Самостоятельные формы прямого и косвенного падежей
(a) Самостоятельная (абсолютная) форма была просто чистой основой существительного без значительных изменений или добавления окончаний. Её синтаксические функции были различны. 1. У большинства существительных, за исключением лишь тех, у кого издревле субъектная форма отличалась от основы (см ниже), она играла роль подлежащего при сказуемом, выраженного или предполагаемого. 2. Она также была неопределённой формой, употребляемой, везде, где согласно синтаксису эльдарина, не нужна была флексия, e.g. перед числительными (см.выше). 3. Также она употреблялась для того, чтобы выразить общий неопределённый родительный падеж, обозначающий отношение. В этой функции существительное, используемое как классификатор, всегда шло непосредственно перед классифицируемым существительным, как в словосочетании kirjā kjulmā «корабля мачта» 4. У существительных, имеющих особую косвенную форму, она функционировала как простая косвенная, как в atār «отец» прямая, ā́tar косвенная. 5. В случаях, когда при глаголе стояли два выраженных дополнения, то оно ставилось первым и исполняло роль «прямого» дополнения: далее см. ниже.
Так называемые «свободные сочетания» в действительности изначально были синтаксическми сочетаниями, и довольно сильно отличающимися от древних двуосновных структур, в которых могли происходить значительные изменения основных элементов. В этих свободных сочетаниях у обоих существительных изначально были самостоятельные и обычные формы, обе несли на себе ударение; хотя ударение, которое несло первое, было, как правило, основным и более высокого тона, если только особое ударение не ставилось случайно на второе (как в «в корабля мачте», а не в его парусах). Многие из сочетаний, как и следовало ожидать, стали привычными и неизменными, и уже в эльдарине дали начало неизменным сочетаниям, где могло проявляться изменение или упрощение (сокращение) компонентов. Но синтаксический порядок сочетаний продолжал существовать и всё ещё часто употреблялся в синтаксисе квенья.
(b) Подлежащая форма. Эти формы могут функционировать только как подлежащие при глаголе, выраженные или предполагаемые; или как звательные формы (см. ниже). Только они образованы от основ древних основных существительных, оканчивавшихся на согласный, и поэтому являются пережитками более старого способа (динамического (функционального), а не с помощью окончаний) указания на различие между подлежащим и дополнением. Они образовывались в односложных существительных посредством удлинение гласного основы: nēr/ner; tāl/tal; kās/kas, и т.д. В двусложных существительных второй гласный становился долгим, и ударение, вероятно, всегда падало на последний слогa: atā́r/átar; menḗl/menel; talā́m/talam; pelḗs/peles, и т.д., в противоположность Ulmṓ/Ulmṓd; kírjā/kírjād, и т.д. (c) Звательная функция. С этой целью самостоятельная форма обычно применялась ко всем существительным, у которых при склонении был косвенный падеж, но самостоятельная форма применялась к древним существительным, у которых таковая была (см. выше): i.e. формы, которые можно было употреблять в качестве подлежащего при глаголе, использовались в качестве звательных. Но в эльдарине часто применяли «объектную» форму, где (к слову) в более позднем индоевропейском языке применялась бы «форма звательного падежа». Поэтому, где существительное или имя могло рассматриваться как соответствии с или в сопоставлении с дополнением, выраженным существительным или местоимением, то форма дополнения обычно в эльдарине была как в предложениях: «I will slay thee, evil creature» («убью тебя, злобная тварь») или ‘»he hates thee, Kalion» («он ненавидит тебя, Калион»)
(d) Косвенные формы (дополнения). Изначально в эльдарине (прямое) дополнение глагола, выраженное или предполагаемое, выражалось при помощи просто основы без окончаний или «самостоятельной» формы. Этот примитивный способ в значительной степени сохранился в более древних пластах несклоняемых слов: e.g. местоимения, и основные слова, оканчивающиеся на согласный, у которых были особые формы для обозначения подлежащего. Также он сохранился для случаев, когда при одном и том же сказуемом стояли два дополнения: прямое дополнение сказуемого в таком случае обычного ставилось первым (ближе к сказуемому) и не склонялось.
На заметку. Этот порядок был обычным в эльдарине и первоначально был главным средством различения того, что нам следует называть «прямым» и «косвенным» дополнениями. Поэтому неэмфатические местоимения (по форме архаические и, в значительной мере, избежавшие образования окончаний в более позднем периоде), когда в предложении попадались два таких, то стоявшее ближе к сказуемому (или наиболее близко связанное с ним) шло как прямое или наиболее тесно связанное со сказуемым дополнение; второе по функции обычно было тем, что нам следует описывать как «функцию дательного падежа». В эльдарине не отмечалось или не ощущалось различия между «Я учил К. музыке» и «Я подарил К. подарок». В таких случаях в эльдарине и некоторых произошедших от него языках, оставалось возможным выражать оба посредством несклоняемых форм.
Тем не менее, можно отметить, что, в противоположность тому, что было обычным для английского языка, на втором месте всегда стояло дополнение, обозначающее лицо или реципиента: Я вручил подарки королю, я преподавал музыку людям; единственным издавна разрешённым исключением были случаи, где реципиент (тот, на кого направлено действие) был обозначен неэмфатическим местоимением (в эльдарине всегда стояло как можно ближе к сказуемому): поэтому Я дал ему коня. Но, если местоимение было эмфатическим, то соблюдался обычный порядок слов: Я дал лошадь ему, не тебе.
Но в эльдарине уже были развиты формы склоняемых дополнений. Употреблялись такие элементы как присоединение элементов -a, или -d.
N.B. Об их первоначальном значении и отношениях см. ниже.
Будучи по своему происхождению более или менее соответствующим тому, как в английском употребляется «to» эти элементы изначально употреблялись только для того, чтобы отметить косвенное дополнение или дательный падеж, и чаще всего их употребляли с существительными, являвшимися именами или обозначавшими лицa: Ульмо, мужчина, король, певец, женщина, и т.д.
Их употребление в эльдарине не было жёстко закреплённым, хотя для удобства произношения следует, чтобы -a наиболее легко употреблялось со старыми существительными, оканчивающимися на согласный, а -d — с производными существительными, оканчивающимися на гласный. Основы на -ĭ, ŭ колебались между id, ud, и ia, ua > ja, ija; wa, uwa.
Эти элементы были по происхождению «аллативными». -a было связано с ā̌, иначе говоря, употреблялось как предлог, и в раннем эльдарине употреблялось в переносном смысле: «что касается, в смысле, по поводу». В некоторых языках оно превратилось в префигированный показатель «винительного падежа»; в кв. только как в арх. кв., заменяя определённый артикль i перед существительным в роли дополнения i kiryā, a kiryā. -dā̌ встречается как «аллативный» суффикс в окончаниях, описанных внизу (iii). Из этого следует, что -d несомненно является редуцированной формой, поскольку это проявляется в том, что он также встречается в наречных словах: e.g. ОЭ tad, помимо tădă «туда, притом, в ту сторону».
Ограничения, касающиеся употребления, не были строгими, формы с -ā̌ также создавались из существительных, оканчивающихся на гласный, особенно из тех, что изначально оканчивались на краткий, как kantă, kantā. Также не были строгими ограничения, касающиеся функции: -a, и d, очевидно, часто добавляли (особенно, там, где у сказуемого было только одно дополнение) к существительным, которые нам следует рассматривать как «стоящие в винительном падеже» или прямые дополнения, как «Как я учил человека». Так как падежные окончания дополнения произошли от -a, то d могло стать просто знаком «винительного падежа», а «дательному» понадобится новый способ выражения или новый суффикс. Такие случаи встречались в квенья и, возможно, доисторическом белериандском.
Следы того, что d добавлялось существительным, оканчивающимся на согласный, всё ещё можно видеть в эльдарских языках, но их обнаруживают только в наречных формах, не в «падежах прямого дополнения». Поэтому talda, tald «ногам», kasda, kasd > kasta, kast «голове», mbard(a) «дому, домой». Поэтому кв. tăl, talda «дну»; kas, kasta «вершине»; măr, marda, дому. [Потому, что talda в кв. происходит от talda (не от talna) это показывает форма kasta.]
Несмотря большую неустойчивость и изменения в диалектах разных родственных языков, именно такими являются обычные окончания именительного, винительного и дательного падежей в общем эльдарине (приведены примеры из разных классов существительных):
Таким образом, у большинства существительных не различались подлежащее и прямое дополнение, кроме как по месту в предложении: дополнение обычно стояло после подлежащего. Ранний этап развития должен был приспособить формы с суффиксом а к роли прямого дополнения. В таком случае существительные с окончанием, где был долгий гласный, становились триморными или сверхдолгими в конце слова: Ulmō [дополнение]. Тем не менее, это -а, редко переходило к прямому дополнению или исходным (основным) существительным (никогда не переходило к двусложным, как atar), но «косвенные» формы согласовывались посредством добавления d: nerad, atarad. n употреблялось [?] как показатель дательного падежа или мн.ч. Следовательно приблизительный падеж [?] + nă. kiryană.
Родительный Падеж
(b) Окончание (показатель) родительного падежа -n, nă. Несомненно связано с суффиксом прилагательного -nā, часто встречавшимся в эльдарине в простой форме, или как ĭnā (в сочетании с j-элементом можно увидеть в конкурирующем аффиксе jā), īnā, īinā, rĭnā (формы, данные во множественном числе). Эта форма родительного падежа (только прилагательная и притяжательная, никогда — разделительная) сохранилась, главным образом, в телерине (валинорском и белериандском).
(c) Разделительное (частичное, партитивное) ō. Употреблялось во всех эльдарских языках, но в ОЭ, вероятно, всё ещё оставалось энклитической частицей или «послелогом» не включённой в системы падежных окончаний. Позже оно стало стремиться к тому, чтобы заменять другие окончания родительного падежа или синтаксические отношения и стать основным показателем родительного падежа (как de в романских языках ) — у существительных, стоящих во множественном числе, или у существительных, обозначающих материалы или группы: как, e.g. вода, люди.
Только в кв. оно стало употребляться со всеми существительными в ед.ч. (из-за того, что у форм родительного падежа было отброшено n- из-за слияния с квэнийской формой «аллатива»). В квенья, следовательно, оно стало образовывать формы множественного числа посредством добавления m. Таким образом от ОЭ gondōi j -ō «камней» к прим. кв. ʒ ondōijōm, арх. кв. ondoiōn; но стар. синд. gondio.
Сходным, но несвязанным с предыдущим способом m добавлялось в белериандском, если именно так нужно объяснить белериандский р.п. мн.ч. в ion, athon; но такое может быть частично из-за того, что в том языке сохранилось конечное n в р.п. (после кратких гласных). С другой стороны, отсутствие m в стар. синд. gondio и.т.д.. обязано своим появлением элементу ion.
ō происходило от предлога. Его древнейшей формой, вероятно была ʒō̆, сохранившаяся в телерийском предлоге ho «из»; и белериандском ho, o, где, однако, он больше всего употреблялся в качестве префикса, указывающего на происхождение, из-за связи с белериандским hon «сын» (ОЭ ʒ ond-). В ОЭ ʒ мог уже слиться с i, j из-за близкого контакта с окончанием мн.ч. ī, давая nerījō «среди людей», etc.
Среди аффиксов, которые уже в ранний период стали соединяться с основами существительных (и таким образом начался процесс образования склонений), следующие, и, вероятно, древние, встречаются в более, чем одном языке.
ō [более архаичное ʒō «из»]. Изначально, вероятно, со значением аблатива или элатива (исходного падежа), но с очень раннего периода употреблявшегося (как de в романских языках ) в качестве родительного падежа, главным образом (и, особенно, в кв.) разделительного (частичного, партитива).
mē̌n орудийный, которым. Суффиксы со значением места. (a) se местный падеж, инессив, адессив. sē̌,ssē̌. (b) na аллатив. Или иллатив. nna. (c) -lo отложительный падеж. элатив.
Отношения родительного падежа (в неясном контексте) часто выражались так называемым «свободным сочетанием», в котором определяемое существительное (в р.п или в качестве прилагательного) без аффиксов ставилось перед определяемым существительным как в: *kiri̯a ki̯ulmā «корабля мачта». Многие из этих словосочетаний, соответственно, дали начало устойчивым словосочетаниям в языках, возникших позже.
(но у первичных существительных вида √TAL иногда с omataima.)
Среди аффиксов, которые срастились с основами существительных и таким образом начали развитие на более раннем этапе более сложных «падежных форм», были следующие, имеющие отношение к квенийским склонениям. (1) -ō. Изначально означало отложительный падеж (аблатив) или «исходный падеж (элатив)», но также, по-видимому, употреблялось, начиная с очень раннего периода в роли родительного падежа, по существу разделительного или частичного (партитива) (cf. d e в романских языках). (2) - nēm. обозначает орудие «которым». (3) Аффиксы со значением места и направления (a) -se: «значение места (местного падежа)» (внутринаходительный, внешненаходительный) (b) -na: «значение приблизительного падежа» (и направительного падежа) (c) -lo: «значение отложительного падежа» (и исходного).
Приблизительный падеж
Суффикс d (относящийся к dā̌, nā̌, ndā̌, nnā̌ — в наречных формах больше не встречается), по-видимому, встречается в некоторых древних формах приблизительного падежа, таких как tā̌d, «туда, в ту сторону» = кв. tar, ст. нолд. tō. Кроме них -d встречается только в конце основ типа KÁLAT-, таких как …
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|