Глава XXXVI. ТРОЕ НА ОДНОМ ПУТИ
Никто не станет отрицать, что поездка верхом по прерии --одно из приятнейших удовольствий на свете. Если у вас хорошая лошадь, сзади к седлу привязан тугонабитый мешок с припасами, у луки болтается полная фляжка, а изседельной кобуры торчит туго набитый портсигар, вы можете бытьуверены, что такое путешествие вам не наскучит. А друг, который скачет бок о бок с вами, если он, так жекак и вы, любит природу, превратит это трудное путешествие внезабываемое удовольствие. Но если с вами будет та, кому вы отдали свое сердце, выиспытаете радость, которая останется в вашей памяти на всюжизнь. О, если бы такое милое общество было уделом всехпутешественников по прерии, то глухие просторы западного Техасабыли бы наводнены туристами! Огромная дикая равнина покрыласьбы бесчисленными тропами, а саванна кишела бы высокомернымифрантами. Но лучше, чтобы все оставалось так, как есть. Когда вынаправляетесь в прерию, стоит вам выехать за черту поселений исвернуть в сторону от "большой дороги", обозначенной следамипяти-шести лошадей, которые прошли здесь раньше вашей,-- и выбудете ехать часами, неделями, месяцами, а может быть, и целыйгод, не повстречав ни одного человека. Только тот, кто сам путешествовал по огромной равнинеТехаса, может оценить всю ее необъятность: при виде ее васохватывает чувство, подобное тому, которое испытываешь,созерцая бесконечность. Вероятно, легче всего меня поймет моряк. Как корабль,который может пересечь Атлантический океан -- даже по самыможивленным водным путям,-- не встретив ни одного паруса, так ичеловек может месяцами ехать по прерии юго-западиого Техаса вполном одиночестве. Но даже океан не создает впечатления такогобесконечного пространства. Путешествуя по океану, вы незамечаете, что продвигаетесь вперед. Обширная лазорево-синяяповерхность с опрокинутым над ней куполом, тоже лазоревым, нотолько чуть светлее, все время вокруг вас и над вами, и вы невидите перемен. Вам начинает казаться, что вы стоите неподвижнов центре огромного круга, под огромным сводом, и у вас нетвозможности воспринять целиком всю грандиозность нескончаемоговодного простора. Иное дело -- в прерии. "Островки леса", холмы, деревья,точно вехи, сменяют друг друга и говорят вам о том, что выпреодолеваете необъятное пространство. Путешественник по прерии -- и особенно в юго-западномТехасе -- редко любуется ее дикой прелестью в одиночестве; те,кому приходится бросать вызов опасностям, таящимся в дикихравнинах, где обитают команчи, ездят вдвоем, втроем, но чащекомпаниями по десять -- двадцать человек. Но все-таки здесь иногда можно встретить одинокогопутешественника. Так, например, в ту ночь, когда разыграласьдрама в саду Каса-дель-Корво, по меньшей мере три путникапоодиночке пересекали равнину, простирающуюся к юго-западу отберегов Леоны. В ту минуту, когда Колхаун, досадуя на неудачу, покидалхакале мустангера-мексиканца, можно было видеть, как первыйпутник выезжал из поселка по направлению к реке Нуэсес илиодному из ее притоков. Пожалуй, лишним будет добавлять, что он ехал верхом, таккак в Техасе пешеходы встречаются лишь в городах и наплантациях. Всадник сидел на прекрасной лошади; ее ровный, упругий шагговорил о том, что она способна выдержать долгое путешествие. Предполагалось ли такое путешествие или нет, трудно былосказать. Всадник был одет так, как обычно одевается любойтехасец, собирающийся проехать десяток-другой миль. Вероятнеевсего, он возвращался домой. Вряд ли в такой поздний час онвыехал из дому. Серапе, небрежно наброшенное на плечи, бытьможет, предназначалось только для защиты от ночной росы. Но так как в эту ночь роса не выпадала, то возможно, чтовсадник действительно собрался в далекий путь, тем более, что втом направлении, куда он ехал, поблизости не было ни одногоселения. Несмотря на это, он совсем не спешил, словно ему былобезразлично, когда он достигнет цели своего путешествия.Наоборот, казалось, он был погружен в воспоминания, которые таксильно захватили его, что он не обращал никакого внимания наокружающее. Конь был предоставлен самому себе, поводья виселисвободно, но он не останавливался, а шел уверенным шагом,словно по знакомой тропе. Так ехал первый путник, не подгоняя своего коня нихлыстом, ни шпорами, пока не исчез в туманной дали, едваосвещенной месяцем. Почти в ту самую минуту, когда первый всадник скрылся извиду, на окраине поселка появился второй и поехал по той жедороге -- словно они сговорились. Судя по его одежде, он, вероятно, тоже отправился вдальний путь. На нем был темный широкий плащ, ниспадавший сзадисвободными складками на круп лошади. В отличие от первого, этот всадник явно куда-то торопилсяи все время подгонял своего коня хлыстом и шпорами. Казалось, он хотел кого-то догнать. Возможно, он догонялпервого всадника... Судя по его поведению, это было вполневероятно. Время от времени он наклонялся вперед и внимательновсматривался в даль, как будто ждал, что увидит силуэт,вырисовывающийся на фоне неба. Вскоре второй всадник тоже исчез и как раз в том же месте,где скрылся из виду его предшественник. Так показалось бы тому,кто наблюдал бы за ним из форта или поселка. И по странному совпадению,--если это было совпадением,--как раз в тот момент, когда скрылся второй всадник, на окраинемаленького техасского селения показался третий; он сталпродвигаться в том же направлении, что и два первых. Как и они, он был одет так, словно отправилсяпутешествовать. На нем был ярко-красный плащ, совершенноскрывавший его фигуру. Из-под широкой полы виднелось короткоеохотничье ружье, лежащее поперек седла. Как и первый всадник, он ехал медленно -- даже длячеловека, которому предстоит еще долгий путь. Тем не менее онпроявлял большое беспокойство и этим напоминал всадника,который ехал непосредственно впереди него. Однако в поведении этих двух людей была и большая разница.В то время как всадник в темном плаще, казалось, догонялкого-то, всадник в красном, наоборот, постоянно оборачивался,как будто его интересовало лишь то, что происходило сзади. Иногда он оглядывался, приподнимаясь в стременах, иногдаповорачивал коня, внимательно всматриваясь в дорогу, по которойтолько что проехал, и все время прислушиваясь, как будто ждал,что вот-вот кто-то его догонит... Продолжая то и дело оборачиваться, и этот всадник скороскрылся вдали; он не догнал никого, но и его никто не догнал. Разделенные почти одинаковым расстоянием, три всадникадвигались по прерии, не видя друг друга. И никто не мог бы сразу охватить взглядом всех троих илидаже двоих, разве только сова с вершины какого-нибудь высокогохолма или козодой, охотящийся в небесах за ночными бабочками. Час спустя, когда три путешественника отъехали от фортаИндж на десять миль, их взаимное положение значительноизменилось. Первый всадник только что подъехал к длинной просеке,врезавшейся наподобие аллеи в гущу лесных зарослей, которыепростирались направо и налево, насколько хватал глаз. Просекуможно было бы сравнить с широким проливом: ее зеленаяповерхность была обрамлена более темной зеленью деревьев, точноповерхность воды, граничащая с берегом. Заходившая лунаосвещала ее примерно на полмили. Дальше просека крутосворачивала в черную тень деревьев. Прежде чем въехать в эту просеку, первый из трех всадниковявно проявил нерешительность: он сдержал своего коня и секундуили две всматривался в даль. Его внимание было сосредоточено надороге среди лесных зарослей, назад он не оборачивался. Но он колебался недолго. Приняв решение, он пришпорил коня и поехал вперед. И как раз в этот момент его заметил всадник в черномплаще, ехавший за ним по той же дороге; теперь он был от негона расстоянии только полумили. Увидев его, всадник в черном плаще слегка вскрикнул.Казалось, он был доволен, что наконец догоняет человека, закоторым едет уже десять миль. Погнав коня еще быстрее, он тожевъехал в просеку. Но первый всадник уже исчез в черных тенях наповороте. Второй всадник без колебаний последовал за ним и скоротакже исчез из виду. Прошло довольно много времени, прежде чем этого местадостиг третий всадник. Он не въехал в лес, как первые два всадника, а повернул всторону, к опушке; здесь он привязал свою лошадь и череззаросли наискосок вышел на просеку. По-прежнему он оглядывался назад, словно то, что делалосьтам, интересовало его гораздо больше происходящего впереди. Онподошел к затененному месту просеки и скрылся в темноте, как ипервые всадники. Прошел час, а неугомонный хор ночных голосов в зарослях,дважды прерванный стуком лошадиных копыт и один раз шагамичеловека, продолжал звучать. Но вот лесные голоса снова замолкли; на этот раз ониоборвались все сразу и надолго. Звук, заставивший их умолкнуть,не был похож ни на топот лошадиных копыт, ни на шорох шаговчеловека, ступающего по мягкой траве. Это был сухой трескружейного выстрела. И подобно тому, как по мановению дирижерской палочкимгновенно обрывается игра оркестра, так и певцы прерии всесразу замолкли, услышав этот резкий звук, который внушал имособый страх. Перестала мяукать тигровая кошка в зарослях, не сталослышно завываний койота, бродившего по опушке леса, и дажеягуар, которому не страшен никакой лесной зверь, тоже испугалсявыстрела и перестал рычать. Но за выстрелом не последовало ни стонов раненогочеловека, ни визга подстреленного животного, и ягуар,набравшись храбрости, снова стал пугать обитателей леса своимхриплым рычаньем. Друзья и враги -- птицы, звери, насекомые, пресмыкающиеся,-- не обращая внимания на его рев, доносившийся издалека, сновазавели свой оглушительный концерт. И скоро в заросляхустановился обычный шум, и, даже стоя рядом, надо было кричать,чтобы услышать друг друга.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
