 |
Глава 1. Касатка на приговор.
|
|
|
|
Солидарность. Что для вас это слово? У вольного человека солидарность обычно выражается двумя словами: «Я согласен». Любители митингов, иногда, выражают солидарность, стоя с плакатиком и выкрикивая лозунги. Лишь самые достойные из солидарных жертвуют какие-то суммы имеющейся наличности.
Для зека солидарность не пустой звук. Чаще всего она проявляется в содержании общака. Любую передачку с воли необходимо разделить с товарищами по несчастью. Такими же зеками, как ты сам. Для чего это делается? Зеки – люди, представители разных категорий. У кого-то на воле есть родственники и друзья. У кого-то только родные, или только друзья. Эти люди могут поддерживать попавшего в беду передачкой. А вот есть и такие зеки, у которых на воле никого нет: ни друзей, ни родных. И делить поровну на всю хату любую передачку – это в первую очередь забота о них.
В знак солдиарности зеки не читают чужие малявы. Не рассказывают администрации замыслы блаткомитета. Если объявляется голодовка, то на диету садится каждый арестант. Соблюдают гигиену, чтоб не иметь неприятного запаха для окружающих. Фильтруют базар, используя общепринятую тюремную феню.
Признаком солидарности является и, так называемый, грев особого места в тюрьме: крыши, кичи, ШИЗО или карцера. Это место считается святым для арестантов и каждый из них стремится поддержать тех, кто туда попал. В ШИЗО запрещены сигареты, поэтому на дорожников имеющих связь с карцером ложится особая миссия: пронести туда специальные скрутки-бандюки.
Вот и всю вторую половину мая вся хата девять-девять проявляла солидарность по отношению к Боре. Каро определил его «этапником», арестантом, готовящимся к этапу. А следовательно его надо упаковать так, чтоб в бауле было всё, чтоб и сам Боря в дороге мог проявлять солидарность. Тем более, что слыл он в Бутырке пацаном правильным.
|
|
|
Боря же, проявляя природную скромность и стяжательство, отказывался принять в свой баул преждевременно многие ништяки. Во-первых: он уже привык быть умеренным в одежде. Всего два комплекта ему было достаточно, чтоб терпеть тюремные невзгоды. Во-вторых, он считал, что в этапники его записали преждевременно, у него ещё касатка, которая назначена на середину июня, а значит не ранее Дня России, стó ит собирать ему этапный баул.
В частности отказывался он от скоропортящихся продуктов.
– Какая колбаса на этапе? – Возмущался Боря. – До моего этапа она ещё не раз испортится. Давайте её лучше сейчас съедим.
– Тебе какой есть? – Возмущался Драган, который помнил его ещё дрищём. – Итак, уже в проходняк не влазиешь. На диету пора.
– Зайдёт в поезд, тогда и подсядет на диету, – парировал Немец. – А пока пусть отъедается. Ближе к зоне научим его от пола отжиматься, да приседания выполнять.
– В спортзал на той неделе с нами не пошёл. – Напомнил Драган.
– На той неделе он ещё судовой был, а теперь – этапник. Я думаю, сходит в спортзал. Да, Брюс?
– Базара нет. – Согласился Боря, который в спортзале бывал лишь раз.
Касатку ждать пришлось целый месяц. За это время Боря, успевший привыкнуть к тюремной скуке, отдохнул от судебных тягот и изменил свою линию поведения в централе. Он стал чаще ходить в спортзал, не жалея накопленных средств: всё равно счёт в Бутырке не будет учитываться в других централах. Немец даже попытался заманить Борю в храм, - не получилось. Однажды в спортзале, ребята предложили ему сыграть в «лесенку». Это подтягивание на турнике, когда каждый подтягивается по одному разу. Кто смог допускается во второй тур, где нужно подтянуться по два раза. Кому это удалось, проходит в третий тур и так далее. Боря дошёл до финала, но проиграл. Зато быстро уснул: мышцы с непривычки болели.
|
|
|
Боря стал интересоваться чужими уголовными делами. Многим давал советы. В деле Каро он обнаружил, что если смотрящий признается во всём, то скорее всего быстро выйдет на свободу и даже избежит этапа и зоны.
– Брюс, не надо мне давать советы! – Парировал Каро. – Я порядочный арестант, и у меня есть принципы. Один из них, никогда не признавать свою вину, и не ставить подпись ни под какой бумагой. Именно благодаря этого принципа я и стал смотрящим.
– Не ужели не хочется побыстрее на свободу?
– А зачем мне нужна такая свобода, если от меня отвернётся вся братва, которая нас сейчас греет? Пойми, Брюс, у каждого свой путь. И мой путь: от звонка до звонка. Без признания вины, без касатки на смягчение (только касатка на отмену приговора), без УДО, без помилования. И, разумеется, без раскаивания.
Убедить Каро, что на свободе лучше, чем на зоне, для Брюса была затея заранее обречённая на провал. И вообще, он в это ввязался скорее по наитию, чем осознанно. Но вот Немец – совсем другое дело. Немец давно признал свою вину, но ездил в город только на продлёнки. Иногда он вызывался на следственные действия. И возвращался оттуда явно помятый. Поговаривали, что, скорее всего, его там бьют. В беседе с Драганом, так и подумали.
– Говорю тебе, из него показания выбивают. – Настаивал Драган. – Хотят, чтоб подельника сдал.
– И что? – Недоумевал Боря. – Безрезультатно?
– А то. Он же говорит, все дачки от подельника. Только не напрямую, а через третьих лиц. Раз дачки приходят, значит, не сдаёт он своего. А раз помятый приходит, значит, следак показания выбивает.
– А разве это не осталось в девяностых? Я слышал, что сейчас мусора очкуют бить задержанных. Комиссии там всякие. Плюс Немец может жалобу накатать.
– Немец может снять побои и посадить своего следака. Да кто ему даст? Мусора своих не дают сажать.
– А как они его так мочат, что у Немца следов побоев нет. Ни синяков, ни царапин. Только одежда растрёпанная, да повышенная сонливость.
Немец слыл на продоле жаворонком. Мог не спать очень долго, да и спал по два, по три часа не больше. Чаще, когда он лежал на шконке, и всем казалось, что он спит, выяснялось, что он бодрствует и о чём-то размышляет. Но после выезда в город, он всегда спал долго и беспробудно, что в обычные дни за ним не замечалось. Причём, так он спал только после следственных действий, а продлёнка на его привычном поведении не отражалась.
|
|
|
– Не переживай, Брюс! – Подтрунивал его Драган. – Это они умеют. Сейчас такие способы появились, что тебе люлей дали, больно, а следов нет. И вот докажи, теперь, что ты не верблюд.
– Не «докажи», а «обоснуй» – поправил его Боря.
– Нет. – Спорил с ним Драган. – Мусорам надо именно доказывать, это братве обосновывать.
У самогó Драгана дело тоже сдвинулось с мёртвой точки, и он также жил в судовом проходняке. Пока Боря ждал касатку, он видел у Драгана и предвариловку, и опросы терпил, свидетелей, прения, последнее слово. И вот, когда у Драгана дело дошло до приговора, в глазок заглянул старшой:
– Пахомов.
– Да, старшой?
– Слегка.
– Понял. Одеваюсь.
Наскоро переодевшись, и взяв бумаги, Боря был готов к касатке. На этот раз его повели каким-то незнакомым коридором. Боря поинтересовался у старшого, его точно на телевизор ведут.
– Точно, Пахомов. В старой комнате для связи сейчас ремонт, вот ведём тебя на временное место.
Несмотря на это, поход по Бутырским коридорам мало чем отличался от обычного. По дороге забрали и Сашу, одного из первых бориных тюремных знакомых. С которым ещё в КД в одной хате отдыхали. У него тоже была касатка, только как положено блатному на отмену приговора. У Бори же касатка была на смягчение. Адвокат просил дать Боре условно вместо реального срока.
С Сашей разговор был стандартный. «АУЕ» вместо приветствия, какие дела, пожелания фарта, смерти мусорам и так далее. Саше дали пять лет общего, хотя прокурор запрашивал семь. И, старшой, объявил, что Саша первый идёт на телевизор, а Боре пока нужно подождать в стакане. Это даже к лучшему, можно перечитать свою касатку и выучить основные тезисы из неё. Суть касатки сводилась к следующему – у Бори московская прописка, есть место работы, он хорошо характеризуется по всем местам: проживания, работы, учёбы, следовательно, срок отбывания наказания можно дать условный.
|
|
|
Саша вернулся примерно через час по бориным ощущениям. Ему скинули месяц, несмотря на то, что полностью отрицал вину и писал касатку на отмену. Он был безумно рад, что пораньше выйдет. Это приободрило Борю, вселило уверенности. Спустя некоторое время старшой позвал и его к «телевизору».
Настройка связи с Мосгорсудом заняла на этот раз не слишком много времени. Сразу стало видно и судью, и адвоката, и прокурора, и, зачем-то пришедшего, потерпевшего. Ту самую директрису. Судей было трое, и все три новые: ни разу не встречались, ни на первой касатке на меру пресечения, ни на второй – на продлёнку. Прокурорша тоже новая, которая прежде не встречалась. В УПК Боря читал, что во время касатки судьи не должны совпадать. Это правило было соблюдено. Подключился Боря, когда все уже были в зале суда, поэтому через монитор он не видел, как все они входили. Поэтому не знал заходила ли эта прокурорша в судейскую комнату или нет.
– Прошу всех встать! – Раздалось из колонок, стоящих рядом с монитором.
Все на видео поднялись, Боря тоже решил встать со своего места.
– Тебе не обязательно! – Рассмеялся старшой. – А то физиономии твоей в камеру не видно будет.
– Прошу садиться. – Попросила председательствующая судья. – В кассационном порядке рассматривается жалоба Пахомова Борислава Григорьевича на приговор первой инстанции. Месяц назад осужденный был приговорен к одному году и шести месяцам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии-поселение. В своей жалобе Пахомов указывает, что при выборе наказания, суд не учёл московскую прописку осужденного, положительные характеристики по месту работы, учёбы, проживания, следовательно, срок наказания мог быть и поменьше. Уважаемый гособвинитель, что скажете?
– Ваша честь. – Начала прокурор. – Я считаю, что данных доводов не достаточно для смягчения наказания. У совершённого осужденным преступления слишком высокая степень общественной опасности. И осужденный до конца так и не признал свою вину. Так что наказание выбрано вполне достаточное.
– Понятно. Защитник?
– Ваша честь. – Вступил адвокат. – Что означает термин «степень общественной опасности»? Английский учёный Иеремия Бентам, в своих работах, утверждал…
– Уважаемый защитник, – перебила судья адвоката. – Мы находимся в суде, а не на кафедре юридического факультета. Полагаю и гособвинитель, и другие собравшиеся здесь знают определение этого термина, поэтому не надо зачитывать здесь лекции. Ближе к делу.
|
|
|
– Хорошо. Мой подзащитный проживает в Москве и имеет здесь постоянную регистрацию в районе Коньково. У него есть возможность посещать участкового для ежемесячных отметок. Поэтому моему поздащитному необходимо заменить реальный срок на условный. Кроме того, он положительно характеризуется…
– Вы повторяете доводы своей кассационной жалобы. – Снова перебила его судья. – Что-нибудь добавить можете? Какие-нибудь изменившиеся обстоятельства.
– Да. Я недавно побывал на бывшей работе моего подзащитного. Дирекция сказала, что готовы взять его обратно. Поэтому можно смело считать, что мой подзащитный – трудоустроен.
– Понятно. Осужденный, вы можете что-нибудь добавить к сказанному?
– Да всё итак сказано, – растерялся Боря, адвокат сделал на него «шикающее» выражение лица. – Я рассчитывал на условку, а получил реальный срок. Поэтому и подал касатку, в надежде на смягчение приговора. У меня первая судимость, поэтому я боюсь колонии…
– Значит, вы ничего не добавите?
Боря промолчал. Судья продолжил:
– Потерпевшая, вы что можете добавить?
– На усмотрение суда. – Сказала директриса. – Мне нечего здесь добавить. Я не разбираюсь в этих вещах. Не знаю поэтому.
– Вы согласны с приговором?
– Ну…, возможно…, я не против…, чтоб он был… помягче…
– В кассационном порядке собираетесь обжаловать?
– Нет. А зачем?
– Значит согласны?
– Получается… да.
– Суд удаляется для принятия решения.
Вот тебе и касатка. Перебивают. Задают какие-то непонятные вопросы. Сбивают с мысли. Не дают высказаться полноценно. Боря ждал пять минут. За это время ни грамма надежды из души на смягчение не улетучилось. Надежда оставалась: ну хоть месяц скинут.
– Прошу всех встать! – Проорал пристав, не попавший в кадр, когда судьи вернулись. Председательствующая судья, объявила:
– Оглашается решение суда кассационной инстанции по делу осужденного Пахомова Борислава Григорьевича. Рассмотрев в открытом заседании жалобу осужденного, суд постановил: никаких нарушений при выборе наказания Пахомову Бориславу Григорьевичу судом первой инстанции выявлено не было. Потерпевший кассационную жалобу писать отказался. Следовательно, приговор Тверского районного суда оставить без изменений. Меру пресечения в отношение осужденного изменить на отбывание наказания.
Сеанс связи был окончен. Боря расстроен. Саша сказал ему, что он ещё может подать надзорную апелляцию. Но это возможно, когда он уже будет в колонии. Да и рассматривают её через полгода после подачи в том же Мосгорсуде. Так стоит ли рвать когти?
По продолу Боря шёл с понурым лицом. Ему резко начал давить срок. Это же представить только: сидеть осталось больше, чем уже прошло – почти два года. Как долго они будут тянуться? Быстро, медленно. Ничего же неизвестно. И как только блатные с такой лёгкостью воспринимают столь немалые срока: восемь лет, шесть лет – это же целая вечность, по сравнению с Бориным сроком.
От грустных мыслей его оторвала суетливость хаты. Во-первых, поступило предложение чифирнуть, так как Боре осталось лишь дождаться законки, чтоб уехать на этап. А во-вторых, теперь-то уж он не отмажется от грева в баул. Сам не хочет, так для других возьмёт – не один же по этапу собрался ехать. Напутствовал своего «пассажира» и Немец:
– Смотри, Боря! На этапе всякая фигня возможна. Никому руки не подавай, и пока не убедишься, что за человек перед тобой, ничего с его рук не бери. Некоторые обиженные не курсуют о своём статусе и ведут себя, как будто ничего с ними не случилось. Их нужно остерегаться. Обычно обиженными становятся именно из-за этапной неосторожности.
– Да, – подсказал Анзор, – И водки ни с кем не пей. А то предложат, скажем, чифирнуть или бухнуть в столыпинском купе, а кто-то один – гомосек, что тогда делать будете? Все загаситесь.
– Да ладно, – вмешался в разговор Олег. – Застращали молодого. Такое редко бывает, так что не боись, Боря. Всё пучком будет. Доберёшься до зоны, как почтовая открытка, чистый и красивый.
Боря не заметил, как его перестали называть его бутырской погремушкой – Брюс. Видимо, это от того, что мысленно готовились с ним уже прощаться. Совсем недавно провожали на этап Бура, смотрящего за девять-восемь. И в бане, когда мылись обе хаты сразу, подошёл к нему Черепаха, теперь занимающий положение смотрящего вместо Бура:
– Здарово, Брюс! Слышал тебе законка пришла?
– Привет, Череп! Нет, у меня только касатка прошла. Законку я пока что только жду.
– На, вот! Возьми, на память. – Черепаха протянул Боре свеженькую вольную бритву «Джиллет Маг Три». Но вместо надписи «Джиллет» на ручке было выгравировано «Bruce Willis». – Ты был хорошим арестантом Брюс. В нашей хате неплохим дорожником. В девять-девять отличным писарем. В общем приносил пользу нашей тюремной семье. Эти бритвы, как напоминание о том, что мы с Буром можем кое-что. И кое-что это, как видишь, очень ценное.
– Для тюрьмы это ведь целое состояние!? – Удивился Боря. – Как вам удалось их занести?
– Вообще Бур постарался. Как ему удалось не в курсах, возможно, через братву, возможно, подкупил кого-нибудь. А вот гравировку делал наш кольщик Ара.
По возвращению из бани, Боря спрятал бритву в баул подальше. Боялся, что отметут при досмотре. Вообще до зоны лучше не пользоваться вольными принадлежностями, а то мало ли что. С нетерпением ожидая законки, Боря не спал ночами, распаляясь на прощальные письма всей тюрьме. Как оказалось он не один законку ждёт. Кроме него её ждали Мишель, Клим, Юсуп, и многие другие борины знакомые. Так что вместо прощания они писали «Погоди прощаться! Быть может вместе на этап уедем».
Законка пришла ближе к концу июня. Боря расписался, где нужно и стал ждать свой этап. Теперь уже точно всё. Спасибо этому дому, айда к другому!
|
|
|
