Психоанализ первородного греха.

Так что было бы наивно представлять себе младенца с одной стороны неким придатком матери, все существование которого зиждется на удовлетворении биологических нужд, а с другой – абсолютно невинным существом, воплощающим собой первозданную чистоту.

Уже Фрейд приписывал ребенку наличие психической жизни, наполненной драматическими противоречиями.

Исходя из тщательных исследований детей, британский психоаналитик М. Кляйн (11) обнаружила, что устроение душевного мира последних отличается весьма насыщенными переживаниями, поразительным богатством и содержательностью, включая в себя элементы, проявление которых способно вызвать, по меньшей мере, удивление.

Эмоциональная жизнь младенца, согласно психоаналитической парадигме, определяет его состояние и судьбу во взрослом возрасте. По мнению М. Кляйн, развитие ребенка зависит от динамики двух фундаментов его психики – зависти и благодарности.

Чувство зависти появляется у человека с первых же мгновений его жизни и является врожденным. М. Кляйн дает ей следующее определение: «зависть – это чувство гнева, которое испытывает субъект, опасаясь, что кто-то другой воспользуется и насладится чем-то желанным для него самого». Для того, чтобы более качественно осознать данное положение, есть смысл обратиться к более ранним младенческим переживаниям, возможно, даже тем, которые испытывались при переходе в этот мир.

 Стало быть, зависть легко вывести из тенденций агрессии, ненависти, направленной на изначально воображаемого «соперника» с целью его уничтожения, гарантируя тем самым собственную неприкосновенность и безопасность. Вместе с тем, в подобной тенденции вовсе не сложно уловить и присутствие алчности, поскольку речь заходит о напряженном и самонадеянном отношению к тому, что полагается «своим».

«Свое» как апофеоз утверждения идеи собственности соотносится со значением владения, власти и величия. Нам остается уяснить, в какой степени младенец обладает полномочиями на то, что он себе присваивает и насколько его притязания обоснованны.

Смысловое содержание понятий «владение» и «величие» раскрывается в значении «воля». Очевидно, что воля – это способность проявления своего осознанного намерения. Но у новорожденного младенца нет ни осознанности, ни целеполагающего намерения. Кроме того, в силу его тотально зависимого положения, все его «имущество» представляется не более чем иллюзией. И в самом деле, как можно обоснованно назвать «своим» то, чего в любой момент можно лишиться?

Версии разных авторов, предлагая разные вариации на тему раннего развития детского мира, тем не менее, стягивались к одному смысловому центру.

О. Фенихель (5) уподоблял процессы восприятия у младенца восприятию психотиков, чему свидетельством является общность их психических особенностей – объекты различаются не четко, образы большие и неточные, восприятие и движение не разделяются, восприятия многих органов чувств перекрывают друг друга. Кроме того, у младенца отсутствует опыт ориентации в пространстве. Он дезориентирован. Не менее веской причиной искажения восприятия является одностороннее рассмотрение мира как источника удовлетворения или угрозы. Но поиск удовольствия несовместим с адекватной оценкой, основанной на размышлении и предвидении будущего.

Все самовыражение и чувство значимости ребенка на данной стадии регулируется питанием, приходящим из внешнего мира и оказывающим не только насыщающее, но и релаксирующее действие, снижающее первичную тревогу, вызванную дезориентированностью, и тем самым, возвращающее в состояние нарциссического самоуспокоения.

На следующей стадии динамика развития, стимулирующая появление элементарной осознанности и, более менее, адекватного восприятия действительности, вынуждает ребенка отказаться от чувства собственного величия, связанного с совпадением его желания есть и получением пищи. Новое понимание того, что он не всесилен и не всемогущ, является для младенца своеобразным шоком, с которым он справляется тем, что начинает разделять величие взрослого. И здесь заменителем молока становится наличие любви более могущественного взрослого.

Далее же следует развитие чувства реальности, когда интеллектуальные способности ребенка возрастают и выходят за пределы простой заинтересованности в удовлетворении элементарных потребностей. И наступает очень важный момент, когда принцип удовольствия сменяется принципом реальности, суть которого заключается в стремлении отдавать предпочтение будущему вместо немедленного удовлетворения текущих побуждений и желаний. Поэтому основным и главным выражением принципа реальности является формирование осознания перемен и способности предсказания будущего. Энергия хаотического потока неоформленных сил преображается в структурированную энергию цели, что является базовой составляющей нового периода развития – эволюции сознания.

Ш. Ференци (5) выделил четыре стадии раннего детского развития:

1. «Бессознательное величие» - наблюдается на одной из эмбриональных фаз, предшествующих рождению, когда появляется ощущение, будто удовлетворяются все желания существа.

2. «Магическое галлюцинаторное величие» – период сразу после рождения, когда ребенку кажется, что стоит ему только чего-либо пожелать, все это тут же появляется. Понимание же того, что получение пищи зависит не только от его желания есть, но и от желания матери кормить, еще не наступило.

3. «Магическое величие жестов» – чуть позже ребенок начинает регулировать отношения посредством своих криков и жестов, улавливая непосредственную связь между таким своим проявлением и реакцией взрослых, с готовностью откликающихся на него.

4. «Магия мыслей и слов» – дети особенно склонны к суеверному поведению, наиболее часто проявляющемуся в виде тех или иных ритуалов. Например, известная детская игра – перепрыгивание через трещины на тротуаре, чтобы с мамой, идущей сзади, ничего не случилось, является символической нейтрализацией бессознательного желания ее смерти. С точки зрения логики души мысль равнозначна поступку.

Г. Салливан (5) отмечает, что на первом году жизни у младенца отсутствует самосознание. Он не способен устанавливать взаимосвязь событий. У него отсутствует ориентация во времени и пространстве, а все его существование воспринимается как нечто неопределенное и неограниченное.

Через некоторое время в смутной пелене окружающего мира проявляется «материнский образ», нечеткий и неясный, но представляющийся, все-таки, некой отделенной от самого младенца, частью. Если новоявленный образ вызывает чувство благополучия, успокоения или эйфории, то он идентифицируется как «хорошая мать». В случае же возникновения беспокойства и тревоги, формирующийся комплекс реакций, запечатлевается в виде «плохой матери».

В ключе подобной парадигмы мыслила и М. Кляйн, выделяя «хорошую грудь» и «плохую грудь», введя в арсенал психоаналитической терминологии такие понятия как good and bad breast, good and bad mother.

Причем, в английском языке выражение good breast означает не только «хорошая грудь», но и – «добрая, доброжелательная, милая, годная, полезная, любезная, плодотворная грудь». И соответственно, bad breast – не только «плохая», но и «дурная, скверная, испорченная, развращенная, больная грудь». Поэтому противопоставление good and bad может в более расширительном толковании восприниматься не только как оппозиция “плохого” и “хорошего”, но и как борьба добра и зла вообще, жизни и смерти, в которой мать ребенка предстает центральной фигурой и вполне реально участвует во взаимодействии этих сил.

Вполне естественно, что ребенок начинает расщеплять мир с тем, чтобы отвергнуть ненавидимую им опустошенную, назойливую или безучастную грудь и сохранить грудь желаемую, добрую и наполненную.

Подобное разделение М. Кляйн назвала паранодино-шизоидной позицией. Шизоидная (от греч. schiso – расщепляю) – поскольку речь идет о расщеплении образа груди на «плохую» и «хорошую». Параноидная (от греч. paranoya – буквально, околоумие, безумие) – потому что подобное расщепление обусловлено иррациональным страхом.

Такое состояние закономерно сменяется депрессивной позицией, наступающей вследствие расщепления – суть разрушения матери в собственных фантазиях. Защищаясь от тревоги и чувства вины, ребенок стремится к воссозданию целостной, интегрированной матери, способной успешно примирять в себе противоречия.

Вместе с тем, даже «хорошая», удовлетворяющая грудь становится объектом зависти, «поскольку младенец ощущает, что она обладает всем, что ему нужно и что существует неограниченный поток молока и любви, который грудь оставляет для собственного удовлетворения», и «сама та легкость, с которой идет молоко, хотя младенец и получает от этого удовлетворение – также приводит к зависти, поскольку этот дар кажется чем-то недостижимым».

Зависть представляет собой очень мощное деструктивное переживание, которое переносится психикой с большим трудом и потому подвергается защитной переработке, способной канализировать это порождающее выраженное чувство вины, проявление хаоса разрушительных тенденций в свои видоизмененные и более легко переносимые аффекты.

Один из вариантов такой защиты известен как обесценивание объекта – объект, потерявший свою ценность, больше не вызывает зависти.

Следующим способом защиты является недооценка собственного Я – проявляющаяся в склонности к невротическому самоуничижению – возможно, как реакция на чувство вины, порожденное завистью.

Подавление любви и усиление ненависти – представляет еще один способ борьбы с завистью, поскольку ненависть как страсть более динамичная, яростная переживается легче, чем назойливая, тягучая зависть.

И, наконец, для того, чтобы нейтрализовать зависть, ребенок может в своем воображении завладеть материнской грудью, то есть, как бы вывернуть ситуацию наоборот, присваивая себе силу и величие вожделенного объекта, и тем самым, мысленно перенеся на себя все его свойства. Такая рокировка есть механизм образования гордыни.

С другой стороны, первое наслаждение в жизни ребенка, связанное с кормлением грудью, если он насытился и удовлетворен, может запечатлеться чувством момента слияния воедино с другим человеком, напоминающим единство, которое ощущалось еще в материнской утробе, то есть, по сути, переживанием счастья. И данное состояние предстает «фундаментом всякой будущей благодарности» – чувства признательности, порождающего способность проявлять собственные щедрость, доброту, стремление к творчеству – как акту отдачи себя - самоотдаче (интересно по этому поводу вспомнить известное определение Б. Пастернака – «цель творчества – самоотдача»).

Итак, мы имеем два аффективных полюса.

Полюс зависти: ненависть – алчность – гордыня.

Полюс благодарности: доброта – щедрость – творчество.

С точки зрения психоанализа, инфантильная часть нашей природы продолжает существовать и во взрослом состоянии. Иными словами, наш внутренний ребенок со всеми своими первичными инграммами (запечатлениями мозга, нейронными записями) остается активен, в каком бы возрасте мы ни находились. Но нам вовсе нет нужды от него освобождаться, ибо в таком случае мы рискуем искоренить в себе и все то лучшее, что является даром детства – спонтанность, способность к эволюции, открытость к миру, новизна восприятия. Эффективная трансформация предполагает, прежде всего, разотождествление с тем внутренним ребенком, который представляет собой злобное, завистливое существо, обеспокоенное тревогами, раздирающими противоречиями, и агрессивно «расщепляющее» мир. Причем, обладая самосознанием и структурированной волей, мы способны выбирать, какой полюс в себе актуализировать.

 

Теперь же рассмотрим движение теологической мысли.

Согласно тексту книги Бытия, основным аргументом змея, искушавшего жену Адама, будущую Еву, был предполагаемый соблазн занять место наравне с богами – «в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги» (Быт. 3:5).

Обратим внимание, что посул искусителя возымел свое действие при упоминании возможности, которая предполагает наличие именно определенных амбиций и притязаний в отношении того, кто занимает более высокое положение. Ведь, если, собственно говоря, подчиненный не завидует своему начальнику, то ему вовсе нет никакой нужды претендовать на его пост. Змей, который был «хитрее всех зверей полевых» (Быт. 3:1), по определению не мог не обладать некоторой психологической проницательностью, поскольку он был «хитрый», и потому ведал, какую струнку задеть в душе человека, дабы совратить того.

Фигура библейского змея представляется персонажем весьма загадочным и вызывает ряд вопросов: действовал ли он самостоятельно или был инспирирован кем-то, кто за ним стоял? Если за ним кто-то стоял, то кто? И, наконец, каковы были мотивы искушения? Если придерживаться Писания и аналитической логики в подходе к представленным вопросам, то соблазнительную идентичность змея и дьявола придется отбросить, хотя бы потому что дьявол принадлежал к числу ангелов, существ бесплотных, в то время как змей соотносился с животным миром и имел отношение к разряду «зверей полевых». Вместе с тем, было бы абсолютно бессмысленно полагать змея и «посланником Божьим», во-первых, потому что, по определению, хитрость проявлением Бога никак не является, и, во-вторых, проклятая участь змея в таком случае предполагает, что Бог его использовав, ухищренно предал, что также совсем не согласуется с Божественным.

На основании сказанного можно сделать вывод, что змей Библии не является ни Богом и ни дьяволом, но представляет собой фигуру посредническую, проводящую чью-то волю, хотя при этом и обладающую определенным сознанием.

Если судить по характеру воздействия, то таковое явно представляется манипулятивным убеждением с использованием введения в заблуждение. Сравним стихи 3-ей главы, в которой рассматривается драматическая история падения человека. «И сказал змей жене: нет, не умрете» (Быт. 3:4). «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт. 3:22) – тем самым Бог подтвердил реальность своей заповеди: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2:16 – 17). Следовательно, обещание, посланное через змея, оказалось ложным. Как явствует из Святого Писания, «отцом лжи» является сатана (Ин. 8:44). Греческое же слово diabolos означает – «враг, клеветник». Получается, что инспирировал змея дьявол. Остается только прояснить суть его мотива. Для этого обратимся к его истории.

Два достаточно ярких фрагмента из Писания с четкой последовательностью показывают путь сатаны, который начинался с положения «Светоносного», в латинском наименовании – Люцифера.

«Как упал ты с неба, денница, сын зари! А говорил в сердце своем: Взойду на небо, выше звезд Божьих вознесу престол мой, взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты низвержен в ад». (Ис.!4:12).

«Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в Эдеме, в саду Божьем. Ты был помазанным херувимом и Я поставил тебя на то. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, и Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя». (Иез. 28:12).

В приведенных текстах четко обозначается судьба «врага человеческого», проходящая в 3 этапа:

1. Он – Светоносец (Денница, Люцифер): прекраснейший («венец красоты», «сын зари»), мудрейший («полнота мудрости»), совершенный («печать совершенства», «ты совершен был в путях твоих»), влиятельнейший ангел («ты был помазанным херувимом»), наделенный райским блаженством («ты находился в Эдеме, в саду Божьем»).

2. Он – покусившийся на власть: («а говорил в сердце своем: Взойду на небо, выше звезд Божьих вознесу престол мой, взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему»), преступивший закон («доколе не нашлось в тебе беззакония»), одержимый сверхценной идеей собственного величия («возгордилось сердце твое»), тщеславец («от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою»).

3. Он – наказанный: («но ты низвержен в ад»), («и повергну тебя на землю»), («Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя»).

 

Представленный экскурс в психобиографию дьявола показывает его претензию на обладание тем, что ему не принадлежит с одновременной убежденностью, что он этого достоин. Однако указанное свойство является выражением зависти.

Итак, дьявол стал отступником, пал с небес и отпал от благодати, потому что завидовал Богу. Вместе с тем, будучи существом отринутым и низверженным, он явился свидетелем величия и человека, созданного по образу и подобию Божьему и наделенному, к тому же, весьма обширными полномочиями – «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1:27-28). Подобное позиционирование дает нам полновесный повод говорить, что и в отношении человека сатана испытал переживание зависти. Тогда вполне становится понятным смертоносный мотив, побудивший его к совращению наших прародителей.

Значит, онтологический прототип, архетип греха, собственно первородный грех есть зависть. С ней мы и появляемся на этот свет.

Примечательно то, что человек как бы повторил путь дьявола, скопировал матрицу его судьбы, пройдя через те же три этапа.

1. Как и дьявол, человек был в начале совершенен, обладал полномочиями космического масштаба и жил в раю.

2. Как и дьявол, человек однажды противопоставил себя воле Бога, нарушив Его заповедь.

3. Как и дьявол, наконец, человек был изгнан из Рая.

Но повторение есть идентификация. Мальчик становится мужчиной, подражая отцу, девочка становится женщиной, подражая матери. Дети повторяют своих родителей и через отождествление с ними формируют навыки адаптации к миру. Мы, в конце концов, становимся тем, с кем себя идентифицируем. Первые муж и жена идентифицировали себя с сатаной. И сделали они это по своему выбору – сатана не принуждал их ко греху.

Однако сакральная история показывает, что полностью идентифицировать человека и дьявола нет оснований, ибо предопределения их дальнейших судеб, все-таки, различны. Отвернувшись от Бога по своей свободной воле, мы предали себя во власть сатаны. Говоря по справедливости, Бог навсегда мог бы оставить нас в его власти, но благодаря Своему милосердию, Он предоставил нам шанс на спасение, оставляя последний выбор за человеком и сохраняя дарованную ему свободу.

Он поступает по разному в отношении дьявола, змея и человека.

Дьяволу Он предрекает гибель: «Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя» (Иез. 28:12).

Змея он проклинает: «И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми». (Быт. 3:14).

Человека же Бог не уничтожает и не проклинает, но предоставляет ему путь самопознания и самосовершенствования – «И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят». (Быт. 3:23).

Проанализируем последнюю часть фразы – «возделывать землю, из которой он взят».

Первое. Человек взят из земли. Это значит, что в какой-то мере человек тождествен земле, причем не вообще земле, а только той, из которой взят. А, стало быть, в определенной степени, человек есть земля (не вообще земля, а та, из которой он взят).

Второе. Возделывать землю означает обрабатывать землю, ухаживать за ней, заботиться, делать более плодородной и жизненной, то есть, в конечном итоге, совершенствовать ее.

Третье. Возделывать землю, из которой взят равнозначно возделывать себя.

Не гибель, не проклятье, но возделывание себя – таков путь спасения, уготованный человеку Богом.

Вместе с тем, наша внутренняя история на этом не заканчивается, она только начинается, и «возделывание себя», хотя и представляется процессом, способным доставить высочайшее наслаждение, но вовсе не является этаким увеселительным «хэппи эндом», и порою насыщенный драматизм нашего бытия дает о себе знать во всей полноте своего напряжения.

Как свидетельствует Писание, дьяволу также предписывалось быть высланным на землю - «Я повергну тебя на землю». (Иез. 28:12). Таким образом, говорить о прекращении сатанинской активности в отношении человека преждевременно. Что касается змея, то его биография также пока себя не исчерпала – «Ты будешь ходить на чреве твоем и будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Быт. 3:14). Смысл данного оборота при его прояснении способен вызвать легкий шок. Дело в том, что в книге Бытия «прах» раскрывается не как термин, имеющий отношение к почвоведению, но как понятие, идентифицирующееся с самим человеком – «ибо прах ты и в прах возвратишься». (Быт. 3:19). И если человек есть «прах», а змею дано этот «прах» есть, то выходит, что этот таинственный змей может свободно использовать нас просто в качестве пищевых добавок.

Кто же, все-таки, нас поедает?

Исходя из определения «ты будешь ходить на чреве твоем» (Быт. 3:14), змей представляется существом вполне материальным, вещественным и даже органическим. Более того, учитывая его прямое соотнесение с животным царством - «Змей был хитрее всех зверей полевых» (Быт. 3:1), «проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми» (Быт. 3:14) – мы вполне можем размышлять о его биологической природе, подкрепляя наши выводы данными неврологии, использующую триединую модель мозга, предложенную К. Саганом (23). Данная модель рассматривает мозг как три отдельных мозга, располагающихся друг над другом и соответствующих определенному этапу эволюции, начиная от самого древнего и кончая самым последним:

1. R-комплекс, или мозг рептилии (то есть Змея!) – «играет важную роль в агрессивном поведении, территориальных отношениях, ритуалах и установлении социальных иерархий». Генетически R-комплекс появился у первых пресмыкающихся около 250 миллионов лет назад.

2. Лимбическая система (включающая в себя гипофиз), или мозг млекопитающего – в целом отвечает за наши эмоции и «управляет социальной ориентацией и социальными отношениями – чувством общности, заботы, симпатии, сострадания и инстинктом группового самосохранения». Вероятность его появления – около 150 миллионов лет назад.

3. Неокортекс, или мозг приматов – управляет более сложными функциями, такими как мышление и речь, контролирует также функции восприятия, особенно зрение.

Не смотря на то, что типичным нейрофизиологическим представительством человека является именно неокортекс, значительная часть жизни многих из нас управляется мозгом рептилии, проявляясь в актуализации глубинных древних инстинктов. На уровне человеческого поведения они характеризуются крайней озабоченностью охраной и расширением своей «территории», как правило, экспансивным и агрессивным. Понятие же «территории» у людей включает в себя не только смысл географический, но и, выходя за его рамки, распространяется также на области не физических пространств. Мы можем говорить о «территории» своих представлений, концептов, убеждений. Любая идеология, как типичная, так и общественная, представляет своего рода территорию. Это положение в значительной мере объясняет склонность определенных людей пристрастно отстаивать собственную правоту (охрана территории), навязывать другим свои мнения и представления о жизни, полагая их последними истинами в инстанции (экспансивно-агрессивное расширение своей территории) – они обусловлены мозгом рептилии.

Наличие «территориального комплекса» само по себе есть состояние аффективного напряжения, по сути своей агрессивного. Уточним, какие же именно аффекты здесь доминируют. Поскольку речь идет об оберегании территории, то главенствующая тенденция, связанная с данным стремлением, раскрывается в смысловом ряду таких однокоренных значений, как – беречь, бережливость. Эти чувства сами по себе естественны, ибо выражают нормальное побуждение инстинкта само-сохранения, то есть того же само-оберегания, само-сберегания. Они становятся противоестественными, когда приобретают характер при страстный – патогенный, то есть такой, который превышает уровень, очерченный необходимостью инстинкта, в данном случае, самосохранения. Тогда мы говорим о гипертрофированной бережливости – жадности.

В естестве своем человеку дано и полномочие быть властителем, управителем – «наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». (Быт. 1:28). Соответственно, противоестественной становится искаженная – гипертрофированная, маниакальная жажда власти и обладания чужими владениями – суть зависть. Но именно к последнему склонял наших первопредков змей – «будете, как боги» (Быт. 3:15) и продолжает склонять нас рептильный мозг.

И, в общем-то, последнее слово за нами. Потому что имеем возможность мыслить, помышлять и обладаем потенцией свободы.

 

Предыдущая123456789101112131415Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: