Глава XXXIII. Мучительное открытие
Как случилось, что кузен Луизы Пойндекстер бодрствовал втакой поздний час ночи или, вернее, в такой ранний час утра?Был ли он предупрежден об этом свидании или же у него простовозникли какие-то необъяснимые подозрения, которые заставилиего выйти из спальни и пойти проверить, все ли благополучно всаду? Другими словами, случайно ли он заметил влюбленных илидействовал по заранее обдуманному плану? Справедливо первое -- чистая случайность или, вернее,случайность вместе с лунной ночью помогли отставному капитануоткрыть тайну, которая жгла теперь его душу адским огнем. Стоя в полночь на асотее, куда он поднялся, сам не знаязачем, и отравляя благоухающий ароматом цереуса ночной воздухдымом своей сигары, Кассий Колхаун, по-видимому, ничем особенноне был встревожен. Раны, нанесенные ему мустангером, ужезажили; правда, мысль о поражении все еще мучила его, но горечьвоспоминаний до некоторой степени смягчалась надеждой на месть,для осуществления которой уже были сделаны первые шаги. Колхаун, как и отец Луизы, был очень доволен, что онаотказалась от своих далеких прогулок верхом,-- именно по егосовету Пойндекстер запретил дочери ездить одной. Так же как иотец Луизы, он не подозревал, чем было вызвано ее увлечениестрельбой из лука, и смотрел на это, как на невинную забаву. Ондаже стал льстить себя надеждой, что равнодушие Луизы моглобыть в конце концов притворством с ее стороны или просто плодомего фантазии. За последнее время она была менее резка с ним, ион уже готов был усомнишься в своих ревнивых предположениях. До сих пор у него не было никаких доказательств, что онаувлечена молодым ирландцем; а так как за последнее времяничего, что вызвало бы новые подозрения, не произошло, то онрешил, что это была лишь ложная тревога. Успокоенный этими мыслями, Колхаун поднялся на асотею; оннебрежно зажег сигару и курил ее с беззаботным видом, неоставлявшим сомнений, что он пришел сюда в этот поздний час безвсякого дела. Возможно, что ему захотелось уйти из своей душнойкомнаты и подышать свежим воздухом или, быть может,полюбоваться чудесной луной, хотя такие романтические желаниябыли не в его характере. Как бы там ни было, он зажег сигару, оперся о парапетасотеи и стоял, повернувшись лицом к реке. Он не встревожился, увидев всадника на противоположномберегу реки, только что выехавшего из зарослей и продолжавшегосвой путь по открытой равнине. Эта дорога была ему хорошоизвестна. Он решил, что какой-то путник хочет воспользоватьсяпрохладой ночи, а такая ночь могла соблазнить даже самогоусталого человека отказаться oт отдыха. Это мог бытьсосед-плантатор, возвращающийся домой из поселка, где онзадержался на лишний час, зайдя в бар гостиницы. Днем, быть может, он узнал бы всадника, но при лунномсвете мог лишь различить, что это был человек верхом на лошади. Отставной капитан машинально следил за ним взглядом, какпорой, задумавшись о чем-то, следят за щепкой, уносимой волнойвниз по течению. Только когда всадник, приблизившись к роще, свернул в нее,Колхаун заинтересовался его поведением. -- Что бы это могло означать? -- пробормотал он, быстробросив окурок сигары.-- Черт возьми! Он спешился!--продолжалон, когда незнакомец уже без лошади появился на ближней опушкерощи.-- Направляется сюда, прямо к излучине... Спустился собрыва и так быстро, что, по-видимому, он хорошо знает дорогу.Неужели он думает забраться в сад? Но как?.. Вплавь? Боюсь, чтотакая игра не стоит свеч. Не вор ли это? Это была первая догадка Колхауна, но он отказался от неепочти тотчас же, как она пришла ему в голову. Правда, виспано-американских странах даже нищие ездят верхом, тем болеемог себе это позволить вор. И все же казалось маловероятным, что человек в полночьприскачет на лошади воровать фрукты или овощи. "Но что же ему здесь нужно?" То, что он оставил лошадь в роще, а сам пробирался к рекепешком -- и очень осторожно, насколько можно было разглядетьпри неверном свете луны,-- заставляло сомневаться в честностиего намерений и говорило скорее о каком-то злом умысле. Что это за умысел? Человек исчез под обрывом, и Колхаун уже не мог больше еговидеть с асотеи. Заросли, окаймлявшие противоположный берег,скрыли неизвестного. "С какой целью он там бродит?" Отставной капитан уже в десятый раз задавал себе этотвопрос, все больше и больше тревожась, когда вдруг он услышалплеск, словно кто-то нырнул в воду. Звук был негромкий, ноочень четкий. -- Всплеск весла...-- пробормотал он.-- Клянусь всемисвятыми, он перетянул челнок и переправляется прямо в сад! Чтоже, наконец, ему здесь понадобилось? Не желая больше оставаться на крыше и ломать себе голову вдогадках, Колхаун решил потихоньку спуститься вниз, разбудитьмужчин и пойти всем вместе на облаву. Он уже поднял руку с парапета и собрался идти, когда донего долетел новый звук, заставивший его снова наклониться ипосмотреть в сад. Этот звук совсем не был похож на удар весла идоносился не с реки. Послышался скрип не то дверных петель, нето открываемого окна. Скрип раздался внизу, почти под темместом, где стоял Колхаун. Когда он перегнулся через парапет, чтобы узнать, в чемдело, лицо его стало бледным, как луна, которая осветила его;сердце болезненно сжалось. Окно было открыто в спальне его кузины Луизы. Он знал этоокно. Девушка уже стояла на ступеньках лестницы, ведущей в сад,и, видимо, собиралась спуститься... В белом, падающем свободными складками платье, с небольшимплатком на голове, она напоминала прелестную нимфу ночи,которую луна одела серебристым сиянием. Колхаун сразу понял, что ее появление как-то связано счеловеком, который переправлялся через реку. А кем мог быть этот человек? Кем, как неМорисом-мустангером! Тайное свидание! В этом не могло бытьникаких сомнений -- белое платье бесшумно мелькнуло в саду иисчезло в тени деревьев на берегу. Словно пораженный громом, Колхаун стоял на асотее вкаком-то оцепенении. Только после того, как белое платьеисчезло в саду и послышался тихий разговор, долетавший из-задеревьев, он пришел в себя и решил, что надо действовать. Он уже не собирался никого будить -- во всяком случае, несейчас. Он первый должен стать свидетелем позора кузины -- итогда... и тогда... В эту минуту он не был в состоянии строить какие-тоопределенные планы; и, слепо следуя своему гнусному порыву, онвторопях спустился с асотеи, прошел через весь дом и вышел всад. Его охватила неожиданная слабость -- у него дажеподкашивались ноги, когда он спускался по каменной лестнице.Они продолжали дрожать и когда он спешил по дорожкам сада, икогда он, прокравшись за ствол дерева, никем не замеченный,наблюдал сцену, которая ранила его в самое сердце. Он слышал их клятвы, их любовные признания, решениемустангера уехать завтра на рассвете, его обещание скоровернуться и полувысказанные мечты о будущем. С горечью слушалон, как Луиза пыталась уговорить мустангера не уезжать и как,наконец, Морис убедил ее в необходимости этого отъезда. Он был свидетелем их последнего нежного объятия, котороезаставило его с раздражением топнуть ногой по гравию, отчего изамолкли в испуге цикады. Почему в эту минуту он не бросился вперед и не положилконец мучительному для него свиданию, почему не вонзил нож всвоего соперника, повергнув его безжизненным к своим ногам и кногам его возлюбленной? Почему он не сделал этого с самогоначала? Разве ему нужны были еще какие-нибудь доказательства?Не потому ли, что при свете луны он заметил, как блестел запоясом мустангера шестизарядный револьвер Кольта? Как бы то ни было, несмотря на жгучее желание отомстить,что-то не только удержало капитана от мести, но и заставилоудалиться в самый мучительный для него миг -- миг последнегообъятия; он бросился домой, оставив влюбленных в неведении, чтоза ними следили.
Глава XXXIV. "РЫЦАРСКИЕ" ПОБУЖДЕНИЯ
Куда же направился Кассий Колхаун? Конечно, не в свою спальню. Разве мог спать человек,терзаемый такими муками! Он спешил в комнату своего двоюродного брата, ГенриПойндекстера. Не теряя времени, чтобы взять свечу, он шел быстрымишагами по извилистым коридорам. Свеча, впрочем, и не понадобилась. Ставни не были закрыты, и лунные лучи, проникая сквозьоконные решетки, достаточно хорошо освещали комнату. Можно было различить ее скромную обстановку: умывальник,небольшой столик, несколько стульев и кровать с пологом изкисеи для защиты от надоедливых москитов. Юноша спал тем беззаботным сном, каким наслаждаются тольколюди с чистой совестью. Его красивая голова спокойно лежала наподушке, по которой раскинулись в беспорядке густые блестящиекудри. Колхаун приподнял кисею, и лунный луч упал на лицоюноши, осветив его мужественные, благородные черты. Как непохоже было это лицо на лицо склонившегося над ним двоюродногобрата, тоже красивое, но отмеченное печатью низменных страстей! -- Проснись, Генри, проснись! -- будил кузена Колхаун,тряся его за плечо. -- А? Это ты, Каш? Что такое? Надеюсь, не индейцы? -- Хуже, гораздо хуже! Скорее! Вставай и посмотри. Скорее,а то будет поздно! Вставай и посмотри на свой позор, на позорсвоей семьи! Скорее же, иначе имя Пойндекстеров станетпосмешищем всего Техаса! После такого предупреждения, конечно, никому из членовсемьи Пойндекстеров не захотелось бы спать. Юноша сразу вскочили с недоумением посмотрел на кузена. -- Не теряй времени на одевание!--заявил взволнованныйКолхаун.--Впрочем, надень панталоны -- и хватит. К чертуодежду--сейчас не до этого! Скорее! Скорее! Через секунду Генри был уже одет в свой обычныйнезатейливый костюм -- панталоны и блузу из хлопчатобумажнойткани -- и уже спешил за кузеном в сад, все еще не понимая,зачем тот разбудил его так бесцеремонно. -- В чем дело, Кассий? --спросил он, когда Колхаун знакомдал ему понять, что нужно остановиться.-- Скажи, что все этоозначает? -- Посмотри сам... Стань ближе ко мне. Взгляни через этотпросвет между деревьями, туда, где обычно стоит твоя лодка.Видишь там что-нибудь? -- Что-то белое... Как будто женское платье... Этоженщина? -- Ты прав -- это женщина. Как ты думаешь, кто она? -- Не знаю. Ну, кто же это? -- Рядом с ней другая фигура, темная. -- Да это как будто мужчина... Да, мужчина. -- А кто он, как ты думаешь? -- Откуда мне знать, Каш? А ты знаешь? -- Да, знаю. Этот мужчина -- Морис-мустангер. -- А женщина? -- Луиза, твоя сестра, в его объятиях. Словно раненный в сердце, юноша пошатнулся, а затембросился вперед. -- Стой! -- сказал Колхаун, удерживая его. -- Тызабываешь, что ты безоружен, а мустангер вооружен. Возьми вотэто и это,-- продолжал он, передавая ему свой нож и револьвер.-- Я хотел сам пустить их в ход, но подумал, что лучше будет,если это сделаешь ты как брат и защитник своей сестры. Вперед,Генри! Только смотри не попади в нее! Подкрадись тихонько. Икак только они разойдутся, стреляй ему в живот. А если всешесть пуль не прикончат его, тогда заколи ножом! Я будупоблизости и приду к тебе на помощь, если понадобится. Вперед!Подкрадись к этому мерзавцу и отправь его в ад! Генри Пойндекстер не нуждался в этих подлых наставлениях.Забыв обо всем, он бросился вперед и через несколько секунд ужебыл около сестры: -- Низкий негодяй! -- закричал он, встав передмустангером.--Выпусти мою сестру из твоих грязных объятий!..Луиза, отойди в сторону и дай мне убить его! Отойди, сестра,отойди! Если бы Луиза послушалась, Мориса Джеральда черезмгновение уже, вероятно, не было бы в живых; он смог быизбежать смерти, только если бы у него поднялась рука на Генри:при том искусстве, с каким мустангер владел своим револьвером,он успел бы выстрелить первым. Вместо того чтобы вынуть револьвер из кобуры или вообщекак-нибудь защищаться, Морис-мустангер пробовал освободиться изобъятий девушки, которая продолжала стоять, прильнув к нему,--только за ее жизнь он боялся. Генри понимал, что, если он выстрелит в мустангера, онрискует убить сестру; опасаясь этого, юноша медлил спускатькурок. Это промедление спасло всех троих. Молодая креолка, быстрооценив положение, вдруг оставила возлюбленного и схватила братаза руки. Она знала, что Морис не будет стрелять, нужно былотолько остановить Генри. -- Беги, беги! -- закричала она мустангеру, стараясьудержать брата, который был вне себя от гнева.-- Генризаблуждается, я все ему объясню. Скорее, Морис, скорееспасайся! -- Генри Пойндекстер,-- сказал молодой ирландец, ужеготовый повиноваться ей,-- вы напрасно считаете меня негодяем.Дайте мне время, и я докажу, что ваша сестра правильнее поняламеня, чем ее отец, брат или кузен. Если через шесть месяцев выне убедитесь, что я достоин ее доверия, ее любви, то можетеубить меня при первой встрече, как трусливого койота, которыйпопался вам на пути. А пока прощайте! Слушая мустангера, Генри постепенно перестал вырываться изрук сестры -- пожалуй, более сильных, чем его собственные. Его попытки освободиться становились все слабее и наконецсовсем прекратились, в тот момент, когда с реки донесся плескводы, возвещавший, что человек, нарушивший покойКаса-дель-Корво, возвращается в дикую прерию, которая стала еговторой родиной. Впервые мустангер возвращался со свидания таким способом.Два предыдущих раза он переплывал реку в челноке, и нежнаяженская рука с помощью маленького лассо, которое ей подариливместе с мустангом, затем подтягивала хрупкое суденышко к местуего постоянного причала. -- Брат, ты несправедлив к нему! Уверяю тебя, тынесправедлив!--воскликнула Луиза, как только мустангер скрылсяиз виду.-- О Генри, дорогой, если бы ты только знал, как онблагороден! У него никогда и в мыслях не было обидеть меня; воттолько сейчас он рассказал мне, что собирается сделать, чтобыпредупредить сплетни -- я хочу сказать, чтобы сделать менясчастливой. Поверь мне, брат, он джентльмен! Но все равно, кембы он ни был, -- пусть даже простолюдином, за которого ты егопринимаешь,--я не могу не любить его! -- Луиза, скажи мне правду. Говори со мной так, как еслибы ты говорила сама с собой. Из того, что я видел здесь, я,больше чем из твоих слов, понял, что ты любишь его. Скажи, незлоупотребил ли он твоей доверчивой любовью? -- Нет! Нет! Нет! Клянусь тебе! Он слишком благороден.Зачем ты так незаслуженно оскорбил его, Генри? -- Я оскорбил его? -- Да, Генри, грубо, несправедливо. -- Я готов извиниться перед ним. Я догоню его и попрошупрощенья за свою несдержанность. Если ты говоришь правду,сестра, я должен это сделать. Я немедленно догоню его. Ты ведьзнаешь, что он понравился мне с первой встречи. А теперь,дорогая Луиза, я провожу тебя в дом. Иди к себе и ложись. А самя немедленно отправлюсь к гостинице и, может быть, еще застануего там. Я не найду себе покоя, пока не извинюсь перед ним засвою грубость! Возвращаясь домой, Генри бережно вел сестру под руку; онсожалел о своем поступке, и гнев его исчез без следа. Юношаспешил вернуться в асиенду, рассчитывая сейчас же отправитьсявдогонку за мустангером и извиниться за то, что, погорячившись,незаслуженно обидел его. Когда брат и сестра вошли в дом, третий человек, которыйдо этого крадучись пробирался через кусты, выпрямился и пошелвслед за ними по каменным ступенькам. Это был их кузен КассийКолхаун. Он тоже задумал отправиться вслед за мустангером.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
