Глава xli. Четыре всадника
Отряд всадников, возглавляемый майором, был неединственным, выехавшим из форта Индж в это знаменательноеутро. Гораздо раньше, почти на самом рассвете, по тому женаправлению -- к реке Нуэсес -- проследовал небольшой отряд изчетырех человек. Он вряд ли выехал на поиски трупа Генри Пойндекстера. Втот ранний час еще никто не подозревал, что юноша убит или хотябы пропал. Лошадь без седока еще не принесла печальную весть.Поселок спал, не зная, что пролита невинная кровь. Несмотря на то что оба отряда выехали из одного и того жеместа и в одном и том же направлении, между всадниками этихотрядов не было ничего общего. Те, которые выехали раньше, былииспанцы, или, вернее, в их жилах испанская кровь была смешана сацтекской,-- другими словами, это были мексиканцы. Чтобы заметить это, не требовалось ни особых знаний, нинаблюдательности, достаточно было лишь взглянуть на них. Ихманера ездить верхом, узкие бедра, особенно заметные благодарявысоким седлам, накинутые на плечи яркие серапе, бархатныебрюки, большие шпоры на сапогах и, наконец, черные сомбреро сширокими полями -- все это выдавало в них мексиканцев или желюдей, которые переняли обычаи мексиканцев. Но четыре всадника, бесспорно, были мексиканцами. Смуглаякожа, черные, коротко подстриженные волосы, острые бородки,правильный овал лица -- все это характерно для людейиспано-ацтекского типа, живущих теперь на древней землеМонтесумы41. Один из всадников был более крепко сложен, чем егоспутники. Его лошадь была лучше других, костюм богаче, оружиеболее тонкой работы, да и по всему остальному было видно, чтоон предводитель этой четверки. Ему было под сорок, хотя онвыглядел моложе благодаря гладкой коже щек и тщательноподстриженным коротким бакенбардам. Его можно было бы, пожалуй, назвать красивым, если бы нехолодный, тяжелый взгляд и не угрюмое выражение лица,выдававшее грубость и жестокость его натуры. Даже улыбка красиво очерченного рта с двумя ровными рядамибелых зубов не могла сгладить этого впечатления -- в ней былочто-то сатанинское. Не за наружность назвали его товарищи именем животного,хорошо известного на равнине Техаса. Он получил незавидноепрозвище Эль-Койота за свой характер и поведение. Как случилось, что Эль-Койот ехал по прерии так рано утром-- по-видимому, совсем трезвый, да еще во главе отряда? Ведьвсего несколько часов назад он лежал в своем хакале пьяным и нетолько не сумел вежливо принять гостя, но даже, кажется, непонял, что к нему пришли. Эту внезапную и до некоторой степени странную перемену нетак уж трудно объяснить. Достаточно будет рассказать, чтопроизошло с того момента, как Колхаун уехал от него, и до нашейвстречи с Эль-Койотом и тремя его соотечественниками. Уезжая, Колхаун не закрыл дверь хакале, и она оставаласьоткрытой до утра, а Эль-Койот продолжал спать. На рассвете он проснулся от холода и сырости. Это немногопротрезвило его. Вскочив с кровати, он начал, шатаясь, ходитьпо хижине, проклиная холод и дверь, которая этот холодвпустила. Можно было подумать, что он тут же закроет ее. Однако онэтого не сделал. Дверь была единственным отверстием, дававшимдоступ свету, если не считать щелей в старых стенах,-- а светбыл нужен, чтобы выполнить намерение, ради которого он встал. Но серый свет раннего утра, проникавший через открытуюдверь, еще слабо освещал хижину. Эль-Койот шарил кругом,спотыкаясь и ругаясь, пока, наконец, не нашел того, что искал:большую тыквенную бутыль с двумя отверстиями, посрединеперехваченную ремешком,-- она служила сосудом для воды, но чащедля спиртных напитков. Запах, который распространился кругом, когда мексиканецоткупорил бутыль, говорил о том, что в ней совсем недавно былаводка; но из яростной ругани ее владельца стало ясно, чтотеперь она уже пуста. -- Тысяча чертей! -- закричал он, со злобнымразочарованием встряхивая бутыль, чтобы окончательно убедиться,что в ней ничего нет. -- Ни капли! Блоху и ту не утопишь! А мойязык прилипает к зубам. Глотка горит, точно через неепропустили целую жаровню горячих углей. Черт побери! Я не могубольше терпеть. Что же делать? Уже светает. Придетсяотправиться в поселок. Может, сеньор Доффер уже открыл своюзападню, чтобы ловить ранних пташек. Если так, то к нему явитсякойот! Повесив бутыль на шею и набросив серапе, Эль-Койототправился в поселок. Гостиница была на расстоянии всего лишь нескольких сотярдов от его хакале, на том же берегу реки; эта тропа была такхорошо ему знакома, что он смог бы пройти по ней с завязаннымиглазами. Через двадцать минут он уже, шатаясь, приближался квывеске "На привале". Ему посчастливилось: Обердофер хлопотал в баре, обслуживаяранних гостей -- нескольких солдат, которые тайком ушли изказарм, чтобы промочить горло после сна. -- Майн готт, мистер Диас! -- сказал хозяин, приветствуянового гостя и бесцеремонно оставляя шестерых клиентов, пившихв кредит, ради одного, который, как он знал, заплатитналичными.-- Майн готт! Вы ли это так рано на ногах? Я знаю,чего вы хотите. Вы хотите, чтобы я наполнил вашу тыквеннуюбутыль мексиканской водкой аг... аг... Как вы это называете? -- Агвардиенте! Вы угадали, кабальеро. Это как раз то,чего я хочу. -- Один доллар! Это стоит один доллар. -- Карамба! Я платил достаточно часто, чтобы помнить цену.Вот вам монета, а вот посуда. Наполните ее, да поживее! -- Вы торопитесь, герр Диас? Я не заставлю вас ждать.Собираетесь поохотиться в мустанговой прерии? Боюсь, чтоирландец опередил вас. Он уехал еще ночью. Он покинул мой домуже после полуночи -- поздний час для путешествия. Странныйчеловек этот мустангер -- мистер Морис Джеральд! Никто никогдане знает, чего от него ждать. Но я ничего не могу сказатьпротив него. Он был хорошим постояльцем, расплатился по своемубольшому счету, как богатый человек, и у него еще многоосталось. Майн готт, его карманы были набиты долларами! Мексиканец живо заинтересовался сообщением о том, чтоирландец поехал в "мустанговую прерию", как выразилсяОбердофер. Свой интерес он выдал сначала легким возгласомудивления, а потом и нетерпением, которое сквозило во всех егожестах, пока он слушал болтовню немца. Однако он постарался скрыть свое волнение. Вместо тогочтобы расспрашивать Обердофера, он ответил с небрежным видом: -- Это меня не касается, кабальеро. В прерии достаточномустангов -- хватит для всех, чтобы поохотиться. Поживее,сеньор, давайте мое агвардиенте. Немного огорченный, что ему не дали посплетничать, немецбыстро наполнил тыквенную бутыль. Не пытаясь больше продолжатьразговор, он протянул ее мексиканцу, взял доллар, швырнул его вящик с деньгами и вернулся к солдатам, более разговорчивым,потому что они пили в кредит. Несмотря на жажду, Диас вышел из бара, не открывая бутылкии как будто даже забыв о ней. Он был теперь взволнован чем-то, что было сильнее желаниявыпить. Он не сразу вернулся домой, а зашел сначала в три хижинына окраине поселка, в которых жили такие же любители легкойнаживы, и только после этого отправился в свое хакале. На обратном пути Эль-Койот заметил следы подкованнойлошади и увидел, что ее привязывали к дереву вблизи хакале. -- Карамба! Капитан-американец был здесь сегодня ночью.Черт побери! Я что-то смутно вспоминаю, но мне казалось, что яэто видел во сне. Догадываюсь, зачем он сюда приезжал. Он узналоб отъезде дона Морисио. Он, верно, еще заедет, когда решит,что я уже проспался. Xa-xa! Все будет сделано и без него. Мнене потребуется его дальнейших указаний. Тысяча долларов! Вотэто деньги! Как только я их получу, я поеду на Рио-Гранде ипопробую поладить с Исидорой. Произнеся этот монолог, Эль-Койот остался в своем хакалелишь столько времени, сколько ему понадобилось, чтобы наспехпроглотить несколько кусков жареного мяса и запить их хорошимглотком агвардиенте. Затем он поймал и оседлал свою лошадь,надел огромные шпоры, привязал к седлу маленький карабин, сунулв кобуры по револьверу, прицепил к поясу мачете в кожаныхножнах, вскочил в седло и быстро ускакал. Перед тем как выехать в прерию, он еще раз заехал наокраину поселка и там дождался всадников, которые должны былисопровождать его и которых он уже предупредил, что их помощьпонадобится в одном тайном деле. Трое приятелей Эль-Койота, казалось, уже были посвящены вего планы. Во всяком случае, они знали, что местом действиябудет Аламо. Когда в начале пути Диас свернул в сторону, оникрикнули ему, что он едет не по той дороге. -- Я хорошо знаю Аламо,-- сказал один из них, тожемустангер.-- Не раз я охотился там за лошадьми. Это место лежитна юго-запад отсюда. Самая близкая дорога туда идет вон черезту просеку. Вы взяли слишком на запад, дон Мигуэль. -- Вот как? -- презрительно сказал Диас. -- Вы, должнобыть, американец, сеньор Висенте Барахо. Вы забываете, что нашилошади подкованы. Индейцы не ездят прямо из форта Индж наАламо, чтобы... Надеюсь, вы понимаете меня? -- Верно! -- ответил Барахо.-- Прошу прощенья, донМигуэль! Карамба! Я об этом и не подумал. Без дальнейших пререканий трое сообщников Эль-Койотапоследовали за ним. Они ехали молча, пока, наконец, не достиглилесных зарослей на несколько миль дальше просеки, о которойупомянул Барахо. Оказавшись под прикрытием леса, все четверо сошли слошадей и привязали их к деревьям; после этого они приступили кделу, которое можно сравнить только с тем, что происходит закулисами провинциального театра перед представлением мелодрамыиз жизни дикарей.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
