Глава 6. Судебные прения.

Праздники. Вот вспоминаешь детство. Как только все объявят праздник сразу много радости, торжества. Обязательно песни поют, шарики надувают «Ура! » кричат. Впервые Боря возненавидел праздники, когда стал студентом первого курса. Попытка сдать хвосты в январе: адское мучение для очника. Не работает абсолютно ничего. И ладно бы преподаватели были трудоголиками и ходили на работу, несмотря на праздник. Так ведь университет закрыт, и никого не впускают. И получается до сессии сдать хвосты остаётся один-два дня. Но если январские праздники учат хвосты не оставлять, то майские их наоборот создают. Так что «Чему я радовался в детстве? » – недоумевал Боря.

Когда после университета Боря устроился на работу, он с ужасом заметил, что в те месяцы, что праздники есть зарплата меньше, поскольку меньше рабочих дней. Опять повод их не любить. Ну, хоть бы одно обстоятельство взрослой жизни позволило радоваться празднику как в детстве. Сидишь такой, водку пьёшь, тосты слушаешь, а где же торжественные мероприятия. Неужели суть праздника сводится к тому, что надо за месяц меньше заработать, потратиться на то, чтоб накрыть стол по-человечески (салатики, тортики, горячее, выпивка), и просто сиднем у телевизора набить кишку?

Теперь Боря в тюрьме. Он сидит уже больше, чем полгода. Заехал в середине октября, а сейчас уже майские праздники. Но и здесь он не видел повода радоваться первомаю или очередной годовщине Победы в Великой Отечественной войне. Суды не работают. Следователи тоже. Передачки не принимают, магазин не работает. Из хаты никуда не выводят, кроме прогулки, так как из администрации Бутырки на смене лишь рядовые сотрудники: младшие инспектора, мониторные, да дежурный по смене. Боря по-прежнему каждого из них именовал «старшой», хотя и начал разбираться, что не каждый из них имеет такую должность. Высокое начальство Бутырского Централа отдыхает в честь праздников: начальник тюрьмы, кум, начальник отряда и прочие замы.

Боря, как и обещал, подстраховал Костяна на дороге в период, когда майские праздники прерываются на несколько рабочих дней. Костян, в непривычное для себя время лёг спать, приготовив для суда все бумаги. Причём занял он борину шконку в этапном проходняке. Они так договорились с Борей. Ему всё равно ночь на дороге проводить, а у Костяна завтра суд, так вот, чтоб не мешать остальным выспаться, он занял спальное место ближайшее к тормозам. Так заведено было в хате Каро. Боря не совсем понимал, зачем это. Ведь у Бура такого не было, и те, кому завтра в суд, спокойно поднимались со шконки и шли на продол, никто не просыпался из-за этого, никому не нарушали священный арестантский сон.

Но это у Бура. У Каро другие правила, как он стал смотрящим, Боря не интересовался, но мог предположить. Скорее всего, он заявился с воли и стал сам диктовать условия, а блаткомитету скорее всего это понравилось, вот его и утвердили смотрящим. Но это были лишь предположения, а что именно было Боря, разумеется не видел. Когда Боря отсыпался после второй подряд ночной движухе, на которой он подменял Костяна, сквозь сон услышал, как Каро пришла повестка в суд. Предвариловка у него выпала на борин очередной суд. Получалось, что Боря и Каро в один день на суд поедут. Боря не знал обрадоваться этой новости, или наоборот огорчиться. Как посоветовал Немец, на такие вещи лучше забить. Что Боря и сделал.

Вечером на День Победы, когда по телевизору отгремели парады, минута молчания, салюты и прочее, Немец подозвал Борю в свой проходняк и предложил сыграть в домино без интереса. К игре присоединился Драган, хотя тот без интереса играл редко. Серб уверил, что он карточный игрок, а в домино играет плохо, поэтому на всякий случай не рискует играть на интерес. Немец редко предлагал Боре сыграть в домино, обычно это означало, что он что-то задумал. Наготове у Юры была тетрадка, и он вслух объявил, что она нужна, чтоб очки записывать. Накрыт русский проходняк простынями был хорошо, поэтому разглядеть, чем именно ребята там занимаются было затруднительно.

Боря присел на шконку ближайшую к выходу из проходняка и на краю принялся забирать костяшки для игры. Немец в это время строчил в тетрадке что-то. Когда сыграли первый кон, Немец попросил Борю записать очки. Он уже начал это делать, как увидел, что в тетради абзац, написанный юриной рукой:

«Боря, то, что я тебе напишу, не предназначено для ушей Каро и остальных в хате. За Драгана не беспокойся, он могила. Вслух не отвечай, пиши без палева, чтоб остальные не видели. Не переживай, нашу переписку я сожгу. Каро уже привык, что я периодически что-то топлю на дальняке». Под видом, что он записывает очки, Боря настрочил ответ: «Хорошо, Юра. А что конкретно ты хотел мне рассказать? ». Чтоб остальные в хате ничего не заподозрили, начали раздавать костяшки домино. А после очередного кона очки стал записывать Немец. Он делал так же долго, как и Боря, но Драган невозмутимо перемешивал домино, как будто ничего не происходит.

Сыграли второй кон, и настала очередь Бори записывать очки. В тетрадке он прочитал: «Хочу тебя предупредить. Блаткомитет всегда ищет суку, чтоб молодым сдавать было неповадно. Хотя сами все почти ссученные. Причём делают они это так осторожно, что попробуешь предъявить, так вляпаешься по уши в грязь не отмажешься. Доказать это, как ты понимаешь, невозможно. Но именно они всех и сдают, в том числе и друг друга. Поэтому я всегда работаю один. И тебе советую при них лишнего не болтать».

Боря ожидал прочитать всё, что угодно. Он искренне считал, что все зеки идеализируют криминальный мир. Что понятия арестантского уклада, который един для всех тюрем, не дают повода для недоверия себе подобным. Однако, сообщение Немца явно бросало тень на блатной мир. Он решил точно никому не говорить об этой переписке с Юрой, но на всякий случай намотал на ус, как очень важную информацию. Записывая очки, он одновременно написал своему семейнику ответ: «В моём деле всё довольно ясно и прозрачно. Мне скрывать нé чего. Вряд ли следак или судья будут подсылать мне в хату стукачей, не того колибра я птица. Но за всех блатных, не погорячился ли ты? Что, и Каро, и Бур, и остальные – все сливают наш продол? ».

Через кон, Немец ответил: «Вряд ли они прям сливают, у них свои понятия. Просто мусора колоть умеют так, что хочешь, не хочешь расколишься. Единственный, из нашего блаткомитета, которого, как мне кажется, трудно расколоть – это Каро, слишком он уж духом силён. А вот остальные, - и Бур, и Черепаха, и Кялбек, и прочая нерусь, я думаю, должны за собой что-то чувствовать, да скрывают это». А через следующий кон уже у Бори встал вопрос: «И что теперь делать? »

«А ничего не делай. Просто будь поаккуратнее. Да никому не говори об этом знании. Если ты знаешь наверняка, что кто-то ссученный, то можешь объявить это. А если у тебя доказательств нет, помалкивай в тряпочку. В том числе и о своём уголовном деле. Завтра ты с Каро выезжаешь на суд. Попробуй с ним поговори. Может, в его ответах что-то странное услышишь». На этом переписка с Немцем закончилась. Он предложил подсчитать очки, и выяснилось, что первое место в игре занял сам, второе – Боря, ну а Драган, как картёжник, в домино оказался не силён.

В автозеке Боря вспомнил предложение Немца проверить Каро, и присел рядом. Армянин не возражал. А Боря думал, какой бы вопрос задать ему, чтоб тот не заподозрил, что Боря его проверяет, да ответил как-нибудь палевно. Увидев задумчивый взгляд Бори, Каро первый у него поинтересовался:

– Что, Боря, так смотришь? Не доверяешь мне в чём-то?

– Ты что, Каро!? Как же…

– Да вижу, по взгляду, что думаешь чего-то. Дело твоё, конечно, мне без разницы, что обо мне думают. Я перед братвой чист, и прежде чем стать смотрящим, прошёл долгий путь к этому. Тебе на этот путь становиться не советую. Душка в тебе мало, да и устранить тебя легко, если дорогу перейдёшь.

– Легко?

– А ты, что думал? Взять вот хотя бы твоё уголовное дело. Ты пытался свалить вину за свой грабёж на друга, с которым бухал до этого. А знаешь, как это называется по блатным понятиям? Заложить, сдать человека. Конечно, его не возьмут, ведь у него железное алиби, и он точно в том «Маке» тогда не был. Но братва тебе могла бы предъявить, если б ты из себя начал крутого строить и лезть наверх по воровской иерархии. А так все прекрасно поняли, что ты, вроде и ничего не указал на друга, значит не сука, ты просто сказал, что у него деньги взял, а откуда они у него не знаешь. Вот с тебя братва и не стала спрашивать за это.

– Я думал, мы этот эпизод в хате девять-восемь ещё с Буром и Черепахой обсудили.

– Индюк тоже думал, пока в суп не попал. Эпизод этот на дороге не только Бур и Черепаха обсуждали, но и я, и Кастет, и Кялбек, и смотрящий за продолом. Мы вместе, понимаешь, решили у тебя не спрашивать за это. Потому что человек ты – простой, не профессиональный вор, а случайный пассажир. Второе, что тебя может из блатного мира выбить – твоя делюга. Ты её почему никому не показывал?

– Я показывал на ИВС, давал ребятам почитать.

– И где теперь эти ребята?

– В Бутырке наверное.

– Или в Матроске, или в Медведково, а может на Водном. Делюгу надо показывать всегда, когда заезжаешь в хату. Как только у тебя поинтересовались твоим делом, не рассказывай чё-почём, а сразу бумажки предъявляй из суда: «вот моя делюга, читайте, ребята». И тогда к тебе у кого вопросов не возникнет. Никто и не подумает, что ты ссученный. А вдруг ты нам придумываешь, про «Макдональдс»? Вдруг ты не «Мак» ограбил, а соседа по съёмной квартире? Вдруг ты крыса? Показывай делюгу, чтоб ни у кого сомнений не возникало.

Вот так. Хотел проверить Каро, а после разговора чуть сам не вляпался. И ведь кругом получалось, что он прав. И даже если представить, что, такой как он, может докладывать куму, или следаку о том, что Боря врёт и ограбил «Макдоналдс», и цель была именно захват денег, а не глупая шутка, разговорить Каро, чтоб он перед Борей в этом признался, не представлялось возможным.

Когда довезли до суда, встретился Саша Клим, старый знакомый. Хоть какая-то отдушина. Клим обрадовался Боре как родному брату:

– Какие люди, Брюс! – Они обнялись и тепло улыбнулись друг другу. – Каро! – Обратил внимания Клим, что Брюс приехал с очень уважаемым арестантом. – А ты-то, какими судьбами, здесь?

– А что мне, вечно в девять-девять париться? Вот и моё уголовное дело в суд передали. Сегодня предвариловка. А у тебя, что? Приговор?

– Да, брат, приговор. Прокурор запросил десять строгого. И это при том, что потерпевшая, моя супруга, не имеет ко мне претензий и согласна была на примирение.

– Да, бабы все такие. Не надо было тебе с ней связываться.

– Да ладно, не в первой. Я и от первой год общего получил, так что потерпим.

– Ничему тебя жизнь не учит, Клим.

– Возможно, Каро. Брюс, а у тебя что? Тоже приговор?

– Прения у меня, – ответил Боря. – Возможно, предпоследний раз сюда приехал.

– Странно, что мы с тобой почти не пересекались весь процесс. У нас ведь одновременно дело началось, и один следак был.

У Клима была с собой минералка, и он предложил всей хате смочить горло. После этого Боря погрузился в чтение бумаг, и мысленно репетировал последнее слово. На душе уже было намного легче, чем в пé рвые судебные заседания. Всё ещё тревожно, от того, что не знает срок. Но всё-таки, статью не переквалифицировали, значит больше четырёх лет не дадут. А с учётом того, что у него первая ходка, значит прокурор должен запросить меньше, а судья дать ещё меньше. Семь месяцев он уже отсидел, значит отбывать наказание ещё меньше. Адвокат, конечно, надеется на условное лишение свободы. А вот Боря на это уже не надеялся. Почему-то, он был уверен, что точно дадут срок.

Тормоза щёлкнули, открылся замок, и старшó й вызвал Каро. Боря обратил внимание, что на продоле конвоиров собралось больше обычного. Было сразу понятно, что ведут они особого арестанта. Армянин удостолся трёх комплектов наручников. Одними сзади сковали руки, вторыми один конвоир пристегнул к себе его правую руку, третьими другой конвоир пристегнул к себе его левую руку. После чего тормоза закрыились, и как вели Каро в зал суда Боря уже не видел. Вспомнил, что когда ведут его обычно обходятся одним конвоиром (Серёга или Петя) и пристёгивают только одними наручниками, вторая рука свободна.

Каро долго не было. И что характерно, никого не вызывали на суд. Такое ощущение, что все судебные процессы специально перенесли, чтоб рассмотреть дело знаменитого армянина. Клим подсел к Боре и задал неожиданный вопрос:

– Брюс, чем думаешь на свободе заняться?

– Клим, – ответил Боря. – Я о свободе вообще не думаю. Рано ещё.

– Не рано, Боря. – Парировал Клим. – О свободе никогда не рано думать. Не о тюрьме же думать в конце концов? Тебе дадут срок меньше, чем мне. Значит, и на свободу ты выйдешь раньше. У меня к тебе просьба. Разыщи мою супругу. Большой Каретный переулок, дом четырнадцать, квартира семь. Скажи у Саши всё хорошо.

– Ладно, Клим, как скажешь.

– Только точно скажи. Потому что если забудешь, значит грош тебе цена, как арестанту. Настоящий зек всегда солидарен, и никогда не забывает передать на волю то, что пообещал.

– Да, конечно. Я всё понимаю.

– Просто, Брюс, если не можешь, я попрошу другого. Скажи просто «Нет возможности», а если скажешь «Сделаю», значит надо будет сделать.

– Я сделаю, Клим. – Уверенным голосом ответил Боря.

И под стук тормозов привели Каро. Его долго отстёгивали от всяких наручников и, наконец, разрешили войти в хату. После этого он радостно сообщил всем присутствующим, что ему продлили срок содержания под стражей ещё на полгода. Но, в принципе, все остальные тоже это проходили, поэтому никто не сомневался, что так оно и будет.

После возвращения Каро раздали кипяточек. Боря закусил бич из сухпая, запил его свежеприготовленным купцом из десяти чайных пакетиков, сложенных из всех сухпаев остальных арестантов. И когда он смял одноразовую посуду в виде мусора, за ним пришли. При выходе из хаты, Боря протянул руки для наручников, однако, Серёга решил ограничиться одним и также в одиночестве повёл его в зал суда. Если Каро ведут в зал трое конвоиров, а Борю всего один, вывод однозначный: его не считают в минюсте опасным преступником. Как обычно пристав открыл стакан, а Серёга отстегнул его от наручника и Боря вошёл в ставшую привычной для себя клетку.

Адвокат поздоровался с Борей едва заметным кивком головы. Он, стиснув губы, что-то долго выискивал в портфеле, разложив на столе бумаги. Лицо его было искажено гримасой негодования. Было понятно, что он настроился на это заседание, как на последний бой. Когда, наконец, нашёл нужную бумагу, он принялся её долго читать, видимо, изучая каждое слово, написанное на ней, отдельно. Убедившись, что всё написано верно он положил бумагу на стол. Боря глянул на листик, и обратил внимание на то, что это был рукописный текст.

В зале сидела мать Бори и больше никого. Потерпевшая снова явилась в суд. Прокурорши, как всегда, перед судом не было.

– Прошу всех встать! – Громогласно объявил судебный пристав. Все присутствующие поднялись со своих мест. Прокурорша вышла из судебной комнаты с кипой бумаг. Оттуда же вышел и сам судья.

– Прошу садиться. – Все опустились на свои сиденья. – Продолжается рассмотрение уголовного дела в отношении Пахомова Борислава Григорьевича. Суд переходит к судебным прениям. Слово предоставляется защите.

– Ваша честь, – обратился к судье адвокат. – Я хочу подать ходатайство.

– Уважаемый защитник, суд разъясняет вам, что вы не можете подать ходатайство, поскольку судебное следствие уже завершено и суд переходит к прениям.

– Согласно сто двадцатой статьи уголовно-процессуального кодекса, защита имеет право подать ходатайство в любой момент судебного разбирательства. – Не унимался адвокат.

– Вы неверно понимаете сто двадцатую статью. Защита имеет право подать ходатайство в любой момент судебного следствия. А следствие по-вашему делу уже завершено.

– Ваша честь. В материалах дела значится, что к доказательству вины моего подзащитного, следователь приложил видеозапись случившегося. Однако в суде мы видеозапись не смотрели. Поэтому я подаю ходатайство о том, чтоб возобновить судебное следствие и просмотреть видеозапись.

Вот это ход! Только что Боря надеялся, что в последний раз приехал на судебное заседание, как адвокат решил его снова затянуть. Несмотря на это, ход он оценил как хороший, потому что любое нарушение судебного процесса со стороны гособвинителя и судьи, на руку подсудимому, и появляется возможность получить поменьше срок.

Судья не нашелся, что сказать на это и в зале суда повисло молчание. А адвокат воспользовавшись паузой, добавил:

– Давайте спросим у уважаемого гособвинителя, что он скажет по поводу видеозаписи. Ведь мы очевидно, её не смотрели.

Судья кивком головы, дал понять, что если прокурор одобрит, то готов ходатайство удовлетворить. Гособвинитель поднялась со своего места, было видно явно, что она не готова к подобному повороту событий, но нашлась, что ответить:

– Ваша честь. Я считаю, что возобновлять судебное следствие из-за того, что мы не смотрели видеозапись не стó ит. Во-первых, мы с вами, и с уважаемым защитником, не являемся специалистами по расшифровке видеозаписи, а таковые уже расшифровали её во время предварительного расследования. Расшифровку видеозаписи вы можете найти в уголовном деле. Во-вторых, во время предъявления обвинений, подсудимый узнал себя на видеозаписи, и подтвердил, что на ней находится он. Так что, хоть мы и забыли посмотреть видеозапись, возвращаться к её просмотру нет необходимости. Давайте спросим мнение остальных участников процесса: потерпевшая, подсудимый и продолжим судебный процесс.

– Достаточно мнения потерпевшего. – Решил судья. – Мнение подсудимого итак понятно.

Директор «Макдоналдса» от неожиданности округлила глаза, но нашла в себе силы подняться и произнести:

– Ваша честь, я наверное одна из первых смотрела это видео, поскольку техники ресторана под моим контролем его создавали, отматывали видеозапись и обрезали нужные моменты, перекидывали это всё на флешку, за которой потом явился следователь. Я не знаю зачем его смотреть сейчас, поскольку у меня есть копия и я могу посмотреть его в любой момент. Так что я против. Давайте приступим к следующей стадии судебного процесса. Как она там называется?.. Прения, что ли?

– Да. Прения. – Подтвердил судья. – Итак решение суда, ходатайство защиты о возобновлении судебного следствия отклонить. Приступаем к прениям. Слово предоставляется защитнику Гусеву Виктору Фёдоровичу.

Адвокату лишь оставалось развести руками, раз его номер не удался. И он с кислым лицом начал заготовленный текст для прений. Для этого он отложил листочек с ходатайством, и разложил перед собой печатный текст. Собравшись с духом, заговорил:

– Ваша честь. Мой подзащитный Пахомов Борислав Григорьевич, семь месяцев тому назад неудачно подшутил над сетью ресторанов «Макдоналдс». Мало кто задумывался, что он собирался сделать, если его грабёж удастся. На самом деле, Пахомов не собирался тратить награбленное на себя, а хотел всё вернуть через несколько дней и признаться в содеянном, а заодно и посмеяться над своей шуткой. Но, как я уже сказал, шутка была неудачной. Поэтому, его задержали и доставили в следственный комитет. Он частично признал свою вину, что уже говорит о том, что перед вами не бандит с большой дороги, а лишь раз оступившийся порядочный гражданин, сделавший глупость. Сегодня в последнем слове вы услышите его искреннее раскаянье по поводу случившегося. Всё награбленное было возвращено владельцу в тот же день, посредничеством сотрудников полиции, следовательно, возмещение ущерба потерпевшему не требуется. Я думаю, что учитывая всё вышеперечисленное, оптимальным наказанием для моего подзащитного будет семь месяцев лишения свободы, которые официально заканчиваются в понедельник. Или пару лет условного лишения свободы. Не забывайте, что подсудимый – коренной москвич, имеющий в городе постоянную регистрацию, поэтому ходить на отметки к участковому ему будет сподручно.

– Угу. – Не открывая рот, промычал судья. – Гособвинитель?

– Ваша честь. Если послушать защитника, то подсудимый прям ангел, и не поймёшь, как такой человек мог пойти на ограбление ресторана. Чтоб вы не идеализировали подсудимого, напомню, что идея об ограблении пришла ему во время распития алкогольных напитков со свидетелем Тархановым. Следовательно, порядочный гражданин Пахомов имеет склонность к алкоголизму. Кроме того, его характеристика в школе тоже не святая. Грабить учеников младших классов, он начал ещё в этом возрасте. Конечно, в институте это занятие оставил. Но подрабатывая в ночном клубе, несколько раз привлекался к административной ответственности за применение пневматического оружия в отношении отдыхающих. Применение это было не опасно для жизни, поэтому подсудимый в те годы отделался административным штрафом согласно статьи, двадцать точка один кодекса Российской Федерации об Административных Правонарушениях. Возвращаясь к уголовному делу. Неизвестно, и незадокументировано, что именно собирался делать Пахомов с вырученными от ограбления деньгами. Зато известно, что в первые дни расследования подсудимый вину отрицал, и частично признал её лишь на десятый день по предъявлению видеозаписи. Так что слова о намерениях я бы поставила под сомнения. По месту работы, Пахомова характеризовали не очень хорошо. Он частенько принимал решения о выдаче кредитов довольно странным людям, работая менеджером по продажам. Многие из них сейчас находятся в розыске коллекторными агенствами. Искреннего раскаяния я не услышала от подсудимого ни в ходе допроса в судебном следствии, ни по материалам предварительного расследования. Что тоже не в его пользу. Таким образом, я прошу у суда назначить подсудимому наказания в виде трёх лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.

Три года! Вот это прокурора бомбануло! Боря отсчитал от своего задержания три года, и предствил, когда же ему выходить на свободу. Одно обнадёживало. Обычно, судья даёт меньше, чем запросил прокурор. А, учитывая, что каждое судебное заседание она выходила из его комнаты, то наверное он подсказал ей сколько собирается дать и она решила запросить побольше, чтоб выглядело красиво. Выслушав, прокуроршу, судья предоставил слово потерпевшей:

– На усмотрение суда! – Коротко ответила она.

– Как это понимать? – Недоумённо произнёс Косолапов.

– Ну, я не знаю подсудимого, поэтому не могу сказать плохой он или хороший человек. Поэтому, какое вы сочтёте нужным наказание ему, пусть такое и будет. Ничего не хочу добавить ни к сказанному адвокатом, ни к сказанному прокурором.

– Я вас понял. Если никто ничего не хочет сказать, – Судья сделал паузу, чтоб все поняли, что это предложение звучит как вопрос. В ответ на это адвокат и прокурор сделали жесты руками, давая понять, что им добавить нечего. Поняв, каким будет ответ на его вопрос, судья добавил: – То судебные прения объявляю законченными. Суд переходит к последнему слову подсудимого.

Судья поднял глаза на Борю. Тот понял, что говорить теперь придётся именно ему. Собравшись с дý хом он ответил:

– Ваша честь. В первую очередь я бы хотел принести извинения коллективу ресторана «Макдоналдс» в лице его директора, присутствующего здесь. Правда, было глупо заявляться к вам с пистолетом, пусть и разряженным и шутить над вашими кассирами. Я раскаиваюсь в содеянном. И прошу у суда выбрать мне наказание, не связанное с лишением свободы.

Боря кивнул судье. Тот его спросил «Всё? ». Он кивнул вторично и присел на лавку в стакане. После чего слово взял судья:

– Сейчас суд удалится для принятия решения по приговору подсудимому. Оглашение приговора назначаю на понедельник в девять утра.

Он стукнул молотком, и принялся удаляться. Пристав проорал, чтобы все встали. После чего пообщаться с Борей подошёл адвокат:

– Этот негодяй Косолапов не даёт мне ордер на свидание с подзащитным. Я хотел получше обговорить с тобой последнее слово. Но я вижу, ты и сам неплохо справился. Ты, правда, забыл напомнить, что не признаёшь вину в полном объёме, а лишь частично. Но итак достаточно. В понедельник приговор. А мне с тобой до понедельника надо решить: касатку будем подавать, если приговор нас не устроит?

– Да. Будем.

– Просто это отдельных денег стоит. Ведь помнишь да? Штука евро за уголовное дело, косарь за суд, и косарь за победу в суде. Если в суде поражение, то полкосаря за касатку.

– Это дешевле получается. – Не зря же Боря работал в финансовой сфере, быстро успел посчитать.

Конвою пришла команда выводить Борю из суда, поэтому с адвокатом пришлось раскланяться. Серёга не особо торопливо вёл его в наручнике и не возражал, что они поговорят по дороге. А они сговорились на том, что борино мнение касатку подавать нужно: её стоимость дешевле условки, но ещё необходимо выслушать мнение мамы Бори, ведь она здесь главный финансовый руководитель. Если у неё есть деньги, то она оплатит касатку адвокату. Так что касатка оставалась под вопросом. И возможно, её не будет.

– Боря, а ты не засиделся в централе? Поди спешишь в зону?

– Я этапа боюсь, Виктор Фёдорович. Говорят, что этап самое суровое испытание для зека.

– Ты никого не сдал, тебе нечего бояться. На этапе, обычно, ссученных убивают. Но ты можешь наблюдать такую картину собственными глазами и тебя привлекут, если скажешь, что ничего не видел, есть риск получить дополнительный срок за укрывательство. Ладно, не паникуй! Такие вещи обычно делают без свидетелей, или пока ты спишь, чтоб убедиться, что ты ничего не увидишь.

От слов адвоката легче не стало. Боря как боялся поездки по тюрьмам разного рода, так и продолжил бояться. Ведь ему сидеть ещё два с половиной года, если судья даст столько же лет, сколько прокурор запросил. А это значит, что этап на зону неизбежен. К тому же запросили общий режим. А что это значит, Боря знал лишь по книжкам. Хотя, отбывание наказания в стенах централа – тоже считалось общим режимом. Так что в принципе, можно считать, что он уже на общем режиме.

Первым делом, войдя в хату, Боря рассказал всем, что ему прокурор запросил три года общего. Каро, Клим и остальные выразили слова поддержки, и пожелали ему не падать духом: три года быстро пройдут. Боря сказал, что боится этапа. На что опытные зеки ему сказали, что эта тягота вполне переносимая. Конечно, утомительно ездить по стране из централа в централ, и неизвестно почему в исправительной системе России не предусмотрен прямой этап до зоны, и зачем нужны эти пересылки. Но если Боря был дорожником в хате Бура, значит, сможет в этой тяготе выжить. Всего-то лишь нужно распустить простынь и выкинуть конь на улицу, что, по мнению многих, должны уметь делать все зеки.

Боря с Каро назад ехали в разных автозеках, зато в одном автозеке с Климом. Саша тоже сидел не впервые, и уже знал многие стадии тюремного срока. И такое испытание, как этап, уже проходил. Поэтому многое по дороге смог рассказать Боре. Всё-таки, он недолго был сокамерником его. Поэтому поддерживал как мог.

По приезду в Бутырку, вся весёлая компания встретилась на сборке. Там тоже многие либо получили приговор, либо узнали запрос прокурора. Многим запросили побольше, чем Боре. Чуть поменьше таких, кому запросили столько же, сколько уже отсидел. Боре остаётся лишь ждать понедельника. Пока Клима не увели в хату, он попробовал разузнать у того про этап:

– Клим, ты ведь уже сидел? Расскажи про этап. Как это вообще происходит?

– Да не парься ты, Боря! – Подбодрил Клим. – Ты уже много тягот здесь перенёс. Перенесёшь и эту. Ты уже научился спать на жёсткой кровати. Обходиться без еды по нескольку дней. Значит и этап перенесёшь.

– Ну, а всё-таки? Может есть какие-нибудь особенности… Там совет какой-нибудь дашь…

– Пластиковыми пустыми бутылками запасись, поменьше пей воды в дороге. В туалет у конвоя не допросишься. Туда по очереди ходят.

– А баланду выдают?

– Какая баланда в столыпинском вагоне? Кипяточек, как в суде. Только здесь старшѝ е помягче и выдают кипяток почаще. А там суровые служивые, пошлют тебя подальше и на сухом паю доедешь до пересылки.

– Сразу в зону не привозят?

– Редко кому выпадает такой фарт, братишка. Надеяться на это не стó ит.

Ещё недавно Борю волновал вопрос о сроке. Сколько же ему дадут? Теперь, когда срок примерно стал ясен, давило обстоятельство, что до его окончания ещё много-много времени.

Клима забрали в хату быстрее, чем Борю с Каро. Армянин посмотрел на своего сокамерника с улыбкой. На лице его читалось: «Боишься этапа Боря? Не боись, прорвёмся! Все мы через это проходили». Он достал из сумки «Сникерс» и протянул половинку Боре. Боря поблагодарил «Душа! ». Прав был Бур, когда говорил, что рано или поздно Боря станет так говорить. Но сейчас слова сами соскочили из уст.

Их очень долго не поднимали в хату. Когда стемнело они остались на сборке вдвоём. Каро, естественно, начал возмущаться и справляться у старшого – а не пора ли их поднять в хату. Старшой постоянно заходил разный, но все они отмахивались от назойливого армянина и просили, чтоб тот подождал. Уже глубоко заполночь, когда Боря стал заметно клевать носом, их, наконец-то, повели на продол. В хате их встретил бардак.

Увидев недовольное выражение лица Карапета, Немец сказал ему:

– Присядь, Каро. Дело серьёзное. У нас большие потери.

– Я это уже ощутил. Правда, ещё не в курсе, что именно произошло. Но похоже на шмон. Кто оставался в хате, когда «маски-шоу» тут шерстили?

– Киялбек

– Почему не ты?

– Я хотел. Но киргиз настаивал, а мусора торопили. На этот раз их было много, и они вскрыли все три наши хаты одновременно. Нас закрыли в тесный боксик.

– Штифтовой как проморгал шмон?

– Да шмон сейчас не главное. В хате девять-восемь Комар вскрылся. Тут такое началось.

Больше вопросов у смотрящего не возникло. Такое событие пропустить. Просто ужас. Да и не доверял он до конца Комару. Связь по мокрой тот держал, конечно, хорошо. Да вот в бане вёл себя как-то странно.

– Шмон провели сразу, как Комара увезли?

– Да. Через двадцать минут нарисовались. После шмона кум тряс самых известных зеков.

– Какие потери у нас?

– Мою тэху не отмели. Я её с собой вывез. Меня похлопали по рукавам, по коленям, но найти не смогли. За твою тэшку не в курсе. Надо у твоих братьев-армян поинтересоваться. Ещё по запретам: отмели вольную колоду карт, несколько моек, коней, брагу и так, по мелочи. Из людских потерь, Киялбек на киче, из девять-восемь на туда заехал Бур, и, походу, просидит там до этапа. Жаль, по-людски проводить его не сможем. Куда делся Комар неизвестно, скорее всего, пока на аппендицит, потом в Кошкин Дом. Там узнаем, следующей ночью, когда на дорогу выйдем. Сейчас выйти не с чем и ружьё, и коня, и пули всё «маски-шоу» отмели.

– Всё ясно. Сегодня не спим ночью. Хату убираем. Надо порядок навести. Хорен, передай по мокрой, что мы сегодня на дорогу не выходим. Коней будем плести днём. И вперёд. Раз, пока нас с Брюсом не было, не сумели прибрать хату, значит, будем делать это сейчас.

Спорить никто с Карапетом не решился. Было очевидно, что он прав. Суть уборки состояла в том, чтобы разбросанные вещи просто разложить по местам, чтоб потом Бахтияру было легче подметать. Однако в этот раз подметал не только он. Веник постоянно переходил из рук в руки. Не отставал от остальных и сам Каро. Личным примером показывая, что даже авторитетному вору должно быть не заподло убрать свобственную хату. Ближе к рассвету у хаты появился божеский вид. Доделав небольшие детали, Каро разрешил сокамерникам отдохнуть на шконках.

Однако, другие планы были у администрации. Только движение в хате прекратилось, как началась проверка. Это была обычная проверка, которая происходит раз в день. Зеки никак не могли взять в толк, когда же она должна проходить по времени. Заявлялись всегда либо рано утром, либо в обед, либо после обеда. В этот раз стучать деревянным молотком пришли до утренней баланды. От завтрака вся хата отказалась. Желание поспать было сильнее желания поесть. После завтрака за Борей и Каро пришли.

Их долго вели по коридорам, затем оставили вдвоём в каком-то боксике. Каро закурил, а Боря задумался. Они попробовали поговорить, но разговор не склеялся. Зато пришли к общему консенсусу, что, скорее всего, с ними будут беседовать насчёт Комара. Главное, не сболтнуть лишнего, чтоб ему за это срок не добавили, и чтоб никто больше в карцер не попал из-за них. За Каро пришли, а Боря остался один, наедине со своими мыслями.

Каро долго не было, и подумать время было. Впервые, ему понравилось долго томиться в боксике. Раньше его это времяпрепровождение раздражало. Если бы он курил, то он бы затянулся. По привычке, он зацепил с собой пачку сигарет и зажигалку. Ну так, чтоб кому-нибудь подогнать, мало ли у кого нужда. Но у Каро с сигаретами перебоев не возникало, благо братья-армяне регулярно грели. А больше никого на этом пути не встретил. Когда-то, в школе, учась в старших классах, Боря имел привычку покуривать сигареты. Но тогда он делал это не по настоящему. Баловался, не в зятяг, как тогда это называли. Чисто для поддержания беседы на улице. Позже, он понял, что это занятие ему ни к чему. Но именно сейчас в боксике возникла мысль затянуться.

Долго борясь с самим собой, он всё же засмолил. Проанализировав ситуацию, он сделал вывод, что скоро будет умирать от голода и жажды в столыпинском вагоне, и чтоб выжить, необходимо к этой ситуации приготовиться. В конце концов на автозеке тоже не кормят, и возят порой очень долго. Так что и в поезде как-нибудь протянет. Касатку писать, конечно же нужно. Чтоб потянуть время и поехать этапом подольше.

Его уже давно не занимала мысль, сколько ему дадут. Это стало более-менее известно после судебных прений. Прокурор запросила три года, значит больше трёх лет уже не дадут. А сделать больше всё равно ничего нельзя. Судебное заседание объявили закрытым, приговор в понедельник. Под эти мысли вернулся Каро. Он сообщил, что разговаривал с кумом. И разумеется допытывался инфы о Комаре. Но армянин, как настоящий блатной авторитет, не выдал своего брата-зека и не рассказал про его склонности к суициду. Раз вытрясти из Карапета ничего не удалось, то теперь трясти будут Борю. Тот поинтересовался не было ли кого, кроме старшего опера. Армянин сказал, что беседовал с продольным оперуполномоченным наедине.

Пообщаться у них время было. Потому что за Борей долго не приходили. Самое время по совету Немца заметить в ответе Каро что-то подозрительное. Но речь его была чиста и подкопаться было не к чему. Складывалось ощущение, что именно Немец тип подозрительный и наводит смуту, а блатные люди на то и блатные, что ничего за собой не чувствуют. Вообщем, ничего из этого разговора не вышло. Кто прав, Немец или братва? Бориного ума для этого явно было недостаточно. Хоть он и поумнел за время нахождения в зоне, но всё же не настолько, чтоб раскусить присутствующих перед ним криминальных авторитетов.

Потом пришли за Борей. Его вели двое конвоиров, которых Боря видел впервые. Он уже знал многих, и даже некоторых по именам. Вели его каким-то незнакомым коридором, причём путь занял слишком долгое время. Затем спустились на первый этаж и оказались на той самой сборке, куда Боря приезжает из судов. Только в саму сборную хату не входили, а лишь прошли мимо неё по продолу.

После последней локалки, он увидел кабинет с кожаной дверью, нетипичной для Бутырки. Здесь все двери обычно металлические, а эта была кожаная. На ней красовалась табличка «Директор СИЗО №77/2 Телятников Сергей Вениаминович». Вот те привет. Привели к начальнику тюрьмы. Вот это неожиданность. У кабинета остановились, конвой предупредил:

– Когда увидишь начальника, сделай доклад: «Подследственный Фамилия Имя Отчество, статья номер».

– Я подсудимый. – Поправил Боря.

– Тогда, тоже самое, только вместо «подследственный», скажи «подсудимый».

Дверь открылась. Боря вошёл. Он увидел за разными столами сразу троих в военной форме. Дальше всех сид

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: