 |
Илья Львович толстой. «мои воспоминания». Тёте Тане
|
|
|
|
___________
Илья Львович Толстой
«МОИ ВОСПОМИНАНИЯ»
В се «события» нашей яснополянской жизни так или иначе откликались в почтовом ящике, и никому, даже большим, не было пощады.
В почтовом ящике выдавались все секреты, все влюбления, все эпизоды нашей сложной жизни и добродушно осмеивались и живущие и гости.
К сожалению, многое из ящика пораспропало, часть сохранилась у некоторых из нас в списках и в памяти, и я не могу восстановить всего, что было в нём интересного.
«Старый хрен» продолжает спрашивать. Почему, когда в комнату входит женщина или старик, всякий благовоспитанный человек не только просит его садиться, но уступает ему место? Почему приезжающего в деревню Ушакова или сербского офицера не отпускают без чая или обеда? Почему считается неприличным позволить более старому человеку или женщине подать шубу и т. п. И почему все эти столь прекрасные правила считаются обязательными к другим, тогда как всякий день приходят люди и мы не только не велим садиться и не оставляем обедать или ночевать и не оказываем им услуг, но считаем это верхом неприличия. Где кончаются те люди, которым мы обязаны? По каким признакам отличаются одни от других? И не скверны ли все эти правила учтивости, если они не относятся ко всем людям? Не есть ли то, что мы называем учтивостью, обман, — и скверный обман?
Лев Толстой.
Спрашивают: «Что ужаснее: скотский падеж для скотопромышленников или творительный для гимназистов? »
Л. Толстой.
<... >
Одна дама садилась в пролётку и была в затруднении, куда положить пальто, так как было жарко. Заметив это, кучер сказал: «Пожалуйте, сударыня, мне».
|
|
|
— Куда?
— Под ж.. у.
Все присутствующие застыдились.
Дамы в 1885 году носят турнюры и не стыдятся.
Один помещик взял из деревни лакея для выезда и гулянья в ливрее за барышнями. Выйдя из магазина с бывшим с ними кавалером, барышни не нашли бывшего лакея. Они стали оглядываться и дожидаться. Лакей вышел из ворот.
— Где ты был? — спросила одна девица.
— Для сабе ходил, — отвечал лакей. Барышни чуть не умерли от стыда.
Дамы, девицы, господа, женатые и холостые, заставляют чужих людей убирать свои комнаты со всем, что включено в это понятие. И не стыдятся.
Л. Толстой.
«Какое сходство между ассенизационной бочкой и светской барышней? И ту и другую вывозят по ночам».
Л. Толстой.
«Какая бы была разница, если бы Илья не бегал за лисицами и волками, а лисицы и волки бегали бы сами по себе, а Илья бегал бы по дорожке от флигеля до дома? Никакой, кроме удобства и спокойствия лошадей».
Л. Толстой.
У тёти Тани, когда она бывала не в духе из-за пролитого кофейника или проигранной партии в крокет, была привычка посылать всех к чёрту. На это Лев Николаевич написал рассказ «Сусойчик».
«Дьявол — не главный дьявол, а один из ординарных дьяволов, тот, которому поручено заведование общественными делами, называемый “Сусойчик”, был очень встревожен 6 августа 1884 года. С утра стали являться к нему посланные от Татьяны Андреевны Кузминской.
Первый пришел Александр Михайлович, второй — Миша Иславин, третий — Вячеслав, четвертый — Сережа Толстой и под конец Лев Толстой-старший, в сообществе князя Урусова. Первый посетитель, Александр Михайлович, не удивил Сусойчика, так как он часто, исполняя поручение супруги, являлся к Сусойчику.
— Что? опять жена прислала?
— Да, прислала, — застенчиво сказал председатель окружного суда, не зная, как подробнее объяснить причину своего посещения.
|
|
|
— Частенько жалуешь. Что надо?
— Да ничего особенного, кланяться велела, — с трудом отступая от истины, промямлил Александр Михайлович.
Ну хорошо, хорошо, бывай чаще, она у меня работница хорошая.
Не успел Сусойчик проводить председателя, как явилась молодёжь, смеясь, толкаясь, прячась друг за друга.
— Что, молодцы, моя Танечка прислала? Ничего, и вам побывать не мешает. Кланяйтесь Тане, скажите, что я ей всегда слуга. Бывайте, приведётся, и Сусойчик пригодится.
Только раскланялась молодежь, как явился и Лев Толстой, старик, с князем Урусовым.
— A-а, старичок! Вот спасибо Танечке. Давно уж не видал старичка. Жив-здоров? Чего надо?
Лев Толстой в смущении переминался с места на место.
Князь Урусов, вспомнив дипломатические приёмы, выступил вперёд и объяснил появление Толстого его желанием познакомиться с самым старым и верным другом Татьяны Андреевны.
— Les amis de nos amis sont nos amis. (Друзья наших друзей — наши друзья).
— Так, ха, ха, ха, — сказал Сусойчик. — За нынешний день надо наградить её. Прошу вас, князь, передайте ей знаки моего благоволения.
— И он передал ордена в сафьяновой коробке. Ордена составляют: ожерелье из хвостов чертенят для ношения на шее и две жабы: одну для ношения на груди, другую — на турнюре.
Лев Толстой (старый).
ТЁТЕ ТАНЕ
При погоде при прекрасной
Жили счастливо все в Ясной,
Жили, веселясь.
Вдруг пришло на мысль Татьяне,
Что во Ясной во Поляне
Нельзя вечно жить.
Говорит себе Татьяна:
«Нужно поздно или рано
Детям аттестат.
Отдам девочек в науку,
Произведу во всяку штуку,
Будут за мамзель».
Накупили книг, тетрадей.
Рады ль девочки, не рады,
Стали обучать.
И учились без печали,
Но когда закон начали,
Дело не пошло.
Никак Маша не усвоит,
А уж Вера в голос воет:
Не люблю закон.
И, бедняжка, разбирая
Смысл изгнания из рая,
Вера говорит:
«Нам велят учить закон,
Как Адама выгнал вон
Вместе с Евой Бог.
А учить это обидно,
Потому что ясно видно,
Что не надо знать».
Ведь за что изгнан Адам? —
Говорит сама мадам, —
За curiosite — [любопытство. — фр. ]
Они много уж узнали,
Их за то взашей прогнали,
А я не хочу.
И не знает теперь мать,
Что на это отвечать,
Точно, мудрено!
|
|
|
Вот нас с Машей осуждают
И к Василию не пускают
Яблоки трясти.
А в раю было не то,
Ничего не заперто,
Кушай сколько хошь.
[Варианты текста стихотворения. ]
Запасла себе программу,
Наняла к детям мадаму,
Стала обучать.
Разучили дети штуки
Всё про разные науки
Очень хорошо
И учились без печали,
Пока их не обучали
Закон Божию,
А как стали обучать,
Стала мать их примечать,
Что-то не того.
Маша даже не усвоит,
А уж Вера — та все воет:
Очень мудрено.
А учить это обидно,
Потому что очень видно,
Que се n’est pas vrai [что это неправда]
И сказала Вера так:
Кто писал это — дурак
Оченно большой.
Прапрадедушка Адам
Не глупей был, чем мадам,
< Хотел много знать. >
Если выгнали из сада,
Нам учить совсем не надо,
А вот почему:
Их за то ведь и прогнали,
Что они много узнали,
А Бог не хотел.
Так идти мне против Бога —
Надо смелости уж много,
J’aime a obé ir. [Я люблю повиноваться. ]
Яблоки всем можно кушать
А не надо много слушать,
Как бы не был вред.
Вот нас с Машей осуждают
И к Василью не пускают
Яблоки трясти.
А в раю было не то,
Ничего не заперто,
Кушай, сколько хошь:
И всего было не то [1 неразобр. ],
Был аркад, была гр[ушевка? ],
Был и всякий сбр[од],
[3 строки неразобр. ]
И об яблоках там нету,
Как до нас с Маш[ей], запрету,
Кушай — —
[Две чёрточки заменяют, по-видимому, слова: сколько хошь. ]
Вы учить хотите нас,
А Бог дал один приказ —
Ничего не знать.
|
|
|
