 |
Глава 2. Этап.
|
|
|
|
Присядем на дорожку? Все знают об этой давней традиции, но мало кто задумывается, для чего она нужна. Версий происхождения этой традиции очень много. От языческих суеверий до практической стороны для атеистов. Плюсы есть как для тех, так и для других.
Одни говорят присаживаются на дорогу для того, чтобы уважить домового. Другие – молились дорожным богам, чтоб выйти в путь под их покровительством. Третьи присаживались на дорогу, чтоб запутать нечистую силу – якобы остаёмся дома. А четвёртые просто, чтоб разогнать суету, связанную со сборкой чемоданов, и успокоиться. В любом случае традиция полезна, веришь ты в домовых и богов или нет.
Вот только одна незадача. Зек лишён возможности присесть на дорожку. Ему перед этапом дают минуту на сборны и на выход с вещами. Раньше для Бори команда «С вещами» означала перевод из карантина в общую хату, из хаты в Кошкин дом, возвращение из КД на свой продол. А вот теперь эта команда означала, что он покидает Бутырку.
Баул его давно был уже собран. После команды «с вещами» ему просто доложили туда чаю и конфет, от которых он до сих пор отказывался. Старшой ждал примерно полчаса, когда Боря соберётся. Боря же был готов намного раньше и полчаса он потратил на небольшое переодевание «по сезону» и на трогательные прощания с сокамерниками.
Он обнял практически каждого. И Немца, который стал ему этаким сенсеем тюремного мира, и грузинскую семейку, что дали ему неплохую спортивную подготовку, и Каро, который неплохо дисциплинировал Борю и сделал его гораздо более самоуверенным мужиком, готовым к любой плохой компании.
– Вот тебе мои цифры, – сказал Каро, протягивая Боре листочек. – Заучи лучше наизусть, а то отметут на этапе. Как только доберёшься до пересылки, или зоны, отзвонись. Дай нам знать, я всему продолу расскажу, где ты.
|
|
|
– Хорошо, Каро. Я запомню.
Боря положил листочек к себе в карман, чтоб, пока едет, можно было разглядывать заветную связь между централами. Открылись тормоза и Боря вышел на продол. Проходя мимо хаты девять восемь, Боря не упустил возможность постучаться туда и пожелать оставшимся ребятам фарта. Ему ответили одобрительными криками, улюлюканьями.
Около девять-семь старшой сделал ещё одну остановку. Из хаты вышел Мишель с вещами. Это означало только одно. До первой пересылки он поедет не один, а в компании. Баул Мишеля был намного больше бориного. А все, потому что плохо Мишель слушал наставления бывалых зеков. Боря же старался делать сумку поменьше, чтоб легче было с ней тоскаться по поездам.
Когда они дошли до сборки, там уже находился и Клим, у которого тоже этап запланирован на сегодня. Правда, Клим получил строгий режим, Мишель общий. Так что на одной зоне всем троим отбывать наказание, будет не судьба.
– Ребят, я надеюсь, мы вместе в поезд сядем? – Подал надежду Клим. – Неохота как-то в одинокого путешествовать.
Не в одинокого, конечно. Клим имел ввиду, что хочет в поезде ехать со знакомыми людьми. А то не дай бог загасится. Даже бывалые зеки опасаются этого.
– Если б мы ещё сами выбирали, – передразнил его Мишель, – а то ведь, запихнут куда-нибудь подальше и не найдёмся.
– Не скажи. В поезде есть возможность выбрать купе. Правда, мусора там обычно торопят. Что, конечно, сужает вероятность ехать вместе.
Боря молчал и трясся. Но Клим, по старой дружбе решил ему посочувствовать:
– Не сыкуй, дружище! Всё будет пучком. Доберёмся, сколько бы пересылок нам не пришлось испытать.
На сборку потихоньку начали прибывать из судов первоходы, которым только что дали два месяца заключения под стражей. Мишель их сразу стал обрабатывать, рассказывать что почём, и как тут жить. Боре так доходчиво, когда он попал сюда в первый раз, не объяснял никто. Ему обрывками предложений, пришлось заучивать и арестантский уклад, и тюремные обычаи.
|
|
|
Позже на сборку привели ещё двоих этапников, знакомых Боре: Игоря Патлатого и Сашу из строгого корпуса. Получалось уже, впятером они поедут, как минимум, в одном автобусе. Когда последний судовой зек поднялся в хату, зашёл старшой, ответственный за этап:
– Кто на этап? Поднимайтесь.
Все зеки знали, кому надо подниматься и выходить. Они хором пожелали удачи тем, кому ещё предстоит пройти тюремное томление в Бутырке, а сами, держа баулы, шли строем в заданном направлении. На сборке остались только первоходы, которым предстоял карантин. Возле автозака, старшой велел всем остановиться и поставить баул перед собой. Автозек был на этот раз побольше прежних. Как выяснилось, в нём есть каптёрка для баулов. Подписав свой баул, именно туда, надо было его положить. Перед поездкой выдавали каждому по одному сухпаю. Клим подсказал Боре, что один сухпай означает, ехать меньше суток придётся. Если поездка длиннее, то сухпаёв полагается из расчёта сухпай на сутки.
Зеки заходили в автозек по одному, когда называли их фамилии и убеждались в их статусе, каждого требовали делать доклад: ФИО, статья, срок. Один из них, оказался обиженным, Боря впервые увидел подобного зека. Его поместили в отдельный стакан в проходе. Боря к таковым не относился, поэтому зашёл к остальным. В отличие от судового КамАЗа, здесь было просторнее. Однако, это вовсе не означало, что народ не прибавится.
Рядом с Борей присели и Мишель, и Клим, и Саша, и Патлатый. У Игоря была с собой газировка и он её предложил выпить на четверых. Клим посоветовал не пить воду, так как возможность пойти в туалет появится не скоро. Патлатый убрал бутылку. Автозек ехал быстрее обычного, не попадая в пробки. Сразу стало понятно, что едут они глубокой ночью. Определить на какой возкал, не представлялось возможным, окон в автозеке не было. Несколько раз автозек подпрыгивал, подбрасывая зеков. Причину определили сразу – лежачий полицейский. Один из зеков даже возмутился:
– Старшой, а нельзя сбрасывать скорость перед лежачом?
|
|
|
– Поговори, мне тут ещё! – огрызнулся конвоир.
Когда, наконец, автобус приехал, дверь распахнулась. Первым с баулом вывели обиженного. Уличный конвой убедил приехавших, что для таких случаев есть отдельная хата в вагоне. На улице было темно, но автозак был освещён превосходно, ни одна деталь от охраны ускользнуть не могла.
Старшой называл фамилии, зеки выходили, брали из каптёрки свои баулы, и выпрыгивали на улицу. Там их без обыска сопровождали в вагон. После чего документы, на каждого передавались в поезд. Дошла очередь до Бори:
– Пахомов!
Боря вышел из общего стакана. Дошёл до каптёрки, нашёл свой баул.
– Выходи!
Боря спрыгнул из автозека, высота составляла примерно рост низкого человека – метра полтора. Поскольку прыгал с такой высоты, Боря впервые, то он не удержался на ногах и упал. Вокруг себя он увидел в синем камуфляже охрану с автоматами. Один из них пнул Борю в живот с криком:
– Подъём!
Боря встал на ноги, и умоляющим лицом посмотрел на охранника.
– Ещё один такой фокус и стреляю!
– Сейчас красную полосу тебе нарисую, Пахомов.
Но Боря не подался на провокации охранников и спокойно поднялся в вагон. Когда старшому в вагоне передали его документы, тот потребовал от Бори доклад. Боря быстро сообразил:
– Пахомов. Статья сто шестьдесят первая, часть первая. Срок два года шесть месяцев.
– Доставай запреты.
Старшой имел ввиду запрещённые предметы. Боря сказал, что ничего запрещённого у него нет. В ответ на это охранник начал шмонать борину сумку и вываливать из неё содержимое на пол. Он изъял именную борину бритву (подарок от Черепахи), заверив, что Боря её заберёт по прибытию. Когда шмон окончился, охранник велел Боре собрать разбросанные по полу его вещи обратно в баул.
После чего его отправили в купе. Боря зашёл и поздоровался:
– Вечер в хату!
– Какой вечер, ночь уже. – Огрызнулся один, явно блатного вида: нескольких зубов нет, башка круглая и лысая, на пальцах наколки, телосложение среднее. – Присаживайся вот сюда.
|
|
|
Он указал Боре на одну из нижних шконок, и дал понять, что ждёт, когда загрузка столыпинского вагона закончится. Всего в купэ было шесть шконок расположенных двумя рядами друг напротив друга в три этажа. Ответивший Боре блатарь лежал на втором ярусе, а остальные сидели внизу.
– Уже третий автозак привозят. Сколько у них там ещё? Пора завязывать, наверное – обратился он к присутствующим, которых было уже больше шести человек.
– А что, давно стоишь? – Поинтересовался Боря.
– Сутки уже загружаемся. Я вчера ещё сюда пришёл.
Из бориного автозека пришли ещё двое, которых Боря не знал, но видел их на сборке и знал наверняка, что они из Бутырки. Блатной снова обратился, на этот раз к троим вновь прибывшим:
– Какой централ?
– Бутырка. – За всех ответил Боря.
– Какой продол Бутырки?
– Я с общего, а откуда эти двое не в курсе.
– Мы с седьмого корпуса, Большой Спец – ответили оба.
– Ясно. Дорогу держали в Бутырке?
– Я дорожником был в девять-восемь. – Ответил за себя Боря.
– У нас была дорога, – ответил один из БС-ников.
– Ясно. Ну будем знакомы. Я – Краб. Сидел в Матросске. Получил восемь строгого, еду, наверное, в Мервин.
– Брюс, – представился Боря. – Бутырка. Сто шестьдесят первая, первая. Два с половиной посёлка. Не знаю, куда еду.
– В Мервин не едь. – Предостерёг его Краб. – Там поселковые тюрьму строят, а это заподло. От чифира не откажетесь? Или есть сомнения?
– За собой ничего не чувствую, за других ничего не знаю. – Ответил Боря.
Это означало, что Боря чифирнёт только в том случае, когда будет известен статус всех, кто сейчас едет в его купе. Краб ответил, что не возражает против такого подхода.
– Здраво мыслишь. Значит так, нас девять человек, а шконок всего шесть. Делиться будем так. Я занял вот эту шконку и буду на ней до централа. Остальным предлагаю занять вот эти две верхние (он пальцем указал на третий этаж). Вот эту, напротив меня, и вот ту, подо мной. Эту же (он указал на ту, где присел Боря), предлагаю использовать как сидячее место на четверых. Получится, что четверо спят, четверо сидят. Потом поменяетесь. Всех устраивает?
Все поняли, что с Крабом спорить бесполезно и авторитетнее него здесь никого нет, поэтому были согласны на его условия. Спичками решили, кто спит, кто сидит. Боря от жребия отказался, сославшись на бессонницу и в сидячем положении начал путь.
Ехали тихо, кто-то курил. Кто-то просился в туалет. Старшой сказал, что на вокзале санитарная зона, поэтому в туалет выводят только в пути. Из окон продола можно было увидеть волю. Но их открывать по интрукции полагалось тоже только в пути, зеки жаловались на жару. Старшой на продоле регулярно пояснял постоянно жалующимся зекам про инструкции. Окна в купе были заделаны непрозрачным оргстеклом. Несмотря на лето, в поезде пахло с улицы вечерней прохладой. Охранники с автоматами тоже курили, но не на продоле.
|
|
|
Поезд тронулся, самых нетерпеливых отвели в туалет по очереди. Боря ехал задумавшись. Сна не было ни в одном глазу. Он пытался хотя бы по разговорам охранников понять, куда их везут. Ясно, что за МКАД, но куда именно? Поезд делал редкие остановки. Во время их, Краб прикладывал большой палец к губам, а ухом прикладывался к стене вагонзака, пытаясь по диктору на станции определить, где они.
– Кажется, это Железнодорожный. Как пить дать, во Владимир везут.
Стояли долго. Было слышно, как вагонзак («Столыпин») отцепили и чуток провезли и подцепили к другому поезду. После чего новый поезд тронулся.
На следующей остановке, Краб предположил, что это Павловский Посад. А, когда он предположил, что они остановились в Орехово-Зуево, он предложил махнуться шконками с сидящими арестантами, поскольку по его расчетам прошла половина пути. Боря залез на третий этаж, как самый молодой и сон накрыл его с головой.
Будил его уже старшой. Боря остался последним в купэ, кто не вышел. Однако, были таковые и в других хатах. На выходе из вагона, старшой с папкой документов спросил Борю:
– Доклад?
– Пахомов. Статья сто шестьдесят первая, часть первая. Срок два года шесть месяцев.
– Выходи на продол. Баул клади перед собой.
Боря вышел на продол с баулом, там уже выстроилась шеренга из зеков разных мастей. Когда весь без исключения поезд собрался на продоле, охранник начал диктовать свой инструктаж:
– Значит так. Автобус находится в трёхстах метрах от вагона. Подъехать ближе у него не получилось. Поэтому берём баулы и не поднимая головы поджав спину идём к автозаку. Патроны у нас боевые стреляем сразу, если кто поднимет голову. Всем понятно?
Зеки кивнули. По одному стали выводить. Боря спрыгнул, но на этот раз во ибежание пинка в живот решил всё же удержаться. На улице было палящее солнце. Видимо, привезли их под утро. Снять бы куртку сейчас, да места нет в бауле.
Про триста метров старшой, конечно, соврал. Минимум километр, сгорбившись пилили зеки до автобуса. Шли по рельсам, охрана с автоматами чуть ли не бежать заставляла, постоянно погоняя. Боря услышал звук выстрела. Подумал, что кто-то поднял голову и попрощался с жизнью. Оказалось, что баул у одного из шедших впереди был слишком тяжёлым, порвались ремни, и он с шумом упал на рельсы. Зек решил не поднимать баул, но охрана тормознула очередь:
– Заберите сумку.
Это, оказалось, сделать затруднительно, пришлось идти против потока. Так же сгорбившись и лицом вниз. В очереди стала скапливаться куча-мала. Охрана пришла на выручку:
– Помогите ему.
Как раз мимо отломившейся сумки прошёл Боря. Он взял сумку рискуя загаситься. Но свиду тот зек, на обиженного похож не был. Да и не собирают такой тяжёлый баул гомосекам.
Когда стал виден автозек, Боря с облегчением забрался в него, где сделав доклад, разместился рядом с другом Мишелем, и стал ждать, когда их довезут до централа. Там он нашёл владельца баула и вернул ему. Услышав слова благодарности «От души». Затем Боря развернулся к Мишелю.
– Какой это город не знаешь? – Поинтересовался он у своего друга и коллеги-дорожника.
– Понятия не имею.
– Со мной Краб ехал с Матросски, говорит это Владимир.
– Слушай всяких Крабов. Как он это определил?
– Дикторов на станциях слушал.
– И что эти дикторы? Мы тоже слушали, единственное, что расслышали, на втором пути стоит поезд «Москва – Киров».
– Так вот. Поезда на Киров, как раз через Владимир ходят! – Обрадовался своей догадке Боря.
– Не скажи. На Киров поезда, иногда и через Ярик ходят. Так что мы запросто можем в Костроме сейчас быть.
Краб в это время сидел за стенкой в другой половине автозека, и их разговор не слышал. Автозек оказался обычным КамАЗом, чуть менее ухоженным, чем московские. Когда он наполнился, сразу закрылся и тронулся с места.
Ехал он по ухабам, постоянно прыгал. Здесь вам не Москва. Прошла зима и асфальт сошёл вместе со снегом. Уже лето, а его до сих пор не привели в порядок.
Боре на воле изредка доводилось бывать в провинциях. Но когда ты едешь в гости к однокурснику из Нижнего Новгорода или Оренбурга, не замечаешь изъян провинциальных городов. А когда путешествуешь в автозеке, причём неизвестно в каком городе, ощущаешь каждую кочку.
Автозек подъехал к централу. Зеков стали по одному выводить. Каждый из них делал доклад, когда спрыгивал из автозека на землю. Потом их уводили куда-то далее. Дошла очередь и до Бори. Старшой, держа в руках личные дела, остановил его:
– Фамилия? Статья? Срок?
– Пахомов. Сто шестьдесят первая, первая. Два с половиной года.
Старшой нашёл его карту, передал местной охране и сказал:
– Выходи.
Боря выпрыгнул на улицу, снова чуть не упал. Местный вертухай поинтересовался у Бори:
– С тобой всё нормально?
– Да, старшой! Никак не привыкну, выпрыгивать с такой высоты.
– Тренеруйся. У тебя этап ещё не закончен. Тебе ещё много пересылок. Откуда едешь?
– Из Бутырки.
– С Москвы?
– Из Москвы.
Возможно старшому не понравилось, что Боря его поправил. Но тот молча проводил Борю к КПП, где снова пришлось делать доклад и идти на шмон. Опять его баул был безжалостно разгромлен местными охранниками. Тут только Боря и вспомнил, что не забрал свою именную бритву из столыпинского вагона. А старшой, тем временем, досматривал всё ещё более досканально, чем охрана вагонзака. Даже в упаковки с чаем и печеньями залез. Сигареты хотел ломать. Но решил не переходить грани. Когда досмотр окончился, Боря в третий раз начал собирать свой баул. Ему уже хотелось избавиться от большинства вещей. И он думал, что как только поднимут в хату, так сразу все чаи и печенья он выложит на дубок.
После досмотра, Борю повели в трёхэтажное зелёное здание. В этом здании он спустился в подвал на сборку, где его уже дожидались знакомые этапники. Они курили, дым стоял столбом. За восемь месяцев в Бутырке Боря привык уже к такому дыму, но одно дело дым в хате, другое – на сборке. Зеки интересовались друг у друга, где они находятся. Но поскольку все прибыли одним поездом, никто ответа на этот вопрос не знал.
Боря решил воспользоваться возможностью отлить и подошёл к дальняку. Оттуда раздался голос «Первая, ответьте! ». Боря отпрянул. Потом, он догадался. Мокрая связь. Малую нужду справлять расхотелось. К канализации подошёл Карп. Отчитался, что прибыл этап из Москвы. В ответ услышал, что за стенкой этап из Нижнего Новгорода, который тоже не знает в каком они городе.
– По тому, как мусора здесь разговаривают, очень похоже на приволжский говор. Отвечаю, мы во Владимире. Это единственный большой город между Москвой и Нижним. – Сделал окончательное заключение Краб.
Открылись тормоза, и старшой начал зачитывать фамилии. Судя по тому, что среди них были Климов, Лазарев и Карпов – вызывали тех, кого приговорили к строгому режиму. На лавочках появились свободные места. Боря, поняв, что сеанса мокрой связи с соседней сборкой уже не будет, решил всё-таки справить малую нужду и приземлиться на лавку. Свой баул он держал между ног.
На сборку ещё раз пожаловал старшой. На этот раз он вызвал тех, у кого общий. Мишель попрощался с Борей и вышёл на продол. Осталось пять человек на сборке. Боря поинтересовался – все поселковые. Один из них напевал Михаила Круга «Владимирский Централ, ветер северный». Ближе к ночи дождались и поселковые своей очереди. Их повели на третий этаж, предварительно выдав матрасы и принадлежности для еды: шлёмка, весло и кругаль. Боря внимательно разглядывал шлёмку, во избежание признаков загашенности. Его примеру последовали и другие зеки. Обиженный, который ехал с Борей одним этапом, в итоге ушёл с общим режимом. Всех пятерых сопроводили к 42-й хате. Она была восьмиместная, но в ней уже находилось девять человек. С бориным этапом их стало четырнадцать.
Боря вспомнил, как его учили заходить в хату, и поздоровавшись поинтересовался:
– Здарова, ребята! Хорошая хата?
Самый крупный из сидящих за дубком зеков усмехнулся, но остальным громко смеяться запретил:
– Да тихо вы! Вообще-то, пацан правильный вопрос задал. Значит так, обиженных не держим, заставляем ломиться из хаты. Кто вы такие, малява уже пришла. Ты, интересующийся, Брюс, да? Который в Москве «Макдональдс» ограбил?
Боря удивился, осведомлённости верзилы, но кивнул в ответ. Нетерпение Бори, всё-таки заставило задать ему свой вопрос:
– Разреши, поинтересоваться. В каком мы сейчас городе?
– А вы этого ещё не поняли?
Боря мотнул головой. Верзила запел «Владимирский централ, ветер северный». А потом оговорился:
– Я шучу. Вы не во Владимирском Централе. Вы во Владимирской «копейке». Точнее СИЗО №1. Владимирский Централ – это тюрьма особого режима, и вам туда ещё рано. Как впрочем и мне. Из этой хаты люди уходят на посёлок. По понедельникам в Киржач, по средам в Чудиново. По пятницам на следующую пересылку, если для вас не хватило мест. Я в этой транзитке сижу уже две недели, меня никак не определят. Будем знакомы: Пастух из Костромы. Уже два месяца гоняю по этапу. Хотя срок у меня два года посёлка. Закрыли в зале суда за кражу. Подельников не сдал, судья поверил, что я всё один утащил. Хотя я отрицал вообще своё участие в краже. Сижу третий раз.
– Ты целый месяц из Костромы во Владимир добирался?
– Нет, братан. Во-первых: не месяц, а два. А во вторых, ты чего? Думаешь, этапом вот так сразу везут? Меня сначала в Ярик отвезли, потом в Тверь, потом обратно в Ярик, теперь вот тут в Володьке застрял. Нет у них посёлка для Вани Пастуха.
– А что думаешь делать, как доберёшься?
– Думаю, газовать, да идти на общий режим. Нечего делать мне в посёлке. У меня уже третья ходка, я ни разу в посёлке не отбывал. Чифирнём?
Боря от чифира не отказался, его примеру последовал весь московский этап. Вечером вышли на дорогу списались с Климом, Сашей и Мишелем. Каждый из них обживался как мог. Здесь вам не Бутырка, тут хаты переполнены, как в девяностые годы.
Отличие пересылки от подследственного пребывания на Централе, Боря осознал за выходные. Здесь из хаты выводили только на прогулочный дворик. Который так же, как и в Бутырке, находился на крыше. Тобой не интересуется тюремное начальство, не предлагают остаться на Централе в хозбанде, не выводят на свиданки, к адвокату. И куму совершенно неинтересно, кого сюда привели.
Баланда во Владимире была чуть более сносная, но всё равно приходилось использовать приправы из бич-пакетов, да сух пайков. Боря старался мало есть, и почти не пить. Особенно в воскресенье. Он думал, что в понедельник будет его этап. Но в понедельник заказали «с вещами» шестерых человек, ни Бори, ни Пастуха среди них не было. В основном это были те, кто сидел до прибытия Бори. Ребята с разных регионов России: Самара, Челябинск, Киров, Пермь… Пару человек забрали и с бориного «Московского» этапа: одного парня с Бутырки, второго с Матросски.
Только Боря успел обрадоваться, что в хате стало восемь человек, и спать по очереди необходимость отпала, как во вторник прибыл этап из Рязани. Из них было трое поселковых, которым, видимо, не хватило места в родной области.
В среду поехал этапом Саша, маляву об этом отписал Клим. По его словам из их 39-й хаты по средам этап идёт на четвёрку в Вязники. Это краснющая зона строгого режима. Так что Саше остаётся только посочувствовать. Борю же в среду на этап опять не вызвали. Пятеро человек получили своё место отбывание наказания, среди них один московский, Боря же опять остался в «копейке».
Теперь в хате было шесть человек, и можно было расположиться более-менее комфортно. Дорогу держали всей хатой. Сам Боря состреливался с левым крылом, где были Мишель и Клим, с которыми он прибыл сюда из Бутырки. Они оба тоже пока не распределились в колонии. Одну ночь провели с комфортом, который в четверг нарушил этап из Ярославля. Поселковых на этапе было восемь человек, так что борина хата снова стала переполненной. Распределял прибывших по шконкам Пастух, который взял на себя роль самопровозглашённого смотрящего. Хотя какой может быть смотрящий в транзитной хате. Здесь подолгу не сидят, чтоб смотрящих назначать.
Впрочем Борю, Пастуха, одного московского и двух «местных» в пятницу заказали «с вещами». Так что хату вскоре пришлось покинуть. На продоле Боря встретился и с Климом, и с Мишелем. Патлатый остался во Владимире. Как сообщил Мишель, его заказали в среду в Покров. Одна из самых красных зон общего режима в России. Вообще во Владимире все зоны красные, об этом постоянно судачили все зеки.
Борин баул уже заметно стал меньше ко второй пересылке. Теперь в нём не было ни печеньев, ни сигарет, ни чая. Только сменная одежда, да кипятильник с новой бритвой. Теперь уже одноразовой. Bruce Willis остался в вагонзаке. Им теперь какой-нибудь УФСИНовец бреется.
На продоле появился Краб. Он сообщил всем плохую новость. Оказывается все собравшиеся сейчас едут этапом в Самарский ТПП. А там посуду не соблюдают по мастям, то есть не тачкуют посуду из которой ел пидор. Там велика возможность загаситься, а значит надо объявлять голодовку, если привезут туда.
На сборке сидели долго. Наконец, кто-то услышал шум мотора и открывающихся ворот за стенкой. Скорее всего это означало, что приехал КамАЗ для спецконтингента. За тормозами послышались голоса. Стало понятно, что там началась какая-то интересная движуха. Затем тормоза открылись и двое старшѝ х потребовали навыход с баулами и докладом. У одного была кипа личных дел, другой по одному делу забирал себе, когда зеки выходили. Боря вышел где-то посередине:
– Пахомов. Сто шестьдесят первая, первая. Два года шесть месяцев.
Старшой нашёл в кипе его дело и передал второму. Боря на всякий случай глянул на свою карточку, чтоб убедиться, что на ней нет полос. Их, действительно, не было. Значит, про красную полосу старшой на прошлой загрузке его просто взял на понт. Когда все зеки оказались на продоле, строем вышли на улицу, где стоял автозек. По одному загрузились в него. Опять теснота. Боря старался держаться Клима и Мишеля. Неизвестно, получится ли у них ехать в одном купе?
К вагонзаку на этот раз КамАЗ подъехал вплотную. Не пришлось выпрыгивать из него на землю. Можно было, не спускаясь, зайти в поезд. На продоле «Столыпина» Борю ждал очередной обыск. Но его личные вещи к постоянным обыскам стали привыкать. Так же его похлопали по всем карманам, заставили снять ботинки, вывернуть носки, закатать рукава. Боря стоял как распятый Иисус, пока охрана тщетно пыталась найти у него запрещённые предметы. Бритву Боря сдал сразу во избежание того, чтоб её обнаружил УФСИНовец и выкинул, как в прошлом вагонзаке. Эх, жалко именную бритву..
Когда из тамбура Боря пошёл по продолу, он спросил у старшого, можно ли выбрать купэ. К его удивлению, старшой предоставил ему возможность подсесть к знакомым Климу и Мишелю. В прошлый раз такой возможности ему не дали. В это же купэ подсел и Краб. Как оказалось он сдужился с Климом на централе, где распределяли по хатам в соответствие с режимом отбывания.
В отдельное купе повели троих обиженных. Оно как раз было рассчитано на троих человек. В догонку к ним зеки улюлюкали: «Пидарасы, гомосеки». На этот раз Борино купэ набилось восемнадцать человек. Здесь были не только те, кому не хватило мест в зонах Владимирской области. По разговорам Боря определил, что собралась тут почти вся Россия. Лишь Боря, Клим, Мишель, Краб, да ещё один БС-овец с Бутырки были из Москвы. Остальных привезли с других городов, причём многие даже не бывали ни разу ни в самой Москве, ни в московских централах.
Краб и Клим решили распределять места на шконках. Их было шесть, а зеков в купе ехало восемнадцать. Окна на продоле не открывались, курили почти все. Уже были заняты два вторых этажа сидячими пассажирами. В первую очередь Краб решил удостовериться нет ли среди собравшихся обиженных:
– Значит так. Я надеюсь, вы все порядочные арестанты. Пидоров, сук, крыс среди вас нет?
Никто не отвечал.
– Если таковые имеются пусть сразу дадут о себе знать. Курсанут нас, так сказать, а то ведь это всё равно узнается. Я не дам себя загасить.
Но все начали кричать, уверяя, что ничего за собой не чувствуют, и что всё в порядке, он может на них положиться. Далее он начал муторно распределять по шконкам. Выяснилось, что на одном шконаре ехать сидя может семь человек в жуткой тесноте. Поэтому он предложил, чтоб ко сну готовились только те, кто прям валится с ног. Остальные могут подремать и сидя, или вообще не спать. Боря, как всегда проявил скромность и заверил собравшихся, что может дремать сидя. Краб и Клим на правах блатных легли на вторых ярусах. С собой наверх на третий ярус забрали ещё двух строгачей. Остальные остались в сидящем положении на первом ярусе.
Вагонзак очень долго стоял на путях и никуда не ехал. Периодически его перемещали с одного запасного пути на другой. Но старшой говорил, что они ещё на вокзале и никого в туалет не выводил. Один из зеков предложил использовать в качестве туалета пластиковую бутылочку, которая по случаю у него обнаружилась. Но остальные отказались, сославшись на негигиеничность. У Бори тоже была на этот случай пустая бутылка из-под минералки. Однако, идти против народа он тоже не решился. Поехали только утром. Под радостные крики «Ура! » начали выводить первых нетерпеливых в уборную. Дошла очередь и до Бори. Он с радостью справил свою нужду, и, несмотря на жару и духоту, от еды и питья отказался.
Окно на продоле так и не открыли всю дорогу. На остановках, Краб просыпался, чтоб понять где они. Но, как правило, вагонзак на них отцепляли и прицепляли к другому поезду. Казалось, что железнодорожники даже не знают, что за вагон они перецепляют. Клим тревожил Краба:
– Ну что там слышно?
– Да не пойму я. Не то Ковров, не то Гусь-Хрустальный. Говор точно приволжский, как во Владимире.
Только опытный путешественник мог бы сообразить, о чём толкует Краб. Не все знают про различие русского языка в разных регионах. Вроде правила едины, но всё равно все говорят по-разному. Остановок было несколько. Даже Клим и Краб спустились со своих шконок, чтоб дать полежать тем, кто уже падал с сиденья, засыпая. Некоторых пришлось закидывать, поскольку они были беспробудны. Боря всю дорогу просидел так. Один из скептиков начал задавать Крабу неудобные вопросы:
– Слушай, я тут посмотрел. От Владимира до Самары целых три центральных города: Нижний Новгород, Саранск, Ульяновск, с чего ты взял, что нас везут именно в Самару?
– А на что ты, царская морда, намекаешь? Я давно уже сижу, да и не в первый раз. Мне малява приходила от бывалых, в какой день откуда, когда, куда везут. Сегодня что? Первая суббота июня так?
– Ну да?
– В первую пятницу каждого месяца забирают из владимирской «Копейки» на этап до Самары. Везут окольными путями. Точный маршрут мне неизвестен, но я отвечаю, что в такие города, как ты назвал они не заезжают. Усёк?
– Да.
Язвительный взгляд зека, посмевшего перечить более блатному сменился на понурого. А Краб тем временем решил его добить злобными подшучиваниями:
– Смотрите ребята, этот доходяга меня решил ссученным объявить!
– Да ничего я не хотел. – Старался отбиться тот под оглушительный смех всего купе.
– Смотри у меня! – пригрозил ему Краб.
Поезд ехал двое суток. Даже Боря не удержался и решил слопать свой сухпаёк. Воды он пил как можно меньше. Спал всё ещё в сидячем положении, отказываясь от верхних шконок. Его примеру последовали лишь пятеро человек. Тоже назвав себя людьми непритязательными. Всего менялись шконками более десяти раз. Даже Крабу с Климом надоедало ехать лёжа, и они на несколько часов спускались к остальным.
Наконец, поезд прибыл к пересылке. Вагон опять отцепили от состава, и повезли в какое-то закрытое помещение. В этот раз разгрузка вагона сильно отличалась от той, что была во Владимире. Зеки с баулами выходили на улицу и стояли в отдельном дворе. После того, как все собрались в этом дворе, вагонзак с тепловозом выехали за территорию. Зеков стали по одному приглашать в медкабинет. Когда дошла очередь до Бори, на входе он доложил охраннику свои ФИО, статью и срок, после чего его пригласили на досмотр. В бауле у него осталось только две книжки, да сменная одежда.
На входе в помещение для досмотра было выгравировано «ТПП Самарской области при ИЗ-63/1». Это означало, что они не в самом самарском централе номер один для подследственных, а в транзитно-пересыльном пункте, который находится на самарском вокзале Куйбышевский. А управление этим ТПП осуществляет СИЗО №1 города Самары. Помятуя предостережение Краба, Боря настроился отказаться от посуды на этой пересылке.
Досмотр длился немного дольше, чем Боря предполагал. Баул прошмонали быстро, а вот самого Борю досматривали досканально. Заставили раздеться до гола, посмотрели все карманы брюк, куртки, не зашил ли чего запрещённого в футболку, носки, обувь. Заставили раздвинуть ягодицы и туда заглянули. Когда этот кошмар закончился, продолжился в медкабинете. Чем болеет, как себя чувствует, что употребляет. Что за шрам на руке, царапина на ноге. Все ли зубы на месте. И, наконец, сборка.
На которой его ждал уже весь этап. Клим и Карп стояли посреди камеры, явно собираясь произнести речь. Оба крутили чётки на своих руках. Около них тёрлись ещё несколько человек явно приблатнённого вида. Когда весь вагон собрался на сборке, Карп начал:
– Друзья! Братья по несчастью. Уважаемые арестанты! – Он долго выбирал каким эпитетом обратиться ко всем, чтоб не задеть никого из присутствующих. – Мы прибыли в Самарский ТПП. Одиз из козлов, который помогал мусорам шманать мои вещи подтвердил моё знание об этом месте. Здесь килишёванная посуда. Значит из любой тарелки, которую Вам, возможно, выдадут, мог есть петух. А это сами знаете, что означает. У нас с Климом, Груздём и Пастухом есть небольшой набор одноразовой посуды, который позволит Вам есть баланду в этом месте. Разбирайте и отказывайтесь от предложенной местными козлами пидорской посуды.
Все зеки похватали себе по одному комплекту пластиковых мисок, ложек, одноразовых стаканчиков и тому подобное. Каждый из них убрал себе в баул. После чего Краб продолжил:
– Давайте договоримся так. Если администрация пункта пойдёт нам на встречу, то будем есть баланду из своих одноразовых тарелок. Если же нет, то объявим голодовку и до следующей пересылки есть не будем.
Зеки хором прокричали «Давайте», поскольку настрой Краба поддерживали. С таким настроем зеки выходили из сборки получать матрасы и посуду. Но, после каждого отказа их по одному выводили в досмотровую комнату. Некоторые по возвращению оттуда соглашались взять посуду, тщательно разглядывая шлёмки в поисках дырок или хотя бы вмятин. Но тарелки выглядели как новые, из-за чего было непонятно, кто был их прежним хозяином.
Дошла очередь и до Бори. Как и большинство арестантов прибывших с ним одним этапом, он тоже отказался от матраса и посуды, мотивируя это тем, что неизвестно кто на нём спал, и неизвестно кто из этой посуды ел. Борю также с баулом повели в досмотровую комнату. Там его ждало три УФСИНовца с дубинками наготове:
– Почему от посуды отказался?
– Так, вы же не тачкуете тарелки из которых педерасты кушают. – Отмазывался Боря.
– И что?
– Они же в рот берут, как я буду есть после них?
– Как мы едим, так и ты будешь.
Двое мусоров схватили Борю за подмышки и приставили лицом к стене, а третий старшой начал избивать его дубинкой. Попадал по разным местам: по ягодицам, по спине, по бёдрам. Боря даже не вскрикивал. Он уже был наслышан от других зеков о подобных расправах, поэтому просто решил переждать, когда пыл старшого угаснет.
– Так что, – сказал, наконец он. – Возьмёшь тарелку?
– Нет, – почти рыдающим голосом ответил Боря. После того, как он отдышался и прокашлялся, тихо ответил: – Я объявляю голодовку.
Старшой хотел было дать кулаком Боре по лицу, но остановился в сантиметрах от бориного носа. Остальным конвойным велел:
– Ведите его в ШИЗО.
Двое конвоиров ещё держали Борю под локотки, а один из них спросил:
– Идти можешь?
– Могу! – Выдавил из себя Боря.
– Бери баул, пошли.
Борю отвели в подвальное помещение. У двери с надписью «Каптёрка» Борю остановили.
– С собой в ШИЗО запрещено иметь сигареты, зажигалки, спички. Разрешается носить одну футболку, нижнее бельё, носки. Выдадим тебе робу. Так что брюки снимай, клади в баул.
Боря снял брюки и остался в одних трусах. Из отдельного шкафчика на каптёрки ему выдали робу: куртку чёрного цвета с надписью ШИЗО на спине, и такого же цвета брюки. Также обувь ему выдали другую.
– Из баула можешь взять: книжку, ручку, зубную щётку, пасту, полотенце. Остальное остаётся здесь.
К баулу приклеяли белый чистый стикер и фломастером подписали «Пахомов Б. Г. ». После чего борин баул отправился на полку. А Борю повели в камеру. Над дверью белой краской было выведено «62», после чего за Борей тормоза закрылись. Он увидел внутри этой хаты шконку, которая была пристёгнута к стене. Из того, что она здесь всего одна, Боря сделал вывод, что попал в камеру-одиночку. Помимо шконки здесь ещё были стол, стул, уголок для справления нужды, раковина. Боря разложил вещи, которые ему разрешили с собой взять и решил выяснить, что за книжка у него с собой. Ею оказался «Брат» Вла
|
|
|
