Принцип «наложения решёток Айзенмана» на примере квартала в Берлине

Кризис 1978 года

С этого периода П. Айзенман отходит от сугубо рационалистических поисков и переходит в область иррационального. Внешним событием, спровоцировавшим этот перелом, оказался курс лечения Айзенмана у психоаналитика. «Именно тогда я начал путешествовать по своему подсознанию. Уходить в самоанализ и все меньше ориентироваться на рационалистические функции мозга. Это вызвало сдвиг в моей архитектуре. Мои здания стали закапываться в землю и в область подсознательного».[4]

Этот период поисков Айзенмана можно обозначить как деконструктивистский, несмотря на то, что сам архитектор всячески отказывается от каких-либо четких определений. Сам себя он в разные периоды провозглашал постфункционалистом, постмодернистом, деконструктивистом. Такое отсутствие чёткой позиции — и есть позиция Айзенмана, последовательно уклончивая и непоследовательно деструктивная. Он считает, что человек волен выбирать из всего многообразия, предлагаемого этим миром, без каких-либо ограничений, все, что покажется лично ему близким в данный момент, что вызывает резонанс, заставляет задуматься о себе.

Работая как деконструктивист, Айзенман в первую очередь исследует архитектуру как идею, а основными источниками вдохновения для него являются тексты Жака Деррида и психоанализ. Совместно с Деррида он создал проект «Хоральное произведение», включающий в себя литературный и архитектурный дискурс. При этом Деррида выступил в качестве дизайнера, а Айзенман — как литератор. Это были две параллельные работы, которые были одновременно и независимы друг от друга, и в тесной корреляции между собой. В результате возник образец многоголосой, многоязыкой «архитектуры-полиглота». «Словесный дизайн» включает в себя хореографию, музыку, пение, ритмические эксперименты.

По мнению Айзенмана, архитектура должна быть критична, она не должна удовлетворять нужды заказчика и решать его проблемы, напротив, — архитектура ставит проблемы. В соответствии с этой концепцией, Айзенман выстраивает не только теории, но и реальные сооружения, часто шокируя заказчика. Например, в проекте «Гордиола Хаус» он заявил заказчику, что согласно его теории, окна дома не должны выходить на океан (о чём так мечтал заказчик); в «Векснер-центре», предназначенном для экспозиции работ художников, очень трудно повесить на стену картину (хотя бы потому, что стен как таковых нет). Здание заставляет художников искать иные способы самовыражения, работать не с пустыми стенами, а с весьма не простым контекстом.

Все исследования Айзенман декларирует в своих текстах. Понять его архитектуру в отрыве от теории очень сложно, из-за чего Чарльз Дженкс причисляет его к модернистам, заставляющим мир подстраиваться под их идеи. Однако сам Айзенман утверждает, что в данном случае это не абстрактные идеи, но то, что всегда было заложено в самой архитектуре, но до сих пор было скрыто. Задача архитектора — вскрыть то, что было подавлено, помочь выразится тому, что считалось нефункциональным, бессмысленным и т. д. «Если между супружескими кроватями есть щель, — говорит Айзенман, — в которую можно провалиться — это меня не заботит. Если в семье есть ребёнок — это меня не волнует, если оказывается, что из обеденного стола в столовой выпирает столб — мне на это наплевать, если люди не могут увидеть из своего дома океан через окно — ну и пусть».[5]

Чтобы избавиться от предрассудков традиции, он использует метод «чтения в пробелах», который во многом совпадает с постмодернистской концепцией «складки» (Жиль Делёз. Складка: Лейбниц и барокко. 1988). По его мнению, традиционные оппозиции между структурой и орнаментом (декорацией), абстрактным и фигуративным, формой и функцией могут быть упразднены. Архитектура может начать объясняться «между» этими категориями (не порывая с ними окончательно).

Кризис осени 1988 года

Начиная с 1990-х, П. Айзенман окончательно отказывается от деконструктивистского дискурса и переключает свои поиски в область нелинейной архитектуры. В качестве переломного момента можно обозначить кризис осени 1988 года, когда Айзенман окончательно осознал «смерть деконструктивизма»(чему способствовала организованная при поддержке Филипа Джонсона знаменитая выставка «Деконструктивистская архитектура» в нью-йоркском Музее современного искусства) и перед ним встал вопрос: «а что же дальше?». Новое вдохновение пришло со стороны современных открытий в науке, идеи самоорганизующихся органических структур, теории складки Ж. Делеза, теории фракталов.