 |
Глава 13. Кошкин дом
|
|
|
|
В этот день проверка прошла как обычно. Вышли на продол. Кто-то (кажется, Черепаха), расписался в журнале. Уфсиновцы деревянным молотком обстучали все кровати (" шконки" ). И пригласили всех зайти обратно. Боря запрыгнул на свою " пальму", и закрыл глаза. Вообще, он уже неделю не стоял на дороге, поэтому по ночам стал хорошенько высыпаться. Но и поспать после проверки тоже был не прочь. Что ему снилось? Конечно, воля. Пиво, девки, музыка – что ещё может сниться, арестанту!? Как только началось самое интересное, когда он уже почти раздевал девку во сне, грохот двери (" тормозов" ) заставил Борю проснуться. Кого ещё принесла нелёгкая? Почему Платон не объявил (" пробил" ) красную поляну?
В хату вошёл новенький. Такие сцены Боря уже видал. Вся хата начинает громко кричать, мол " Вот он! Знаменитый бандит вошёл в их хату! ". На самом деле никакой не знаменитый, и вошедшего в хату новенького никто не знает. Просто, эти крики отвлекают администрацию, и очень удобно прятать всякие запрещённые предметы (" запреты" ). Как только " тормоза" закрылись, крики стихли. Новенького подозвал к себе Бур. Те же разговоры. Какая у тебя статья (" беда" )? Чем занимался на воле? Первый раз сидишь, или бывалый? И тому подобное.
Новенького звали Сергей. Из-за фамилии Чекрыгин, он получил прозвище (" погремуху" ) " Кочерга". Как и у большинства обитателей " девять-восемь" у него была народная, сто пятьдесят восьмая статья. Он украл со склада палет с товаром, и до ареста не успел его продать. Это была его уже вторая ходка, хотя и третье в жизни уголовное дело. Он сказал, что в первом отделался условно за вымогательство, а второе за коляску, получил три месяца колонии-поселения и отбывал в Зеленоградской КП. Многих удивило, что за кражу детской коляски, могли дать срок. А, впрочем, ничего удивительного тут нет. Коляски детские нынче дорогие, больше двух тысяч рублей, достаточно для возбуждения уголовного дела.
|
|
|
У Кочерги имелся соучастник преступления (" подельник" ), и он желал узнать в какой " хате" он сидит. Дело в том, что администрация Бутырки специально " подельников" разводит по разным камерам во избежание сговора между подследственными. А поговорить с ним очень хотелось. Бур успокоил новенького:
– Подожди до ночи. Ночью курсовую отправим и найдём твоего подельника. Может он вообще сидит в другой тюрьме. На Матроске где-нибудь.
Он также успокоил вновь прибывшего и тем, что даже с Матросской Тишиной связь имеется. Как настоящий блатной авторитет, Бур хранил сотовые номера всех тюрем столицы, и даже некоторых за её пределами. В камере (" хате" ) находилось уже двадцать два человека. Кочерга был двадцать третьим, что означало – хата заполнена до отказа. Боря знал, что это ненадолго. Он ждал своего вторника, когда надо будет переезжать в Кошкин дом.
Поняв, что теперь, после скрежета " тормозов" и встречи новенького арестанта, уснуть точно не удастся, а уж тем более досмотреть сон про ту девку, которую уже раздевал, он решил спуститься со " шконки" и присесть за дубок попить чаю. Тем более, что мастер по чифиру, Серёга уже поставил свой фирменный для встречи Кочерги. Почифирив с остальными, в честь заезда нового арестанта, Боря принялся уничтожать запасы съестного, купленные в ларьке после касатки. Хотя его и заверяли, что счёт открытый в Бутырке распространяется так же и на Кошкин дом, Борю, тем не менее, одолевали сомнения, что после переезда он сможет ими воспользоваться. Поэтому решил до вторника накупить столько колбасы, чтобы можно было и самому каждый день её уплетать за обе щёки, и других зеков из хаты угощать. Как только он открыл рот над бутербродом с колбасой, послышался звук открывающейся воды из туалета (" дальняка" ). Сразу стало ясно, что это новенький пошёл справлять нужду.
|
|
|
– Вот почему всё время новеньким приходится объяснять эти вещи? – Возмутился Боря.
– Объясняй! – Ответил ему Черепаха. – Помнишь, как сам на этом накололся, когда всего второй день в хате нашей находился? Тебя же не били, не психовали, а спокойно объяснили, что так делать нельзя. Вот теперь и ты объясняй Кочерге, как надо на дальняк ходить.
– Чего я не так сделал? – Удивился Кочерга, когда из дальняка подошёл к умывальнику помыть руки. – Вроде руки мою, после туалета, что не так-то?
– Просто я ел, а ты в этот момент срать пошёл. Так не делается, вообще-то.
– А как правильно делается, малой? – С удивлением поинтересовался новый зек. – Может, объяснишь, я смотрю, ты тут много знаешь?
– Ну-ка хватит! – Прервал их перепалку Бур, на правах смотрящего. – Кочерга, на тебя не наезжают, а нормально объясняют, что нельзя ходить на дальняк, когда человек ест. Либо потерпи, либо предупреди, если не в терпёж.
– Как предупредить!? – Удивился Чекрыгин.
– Легко. – Вмешался Дэн. – Говоришь Брюсу: " Не кушай пока, я на дальняк пошёл" и всё. Брюс прерывает трапезу, и ты спокойно справляешь свою нужду. Это мелочи, конечно. Но с мелочей и начинается наша тюремная жизнь. Хоть ты и был на химии, но я догадываюсь, что ты туда самоходом прибыл, а, значит, настоящей тюрьмы не видел. Привыкай. Здесь на Централе другие законы, не такие как в посёлке.
– Ладно. Базара нет. Признаю косяк за собой.
На этом вопрос с туалетом был исчерпан. Бутерброды с колбасой так славно улеглись в желудке, что Боря отказался от вечерней баланды. А " Блаткомитет", тем временем, совещался по поводу того, кем назначить новенького Чекрыгина. Пока решили, что он будет подменять Платона на штифту. А позже может быть и дорожником станет вместо Бори.
В ночь с понедельника на вторник не спалось. С продола уже старшой объявил, чтобы Боря был готов с утра на выход с вещами. Вещи собраны, все передачки взяты. Малявы спрятаны. Свой баул Боря переложил поближе к " тормозам", а сам лёг на " пальму", но не спалось. Накрываться одеялом и раздеваться на этот раз не стал. В мыслях он представлял, как однажды возмутится произволом врачей бутырской психушки, и ему принудительно вколют галоперидол. Будет ходить как овощ, брызгая слюной. Все эти страшилки рассказали зеки, которые там уже побывали. Поэтому, отправляясь в психиатрическое отделение, Боря приготовился к худшему. Хотя были и положительные моменты в их рассказах. Говорят медсёстры там не такие суровые как старшѝ е на продолах. Хотя ничего страшного в уфсиновцах, Боря тоже не видел. Они не были так грубы с зеками, как полицейские, поэтому общение с инспекторами он находил даже приятным.
|
|
|
Наутро Боря уснул. За час до проверки его разбудил долгожданный крик с продола:
– Пахомов!
– Да, старшой?
– С вещами.
– Понял.
Он скрутил матрац, как рулетку, и начал сердечно прощаться с арестантами, которые уже три месяца жили с ним под одной крышей. Боря к ним настолько привык, что тяжело было покидать эту обитель.
– Ну и главное не забудь. – Напутствовали его семейники Дрон и Саша. – Когда вернёшься сюда в общий корпус, найди нас, если мы уже съедем отсюда. И отпишись, как всё прошло и так далее.
Скрежет замка, прервал их сердечное прощание. Он взял матрац, куда уже сложил и тарелку (" шлёмку" ), и ложку (" весло" ), и кружку (" кругаль" ), вышел на продол, и уже оттуда крикнул в хату:
– Ребята, до встречи через месяц. Половины из вас здесь уже не будет, и, тем не менее, я надеюсь всех ещё увидеть!
" Тормоза" захлопнулись и Борю повели по продолам Бутырки. Сначала спустились с ним вниз для сдачи матраца и посуды. А потом двинулись дальше.
Боря обрадовался, что идёт налегке с одним только баулом. Старшѝ е выбрали ту же дорогу, через адвокатский корпус, через комнату для связи с Мосгорсудом, через отделение, в котором проводили амбулаторную экспертизу (" пятиминутку" ), и наконец привели ко входу в отдельно стоящее пятиэтажное здание психиатрического отделения. Борю усадили на первом этаже, где доктор начала его оформлять.
|
|
|
Привычные вопросы. Фамилия, имя, отчество, дата рождения, адрес регистрации, место работы, статья уголовного кодекса, учёт в ПНД. Видя Борино напряжение, доктор задала вопрос:
– Вы чем-то недовольны?
– Понимаете, во время амбулаторной экспертизы, меня спрашивали о школьных каких-то делах. И в моей карточке могут значиться некоторые вещи, которых не было. Например, я не был никогда на домашнем обучении. Когда это сказал на пятиминутке, на меня так наехали…
– Достаточно. Успокойтесь. Здесь все врачи хорошие, медсёстры тоже. Никто на вас наезжать не будет.
– Там говорили, что я вру и…
– Да, действительно. Амбулаторную экспертизу проводят врачи немного грубоватые, здесь таких уже не будет. Можете смело идти и не переживать.
– Я, кстати, считаю себя вменяемым человеком, и не кошу под больного. Уж лучше, раз уж суждено, мне пройти через уголовное наказание, так отбывать его я буду в виде лишения свободы нежели принудлечения.
– Какой прекрасный слог, Борислав Григорьевич. Распишитесь здесь. Дарья Александровна, проводите молодого человека до его палаты.
Медсестра средних лет, пригласила Борю следовать за ней. Отвела его на второй этаж, где дежурил конвойный уфсиновец. Поняв, что привели новенького, он поднялся со своего места, достал ключи, и универсальным " крокодильчиком" открыл камеру, в которую поместили Борю.
Здесь на втором этаже психиатрического отделения Бутырки находились четыре камеры для экспертизы, их также можно называть палатами. Остальные " хаты" этого этажа были отгорожены толстой стеной, и в них содержались подследственные больные. Боря вошёл в палату под номером один, рассчитанную на двенадцать человек. В отличие от " хат" на общем корпусе, все кровати здесь были односпальные, то есть не двухэтажные. По внешнему виду эти кровати никак не походили на шконки в " родной" " девять-восемь". Даже язык не поворачивался называть их " шконками".
– Здравствуйте, ребята! – Поприветствовал Боря всех обитателей " палаты".
– Брюс, ты что ли? – Послышалось откуда-то из-за угла.
Оказалось, что там восседал знакомый Бори по сборке, Саша, который после карантина переселился (" поднялся" ) в девять-три, а теперь вот как и Боря находился на стационарной экспертизе.
– О, старые знакомые из девять-три. – Отреагировал Боря, когда узнал Сашу. Протягивая руку для приветствия, крикнул: – Здорó во!
Саша руку Бори пожал. Для остальных это означало, что человек к ним заехал нормальный. Боря уже знал, что руки кому попало в тюрьме не пожимают, есть риск замараться (" загаситься" ), в случае рукопожатия с педерастом или обиженным. Как раз Саша, в своё время и объяснял на сборке Боре смысл уголовного термина (" понятия" ) " загаситься".
|
|
|
– Ребята, представляю вам, порядочного арестанта, дорожника из девять-восемь Бориса Пахомова, погремуха " Брюс". Сидит здесь под стражей по сто шестьдесят первой, за " Макдоналдс". Предлагаю чифирнуть в честь такого уважаемого пассажира.
Конечно, Саша преувеличил значимость Бори в хате девять-восемь, но, тем не менее, арестанты, согласились, что дорожники – безусловно люди полезные в тюрьме, и их опыт несомненно может пригодиться и в таком учреждении как Кошкин Дом.
– Добро пожаловать в " Кошкин дом". Меня Костыль зовут. Разбивай.
– А я тебя знаю, ты из девять-четыре. Дорожники всех знают.
Тот, кто представился " Костылём", протянул Боре кружку (" кругаль" ) с чифиром, и он сделал первым два глотка, как и полагается дорожнику. Саша замыкал круг, и на правах главного авторитета делал три глотка этого смрадного напитка. Чифир закончился на зеке, который представился как Юсуп. Прозвище это его (" погремуха" ) или его действительно так зовут, Боре было неведомо. Однако, тот был рад что именно ему достались остатки чифира (" пенка" ).
После распития Саша предложил Боре занять единственную свободную кровать (" шконку" ), и пригласил на беседу.
– Хата нормальная. Как видишь и насущка есть, и люди здесь все адекватные. Рассчитана на двенадцать человек. Каждый вторник три человека выписываются, возвращаясь на общий корпус, а вместо них три человека заезжают. После праздников здесь было пусто. Мы втроём: я, Костыль и Шама, были первыми здесь. С тех пор как мы заехали, ещё никого не выписывали, но во вторник мы втроём вернёмся на свои продолы.
– Под галоперидолом никто не ходил? – Поинтересовался Боря, памятуя разговоры в хате.
– При мне нет. Говорят, в третьей хате кому-то кололи. А здесь никому. Все мы вменяемые, и скорей всего, всех таковыми и признают по окончании экспертизы.
– А как она проходит?
– Почти никак. В среду вас знакомят с вашими лечащими врачами. Потом первую неделю просто содержат здесь и ничего не делают. Затем начинаются процедуры. " Пятиминутка" – там вопросы типа " чем отличается самолёт от птицы", ну ты понял? – Боря кивнул, ему такую процедуру не стали проводить на амбулаторной экспертизе. – Потом голову тебе всякими штуками облепят. Потом невролог тебе по суставам постучит. Затем разговор с лечащим врачом, ещё какие-то процедуры. Вообщем, я считаю, что можно провести это всё за один день, но они почему-то растягивают именно на двадцать восемь дней…
– А кто со мной ещё сегодня заехал?
– Перед тобой были Жук с Матросски, и Карп с БС.
– Карп, ты с Большого Спеца? – Поинтересовался Боря у человека, на которого указал Саша.
– Да, а что?
– А с какой хаты?
– Два-три-четыре.
– Есть там такой Сёма из два-два-один. Может знаешь его?
– Конечно, знаю. Два-два-один регулярно на дорогу выходит, поэтому всех, кто там сидит, я знаю.
– А есть такие хаты, которые не выходят?
– Конечно, есть. На БС же переселяют насильников и ломовых с общих хат. Они либо по одному сидят, либо с такими же суками, как они сами. У меня нормальная статья, ты не думай. Триста восемнадцатая, часть вторая. Я с ФСО-шником на Красной площади подрался, его потом неделю в госпитале лечили. В Два-три-шесть и два-три-пять, например, сидят по двое, один за мошенничество, два за изнасилование, и один за неуплату алиментов, они ни разу на дороге не были. Между нами: три-четыре и два-один, есть ещё две или три хаты, которые никогда дорогу не держат. Там тоже, по-моему, одни насильники сидят.
Боре стало интересно поговорить с человеком, который занимается тем же, чем и он сам. Хоть у общего корпуса и была ночная связь с Большим Спецом, тем не менее наладить её всегда представлялось сложно. Требовалось написать записку (" маляву" ), потом через девяносто третью камеру она пошла бы на больничный корпус (" аппендицит" ), а этот корпус держит дорогу только с одной хатой из БС – двести тринадцатой. И скорей всего малява из девяносто восьмой камеры в двести тридцать четвёртую за ночь не дойдёт, ответа несколько дней придётся ждать. Боря вдруг вспомнил о малявах в своём бауле, и быстренько их достал. Они были подписаны соответсвующе. Было их примерно штук 40. Треть из них адресата не нашли: зеки, которым они предназначались уже выписались из КД. Поэтому было решено их не вскрывать, а сложить в баул Саше, Костылю и Шаме, чтоб они их передали дорожникам, когда вернутся в свои хаты. Вторая треть оказалась предназначена зекам, которые сидят в соседней палате, и была сложена у окошка, чтоб передать после. И только 10 маляв нашли своего адресата в бориной палате. Читать их Боря не имел права, по арестантским законам («понятиям»), поэтому каждый зек их прочёл отдельно, и, как полагается, сжёг.
Вечером прошлась медсестра по продолу и объявила отбой. Телевизора здесь не было, и на ночь отключалось полностью освещение на корпусе. Периодически охранник на продоле (обычный уфсиновец), заглядывал в глазки (" штифты" ) камер и делал замечания тем, кто не в кровати. " Да уж, – подумал Боря. – Скорей бы вернуться в хату. Там свободы, всё-таки больше. Можно всю ночь телек смотреть".
Когда же обход закончился, изучивший полностью график передвижения сотрудников ФСИН, Саша подошёл к Боре:
– Брюс, у нас конь есть. Попробуем на дорогу выйти?
И Боря, принявшись за полюбившееся ему уже дело, начал помогать другим зекам настраивать дорогу. Наладились с суицидниками с первого этажа, с соседней камерой на втором этаже, и приняли трос (канат) с третьего этажа. Когда связь была полностью установлена, Саша отправил курсовую маляву по всем хатам, о том, что заехал Брюс – дорожник из девяносто восьмой. К утру, Боря уже начал подумывать, что жизнь в Кошкином доме не многим отличается от обычной тюремной жизни на общем корпусе.
Единственное отличие, на которое обратил внимание Боря, заключалось в отсутствии разделения зеков по категориям. Здесь не было смотрящего, дорожников, штифтовых. На дороге стояла примерно половина состава камеры. Особенно усердствовал Костыль, заехавший как раз во время новогодних праздников. Помогали ему и Боря, и Карп, и Юсуп, и Заяц, который заехал сюда за неделю до Бори, но уже был с ним знаком, так как стоял на дороге в сто третьей хате, расположенной прямо над девяносто восьмой. Шама и Жук стояли у двери (" тормоза" ), и глядели на продол, чтобы ночные движения не заметил никто из администрации.
Ответом на курсовую маляву пришло сообщение из второй камеры, что, оказывается там сидит старый Борин знакомый Игорь, по прозвищу " Патлатый". Тот самый с которым они общались на сборке, потом ночью во время дорожных движений переписывались, и теперь встретились в психиатрическом отделении.
Было ещё одно отличие этого корпуса от общего. Он настолько удалён от остальной тюрьмы, что держать связь с помощью дороги с ними не представляется возможным. Вот и Боря, попав в этот корпус, первым делом поинтересовался, как они держат с ними связь. Ответил Саша, который здесь знал больше всех, и не признавал " погремушки":
– На первом этаже сидят подследственные суицидники. Они рассказали как через них идёт связь на общий корпус. Ночью мы им отправляем маляву, которая подписана " ОК ВХ 93", к примеру. Расшифровывается " Общий корпус, в хату девять-три". И если у кого-то из них " продлёнка", то он просто на сборке или в автозеке поинтересуется " Кто здесь в общей хате сидит? Передайте! " А потом, он просто ночью дорожнику отдаст, чтобы отправил и всё. К концу экспертизы ответ придёт.
Боре понравился этот метод связи, поэтому он поспешил отправить Буру маляву, в которой указал как заехал, как встретили, с кем сидит и так далее. Как сказал Саша не факт, что малява дойдёт до девяносто восьмой хаты, и возможно даже ответ не придёт на случай, если Бур всё-таки прочитает её.
Наутро, после завтрака, который здесь не многим отличался от баланды в общей хате, в камеру вошла делегация врачей. Их было примерно пятнадцать человек. Выглядевший из них самым старшим, по бумаге зачитывал фамилии:
– Пахомов.
– Я. – Ответил Боря, посчитавший, что традиционный ответ " Да, старшой" здесь неуместен.
– Твой лечащий врач Касаткина Валентина Андреевна.
Ею оказалась молоденькая девушка, с виду года на два, может на три старше Бори. " С таким врачом, пожалуй, можно будет договориться" – пронеслось в голове у пациента.
– Жук.
– Я! – Ответил Жук, по примеру Бори. Оказалось, что Жук – это фамилия, а не прозвище. Вот как бывает!
– Твой лечащий врач Кормильцев Дмитрий Данилович.
Так же он представил лечащего врача Карпу. После чего делегация врачей удалилась, пригласив Борю, Жука и Карпа следовать за ними. Лечащий врач Бори приняла его в кабинете, который предназначался для досмотра вновь прибывших больных. Боря здесь побывал вчера, поэтому обстановка ему уже была знакома.
– Пахомов Борислав Григорьевич? – Поинтересовалась врач.
– Да. Вас зовут Валентина Андреевна? – В свою очередь (не спросил, а именно) поинтересовался и Боря.
– Правильно. У тебя хорошая память, надеюсь, мы сработаемся.
– Спасибо. У меня только один вопрос. В моём личном деле о школьном прошлом неверно записано. Я не был на домашнем обучении, и некоторые моменты перепутаны в годах. Поэтому…
– Боря! – Остановила врач поток речей своего пациента. – Это всё не имеет значение. Нам важно определить был твою вменяемость в момент совершения преступления.
– Я не признаю свою вину. – Поспешил ответить Боря, хотя надо было признать, что в отличие от врачей на " пятиминутке" эта Касаткина рассуждала более-менее здраво.
– Это твоё право! – Ответила Валентина Андреевна, подтвердив догадку Бори о её здравых рассуждениях. – Ты знаешь, что помимо тебя здесь есть ещё такие зеки, которые " диагноз отрабатывают"?
– Да, знаю. – Ответил Боря, поняв, о чём толкует ему врач. О тех, кто симулирует невменяемость. – Я не считаю себя невменяемым ни сейчас, ни в день ограбления. Можно на этом закончить экспертизу?
– Нет, нельзя. – Поспешила расстроить Борю врач. – Раз есть постановление суда, значит, её нужно провести. А раз ты вменяемый, значит, для тебя она будет пустой формальностью. Отдохни от тюремной жизни немного. Говорят, здесь лучше, чем в тюрьме. Раз сюда так рвутся те, кто не хочет сидеть. Есть ещё вопросы?
– Больше нет.
– Тогда на сегодня всё. Первая процедура во вторник. Приготовься.
– Хорошо. До свидания.
После того, как Боря опять оказался в хате, он тут же обратился к Саше:
– А правда, что есть такие, кто диагноз отрабатывает, кто сидеть не хочет?
– Конечно. В третьей хате их держат. Она вообще со знаком минус идёт. Туда заехал наш Слава – шерстяной.
О Славе, который всего пару дней побывал в девяносто третьей хате, Боря был наслышан. Он уже почти забыл эту историю, как выяснилось, что у этого пресловутого арестанта тоже проходит экспертиза. Причём сидит он в отдельной камере, где, видимо, держат специально таких как он. Ночью хата не вышла на дорогу, а означать это могло только то, что сидят там явно непорядочные арестанты.
Слава обвинялся по статье сто пятой уголовного кодекса. Статья почётная, убийство, но обстоятельства дела такие, что пришлось этому Славе стать ломовым. То есть сбежать из девяносто третьей хаты. Они с женой напились и по пьяни очень сильно ругались. Годовалый ребёнок не выносил их ссоры и громко плакал. Жена его психанула и больно стукнула ребёнка. После чего соседи вызвали милицию, и всех троих забрали. Ребёнка поместили в больницу, где через сутки он скончался. Слава, чтобы выгородить жену всю вину взял на себя. Попав в Бутырку, он был встречен недружелюбно другими арестантами, от которых не удалось скрыть подробности уголовного дела (" делюги" ). После трёх дней, которые прошли в ежедневных избиениях, ему ясно дали понять всего одним предложением: " Ломись из хаты! ". Это означает, что-то типа " Пошёл вон отсюда", или " Ищи себе другое место жительства! ". Он стал громко стучать в дверь, и попросил перевода в другую хату. Перевели его на Большой Спец. На третий этаж, в триста восьмую хату, где кроме него сидели один насильник, и один бывший сотрудник. Эта хата считалась шерстяной, и не держала дорогу с остальными. Вообще третий этаж был полон зажиточными зеками, которые не утруждали себя связью с помощью дороги с остальными зеками, и именно из-за них Большой Спец не уважали на общем корпусе. Хотя многие, кто поневоле там оказывался, пытались исправить дурную славу БС.
А Слава, тем временем, перебрался в Кошкин дом, закосив под больного. Видимо, поняв, что в тюрьме его скорей всего убьют, он решил добиться принудительного лечения. Что ж, во всяком случае, каждый выкручивается (" съезжает" ), как может. Саша же, зная о том, что Боря в курсе Славиной истории, продолжил описывать третью хату:
– Там есть два настоящих дурака, которых скорей всего признают невменяемыми. Такие, как Слава диагноз отрабатывают. Не факт, что их тоже признают. Есть там два насильника, два петуха есть. Вобщем, плохая хата. Они на дорогу не выходят, не потому что сами не хотят, а потому, что с ними никто связь держать не хочет.
После этого разговора пошла серая обыденность. Ни в четверг, ни в пятницу Борю из палаты не выводили. Он в день прочитывал под одной книжке, поскольку телевизора не было. По ночам стоял на дороге, общался с соседом из второй палаты, которого должны были выписать во вторник. Но выписка означала не то, что его совсем освободят, а что вернут обратно в ту хату, где он сидел всё предварительное расследование.
На выходных не только Борю, но и остальных " пациентов" никуда не выводили. Врачебный персонал работал с понедельника по пятницу, поэтому в два оставшихся дня недели с ними были лишь медсёстры, чей график сутки через четверо. Боря быстро разобрался в сменах медсестёр, и знал, кто из них придёт в определённый день. Им заинтересовались только в среду, когда уже успел вернуться на общий корпус Саша (вместе с Костылём и Шамой), и поступила в палату новая партия подэкспертных.
Уже больше недели прошло, как Боря заехал в Кошкин дом, а ему только проводили первую процедуру. Медики её называют исследование биоэлектрической активности мозга. Уголовники теряются в названии. Всё говорят " Там проводами всю голову облепят и какой-то график печатают". Когда Боря в детстве наблюдался у психиатра, ему тоже проводили такое исследование, поэтому процедура была ему частично знакома, правда уже подзабыта.
Результат ему, конечно, не сказали. Просто когда всё закончилось, вернули в хату. Жуку её назначили на четверг, а Карпу – на пятницу. Единственный вопрос, который возник в голове у Бори: " И стоит ли держать человека здесь двадцать восемь дней, если проводить ему по одной процедуре в неделю? ".
Ночью, перед выходом на дорогу, Юсуп заговорил с Борей:
– Брюс, ты женат?
– Неа, холост.
– А с девчонкой хочешь познакомиться?
– Где? Здесь? – Удивился Боря. – Мы же в мужской тюрьме, откуда тут взяться девчонкам?
– Плохо ты знаешь Бутырку, Брюс. Это в основной тюрьме нет женского корпуса. Потому что его закрыли в начале девяностых. На Матроске, остался ещё. А так все бабы сидят в Печатниках, там – женский Централ. Но в Бутырке, в корпусе " Кошкин дом" женское отделение есть до сих пор. Иногда просто в Печатниках психиатрический корпус переполнен, и их привозят сюда. Принудительное лечение тоже здесь проводят.
– То есть здесь есть женское отделение?
– Да, есть. Но только в КД. (Боря неоднократно слышал, как сокращают " Кошкин дом" ). Я всю первую неделю узнавал, как туда добраться. И выяснил, что оказывается одна из женских хат выходит на дорогу. Прикинь, бабы тоже умеют настраиваться. Так что если хочешь, можешь познакомиться. Мне уже пофигу, я через неделю в общую хату возвращаюсь, а вот тебе ещё три недели тут скучать, так что можешь начать переписываться с кем-либо. Опиши себя: внешне на Брюса Уилиса похож, скажи, поэтому и погремуха " Брюс". Ну и так далее, что тебя учить с девками знакомиться, в твои-то двадцать пять?
Наладиться с женским отделением оказалось трудновато. Прямой связи первой хаты мужского отделения подследственной экспертизы, с женскими хатами (разной функциональности) не было. Поэтому связывались через верхний этаж, где отбывали наказание в виде принудительного лечения те, кому удалось диагноз отработать (откосить под больного). На этом этаже всего одна хата имела прямую связь с женским отделением. А из женского отделения только одна палата, отбывающих наказания уголовниц, выходила на дорогу. У них были приостановлены уголовные дела в связи с вынужденным лечением, и только после того, как врачи постановят об их излечении, должен был назначаться суд. Таковы процессуальные реалии. По ночам они протягивали свои канаты, или кони и переписывались с мужиками, или с пацанами, в надежде скоротать время.
Боря, по совету Юсупа, написал курсовую маляву для всех обитательниц женского корпуса с текстом: " Брюс. Двадцать пять лет. Мужик. Холост. Желаю познакомиться с зечкой. Вернусь в общую хату в конце февраля. " Также он приложил к тексту малявы телефон Бура, который помнил наизусть. Конечно, вряд ли в женском отделении психиатрического корпуса Бутырки имелись мобилы, но на всякий случай указать номер связи было делом не лишним.
Ему ответили. Девушка Рита, двадцать три года. Посадили за кражу. " Работала" с другом в метро. Поймали за руку. Судебная экспертиза признала её невменяемой, хотя по ней такого не скажешь. Была она, конечно, буйная, но не психопатка точно. Ходила неделю под галоперидолом, благодаря чему удалось диагноз отработать.
Когда обрадованный Боря начал писать ответ, его немного притормознул Юсуп:
– Один только совет. Переписывайся с ними, сколько хочешь. Только не думай влюбляться и уж тем более жениться. С тюремными девчонками можно провести время, можно перепихнуться пару раз, но нельзя с ними ничего серьёзного. Они зечки, не забывай об этом. Сегодня она с тобой, а как только ты исчезнешь, сразу будет с другим. Да и к тому же, не все они говорят правду о своём прошлом. Примерно половина – наркоманки. Больше половины из них, хотя бы раз в рот брали. А уж сколько мужиков каждая из них сменила – я вообще молчу. Целок среди них точно нет.
Совет Юсупа, заставил Борю призадуматься. Ответ после выслушанных слов получился чуть более сдержанным, чем он бы написал, будь он влюблён по-настоящему. Но и слишком сдерживаться тоже не собирался. Какая девчонка будет с тобой переписываться, если ты напрямую ей скажешь, что твоя цель – пару раз перепихнуться?
За выходные Боря так сильно увлёкся перепиской с Ритой, что казалось совет соседа по хате остался не услышанным. Он по-прежнему убеждал себя, что единственная цель этой переписки – затащить в постель Риту. Однако, выложил о себе практически всё. И что живёт на Калужской, и что работает в Сбербанке, и подробно рассказал об ограблении " Макдоналдс", даже уточнил, что он частично признал вину. О подробностях своей делюги, Юсуп ему тоже советовал не рассказывать, а то вдруг эта баба всю информацию ментам сливает. Но Боря забылся, было очевидно, что увлёкся он Ритой в серьёз.
Во вторник Юсуп и ещё двое зеков из Большого Спеца покинули Кошкин дом. На прощание Боря поблагодарил Юсупа за то, что указал ему дорогу к женскому отделению. А тот, в свою очередь, опять посоветовал ему слишком не увлекаться Ритой, ведь вполне возможно, что Боря – не единственный арестант, с которым она мило переписывается.
Прибыла новая партия зеков. Всё со строгого корпуса. Среди них оказался давешний знакомый Бори, Саша Климов, которого величали в тюрьме не иначе как Клим. Завидев Борю издалека, он воскликнул:
– Какие люди! Брюс!!
– Здорó во, Клим!
Они не ограничились простым рукопожатием, а по братски обняли друг друга. После чего Клим достал из сумки пачку чаю, и предложил остальным:
– Ну что, ребята, чифирнём?
Заварили чифир. Арестант по имени Лёня, который сидел в соседней с Климом хате, но теперь стал его сокамерником в КД, оказался неплохим мастером по чифиру. Его напиток был ничуть не хуже того, что готовил Серёга – Борин сокамерник. Три новеньких зека сделали по первому глотку, начав распитие объединяющего арестантов волшебного напитка. Самый смак, остатки чифира достались на этот раз Карпу с хаты два-три-четыре.
Боря рассказал Климу про дорогу, точнее о том, что и здесь её, естественно, держат. Но, как передать маляву в строгий корпус, Боря не знал. Впрочем Клим и сам догадался:
– Это до общей хаты неделю ждать, чтобы малява пришла. А что касается строгой, то, скорее всего, малява сначала попадёт на общий корпус, а потом её перешлют на строгий.
– Точно! – Воскликнул Боря. – Есть же дорога между корпусами. Совсем забыл про неё.
– Ага! – Поддержал Клим. – Как раз, по-моему через твоих соседей из девять-девять она и осуществляется.
Ночью абсолютно вся хата занялась настройкой дороги. Если в первые дни Бориного пребывания здесь находились люди, которые в этом не участвовали, то теперь таковых не осталось. Наутро вызвали Жука с Матроски для очередной медицинской процедуры. Борина очередь на этот раз наступила в четверг. Его отвели в медицинский кабинет, на этот раз не в тот, где проходило знакомство с лечащим врачом. Здесь стены помещения все были уставлены шкафами, на которых покоилось множество книг. Он присел на стуле напротив врача, пожилой женщины, которая сказала, что сейчас будет задавать Боре вопросы, и нужно отвечать первое, что придёт в голову, не задумываясь.
– Ты готов? – Уточнила она.
– Да. – Уверенно ответил Боря.
– Чем отличается лампочка от солнца? – Задала врач первый вопрос.
– Солнце – природное светило, а лампочка на заводе произведена.
– Второй вопрос о различиях: велосипед от лошади?
Вот они! Вопросы, которые Боря ждал на пятиминутке. Точнее на амбулаторной экспертизе. Он ещё тогда был готов на них уверенно отвечать, поскольку не хотел косить под душевнобольного и считал себя нормальным. И сейчас он с лёгкостью находил ответы на все поставленные вопросы врача. Засыпался только на одном:
– Чем отличается отчаяние от обиды?
" Откуда я знаю? " – пронеслось в голове у Бори. Хотя, он конечно знал различие этих двух состояний человека, но подобрать объяснения не мог. Промямлил после паузы:
– Отчаяние… – это когда ты расстроился… из-за того, что… у тебя не получилось сделать, а обида… – это когда расстраиваешься… из-за того, что тебя… оскорбили.
Последнее слово он особенно долго подбирал. На остальные вопросы он ответил уверенно. Затем врач приступила к следующей процедуре:
– Теперь я буду показывать картинки, а ты говори, что на них видишь.
На первой картинке Боря увидел вазу. А, приглядевшись, добавил:
– Хотя если приглядеться, здесь можно увидеть два лица, смотрящие друг на друга.
– Но первым ты увидел вазу? (Боря кивнул) Значит, запишем вазу. На самом деле здесь и то, и другое нарисовано.
Следующей оптической иллюзией была старуха с крючкообразным носом и острым подбородком. Как Боря ни присматривался, но молодой девушки с вздёрнутым носиком так и не разглядел. Зато увидев качающееся дерево, он сразу указал на то, что белый фон слева от дерева тоже похож на лицо молодого человека. Картинок было примерно десять, и почти на каждой он сначала называл то, что увидел первым, а потом то, что разглядел при более внимательном рассмотрении.
Последним тестом было задание на каждое словосочетание нарисовать картинки, а потом вспомнить по собственным картинкам, что она задавала. Сначала доктор назвала " Тяжёлая работа", Боря нарисовал некое подобие Сизифа, тянущего камень на гору. Вообще-то Боря не очень умел рисовать, поэтому каждую картинку психолог просила его комментировать, что же именно изображено.
Всего рисунков было около двадцати, а может и более. Боря пробовал сосчитать, но сбился. Когда же, наконец, задание закончилось, врач попросила вспомнить, глядя на рисунки, что же было задано, перед тем как его попросили рисовать. Глядя на " Сизифа", Боря окрестил рисунок " бесполезная работа". И когда его поправила психолог, понял насколько неверным он всё-таки был. Появились сомнения в том, что его признают вменяемым. Ошибся Боря ещё три раза. Остальные рисунки Боря ответил верно. Врач записала что-то в своём журнале, и позвала конвой, чтобы Борю отвели в палату.
Вот так потихоньку начиналась третья неделя пребывания Бори в психиатрическом корпусе. Вернувшись с процедуры, он лёг на шконку и быстро уснул. Разбудил его шум зеков, активно налаживающих дорогу. Боря хотел было подняться, чтобы помочь, но его осадил Клим:
– Отдыхай, Брюс. По тебе видно, что ты сегодня устал. Не забывай про священный сон арестанта.
А ведь и правда. Пока арестант спит, ему кажется, что срок идёт быстрее, именно поэтому в тюрьме запрещено без надобности будить сокамерников. Хотелось написать пару слов Рите, но сил на это не хватало. Клим под утро сообщил, что от Риты приходила малява, но ответил он на неё сам словами: " Брюс сегодня отдыхает, завтра тебе напишет". По словам Клима, сам он маляву читать не стал. Не порядочно это – читать чужие мульки.
На выходных Боря подошёл к Угрюмому, они с Болтом и Мухой, посл
|
|
|
