало администрации неограниченные возможности для использования в своей практике дополнительные ограничения прав заключенных путем направления их в штрафной лагпункт.
Указанный приказ к установленным "Положением об исправительно-трудовых лагерях" трем видам режима: первоначальному, облегченному и льготному (ст. 16) вводит дополнительный четвертый - усиленный.
Такое положение в области определения содержания условий и порядка отбывания наказания в местах заключения стало возможным, по нашему мнению, лишь в условиях отсутствия единого понятия и реализации исправительно-трудовой политики. Наличие двух основных нормативных актов, регламентирующих порядок исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, - Исправительно-трудового кодекса РСФСР 1933 года и Положения об исправительно-трудовых лагерях ОПТУ 1930 года, по-разному определяющих объем прав заключенных и условия отбывания ими наказания, безусловно явилось реальной основой для ущемления прав заключенных.
Это можно проследить на примере регламентации порядка и условий предоставления свиданий заключенными с их родственниками. Статья 53 Исправительно-трудового кодекса РСФСР предусматривает право заключенных на свидание и порядок предоставления их в фабрично-заводских, сельскохозяйственных колониях и колониях для массовых работ, в штрафных колониях, в изоляторах для подследственных в пересыльных пунктах. Статья же 33 Положения "Об исправительно-трудовых лагерях ОПТУ" констатирует лишь возможность предоставления свиданий заключенным с родственниками, предоставляя ОПТУ правовое регулирование этой сферы деятельности путем издания специальной инструкции.
Изданный в нарушение Положения, приказ по Дмитлагу ОПТУ от 3 апреля 1933 года № 72 о порядке предоставления свиданий, свидания заключенных с родственниками относил к высшей форме поощрения лагерников за безупречное и примерное поведение, добросовестную и ударную работу.15
Таким образом, свидание как неотъемлемое право заключенного превращается в форму поощрения, целиком и полностью зависящую от решения администрации.
По мере расширения системы лагерей особую остроту приобретали проблемы кадрового обеспечения их деятельности. Реализация репрессивной политики сталинского режима требовала от работников не высокого профессионализма, а безграничной преданности режиму, способности на деле доказать эту преданность.
Функции правового и практического руководства системой подготовки и воспитания сотрудников, отвечающих указанным требованиям, взял на себя Центральный Комитет ВКП (б), который, начиная с 1937 года, стал выступать в качестве главного политико-административного органа этой системы. 26 сентября 1937 года ЦК ВКП(б) принимает специальное постановление, объявленное приказом НКВД СССР № 00690 от 22 октября 1937 года, в котором говорится: "В целях усиления руководства парторганизация лагерей НКВД, управлений строительств и улучшения политической работы среди начальствующего и рядового состава лагерей, военизированной охраны вольнонаемных работников строительства организовать в составе Главного управления лагерей НКВД СССР Политический отдел, возложив на него руководство партийными организациями лагерей НКВД строительства". Типовое положение о Политическом отделе Главного управления НКВД СССР было утверждено Оргбюро ВКП (б) 16 октября 1939 года и объявлено по ведомству внутренних дел приказом НКВД СССР № 0440 от 30 декабря 1939 года.
В середине 60-х годов утверждается такая форма правового регулирования как принятие совместных постановлений ЦК КПСС и Советом Министров СССР. Пример тому, постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 1443-719 от 25 октября 1956 года "О мерах по улучшению работы Министерства внутренних дел СССР". Следует подчеркнуть, что именно это постановление положило начало серьезной перестройке деятельности системы исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, во исполнение, которого разработано Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах МВД СССР, утвержденное приказом МВД СССР № 990 1968 года.
Как показывает практика, этот период стал этапом критической переоценки организационных структур исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, содержания их работы, подготовки и частичной реализации реформы уголовно-карательной системы. Правовой основой реформы стали Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, утвержденные на второй сессии Верховного Совета СССР пятого созыва 26 декабря 1968 года.1" Основы установили виды мест лишения свободы: исправительно-трудовые колонии и тюрьмы; для содержания несовершеннолетних - трудовые колонии для несовершеннолетних, Исправительно-трудовой лагерь как вид исполнения уголовного наказания, связанного с лишением свободы упразднялся. Таким образом, были созданы определенные правовые предпосылки к дальнейшему реформированию системы мест лишения свободы.
|
|
|
