Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 10 глава
— Вот видите! Я могу вам пригодиться. — Изабель рассмеялась. — Только для этого, дорогой, мне придется несколько изменить свои установки. — Мне тоже. Изабель, перестав смеяться, пристально посмотрела на Блэкторна: — Чувствуете вы себя здесь достаточно уверенно. Вы что, действительно участвуете в «представлениях»? — Вас интересует, не прихожу ли я сюда в свободное от работы время? Изабель утвердительно кивнула. — Никогда. — Блэкторн криво усмехнулся, глядя вслед привлекательной темноволосой женщине, грациозно опускавшейся на колени перед своим «повелителем». «Картина, достойная кисти художника», — подумал Роб. Незнакомка в темно-красном корсете, наручниках и ошейнике выглядела в высшей степени привлекательно. Длинные стройные ноги в черных чулках, пристегнутых к корсету кружевными подтяжками, приковывали взгляд. «Повелитель», ласкавший руками ее грудь, был высок, хорошо сложен, с приятной внешностью и, возможно, несколькими годами моложе своей «рабыни». Такого вот паренька запросто можно встретить, к примеру, где-нибудь на Уолл-стрит. — Положа руку на сердце, в таких местечках есть своя прелесть, — признался Блэкторн. — Если хотите, я могла бы представить вас присутствующим. — Благодарю, но мне не так часто приходится бывать в обществе. — Из-за смерти Джесси? Вы все еще носите траур по ней? Роб кивнул. Порой ему казалось, что траур по Джесси он будет носить вечно. — А вы с Джесси когда-нибудь занимались подобными вещами? «Простушка Изабель, — подумал Блэкторн. — Всегда говорит то, что ей приходит в голову. Ну ладно, пора с этим кончать». — Послушайте, я пришел сюда не для того, чтобы говорить о себе. У меня есть несколько вопросов к вам. Может, выйдем на несколько минут?
— С какой стати? — Мы можем поговорить сейчас, когда вы отдыхаете, или завтра, в вашем офисе, когда вам, вероятно, будет не до разговоров. Выбирайте. — Как вы справедливо заметили, я пришла сюда отдохнуть, и мне абсолютно не хочется забивать себе голову неприятными мыслями. «Шато» — мое убежище. Я прячусь здесь от реального мира. Если вы хотите поговорить, давайте поговорим. Только быстро, ладно? Блэкторн кивнул на Чарли, наблюдавшего за ними. — Он весь позеленел от того, что его тут застукали. Можете успокоить своего приятеля: его эротические наклонности меня не интересуют. Я занимаюсь преступниками, а не эротоманами. — Насчет Чарли не беспокойтесь. Я с ним разберусь. — Откуда такая уверенность? — Он любит меня. Я советовала Чарли не заходить слишком далеко в своих чувствах, но, похоже, слишком поздно: Чарли одержимый. Хорошего «раба» найти довольно трудно. Особенно среди мужчин. В реальной жизни вы, мужики, как правило, любите командовать. — А Рина знала о вашем увлечении Эротическим театром? — Я бы не удивилась, — спокойно сказала Изабель. — Рина знала о многом. Она, между прочим, собирала подробные досье почти на всех своих знакомых. — Изабель усмехнулась. — Рина считала, что мало знать самого человека, надо знать и круг его знакомств. «По-настоящему знать», — говорила она, подчеркивая слово «по-настоящему». На этой идее строилась ее философия личной власти. Знать себя и знать тех, кто рядом с тобой. «Вот так новость», — подумал Блэкторн. — Вы говорите, Рина вела досье? — стараясь скрыть свое удивление, спросил он. — Нельзя ли поконкретнее? — Все доверялись Рине. Она знала много чужих секретов. Рина заявляла, что помогает людям, подставляя им свое сочувствующее ухо, но я всегда думала, что здесь было нечто большее. Вероятно, она получала удовольствие, узнавая самые сокровенные тайны человеческой души, и, полагаю, не стеснялась использовать их. В случае необходимости, разумеется.
«Шантаж, иными словами, — размышлял Блэкторн. — Мотив для убийства? «Возможно, кто-то захочет заставить меня замолчать», — сказала она, нанимая нас на работу... Получается, что Рина действительно знала «слишком много о слишком многих», как она говорила». — Если вы хотите понять Рину, — продолжала Изабель, — вы должны понять ее глубокий интерес к власти. Она называла это властью над собой, как будто тут было что-то новое и оригинальное. На самом же деле обычное властолюбие. Дисциплина. Контроль. Этими понятиями Рина пользовалась и выступая перед очарованной ею публикой, и в других, более сложных, более запутанных ситуациях. В представлении многих Рина была само сочувствие, альтруизм, любовь, но все это — дерьмо. Ей по крайней мере хватило честности назвать свою компанию «Горизонты власти». Властвовать, властвовать и еще раз властвовать — вот ее цель. — И вы говорили с Риной на эту тему? — Очень часто. Я была откровенна с ней, а она со мной. «Горизонты власти» изменили ее жизнь: из покорной жены отца она превратилась во властительницу собственной судьбы. — Но не абсолютную, — напомнил Блэкторн. — В конце концов кто-то другой назначил день ее смерти. — Да, и Рина страшно на это разозлилась бы. — Изабель скроила кислую мину. — Так у вас с Риной были хорошие отношения? — после некоторой паузы спросил Блэкторн. Изабель подбоченилась и с вызовом вскинула голову: — Ну наконец-то! Вы думаете, что это я наняла убийцу? — А такое возможно? — Готова присягнуть, что нет. Но я знаю, и вы, и полиция продолжаете меня подозревать, забывая о том, что смерть Рины ничего мне не принесла. — Тем не менее ее смерть была вам выгодна. И свидетельство тому — ваша уверенность, что «Горизонты власти» перейдут к вам. Существование Эйприл Хэррингтон оказалось для вас неприятным сюрпризом. — Да, следуя вашей логике, я должна бы убить и ее. Разговор прервал подошедший к Изабель Чарли. Взяв ее за руку, он кивнул Блэкторну: — В том зале начинаются торги «рабами». Изабель вновь очаровательно улыбнулась Блэкторну: — Апофеоз вечера! Нам не хотелось бы этого пропустить.
— Ну что ж, не буду мешать, — сказал Блэкторн. — Благодарю за предоставленную информацию. — Всегда к вашим услугам. — Голос Изабель был сух. — Кстати, у меня в пятницу вечеринка. День рождения. Собираюсь его отметить весьма экстравагантно. Если хотите — приходите. Можете привести с собой подружку. Но даже если придете один, то там будет несколько одиноких особ. Может, вам повезет. — Очень соблазнительная перспектива. Блэкторн не пошел смотреть, как торгуют «рабами»: Изабель подкинула ему уйму материала, над которым стоило пораскинуть мозгами. Добравшись до машины, Блэкторн услышал сигнал сотового телефона. — Поздновато звонишь, — сказал он Карле, услышав в трубке ее голос. — Что-нибудь случилось? — Известия от Джонаса. Думаю, ты приторчишь от того, что он выудил из базы конфиденциальных данных об Эйприл Хэррингтон. — Точно приторчу? — Не сомневайся.
Глава 15
Когда Эйприл вошла в Централ-парк, солнце уже садилось. Каждый день, идя на работу и обратно, она заходила сюда. Отчасти затем, чтобы размяться, отчасти, чтобы отдохнуть от городской суеты. Эйприл полюбила Нью-Йорк. Она вообще считала себя завзятой горожанкой. Фаворитами у нее были Вашингтон и Бостон, но Нью-Йорк... Нью-Йорк в ее жизни стал чем-то особенным. Здесь было все — от суматохи и безвкусицы до истинной грациозности и красоты. Эйприл любила жизнерадостность и разнообразие этого огромного города. Она любила уличных торговцев с их лотками, увешанными часами и драгоценностями сомнительного происхождения, сосисочные тележки, небоскребы, сумасшедшее уличное движение, изящную старинную архитектуру, настойчивость и независимость нью-йоркцев. Испокон веков Нью-Йорк считался центром иммиграции, что неудивительно: если вы мечтаете попасть в Америку, вы мечтаете попасть в Нью-Йорк, шумный, суматошный, а временами даже бестолковый Нью-Йорк... «Горизонты власти» располагались в административном здании недалеко от угла Парк-авеню и Шестьдесят третьей улицы, а квартира Эйприл находилась на Шестьдесят второй улице между Бродвеем и Колумбусом. Поэтому обычно, идя с работы, Эйприл проходила один квартал до Пятой авеню и входила в парк недалеко от зоопарка, шла по многочисленным тропинкам до Западного входа в Централ-парк, расположенного всего в двух кварталах от ее дома.
Раньше Эйприл не представляла себе, что Централ-парк такой огромный: три больших квартала в ширину и пять коротких кварталов в длину. Поначалу она чувствовала неуверенность и побаивалась проходить парком одна, но Кейт в пух и прах развеяла ее опасения. — Здесь гораздо безопаснее, чем многие себе представляют. В Централ-парке со мной никогда ничего не случалось. Просто не ходите туда в полночь, и с вами все будет в порядке. И это было правдой. В парке всегда кипела бурная жизнь: любители ходьбы и бегуны, скайбордисты, велосипедисты, роликобежцы, уличные музыканты, актеры-любители жили своей и в то же время общей «парковой» жизнью. Влюбленные парочки, правда, старались держаться от всех подальше, что было весьма проблематично из-за разъезжающих по парку прогулочных экипажей с туристами и полицейских патрульных машин. В эту субботу, однако, в парке наблюдалось некоторое затишье. Эйприл проспала до одиннадцати (такая редкая возможность!) и отправилась в офис уже в полдень. Чтобы вникнуть во все это хозяйство, завещанное ей Риной, требовалось безумно много времени, а стало быть, идея поработать еще и в один из выходных была очень плодотворной. Наслаждаясь непривычной для выходных дней тишиною, Эйприл совсем потеряла чувство времени, так что было уже довольно поздно, когда она направилась в южную часть парка по одной из своих любимых аллей. Небо покрыли облака, и Эйприл не видела, как садится солнце, но начавшие сгущаться сумерки говорили о том, что близится вечер. Пока она добралась до другой стороны парка, небо стало уже совсем черным. Вдалеке послышались раскаты грома — приближающаяся летняя гроза заставила остаться дома большинство, если не всех любителей вечерних пробежек, а посему тропинки, обычно кишмя кишашие бегунами, сейчас были пустынны. Эйприл ускорила шаг. Конечно, все дорожки парка прекрасно освещены, и бояться хулиганов или каких-нибудь подвыпивших искателей приключений смешно, но поторопиться все-таки стоит... Эйприл оглянулась. За ней на расстоянии примерно пятидесяти метров шли три молодых парня в кожаных куртках и штанах, выглядевших в этот теплый вечер несколько нелепо. А вдруг у них под куртками оружие? Парни смеялись, перебрасываясь вполне безобидными шутками, но в голову лезли дурацкие мысли об обитающем в Централ-парке маньяке-убийце по прозвищу Потрошитель. Она уже трижды пожалела, что не взяла такси.
«Ну не глупо ли бояться первого встречного?! Святые небеса, ведь никто лучше меня не знает, как вести себя в экстремальной ситуации на улице», — старалась успокоить себя Эйприл, но это не очень-то помогло: память пережитого давным-давно ужаса не давала ей покоя и по сей день. Она изо всех сил пыталась забыть ту историю, но не могла. Воспоминания преследовали ее, как гончие псы, почуявшие запах крови. Так было все эти долгие годы. Она привыкла. И если бы не смерть Рины, непременно справилась бы со своим страхом. Теперь же Эйприл почти каждую ночь снились кошмары. Кто-то преследует ее. Она знает, что он хочет убить ее, но не знает за что. Она бежит, пытаясь спастись, но он бежит быстрее. Она чувствует его дыхание у себя за спиной, и вот безжалостные руки сжимают ей горло... Прошлой ночью Эйприл проснулась, вся дрожа от страха. Сев, она зажгла свет, обхватила руками колени и до самого утра так и не смогла заставить себя снова лечь в постель и попытаться уснуть. До сих пор никто не спрашивал ее о лете 1969 года. Тогда ей пообещали, что записи будут закрыты для доступа. Видимо, это было правдой. Парни уже почти поравнялись с Эйприл, и она с облегчением вздохнула, когда они, не обращая на нее внимания, прошли мимо. «Глупая трусиха, — мысленно обругала себя Эйприл. — Не можешь даже взять себя в руки!» Она вышла на тот участок парка, где по сторонам аллеи росли толстые вековые деревья. Впереди слева располагался Вульман-Ринг — зона катания на роликовых коньках (хотя Кейт утверждала, что это мини-поле для гольфа и тренировок баскетболистов летом и каток — зимой). Свет там горел ярче, а стало быть, появлялась надежда встретить какого-нибудь заигравшегося поклонника гольфа. Эйприл прибавила шагу, всем своим существом чувствуя, как громко стучат ее каблучки по асфальту. На какое-то мгновение ей показалось, что она вот-вот упадет, или у нее подвернется нога, или еще что-нибудь. Но все обошлось. Эйприл издала уже было вздох облегчения, как вдруг почувствовала на своем плече чью-то руку. Резко обернувшись, она увидела высокого мужчину. Он подошел совсем неслышно. Его лицо, скрытое тенью деревьев, разглядеть было трудно. Да и к чему? К чему вообще разглядывать кого бы то ни было?! «Бежать! — мелькнуло у нее в голове. — Бежать со всех ног...» Эйприл отскочила в сторону и рванула по аллее в сторону катка, огни которого были уже совсем близко. Этот человек ничего не сможет сделать, если рядом будут люди. Не ожидав такого поворота дел, бандит чертыхнулся и бросился вслед за ней. Все точно, как во сне. — Эй! — крикнул незнакомец. — Какого черта, Эйприл, успокойтесь! Он знал ее имя. Так, может, все не так страшно? Рассудок приказывал Эйприл остановиться, оценить ситуацию, но, увы, душа ее, слишком измученная тяжелыми воспоминаниями, заставляла забыть о доводах разума... Незнакомец уже догонял ее. Башмаки его тяжело громыхали по дороге. — Эйприл! — позвал он снова. Голос был знакомым, но Эйприл, охваченная ужасом, уже не владела собой. Она свернула с дорожки и побежала, петляя между деревьями. Земля здесь была мягкая, и бежать стало гораздо труднее. Еще немного и она окончательно выбьется из сил. Ах, зачем только она свернула с дорожки... — Господи! — раздраженно воскликнул мужчина. Он наконец догнал Эйприл и бежал рядом с ней. — Давайте снизим темп. Вас не собираются ни насиловать, ни убивать. — Блэкторн! — простонала Эйприл, узнав его. — Да, к вашим услугам. Сто лет уже никого не грабил. Эйприл резко остановилась, а потом, словно пытаясь спрятаться в тени деревьев, шагнула в сторону. Блэкторн же, пробежав по инерции чуть дальше, обернулся и, тяжело дыша, прохрипел: — Ну вот. Теперь можно и поздороваться. Эйприл схватилась за бок и согнулась пополам, ртом жадно хватая воздух, словно рыба, выброшенная на берег. — Вы в порядке? Эйприл кивнула, все еще задыхаясь от быстрого бега. — Какого лешего вы побежали? — Вы возникли ниоткуда! — воскликнула Эйприл. — Вы меня так напугали! — Вам следовало бы это предвидеть, прогуливаясь по Централ-парку ночью. Какого черта вы здесь шляетесь? — Я иду домой. Я всегда хожу домой этой дорогой. — Эйприл уже пришла в себя; она разогнулась и откинула волосы со лба. — Девять часов вечера. — Блэкторн по-доброму усмехнулся. — Вам не следует забывать, что вы в Нью-Йорке. — Хорошо, а что тогда здесь делаете вы? — Ясное дело — иду за вами. И коль вы столь беспечно относитесь к своей безопасности, выясняется, что не зря. Хотя роль телохранителя уж точно не входила в мои планы. По крайней мере на сегодняшний вечер. Эйприл прислонилась к стволу дуба, пытаясь незаметно поправить выбившуюся из-под юбки блузку. Незаметно, увы, не получалось, но она, смущенная, не оставляла своих попыток. Наблюдая за ее мучениями, Блэкторн снова усмехнулся. «Черт бы его побрал. — Эйприл разозлилась. — Я не позволю издеваться над собой!» — Что вам надо? — сердито спросила она. — Думаю, настало время побеседовать с глазу на глаз. Эйприл оглянулась, словно пытаясь понять, отчего Блэкторн выбрал для подобного разговора именно Централ-парк. — Ну так начинайте. У вас есть пять минут. — Благодарю вас, но думаю, что пяти минут для такого разговора будет явно недостаточно. Давайте найдем какое-нибудь местечко и выпьем по чашечке кофе. Он что, ждет ее предложения приятно провести вечерок? И лучше всего прямо у нее дома? — Извините, но сегодня Централ-парк располагает меня к беседам, как ни одно место в мире. — Ну что ж, как вам будет угодно. — Блэкторн пожал плечами. Эйприл облегченно вздохнула: перспектива остаться один на один с Блэкторном немного ее пугала. Ей постоянно казалось, что, глядя на нее, он думает о чем-то своем, не относящемся к делу. Его взгляд был слишком откровенным, слишком мужским... — Судя по всему, вы находите свою работу интересной. Или меня ввели в заблуждение? — поинтересовался Блэкторн. — Ничуть. Мне нравится моя работа. Она интересна и требует много сил. Больше, чем я ожидала. — Говорят, вы очень хорошо держались первую неделю. Люди приятно удивлены. Эйприл сразу же решила не обращать внимания на заведомые издевки Блэкторна. — Я сама приятно удивлена. — Боюсь, это ненадолго, до первых настоящих проблем. В административной деятельности вам удалось пока преуспеть. Но что будет, когда придет время издавать новые книги, записи, проводить семинары по вдохновлению клиентуры? Вы такая же гуру, какой была ваша мать, Эйприл? Вы можете очиститься и выйти к ним, дабы увеличить число новообращенных и повести толпы страждущих в землю обетованную? — С трудом представляю себя в этой роли, — пожала плечами Эйприл. — Я, честно говоря, тоже. Блэкторн подошел к Эйприл почти вплотную. На нем были черные джинсы и белая футболка. Для мужчины его лет выглядел он неплохо — сорок, от силы сорок два. Эйприл еще раз про себя отметила, что Блэкторн довольно хорош собою. Ей нравилась его спортивная фигура, нравились его голубые-голубые глаза. — Получается замечательная иллюстрация примера, как слепой ведет слепого. — Блэкторн иронично, даже несколько нахально хмыкнул. — Или, вернее сказать, как слепой ведет немого. — В самом деле? — Эйприл слегка смутилась — Блэкторн стоял слишком близко. Она поспешно отступила в сторону. — И в каком же смысле я слепа? — Ну естественно, в переносном. Я говорю о вашей душе. Впрочем, мои предостережения вряд ли вас остановят. К тому же большинство гуру в наше время великие мастера интриг и обмана. Но, судя по всему, вам нетрудно будет перевоплотиться. — О чем, черт возьми, вы говорите? Выкладывайте начистоту, Блэкторн. Для словесных игр сейчас не слишком подходящее время. — Вы ведь прямой человек, не так ли? Мне нравится это качество в женщинах. Эйприл нахмурилась и с вызовом посмотрела на Блэкторна. — Честная, прямая и целеустремленная, — продолжал он. — За исключением случаев, когда приходится лгать. Вы не замечали, что наибольших успехов во вранье достигает тот, кто кажется нам прямым и честным? И неудивительно, ведь никто не ожидает от него лжи. — И в чем же солгала я? — тихо спросила Эйприл. Блэкторн наклонился к ней. — Вы не солгали. Вы просто не рассказали мне, и никому не рассказали, о своем криминальном прошлом. Эйприл вздрогнула, словно ее ударили, и отвела глаза. «Вот этого-то я и боялась», — мелькнуло у нее в голове, но она тут же взяла себя в руки. — У меня нет криминального прошлого, — медленно, чеканя каждое слово, произнесла Эйприл. — Послушайте, Эйприл, — Блэкторн заговорил тихим, доверительным тоном. — Я не блефую, и я не на рыбалке. У меня имеется копия вашего дела. Хотите на него взглянуть? — Да. Блэкторн достал из заднего кармана штанов несколько стандартных листов, сложенных вчетверо. Эйприл, быстро просмотрев их, густо покраснела. — Так что? — Блэкторн выжидательно поднял брови. — Нечего сказать? — Я была подростком. Протоколы обещали закрыть для доступа. — Да, но на дворе девяностые годы. Информационных секретов не существует. Никуда не убежишь, нигде не спрячешься. — Блэкторн взял листы и сунул их обратно в карман. — Вы проходили по подростковой системе в штате Вашингтон, в 1969 году, за убийство без отягчающих обстоятельств. Кажется, вы зарезали какого-то парня. «Рано или поздно это должно было всплыть», — обреченно подумала Эйприл.
Глава 16
— Мне сказали, что, поскольку нет доказательств, я невиновна, мистер Блэкторн. — Да, знаю. Вас отпустили. Вы поэтому и не беспокоились о проверке вашего досье? Вы полагали, что оправданные исчезают так просто, без следов? Словно обессилев, Эйприл опустилась на небольшой холмик, покрытый травой, в нескольких шагах от дуба. Блэкторн последовал ее примеру. — Не будем впадать в шоковое состояние, договорились? Ведь можно было бы предположить, что я весь выложусь, но докопаюсь до вашего дела. Хотя мне и самому не верится, что полиция Анахейма и федералы не сделали этого до меня, в самом начале расследования. Должен признаться, что копать пришлось довольно глубоко. Но мой компьютерщик большой дока в своем деле. — Блэкторн помолчал. — Не хотите рассказать? — А у меня есть выбор? — подняла голову Эйприл. — Нет. Услышав это короткое и четкое «нет», Эйприл вдруг поняла, что ей уже не страшно рассказывать о случившемся много лет назад. Стало легче не надо было больше бояться. Эйприл твердо взглянула в глаза Блэкторна: — Да, я заколола его ножом для разрезания бумаги. Знаете почему? — Кажется, знаю, — медленно произнес Блэкторн. — Нет, не знаете. — Эйприл крепко сцепила руки. — Мой адвокат, очень хороший адвокат, построил свою защиту на том, что этот человек, его звали Мигель, пытался меня изнасиловать. Это была не моя интерпретация — адвоката. Я же говорила о том, что Мигель пытался меня убить. Так я думала тогда, так я думаю и сейчас. — Рассказывайте. Эйприл живо вспомнила комнатушку на чердаке многоэтажного дома с видом на монумент Вашингтону. Она любила сидеть у раскрытого окна, подставляя прохладному утреннему ветерку свои распущенные волосы и представляя себя на самой верхушке монумента, взирающей на всех и вся с высоты птичьего полета. Эйприл не раз бывала на верхней смотровой площадке монумента и потому знала, насколько далеко оттуда виден мир. Тот мир, в котором она может стать кем захочет. В ее мечтах не было ничего невозможного. — В шестнадцать лет я убежала из монашеского пансиона в Коннектикуте, куда меня определила мать. Наша настоятельница была суровой женщиной, считавшей, что Господь послал ее в этот мир с миссией избивать всех своенравных девочек до полусмерти. Я ее ненавидела. Отдавая меня туда, мать обещала, разумеется, вскоре приехать и забрать меня с собой в Париж. Но прошел год, за ним другой, а Рина не приезжала. Думаю, что сошла бы с ума, если бы не книги из нашей школьной библиотеки. Я читала запоем все, что попадалось мне в руки. В библиотеке было множество любовных романов девятнадцатого века, кое-какая приключенческая литература, потом собрания сочинений Александра Дюма, Шарлотты Бронте и Чарлза Диккенса... На мысль о побеге меня натолкнул Диккенс. Его герои, казалось, жили в мире еще более жестоком и ужасном, чем тот, что окружал меня. Но все же им хватало ума выжить. Если Давид Копперфильд смог не покориться обстоятельствам, то почему не могу и я? Мне исполнилось шестнадцать лет. Для этого возраста я была высокой девочкой. Однажды, ранним утром, я сбежала из пансиона, перекрасив в аптеке свои каштановые волосы в черный цвет — трюк, который проделывала Рина, когда нам нужно было улизнуть от кредиторов. Итак, я покинула тот город. Это было в 1969 году. Америка кишела тогда бездомными, бродягами и наркоманами. Автостопом я добралась до Вашингтона. Не знаю, почему мне захотелось именно в Вашингтон. Вполне возможно потому, что там жил президент Соединенных Штатов, а Джон Кеннеди был когда-то, хоть и недолго, любовником Рины. Я обитала в среде хиппи и студентов, выступавших против войны во Вьетнаме. Я рисовала плакаты и выстаивала с ними в пикетах, готовила бобы и рис для длинноволосых парней, самопровозглашавших себя лидерами движения, и участвовала в маршах протеста. Признаюсь, сама я ко всему этому была довольно равнодушна: меня грела не вера в торжество справедливости, мне важно было ощущение сопричастности... Блэкторн слегка коснулся руки Эйприл. Как бы стряхнув с себя задумчивость, она покачала головою и внимательно посмотрела ему в глаза. От того вечно иронизирующего, порою даже циничного Блэкторна не осталось и следа: он слушал ее как-то по-особенному — не столько сочувствуя, сколько сопереживая. —...Но жизнь была непростой. Я жила на квартире с еще четырьмя девушками. Одежда моя износилась, ботинки просили каши, впрочем, как и брюхо, — временами я не могла наскрести даже на еду. Но в конце лета 1969-го все это не принималось мною в расчет: я любила. — Эйприл криво усмехнулась. — А любовь, как известно, заставляет тебя порхать мотыльком. Стоял жаркий, душный августовский день. Я была одна в квартире и ждала своего парня. Мы встретились две недели назад на антивоенной демонстрации. Ему на днях исполнилось двадцать, а я соврала, что мне восемнадцать. Парня звали Мигель. Мне нравилась его манера говорить, смотреть, улыбаться... Сам он был из Мехико и плохо владел английским, но это, конечно же, не имело никакого значения. У Мигеля были очень карие и очень задушевные глаза. Иногда их взгляд становился тяжелым; в такие минуты мне хотелось заглянуть в его, должно быть, тяжелое, непростое прошлое. О себе Мигель никогда ничего не рассказывал, говорил только, что беден, но честен. В тот день мы собирались пойти с ним в игровой центр. Ему хотелось посмотреть авиатренажер. Он мечтал научиться когда-нибудь летать... Эйприл нервно поежилась. Рассказывая эту историю, она уже представила себе несколько ярких и неприятных сцен, о которых еще предстояло поведать. Ей не хотелось продолжать, но она знала, что будет рассказывать дальше. И дело было не в Робе Блэкторне, а в том, что все с ней случившееся — часть ее прошлого, и от него никуда не денешься. — Наконец-таки Мигель позвонил в дверь. Я впустила его и предложила стакан коки....Он безумно мне нравился! Сильно загорелая кожа, черные длинные вьющиеся волосы, телосложение героев Эллады. Все в нем приводило меня в восторг; даже поношенные джинсы и выцветшая футболка казались чем-то восхитительным и неземным. Я показала Мигелю квартиру и, помню, очень ее стыдилась. Меня смущало то, что мы одни. Между нами еще ничего не было: целовались однажды — и только. Я тогда вообще была девственницей. В свою спальню я его не повела, а лишь показала с порога. Мигель взглянул на две узкие кровати в тесной комнатушке и отхлебнул глоток коки. Мне надо было зайти в душ, и я оставила Мигеля в холле. Когда я вышла, он схватил меня и стал бешено целовать. Дальше, помню, он подхватил меня на руки и понес в спальню. Я знала, что должна бы сопротивляться, но все было так возбуждающе и так романтично... Блэкторн сжал руку Эйприл, но она этого даже не заметила. — Мигель перепутал мою кровать с кроватью Джулии, моей соседки, но я не подумала его поправить. Положив меня на кровать, он лег сверху. Я почувствовала всю тяжесть, всю силу его тела и попыталась приподняться, чтобы занять более удобную позицию. Я не смогла... Не помню точно, в какой момент мое возбуждение вдруг начало перерастать в страх. Вероятно, это произошло потому, что за все время Мигель не произнес ни слова. Он расстегнул на мне блузку и, отшвырнув ее в сторону, стал ласкать мою грудь, но в его прикосновениях не было страсти, не было желания. Мигель продолжал целовать меня, но это уже мало походило на поцелуй; казалось, он старается отвлечь мое внимание, старается удержать меня в этом положении. В какое-то мгновение я почувствовала, как его руки вцепились мне в горло. «Быть может, он просто дурачится?» — подумала я. Но не тут-то было: хватка его была железной. Почувствовав, что задыхаюсь, я попыталась вырваться, но Мигель придавил мою грудь коленями, и, взглянув в его глаза, я увидела в них такое, от чего внутри у меня все оборвалось. Это уже не был умный, ласковый, загадочный Мигель. Это был убийца. Я пыталась сбросить его, вырваться. Царапаясь, словно кошка, я вцепилась ему в волосы. В ушах у меня бешено стучала кровь, легким не хватало воздуха. А Мигель все больнее и больнее сжимал мне горло, голова у меня закружилась, я уже не могла ни соображать, ни дышать. Я почувствовала, что умираю... — Господи, Эйприл! — неожиданно с чувством воскликнул Блэкторн. Он обнял ее, и Эйприл прильнула к его плечу, словно это была единственная точка опоры, способная удержать ее на нашей грешной земле. Эйприл не сопротивлялась, но и не смотрела на Роба. Она смотрела в свое прошлое... ...Свободной рукой Эйприл дотянулась до прикроватной тумбочки, на которой стоял стакан, лежали книги, письма от приятеля Джулии из Нью-Йорка и... что-то острое. Меркнущим сознанием она вспомнила, что Джулия всегда пользовалась серебряным ножиком для разрезания конвертов. Этот ножик Джулии подарила ее бабушка, сказав, что «леди никогда не рвут бумагу». Теряя последние силы, Эйприл нащупала ножик, схватила его и, размахнувшись, всадила в спину Мигеля. Он застонал и мгновенно разжал пальцы. Эйприл ударила сто по лицу. Мигель скатился с нее и упал на пол. Рыдая, Эйприл вскочила с кровати и, не глядя на распростертого на полу неподвижного Мигеля, выбежала из комнаты.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|