глава VI. Фукидид как политический мыслитель

1. Об ƒstor…h как термине, означавшем первичную натурфилософию, см. с. ъъ. Еще Аристотель озаглавил свою зоологию Perˆ t¦ zùa ƒstor…a; мы ошибочно перевели это заглавие как «историю животных», historia animalium. Подобным образом Теофраст назвал свой труд по ботанике ƒstor…a растений. В этом отношении они следовали древней ионийской традиции.

2. См. F. Jacoby, Hekataios, в Pauly-Wissowa, Realenzyklopädie. См. также F. Jacoby, Griechische Geschichtsschreibung в Die Antike, II, 1926, 1 слл.

3. Ф. Якоби хотел отдать Гекатею почетный титул «отца истории», обычно преберегаемый для Геродота. Можно привести доводы в пользу такой переоценки, в той мере насколько можно рассматривать научный и рациональный подход к событиям человеческой жизни как сущность истории. Но религиозный и драматический ее элемент появился только с Геродотом и с той концепцией истории, которая была им создана. С этой точки зрения он на самом деле заслуживает свое традиционное прозвание.

4. Даже понятия, которыми пользуется Геродот во вступлении к своему труду, напоминают читателю тон и стиль гомеровской эпопеи: прежде всего, как часто замечали, суть эпического песнопения составляют œrga и klšoj.

5. В первой главе (I, 1, 2) Фукидид сообщает, что греки и варвары — предмет его труда. Это не только подражание Геродоту — с полным основанием заявляющему, что он разрабатывает столь обширную тему, — но и отражение того факта, что война в значительном масштабе вовлекла в себя неэллиский мир. В особенности сильно втягивалась в борьбу на финальном ее этапе персидская держава, как показывает «Греческая история» Ксенофонта. Если Фукидид писал свое вступление не в начале войны, а, как я убежден, в течение ее последнего периода или некоторое время спустя, этот намек на варваров вполне уместен — более уместен, чем если бы на самом деле речь шла лишь о таких странах, как Эпир, Фракия и Македония.

6. В геродотовском видении мира политические элементы все время соотносятся с его теологической концепцией жизни, которая включает в себя всю полноту божественных и человеческих вещей. У Фукидида политический элемент преобладает, а от теологических взглядов Геродота не остается и следа.

7. Другими словами, историческое мышление Геродота и прочих так называемых предшественников Фукидида, не содержало и в зародыше конструктивной политической истории этого последнего.

8. Ср. Konrat Ziegler, Thukydides und die Weltgeschichte, Rektoratsrede, Greifswald, 1928.

9. Среди экскурсов отметим так называемую «археологию» в начале первой книги с ее важными сведениями по ранней греческой истории, а также отступление о легендарном характере местной афинской традиции, относящейся к «тираноубийцам» Гармодию и Аристогитону, VI, 54, 1 слл. Циглер видит в этих экскурсах исток исторических исследований Фукидида, который впоследствии, когда разразилась война, заинтересовался современными событиями. Мне же они представляются скорее приложением к проблемам прошлого личного политического опыта, который историк приобрел в гуще политической жизни.

10. Thuc., I, 2–19.

11. У Фукидида рассказ о минувших веках греческой истории напоминает подход современного историка Древнего Рима, Теодора Моммзена. По поводу Тацита — нашего основного источника для римского императорского периода — Моммзен бегло бросает реплику, что он бесполезен, ибо рассказывает о вещах малозначимых для настоящего историка, совершенно пренебрегая проблемами, «которые действительно важны». Именно таково было чувство Фукидида к поэтической и исторической традиции предшественников.

12. См. I, 2, 2; I, 7, 1; I, 8, 3; I, 9; I, 11, 1 и весь текст так называемой «археологии».

13. I, 9.

14. I, 10, 3–4.

15. Я не согласен с точкой зрения В. Шадевальдта (W. Schadewaldt, Die Geschichtsschreibung des Thukydides, Berlin, 1929), который — вместе с Эд. Шварцем (Ed. Schwartz, Das Geschichtswerk d. Thuk., Bonn, 1919) считает археологию особенно старой и желает сделать из нее вывод о раннем Фукидиде, «ученике софистов». Более подробное обоснование я дам в другом месте. (После выхода первого издания книги F. Bizer исследовал этот вопрос в своей диссертации Untersuchungen zur Archäologie des Thukydides, Tübingen, 1937, и присоединился к моему мнению.) См. также книгу E. Täubler, Die Archäologie des Thukydides, Leipzig, 1927.

16. I, 21, 1; I, 22, 4.

17. Eur. frg. 910 Nauck.

18. «История», которую Еврипид считает высшим блаженством человеческого духа, есть не история Фукидида, а, скорее, история Лукреция, которую потом хвалит Вергилий в знаменитых стихах Georg. II, 490: felix, qui potuit rerum cognoscere causas.

19. См. C. N. Cochrane, Thucydides and the Science of History, Oxford, 1929, где подробно рассматриваются взаимоотношения между методическим подходом Фукидида в его истории, с одной стороны, и современной ему греческой медициной — с другой. Эта связь вполне сопоставима с влиянием, которое медицинские методы оказали на современную философию и воспитательную теорию (Сократ, Платон, Аристотель); см. Paideia III, главу I, о греческой медицине как пайдейе. Это показывает, что медицину могли понимать и использовать в качестве образца очень разными способами.

20. I, 22, 4. Это знаменитая глава первой книги Фукидида, где он рассуждает об историческом методе.

21. Это мнение было высказано в самом начале работы в обсуждении примененного автором метода и результатов, которых он предполагает таким образом добиться, I, 22, 4. События, развернувшиеся в настоящей войне, осуществятся вновь тем же или сходным образом в будущем по причине неизменности человеческой природы. Идею, что природа человека остается все время одной и той же, несмотря на все исторические изменения, Фукидид снова высказывает в классическом экскурсе о природе политических кризисов, III, 82, 2; на ней основывается реалистическая концепция историка о полезности исторических знаний. По той же причине он дает знаменитое описание чумы, II, 48, 3 слл.; он предвидит новое появление эпидемии, а знание ее природы, — в этом он видит цель своего труда, — позволит людям в будущем распознать ее симптомы. Кажется, это выходит за рамки того, что мы считаем политической задачей историка. Но такое описание, как и весь его анализ политических феноменов, вытекает из его общей концепции о роли научного разума и его связи с природой человека — и физической, и психической. Суть этой свойственной Фукидиду идеи о неизменности человеческой природы во всей очевидности предстает в некоторых других отрывках его труда, например, I, 76, 2–3; IV, 61, 5; V, 105, 2. Историк утверждает, что, в соответствии с природой человека, сильное всегда стремится господствовать над слабым. Стало быть, по его мнению, человеческая природа в значительной степени характеризуется постоянным преобладанием страстей вообще и воли к власти в частности над разумом. Эта аксиома фукидидовской исторической мысли сочетается с современными софистическими идеями и откровенно воспринимается как истинная всеми ведущими войну нациями и политическими партиями, как они представлены в его труде. Именно чтобы опровергнуть эту мысль, Платон критиковал моральные основы того, что всегда — как и сейчас — понималось под политикой. См. Paideia II, 145, 154 слл. и passim.

22. Hes., Opera, 218.

23. Этот подход Фукидида может рассматриваться как «классический», если сравнить его с преобладающим интересом современной истории к индивидуальному характеру эпох, положений, личностей и идей. Такое обращение с историей, выделяющее в первую очередь индивидуальное, — следствие романтического духа конца XVIII и начала XIX века. См. Friedrich Meinecke, Die Entstehung des Historismus, 2 Bde, München, Berlin, 1936.

24. См. стр. ъъ.

25. Thuc. I, 138, 3.

26. См. с. ъъ с прим. 15.

27. Похожие идеи высказывали в своих исторических трудах Геродот и Ксенофонт.

28. Bacon, Novum Organum, I, 3 (Fowler, Oxford, ²1889).

29. Thuc. I, 22, 1. Об интерпретации Фукидидовой программы см. A. Grosskinsky, Das Programm des Thukydides (Neue Forschungen, Abt. Klass. Phil., Berlin, 1936), и диссертацию моего ученика: H. Patzer, Das Problem der Geschichtsschreibung des Thukydides und die thukydideische Frage (ibid., 1937).

30. См. A. Deffner, Die Rede bei Herodot und ihre Weiterbildung bei Thukydides, München, диссертация, 1933.

31. Стиль речей, как я его охарактеризовал, по крайней мере до определенной степени соответствует у Фукидида языку политической риторики его времени; именно этот тезис доказал John Finley в одной из глав своей книги, Thucydides, Cambridge, Mass. 1942, p. 250 слл. См. The Origins of Thucydides Style того же автора в Harvard Studies in Classical Philology, 50, 1939, p. 35 слл., и Euripides and Thucydides, ibid., 49, 1938, 23 слл.

32. Thuc. I, 23, 6.

33. Медицинские корни понятия prÒfasij признаны и кратко сформулированы некоторыми из давних критиков — Эдуардом Шварцем (см. прим. 15) и другими. Они стали предметом углубленного исследования в книге C. N. Cochrane, приведенной в прим. 19.

34. I, 89–118.

35. I, 97, 2. Более раннее исследование этого периода, на которое Фукидид открыто ссылается, — 'Attik¾ xuggraf» Гелланика. Фукидид считает его недостаточным и хронологически неточным.

36. I, 93, 5. Эта фраза о величине афинских Длинных стен вокруг Пирея — величине, которую можно было еще видеть даже после систематического разрушения врагами афинских оборонительных сооружений, — не кажется позднейшей вставкой, которую можно легко удалить из синтаксического контекста. Вероятно, что весь экскурс о пятидесятилетии был написан после войны (см. прим. 41).

37. Очевидно, что произведение изначально было задумано как собрание фактов (xuggraf») и что затем Фукидид сохранил самое это слово (I, 1, 1); он пользуется тем же самым термином, чтобы обозначить тип повествования, которое Гелланик написал об афинской довоенной истории (I, 97, 2). Но со временем эти «анналы» пропитались политическими размышлениями Фукидида, что придает законченной части его истории, как она дошла до нас, ее истинную оригинальность. Это законченное произведение — более не xuggraf».

38. I, 66–88.

39. I, 88.

40. I, 68–71.

41. Безусловно, здесь я не могу показать это детально (см. прим. 42); но если можно здесь рассматривать как установленный факт (и в ином случае я надеюсь представить свои доказательства) и если равным образом ясно, что речь Перикла в честь павших воинов была написана историком лишь после трагического исхода борьбы, редакция речи коринфян должна также восходить к этому времени. Эта дата, на мой взгляд, подходит еще и трем остальным речам, произнесенным по этому поводу в Спарте, прежде всего выступлению афинского посла (I, 73–78). Ранее (прим. 36) мы указали, что весь экскурс о пятидесятилетии также, как представляется, был составлен после окончания военных действий. Все это подтверждает тезис, согласно которому вся часть I книги, посвященная «истинной причине» (¢lhqest£th prÒfasij) войны — часть, идущая непосредственно после описания дипломатических столкновений (a„t…ai, ср. I, 66, 1) и содержащая суждение о событиях, вынесенное с более глубокой и общей точки зрения, — была добавлена только тогда, когда Фукидид придавал своему труду окончательный вид, то есть в последний момент.

42. Ср. Plat., Menex. 235 D. Полагали, что с риторической точки зрения гораздо более затруднительно восхвалять свой город перед лицом врагов, вместо того чтобы сделать это перед собранием сограждан. Это объясняется тем, что Фукидид, как представляется, видел свою задачу в двойной точке зрения, выраженной через элогий Афин как внутри города, в речи Перикла в честь павших воинов, так и за рубежом, устами коринфян перед лицом спартанцев и их союзников. Эти речи — лишь разные формы одного и того же замысла, и идея сочетать их хорошо иллюстрирует объективность Фукидида. Без речи коринфян речь Перикла была бы похожа на панегирический эйдос Исократа, целиком и полностью субъективный.

43. Thuc., I, 73–78.

44. См. экскурс о пятидесятилетии, I, 89–118. Ср. с. ъъ и сл.

45. На сей предмет он мог только повторить тезис, принятый его предшественником Геродотом. Но, со всей очевидностью, это и был тезис афинской политики как таковой, позволявший полису оправдывать непрерывную экспансию и наращивание мощи в течение пятидесяти лет после окончания персидских войн.

46. Thuc., I, 75, 3; I, 76, 2. Эти три мотива напоминаются читателю дважды.

47. См. слова ™x aÙtoà d toà œrgou kathnagk£sqhmen, I, 75, 3. Ср. также I, 76, 1, где сознательно повторяется слово «вынуждены». Если спартанцы взяли на себя роль, которую Афинам вверили их союзники во время персидских войн, они были «вынуждены» укреплять и расширять свою гегемонию, точно так же, как то делали афиняне. Эта концепция политической необходимости, или «вынужденности», в том виде, как она вводится здесь, потом связывается с концепцией человеческой природы, I, 76, 2–3.

48. I, 77, 6.

49. II, 8, 4–5. Фукидид, хотя он и афинянин, не скрывает, что симпатия большинства греков была на стороне спартанцев и что Афины в основном ненавидели как империалистическую державу. Искренне признавая этот факт, историк не чувствует ни малейшей личной злобы. В его глазах любой империалистической державе предстоит столкнуться с такой же настроенностью, и это не могло бы совратить Афины с их пути.

50. Ср. I, 77, 6. Как мне представляется, слова «если вы нас сокрушите и будете властвовать, заняв наше место, вы тотчас же утратите симпатии, которыми пользуетесь лишь в силу страха перед нами» напоминают о том, что действительно произошло по окончании войны. Ссылкой на Павсания и его роль после персидских войн здесь четко обозначается параллель с тиранической силовой политикой Лисандра после Пелопоннесской войны. Таким образом видно, что речь афинского посла (I, 73–78) могла быть написана одновременно с речью коринфян (I, 68–71); см. прим. 41 и 42.

51. См. Paideia III, 171–172, и прим. 71.

52. См. прим. 47.

53. См. I, 23, 6, где эта политическая необходимость, простая арифметика силовой политики, рассматривается как настоящая причина (¢lhqest£th prÒfasij) войны.

54. V, 25, 3. Ср. также I, 118, 2: здесь Фукидид подтверждает, что спартанцы никогда не выказывали желания вступать в войну, пока события не сделали бы ее неизбежной. Но хотя вначале они могли полагать, что необходимости вступать в игру нет, вскоре они поняли фатальную необходимость (прим. 53).

55. См. A. W. Gomme, Essays in Greek History and Literature, Oxford, 1937, где исследуются речи в произведении Фукидида.

56. II, 60–64.

57. III, 82–84.

58. То, почему Фукидид разрабатывает лучше, чем другие, определенные аспекты своей общей картины войны, стало предметом критического исследования для Дионисия Галикарнасского в его работе «О Фукидиде» (как писателе), 10 слл.; см. прежде всего 15, p. 347, 15 слл. (Usener-Radermacher).

59. I, 77, 1.

60. III, 82–84.

61. V, 84–116.

62. См. Isocr., Paneg., 100; 110; Panath., 63; 89.

63. См. Thuc., II, 8, 4 о симпатиях Греции во время войны. Ср. с. ъъ.

64. Именно на этой необходимости Фукидид не устает настаивать во всем своем произведении. Ср. прим. 53 и 54.

65. V, 89.

66. V, 90.

67. V, 97.

68. V, 105.

69. Ср. с. ъъ слл.

70. См. Paideia II, главу о платоновском «Горгии».

71. I, 36, 2.

72. IV, 59; VI, 76.

73. VI, 18, 3.

74. I, 75, 3 и 76, 2.

75. I, 70.

76. См. заметки Фукидида об общественном положении Алкивиада и его поведении в быту, VI, 15. Ср. рассуждение о его качествах руководителя, VIII, 86, 4–5 — самый важный и подробный портрет Алкивиада, созданный историком.

77. Ср. мнение Фукидида о проектах сицилийской экспедиции и о роковых последствиях ее провала для исхода войны, II, 65, 11–12.

78. Фукидид не слишком настаивает (сравнительно с подлинной трагедией в классическом греческом смысле слова) на моральных проблемах и на ате, заключенной в рискованном предприятии — нападении на Сиракузы, несмотря даже на тот факт, что историк, в совершенстве владеющий ремеслом ритора, не может, описывая катастрофу, отказать себе в использовании тех средств, которые античная теория называла ™ktragJde‹n (ср., например, VIII, 1). Не следует забывать, что Фукидид открыто отрицает то, чего можно было бы ожидать в настоящей трагедии, т. е. существование gnèmhj ¡m£rthma в исходном проекте сицилийской экспедиции (II, 65, 11). По его мнению, этот провал был результатом единственно того обстоятельства, что непредусмотрительный народ выказал свою неспособность выбрать средства, необходимые для ожидаемого результата. Разумеется, в более широком смысле строго прагматическое фукидидовское описание масштабов военного предприятия афинян и недостаточной их политической компетентности производят на читателя такое же впечатление, как и настоящая трагедия, даже в отсутствие эсхиловского религиозного этоса; но можно задаться вопросом — а не выходит ли такой эффект за рамки задачи, поставленной перед собой писателем?

79. II, 65, 9.

80. По Фукидиду сицилийская катастрофа была результатом специфических трудностей, которые влечет за собой управление крупным демократическим государством. См. прим. 78. Он полагал, что поражение вызвано не порочным командованием, а отказом следовать за настоящим вождем.

81. II, 65, 13.

82. II, 65.

83. II, 65, 7.

84. VI, 12–13. Ср. VI, 17, 1.

85. VIII, 86, 5. Умение katasce‹n Ôclon — часть древнего солоновского идеала лидера. Ср. Sol. frg. 24, 22 и 25, 6. См. прим. 86.

86. II, 65, 8. В этом портрете Перикла как лидера встречается тот же оборот, который Фукидида использует для характеристики Алкивиада как прирожденного руководителя: kate‹ce tÕ plÁqoj. Ср. прим. 85.

87. II, 65, 9.

88. II, 65, 11.

89. II, 65, 12.

90. II, 65, 13.

91. II, 65, 6. Ср. 65, 12.

92. II, 65, 7.

93. I, 144, 1.

94. I, 140–144.

95. II, 60–64.

96. II, 35–46.

97. Я надеюсь доказать это в более детальном исследовании об идее смешанной конституции и ее истории в античном мире.

98. II, 65, 9.

99. II, 37, 1.

100. Режим Перикла и афинскую демократию, когда она находилась под его управлением, Фукидид определяет как ØpÕ toà prètou ¢ndrÕj arc», II, 65, 6. В «Менексене» Платона Аспазия, жена Перикла, в своем литературном салоне произносит образцовую надгробную речь, явно имеющую цель ответить на знаменитую речь Перикла в честь павших воинов в истории Фукидида. В своей речи Аспазия (238 C) квалифицирует политический режим Афин при Перикле как аристократический и пытается показать, что он является и всегда являлся «правлением лучших в согласии с народом» (met' eÙdox…aj pl»qouj ¢ristokrat…a). См., однако, прим. 102.

101. III, 37.

102. Для читателя-неспециалиста следует, может быть, напомнить, что афинская демократия представляла собой «народовластие» в буквальном смысле слова. Речь шла не просто о «представительной власти», как в современных демократиях, где роль народа сводится к тому, чтобы избрать своих представителей в законодательное собрание. Тогда же скорее весь народ представлял собой законодательное собрание, точно так же как и судебную власть. Это было возможно только в античном городе-государстве. По сравнению с античностью современные демократии прошли важный этап, отменив рабство. Тем не менее они являются демократиями лишь косвенно, поскольку народ осуществляет свою судебную и законодательную власть лишь посредством избранных представителей.

103. II, 40, 2.

104. Если я прав, утверждая, что концепция Фукидида об оригинальном характере афинского политического режима (II, 37, 1) основывается на идее смешанной конституции (см. с. ъъ), тот же самый принцип «синтетической структуры» образует фундамент не только культурной, но и политической жизни Афин эпохи Перикла. По поводу последнего принципа в афинской культуре см. знаменитые слова Перикла (II, 40, 1) filokaloàmen met' eÙtele…aj kaˆ filosofoàmen ¥neu malak…aj, где совершенно уравновешены противоположные идеи. То, что сходный баланс противоположностей Фукидид находит более всего желательным для политической жизни, вытекает из VIII, 97, 2: этот важнейший отрывок его произведения не привлек к себе должного внимания комментаторов, впрочем, как и вся VIII книга его труда.

105. II, 41, 1.

Песни Илиады (большие буквы) и Одиссеи (ма­лень­кие):

A a	I	I i	IX	R r	XVII
B b	II	K k	X	S s	XVIII
G g	III	L l	XI	T t	XIX
D d	IV	M m	XII	U u	XX
E e	V	N n	XIII	F f	XXI
Z z	VI	X x	XIV	C c	XXII
H h	VII	O o	XV	Y y	XXIII
Q q	VIII	P p	XVI	W w	XXIV

 

 

[*] Когда ссылки даются на иные тома английского издания (Paideia II, III), специально это не оговаривается.

[†] Carm. I, 3, 9–10: у того грудь была защищена деревом и тройным слоем меди, <кто вверил хрупкий плот свирепому морю>…

[‡] Arist., Eth. Eud., 1214^a 6. Самое сладостное — получить то, к чему стремишься.

[§] История мотива (нем.).

[**] Последовательность изучаемых предметов (лат.).

[††] Cic. Resp. I, 30, 16–20; в переводе процитированные Йегером слова выделены курсивом: «Я также много слушал его <Элия Секста>, и он с удовольствием говорил, что Зет Пакувия был слишком враждебен образованности; больше радости ему доставлял Неоптолем Энния, который утверждает, что он „хочет философствовать, но лишь немного; ведь целиком это не угодно“». Пер. М. Л. Гаспарова: «Я философ, но невольный и без удовольствия».

⇐ Предыдущая3456789101112

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: