 |
ЗАСЕДАНИЕ 4 ИЮНЯ (вечернее) 4 страница
|
|
|
|
*) Речь Керенского печатается по машинописному тексту (д. № 61), с немногочисленными поправками карандашом и купюрами, оговариваемыми в дальнейших подстрочных примечаниях. В д. № 3 речь Керенского представляет собою вырезку7 из «Известий». —2) Первоначально: «сами же марксисты забыли».
сегодняшнего дня. Я не марксист, но не помните ли вы, господа, как вы десять лет тому назад изволили указывать нам, представителям народного течения, что мы утописты? Не помните ли вы, когда марксизм начал свою жизнь в России, вы говорили, что наш путь развития пойдет несколько особо от развития Европы, что в нашем развитии сыграет огромную роль крестьянство, организация земельного строя; помните ли вы, сидящие здесь большевики, что вы называли нас утопистами, называли нас не социалистами и даже мелкими буржуа, — теперь я возвращаю вам эту кличку. Какая же борьба возможна с вами? Вы предлагаете детские рецепты. Вы предлагаете средства борьбы, осужденные и осмеянные научным марксизмом: «арестовать, разгромить, убить». Что же вы, — социалисты или держиморды старого режима? (Шум, движение, возгласы. Голоса: «Призвать к порядку». Ленин с места: «Вы должны его призвать к порядку». )
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Прошу сохранять тишину. Тов. Керенский, прошу вас выслушать... (Шум. ) Некоторые из членов президиума предлагают мне призвать к порядку оратора за допущенное им выражение «держиморды». Я считаю, товарищи, что это предложение вытекает из полного непонимания значения того выражения, которое употребил тов. Керенский. (Голоса: «Правильно, верно! » Рукоплескания. ) Я предполагаю, что это выражение и литературное, и парламентское, поэтому это предложение, сделанное товарищем, я считаю необоснованным и отклоняю его. Тов. Керенский, можете продолжать.
|
|
|
КЕРЕНСКИЙ. Товарищи, меньше, чем кто-либо, я стараюсь и хочу принципиальные вопросы переносить на личную почву. Если кто-либо из вас понимает это, как желание каких-либо личных нападок, я извиняюсь, я этого не хотел и не желал, но я должен сказать, товарищи, что те приемы, которые предлагаются в исключительно трудные моменты, как месть, как борьба для русской демократии, они действительно носят характер чрезвычайно наивный, детский. Здесь, в этом большом собрании, где собрался цвет русской демократии, которая понимает свои задачи, которая знает свое прошлое и хочет сохранить то, что она завоевала кровью и страданиями для многих поколений, эти рецепты безопасны. Мы достаточно политически и научно образованы, чтобы разобраться в том, что является действительным социализмом и что является пародией на социализм. Но, товарищи, кроме нас, есть еще массы, и в этих массах есть люди, которые не по своей вине, а по преступлениям старого режима, благодаря темноте и невежеству, в котором держала их старая власть, в вопросах политических достаточно разбираться не могут; они чрезвычайно элементарно понимают происходящие события и принимают лозунги, которые ничего общего не имеют ни с наукой, ни с социализмом, но которые в процессе экономической борьбы представляют трудные задачи, которые встают перед русскими людьми. Эти лозунги предлагают расправу с нашими капиталистами, и могут найтись люди, которые пойдут за этими лозунгами, и вот для малых сих я это говорю, иначе я не стал бы возражать на эту доктрину социализма. Итак, товарищи, для того, чтобы закрепить завоевания нашей русской демократии, нам предлагаются подобные методы борьбы с капитализмом. Затем нам говорят: покажите на примере собственного государства, что вы против аннексий, покажите сами внутри, что вы отказываетесь от завоеваний! Как же это мы можем сделать? Нам говорят: вот военный министр Керенский ведет борьбу с Финляндией и Украиной. [33] Я пользуюсь парламентским выражением и говорю: «Это неправда». Неправда потому, что в то время, когда большевистская часть социал-демократической фракции в 4-ой Думе под руководством Малиновского предлагала не включать в состав фракции Ягелло, потому что он принадлежит к П. П. С., а не к русским социал-демократам, я защищал принцип и право самоопределения каждой национальности и каждой социалистической партии [34]. (Рукоплескания. )
|
|
|
Мне странно, когда представители партии, которые боролись с нами, сторонниками федеративной республики, боролись за унитарное всероссийское государство и называли нас за наш призыв к федерации мелкими буржуа, утопистами, насаждающими шовинизм, и т. д., и т. д., осмеливаются мне бросать обвинение, что я борюсь с автономией и самоопределением наций во всем Российском государстве. Нет, товарищи, мы не меняемся, мы не меняем наши лозунги и принципы, как перчатки, мы не выставляем лозунги, которые нужнее сегодня, даже если бы они противоречили нашим принципам, нашей доктрине. Мы не идем за толпой, мы никогда не занимаемся демагогией; мы говорим то же самое сейчас, что говорили 10 лет тому назад. И в отношении Финляндии и Украины мы являемся горячими защитниками их автономии. Мы говорим только одно: «Мы, как Временное Правительство, не обладающее, не желающее иметь самодержавных прав, мы до Учредительного Собрания не считаем себя в праве декретировать независимость той или другой части русской территории». (Рукоплескания. ) Нам, товарищи, в этом месте нашей защиты — поддержка всей страны. Кто может, пока еще не высказалась решительная воля русского народа, заниматься декретированием и перекройкой карты русского государства? Мы считаем, что это не в нашей компетенции и этого делать мы не имеем права. Я спрашиваю вас, что же значит это, — объявление немедленно независимых государств Российской империи в Российской будущей республике, в этом союзе демократии, что же, если даже между нами есть споры? Если те, кто еще так недавно не пускали во фракцию человека только потому, что он называется П. П. С., если они так изменили свою точку зрения, то, простите, это значит вопрос не чрезвычайно важный и не принципиальный для вас, значит, здесь могут быть ошибки. И разве в момент великого переворота и торжества демократии социалистические партии во что бы то ни стало на первый план должны выдвигать то, что гораздо более, чем что-либо другое, затуманивает ясное демократическое сознание, уничтожает представление о классовом различии и в пьяном угаре шовинизма сливает в один клубок ненависти и нетерпимости социально разрозненных между собою врагов? И поскольку мы стоим на той точке зрения, которую защищали до социалистического правительства, мы защищаем ее и сейчас. Когда я говорил в Совете Р. и С. Д., то представитель большевиков1) сказал: никто от вас независимости не просит. Следовательно, они сами признают, что если бы речь шла о независимости, там бы полномочия наши кончились, а сейчас этот вопрос нашими усилиями в достаточной мере в Финляндии урегулирован. Я останавливаюсь на этом месте для того, чтобы показать, как часто под влиянием обстановки и задач сегодняшнего дня не считаются с принципами, которые защищали сами четыре года тому назад. Какие же средства предлагают нам: арестовать собственных капиталистов, отказаться от аннексий в собственном государстве. Что же еще, — братание. Да, я рад и горд за русскую демократию, что она в огромном большинстве отвергла это средство социалистической борьбы и торжества социализма. (Рукоплескания. ) Если мы пойдем по этому пути, то мы должны признать величайшим борцом за социализм и демократию принца Леопольда Баварского, который в своем воззвании выставляет те же тезисы, которые защищаются некоторыми социалистами. [35] А почему же, я спрашиваю вас, в то
|
|
|
') Слово: «большевиков» вписано.
время, когда офицеры германской армии являются брататься в наши окопы, они не братаются иа французском фронте? Почему в то время, как наш фронт остается в бездействии, немецкие войска бросаются на фронт английский? Что же, в Германии войсками распоряжаются товарищи генерала Ленина, что же, это их программа? Кому же мы помогаем в этот момент, — тем, кто сидит в тюрьмах, или тем, кого вы у нас предлагаете сейчас арестовать? (Рукоплескания. ) Почему эта политика братания так сходится странно с той линией германского генерального штаба, которую проводят сейчас неукоснительно на русском фронте? (Рукоплескания. ) Я считаю, что именно те, которые прикрываются знаменем Циммервальда, должны быть особенно осторожны, чтобы не играть в руку своих социальных врагов. Я понимаю, — есть наивные люди, которые думают: если русские солдаты меняют корку хлеба на шкалик водки 5), то совершается приближение царства социализма, но я думаю, что это — такой момент, когда каждый истинный демократ и социалист должен содрогнуться в сердце своем, потому что там, где разменивается черный хлеб на шкалик водки, в тех местах мы не найдем борцов за социализм. (Рукоплескания. )
|
|
|
Еще раз говорю, я полагаю, что если могут, быть и такие наивные мечтатели, которые думают, что торжество социализма можно достигнуть арестом капиталистов, то они могут также думать, что братанием отдельных солдат можно завоевать социалистическое царство в Европе, но мы, русская демократия, вынесшая на своих плечах все, что предшествовало 27 февраля, которая поставила на карту будущее и подлинное торжество демократии и социализма в Европе, нам, товарищи, роскошь быть наивными не разрешается. (Рукоплескания. ) Вы должны сознавать ваш долг и ваши обязанности. До переворота 27 февраля, с самого начала войны, в первом же заседании Государственной Думы 20 июля 1914 г., мы и социал-демократы в России первые, запомните это, единственные в Европе, голосовали против военных ассигновок публично. [36] (Рукоплескания. ) За все время войны мы смело и определенно выдвигали лозунги, что первый враг есть царизм, что первая борьба есть борьба со старым режимом, мы не заключали и не заключаем сейчас ни с кем «бургенфрида». У нас нет того колоссального большинства, которое с первых дней войны солидаризировалось бы с империализмом в государстве. С первого дня войны у нас не было колоссальных профессиональных организаций рабочих с миллионами членов и миллионами касс, которые бы во главе с генеральным секретарем Легином так решительно до сегодняшнего дня шли бы одной дорогой с империализмом. Что же вы теперь, объявив открыто на своем знамени отказ от империализма, от завоевательных задач, подчинив этому требованию власть в государстве, — что же вы на нас теперь нападаете? Вы сами же говорите, что во всей Европе нет такой конъюнктуры, как у нас, —что же вы хотите, закрепив эту силу, борясь с анархией, с реакцией, создать мощный оплот интернационалистического движения в Европе? Нет, вы предлагаете итти путем, которым шла французская революция в 1792 году. Предлагаете ли вы неотточенной, неподготовленной демократии вступить во всеоружии своей силы, объединенной демократии, в ряды ослабевших духом братьев? Вы этого не предлагаете. Вы предлагаете путь дальнейшего разрушения. Из этого хаоса, как феникс из пепла, восстанет диктатор, —не я, которого вы стараетесь изобразить диктатором (рукоплескания), а вот, когда вы бессознательным, безумным союзом с реакцией уничтожите нашу власть, вы откроете двери подлинному диктатору, который вам покажет
|
|
|
’) Слово: «водки» вписано над зачеркнутым: «вина».
тоже, как вы предполагаете обращаться с капиталистами, который нас арестует, и вновь мы останемся с разбитым корытом. И вот наш долг, долг российской демократии, сказать: не повторяйте ошибок истории, вас зовут на путь, который, как когда-то Францию, приведет Россию к новой реакции, к новым потокам демократической крови!
Мы говорим: имейте гражданское мужество, стиснув зубы, во имя будущего сдерживайте себя; задача наша — подчинить все, подчинить себя великой идее, общей идее окончательного торжества демократии в России, а это значит — торжества мира1). Мы, товарищи, подлинные интернационалисты, понимаем, как трудны эти задачи, мы понимаем, какое напряжение нервов, разума, сознательности и политической честности требуется для этого, и мы рады, что против нас только те, кто в мечте, в неудержимом стремлении перескочить десятки лет, века, влекут за собой малосознательные элементы и неукоснительно прямо идут вместе с той буржуазией, которую, они говорят, мы поддерживаем. Нет, вы ее поддерживаете! (Рукоплескания. ) Вы ее поддерживаете, потому что вы разрушаете в государстве веру в демократическую власть, потому что вы разрушаете демократическую революционную дисциплину, провозглашаете лозунги, что меньшинство при всех условиях может не подчиняться большинству, что все средства борьбы возможны. Нет, товарищи, это неверно, и только во имя сегодняшнего собрания я этого доказывать не буду. Я вам могу сказать, как понимает лозунг «без аннексий и контрибуций» подлинная, зрелая политика. Мне пришлось видеть один договор, заключенный нашим полком на фронте. Этот полк заключил мирный договор с двумя германскими офицерами, исполняя лозунг демократии, отказался за себя и за Россию от аннексий и контрибуций. (Смех. ) Я хочу сказать, товарищи, как часто в неподготовленной массе те же самые лозунги с недостаточной продуманностью превращаются в орудие, которое бьет и уничтожает иногда идеи, за которые мы боремся. Итак, если вы хотите немедленного торжества рабочей, социалистической демократии в государстве российском, то есть партии, которые готовы принять всю полноту власти, изложенной только-что перед вами, и от вас зависит, товарищи, сказать, считаете ли вы эти средства борьбы достаточными для того, чтобы торжествовала революционная демократия в России, а затем и в мире. Я уверен, что вы скажете: «Нет, мы еще не созрели для такой идеальной программы». (Рукоплескания. ) Что же, будем учениками, пойдем за старыми учителями социализма, будем творить дело демократии и дело Интернационала так, как этого требуют совесть и разум мощной русской демократии и наши личные убеждения.
Товарищи, говорили еще, что, объявляя и говоря о необходимости, чтобы армия была боеспособной, способной к наступательным операциям, мы, якобы, затрудняем, усложняем2), затягиваем конец войны и идем на помощь интернациональным капиталистам3), — это неверно. Неверно уже по тому примеру, который я вам привел, привел пример братания, когда лозунг нашего фронта превращался в могучее орудие борьбы на том фронте для 4) германского генерального штаба, и нам, чтобы приблизить конец войны, нам нужно показать действительно интернациональному капитализму, что мы сила, а не бессилие, что мы воля, а не разбитое, уничтоженное, распыленное стадо людей, не способное диктовать миру то, что оно хочет. (Руко— плескания. )
х) Дальнейший текст до конца абзаца в подлиннике зачеркнут. —2) Слово: «усложняем» зачеркнуто. —8) Слова: «и идем... капиталистам» зачеркнуты. —4) Слово: «для» вписано.
Я был на фронте, товарищи, и рад засвидетельствовать, что все, на что надеется русская демократия, —вся новая организация армии, все союзы, комитеты, самоуправляющиеся организации, — все стоят со мною и с Советом Р. Д. на одной точке зрения. ([Голоса]: «Браво». Бурные рукоплескания. ) И это поддержка людей, которые знают, чем они рискуют, которые не декламируют здесь, а говорят на фронте, и знают, что они сами будут отвечать жизнью своею за свои слова. Это подлинная поддержка для революционной и демократической власти *). Я должен с прискорбием сказать, что там, где кончается разум в армии, где много неграмотных, там, где очень плохи пищевые и географические условия жизни, там торжествуют лозунги, которые зовут от риска самопожертвования во имя общих целей и задач, зовут к отходу, развязывают душу утомленным, дают ей лозунги, чтобы прикрыть весьма часто только трусость. Это не мое мнение, это мнение фронта, мнение моих товарищей демократического государства.. (Бурные рукоплескания, крики: «браво! »). И в этом наша сила, что-не арестами и не расправой, а убеждением и словом, верой в здравый разум масс, верой в творческий инстинкт демократии мы создаем новую революционную армию, которая действительно даст миру мир, свободу и равенство народов.
Мы, и я в том числе (рукоплескания), неоднократно, вопреки инсинуациям моих противников, и на фронте защищали право вашей свободной пропаганды (Голос: «Спасибо»2), защищал не потому, что мне нужно ваше «спасибо», а для того, чтобы вы научились с честными людьми бороться правдой. (Аплодисменты; крики: «Правильно». )
Что же, когда мне солдат сказал: «А плевать мне на вашу свободу, когда я сам земли не получу, —вы мне дайте землю», и я сказал полковому командиру: «Пусть он едет домой, дайте ему свободу», а вы знаете, чем это кончилось? — солдат просил меня, чтобы я сделал ему милость и оставил его в полку. (Бурные аплодисменты. )
А в 19 корпусе, вы знаете, что было, когда я спросил, кто здесь защищает братание, — ни одного человека не было, а там было 19 — 20 тысяч-человек. (Голос: «Испугались». )
Испугались меня? Да, товарищи, вы правду сказали: «испугались», потому что, когда мы и наши товарищи шли за торжество идеи, за революцию на каторгу и на смерть, мы власти, ссылавшей на каторгу, не боялись. (Шум, крики, аплодисменты. Голоса: «Это доклад министра? » «Чего вы пристаете к нам с вопросами? ») Я не пристаю с вопросами 3).
Товарищи, здесь перед вами не доклад министра; я министр, -—да, но я, кроме того, революционер и старый товарищ русской демократии, я пришел сюда не для того, чтобы делать доклад министра гражданам, а для того,, чтобы сказать то, что мы переживаем и чувствуем и что я знаю, рассказать, правду вам, мои товарищи, а вы меня судите.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Товарищи, предлагают объявить перерыв. Кто за перерыв, прошу поднять руки. (Большинство. ) На сколько минут? ' (Голоса: «На 10 минут». ) Товарищи, объявляю перерыв на 10 минут.
После перерыва.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ко мне поступило предложение прервать сегодняшнее заседание до завтрашнего дня. (Шум. )
*) Дальнейший текст до конца абзаца в подлиннике зачеркнут. —2) Слова. «(Голос: «Спасибо»)» зачеркнуты. —3) Слова: «Чего вы... с вопросами» зачеркнуты.
ГОЛОС. Позвольте мне сказать. Я думаю, товарищи, что мы сюда съехались для работы государственной важности, и я заявляю, что мне интересно знать, как работа идет, как думают солдаты, приехавшие с мест. Работа колоссальная, вопрос важный в высшей степени, и если мы будем прерывать заседание таким образом, как сейчас, если будем выслушивать митинговые речи вместо отчетов министров, то я полагаю, товарищи... (Шум, звонок председателя. )
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я вас призываю к порядку. Покорнейше прошу товарищей не шуметь, не разрешаю вам шуметь и нарушать порядок. Голосую внесенное предложение. Кто за перерыв, тех прошу поднять руки; кто против перерыва, прошу не поднимать. Заседание продолжается. Слово принадлежит тов. Луначарскому.
ЛУНАЧАРСКИЙ х). Товарищи, мы сделаем вам совершенно деловые предложения и приступим после этой дискуссии, принимавшей местами характер почти спектакля, к более деловому обсуждению вопросов, которые стоят в порядке дня. Я менее всего желал бы затрагивать в моей речи личности. Я думаю, всеми здесь уважаемы, как люди, министры наши Церетели, Керенский и т. д., тем не менее, мне придется в виде вступления к моей краткой речи сказать несколько слов, как марксисту. Министр-оратор сделал свои упреки и свои указания относительно ортодоксальности марксизма тов. Ленина, обратившись к нему с таким эффектным изображением его позиции: «Ваши мероприятия — арестовать, разрушить, убрать». Да, товарищи, Николай II арестован, «Кресты» разрушены, старый порядок убран. И, быть может, впоследствии те товарищи, которые являются представителями этой самой революции и продолжают утверждать те самые мероприятия, также заслужат название держиморд... (Аплодисменты. ) Маркс, товарищи, между прочим, говорил следующее, — я приведу эту цитату в слегка смягченной форме, так как я не любитель крепких слов, — Маркс говорил: «Несчастие демократических партий заключается в том, что они переполнены прекраснодушными разговорщиками, и в то время, как они говорят красивые слова великодушия, реакционеры, которые являются людьми дела, под сенью их слабодушия подготовляются свернуть им шею». [37] Я не сомневаюсь в том, что люди, которых судьба поместила сейчас на горбу этого пламенного коня революции, —люди прекрасные, но мне хочется думать, что им не удастся все-таки объездить и усмирить этого коня так, чтобы он согласился возить воду повседневщины. Товарищи, от того, будет ли развиваться наша революция дальше со всей пламенной энергией, будет зависеть не только спасение России, не только будут не даром павшими не одни жертвы петроградской революции, но и жертвы всей великой войны, которая эту революцию породила, но от эгого зависит, быть может, судьба всего мира, и вот почему мы являемся сторонниками энергичного продвижения революции вперед. И в вас, несмотря на то, что вы в большинстве своем отметаете наши советы, мы упрямо продолжаем видеть представителей подлинной демократии и поэтому обратимся к вам с некоторыми советами относительно организации власти, не только с простой критикой того, что уже сделано, или, вернее, того, что не сделано, а также с известным советом относительно того, что сделать нужно. Я не представляю себе, может быть, дело так, что вы могли бы принять наши резолюции, но мне не хотелось бы думать, что вы от них отмахнетесь; я хотел бы думать, что вы увидите
Ч Речь Луначарского печатается по машинописному тексту в д. № 3; оглашенные им резолюции по тексту в д. № 61.
в них плод зрелой политической мысли и примете во внимание и удостоите их рассмотрения в комиссии Съезда.
Резолюций этих две. Из них одна, менее значительная, рекомендует вам меры, которые мы, революционные социал-демократы-интернационалисты, считаем совершенно необходимыми и относительно неприятия которых мы можем выразить только наше удивление по адресу революционного министерства. Эта резолюция такова:
«Съезд, принимая во внимание:
что Государственная Дума, избранная на основании анти-народного закона 3-го июня, являлась не представительством народа, а организацией наиболее реакционных элементов цензовой России;
что председатель Государственной Думы Родзянко, как видно из письма его, опубликованного в газетах от 3-го июня 1917 г., продолжает считать ее важным фактором государственной власти;
что в призыве его к членам Думы в том же письме «держаться наготове, ибо скоро придет время для их вмешательства в жизнь страны», явно звучит надежда на контр-революцию и угроза ею;
что Государственный Совет представляет собою обломок черной реакции в механизме новой русской государственной власти;
что министр юстиции Переверзев не только не считает ненормальным получение членами Государственного Совета, злейшими врагами русской свободы, даже в ее самых бледных дореволюционных проявлениях, огромного жалования из государственной казны русского свободного народа, но и признал за судебно-административными департаментами Государственного Совета важные судебные функции, вплоть до права кассировать в последней инстанции некоторые решения обновленного Сената,
— находит, что надо положить предел всем заигрываньям с этими пережитками царской России, путем немедленного и окончательного упразднения Государственной Думы и Государственного Совета». [38] (Аплодисменты. )
Товарищи, фракция объединенных социал-демократов-интернационалистов предлагает вашему вниманию другую резолюцию, более сложную, и очень вероятно, что я не буду здесь в состоянии, если мне не продлят время, сколько-нибудь широко ее комментировать. Я прошу ее по крайней мере заслушать:
«Констатируя,
что затянувшаяся война и произведенное ею во всем организме нашей страны разрушение ставят перед ее правительством поистине грандиозные задачи;
что решение их возможно лишь при наличности сильной революционной власти, каковою может быть лишь власть, опирающаяся на массы;
что первая попытка создать власть из представителей думского блока с империалистами Милюковым и Гучковым во главе, при условной поддержке Петроградского Совета Р. и С. Д., привела к необходимости опрокинуть это правительство;
что вторая попытка, — создать власть путем коалиции в министерстве буржуазного большинства и социалистического меньшинства, при всемерной поддержке Петроградского Совета Р. и С. Д., — не подвинула Россию ни на шаг к освобождению от кошмара войны и надвигающейся разрухи, а, напротив, привела к вредоносной пропаганде правительством наступления (несмотря на отказ наших союзников отрешиться от их империалистических целей), к ряду строгих мер по отношению к левому крылу революции и полному бессилию перед губительной для страны тактикой капитала, —
Съезд считает необходимым переход всей власти в руки трудовых классов народа в лице Исполнительного Комитета Всероссийского Союза Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, при контроле Временного Революционного Парламента.
Съезд избирает из своей среды Временный Революционный Парламент, из 300 делегатов, при пропорциональном представительстве всех фракций. Съезд приглашает Петроградский Совет Р. и С. Д. пополнить этот состав 100 делегатами из своей среды. Съезд приглашает к тому же Всероссийский Совет Крестьянских Депутатов.
Временному Революционному Парламенту поручается избрать из своей среды Исполнительный Комитет, которому и передана будет вся исполнительная власть в стране. Власть эту Исполнительный Комитет будет осуществлять через своих министров и специальную государственную комиссию.
Съезд полагает, что организованная таким образом центральная власть сможет оказаться действительно могучей лишь при замене старого бюрократического, а также буржуазно-помещичьего, земского и стародумского аппаратов новым революционным и народным.
Для этого должны быть организованы в деревнях Советы Крестьянских Депутатов, волостные и уездные, а в городах — Советы Р. и С. Д., которые совместно организуют губернские и областные Советы Р., С. и Кр. Д. которые посылают по одному делегату во Временный Революционный Парламент. Исполнительный Комитет связывается с Областными Советами через своих коммиссаров.
Специальные и централизованные ветви государственного организма (железные дороги, почта и телеграф и т. п. ) Исполнительный Комитет ведает через министров и специальные комиссии, при деятельном участии представителей от профессиональных союзов, служащих и рабочих этих отраслей.
Сильная власть должна и на местах, и в центре быть построенной самим революционным народом и состоять из его доверенных лиц». (Аплодисменты. )
Товарищи, мы прекрасно знаем, что не в резолюции можно дать грамоту этого нового государственного порядка; резолюция имеет характер не конституирующей грамоты, а политической директивы. Взятый в отдельности, рецепт, который здесь дается, можно переделать, но нам слишком часто задают вопрос: чего же вы хотите? Чего мы хотим? Мы хотим, чтобы вы взяли власть в свои руки... (Голос: «Спасибо»). Это совершенно неправильно, будто кто-то такой стремится авантюристским путем, представляя из себя меньшинство в стране, каким-то образом пробиться к власти. Другое может нас смущать, — те упреки и те запросы, которые обращают к нам чистые марксисты и социал-демократы, стоящие на точке зрения абсолютной классовой политики. Спрашивают нас: почему вы так свирепо относитесь к коалиции, в которой социалисты сидят вместе с буржуазными министрами, почему вам не кажется с точки зрения классово-пролетарской, что и коалиция революционного пролетариата и крестьянских и мелкобуржуазных элементов, которые представлены фактически в Совете, —почему эта коалиция не кажется вам страшной? Я должен сказать, что когда я слушал о страхах тов. Либера и страхах тов. Мартова, мне так и казалось, что история своей железной рукой сдвинула немного правду, которая была вычитана в книжках. Тов. Либер сейчас плачет: какое несчастье, что пролетариат слишком развился; революция пришла так поздно оттого, что пролетариат представляет большую величину, слишком большую величину; от этого буржуазная революция не имеет возможности пройти в классических формах, а тов. Либер справился бы с нею только в том случае, если бы она прошла в классической форме, — он готов принять и социальную революцию, но только в классической форме. И тов. Мартов также подходит к этому с другой стороны.
Если тов. Либер делает из этого вывод, что следует делить власть в неравной мере с буржуазией, то тов. Мартов делает из этого вывод, что пролетариат должен отойти в сторону и оставаться в роли совершенно незаметной оппозиции. Мы думаем, что революция и история не спрашивают нас о том, как должны происходить события. Буржуазная революция в России происходит вместе с демократическим переворотом, а после демократического переворота наступают уже меры полусоциалистического характера, и пролетариату поэтому приходится взять на себя единую организующую роль при самых невыгодных условиях, взять власть, опираясь, — на кого же? — сам он бессилен, — опираясь на революционную часть крестьянства, опираясь на революционную армию. Он должен войти с ними в союз даже в том случае, если бы он оказался при этом в меньшинстве, ибо его сила, это—чистота его сознания, уверенность в себе, знание исторических законов, это то, что жизнь властным голосом поддерживает все его требования, и так как объективно между интересами пролетариата и интересами революционными нет никакого противоречия, крестьянству нет интереса почему-то задушить рабочего за его эксперименты. Почему-то крестьянину от земли, которой никто не хочет касаться, как неоднократно утверждали социалисты, придет в голову захлеснуть морем черной сотни, о которой говорил тов. Либер и министр Чернов, — захлеснуть город за то, что в городе его брат, рабочий, стремится к тому же, к чему и он стремится в деревне? Это неправильно. На самом деле представители Совета Кр. Д., чрезвычайно далеко идущие революционно-демократически, и в массе своей окрашены уже в социалистический цвет, и вот тогда, когда Совет сам превратится в настоящий жизнеспособный организм, он будет пятиться с недоверием к себе и с испугом книжников, не представлявших себе революцию в таком образе, — нет, тогда он перестанет пятиться от власти и станет делить ее вот в какой пропорции. Тов. Либер говорил так решительно, так выпукло, так сочно, как собрались 500 социал-демократов; [39] эти 500 социал-демократов могут подтвердить то, что я ни на один штрих не изменяю того, что было сказано, т. -е. того, как Войтинский пропел дифирамб власти правительства. Тов. Либер проглотил его внезапно вместе с его речью, заявив, что ни один социалист не может петь таких дифирамбов Временному Правительству. Он сказал: я не боюсь, что мы дали туда шесть заложников. Тов. Либер сказал: не боюсь, и я верю этому, потому что он смелый человек. Тов. Дан в другой области обрисовал нам количество власти; при этом дележе известная часть падала и на вашу долю; сегодня это было повторено министром Церетели в более смягченном виде. Мы, сделавшие революцию, не верим больше в войну и мир не потому, чтобы мы находили необходимым свергнуть иго немецкого самодержавия в Германии, а только потому, что если мы посмеем рассуждать, то так, как когда-то наемников солдат гнали в бой, приставляя револьвер к затылку, те или другие бурбоны, точно так же нас хотят гнать на немецкий фронт японским револьвером; нас запугивают, что сейчас же, стоит только английской буржуазии прекратить выдачу по текущему счету своих денег, и сейчас же русская революция обмякнет, как мокрая курица, она сразу окажется лишенной всех сил. Вот та доля демократической самостоятельности, которую обеспечивают товарищи министры при делении власти с буржуазией. Если же мы начнем вычислять, какова доля буржуазной власти, то мы найдем, что на деле сделано все, что они требовали. Милюков говорил: «Говорите сколько угодно о мире без аннексий и контрибуций, но на деле сделайте маленькое наступление, и мы будем очень довольны». Точно так же во всех других областях, с одной стороны, анархическое расхищение благ, с другой стороны — анархический саботаж промышленности, чего не отрицает «Рабочая Газета». Нам отвечают на все: товарищи, мы готовили проекты. Но вот один из проектов созрел, сладкий плод уже висит, мы протянули руки и сорвали; нам говорят: видите ли, товарищи, нам теперь позволено. предложить нашим союзникам собраться на конференцию на предмет того, чтобы потолковать вместе, когда и где обстоятельства позволят. Товарищи, если это не издевательство над революцией, тогда это в крайней степени слабодушие тех запугивающих министров, которым дали кусочек власти. Они так боятся каждого окрика в том смысле, что сейчас же говорят: «уйду, ей богу, уйду». Они так боятся, что рады, когда им говорят: после дождичка в четверг мы поговорим, а пока что — пожалуйте стратегическое наступление... (Аплодисменты. Крики: «Бис». ) Товарищи, на бис я повторять этого не буду, но еще много неприятных вещей я вам скажу, если будет время для этого. (Голоса: «Просим говорить». Аплодисменты. )
|
|
|
