Требования к адекватной теории мотивации

Мы полагаем, что адекватная теория человеческих мотивов будет отвечать следующим требованиям.

1. Она будет признавать современность мотивов. То, что движет нами, должно двигать сейчас. Следовательно, мотивационная теория дол­жна смотреть на настоящее состояние организма. Прошлое несуществен­но, если нельзя показать, что оно как-то динамически активно в настоя­щем. Возьмем для примера следующий случай:

Джордж — молодой преступник. Он осужден за воровство, поджог, воору­женный грабеж и злонамеренное нападение на нескольких полицейских. Ясно, что причина лежит в его несчастном детстве. Мать, которую он любил, умер­ла, когда ему было пять лет. После этой трагедии мальчик жил только с от­цом-пьяницей, от которого не видел ничего, кроме отвержения и жестокости.

Олпорт Г. Становление личности: Избранные труды. М.: Смысл, 2002. С. 302-329.

Олпорт Г. Трансформация мотивов 43

«Объясняет» ли эта история сегодняшнее поведение Джорджа? В опре­деленном смысле да, ибо она приводит исторические факты, существенные для понимания всего течения его жизни. Но есть другие мальчики, имевшие столь же суровое прошлое и при этом избежавшие таких сильных отклоне­ний в сегодняшнем поведении. Действительно, у одного моего знакомого — пламенного иезуитского миссионера — была очень похожая семейная исто­рия. В чем тогда разница? Ответ, похоже, в том, что Джорджа все еще актив­но беспокоит его детский конфликт и он до сих пор проигрывает (и переме­щает) свою враждебность к отцу, а миссионер как-то перерос конфликт и заменил детские враждебные мотивы другими — более добрыми. Следова­тельно, нельзя сказать, что прошлая история автоматически определяет ны­нешнюю «энергию» мотивов. Прошлые мотивы не объясняют ничего, если они не продолжают жить в настоящем.

По этой причине доктрина «вторичных влечений» представляется нам фатально алогичной. Напомним, что эта доктрина рассматривает ны­нешние мотивы как черпающие свою энергию из прошлого подкрепле­ния. Вы любите ловить рыбу то ли потому, что много лет назад отец брал вас с собой на рыбалку, то ли потому, что он удовлетворял многие ваши первичные детские влечения? С исторической точки зрения эта логика верна. Но ваша нынешняя, сегодняшняя страсть к рыбалке уже не мо­жет брать «энергию» из первичных влечений вашего младенчества (с ко­торым исторически связаны ваш отец и его приглашение вместе поры­бачить).

В динамическом смысле нет «вторичных» мотивов. Можно гово­рить о мотивах, вторичных по времени (ибо все нынешние мотивы выра­стают из предыдущих), или о мотивах, имеющих вторичную важность для личности. Но с точки зрения энергии или динамики все мотивы «первичны». Ни один не черпает свою «энергию» из прошлого, а всегда и только из настоящего¹.

2. Это будет плюралистическая теория, учитывающая мотивы многих типов. Помимо ошибочного анахронизма (взгляда на нынешнюю мотивацию с точки зрения прошлых событий), у многих мотивационных теорий есть и другой недостаток — чрезмерная упрощенность. Различ­ные авторы уверяют нас, что все мотивы сводимы к одному типу: к вле­чениям, к поиску удовольствия, к бессознательному, к поиску могущества или к самоактуализации. Ни одна из этих формулировок не может быть полностью адекватной, ибо в каждой есть лишь доля истины. Смахнуть комара со щеки — мотивированный поступок, но столь же мотивирован­ный поступок — посвятить жизнь искоренению желтой лихорадки или малярии. Добиваться глотка воды — не более и не менее мотивирован­ное занятие, чем добиваться олимпийской победы в плавании.

¹ Идею своевременности всех мотивов с особой ясностью отстаивал Курт Левин: Lewin К. A dynamic theory of personality. N. Y.: McGraw-Hill, 1935.

44 Тема 12. Психология мотивации

Вспомним полезное различение, предложенное Маслоу. Он говорит о мотивах дефицита или нужды и мотивах роста¹. Первые включают вле­чения и элементарные психологические потребности: жажду, голод, сон, самосохранение, комфорт, базовую безопасность. Вторые включают амби­ции, интересы, притязания нормально развивающегося взрослого. Адек­ватная теория должна охватывать и те, и другие.

Некоторые мотивы преходящи, другие повторяются, некоторые мгно-венны, другие долговременны, некоторые бессознательны, другие осознан­ны; некоторые ситуативны, другие личностны; некоторые снижают напря­жение, другие его поддерживают. Мотивы столь разнообразны, что труд­но раскрыть то, что их объединяет. Мотивы человека включают все, что он пытается (сознательно или бессознательно, рефлекторно или намерен­но) делать. И это почти все, что мы можем о них сказать.

Приняв этот принцип плюрализма, мы должны быть готовы посмот­реть в лицо тому факту, что мотивы животных не будут адекватной моде­лью мотивов людей, а мотивы взрослых не всегда будут продолжать моти­вы детства, и, наконец, мотивация невротичной личности не обязательно будет определять мотивацию нормального индивида. Многие исследовате­ли надеялись распутать клубок человеческой мотивации с помощью упро­щенных моделей машины, животного, ребенка или патологической лично­сти. Ни одна из этих моделей не адекватна².

3. Эта теория будет приписывать динамическую силу когнитив­ным процессам, т.е. планированию и намерению. Мы завершаем эпоху крайнего иррационализма, когда человеческая мотивация приравнива­лась к слепой воле (Шопенгауэр), к борьбе за выживание (Дарвин), к инс­тинктам (Мак-Дугалл и др.), к паровому котлу ид (Фрейд). Мощное вли­яние этих доктрин низвело роль «интеллекта» до уровня незначитель­ной. В лучшем случае интеллект рассматривался как инструмент для реализации мотива. Когнитивные функции — простые слуги. Централь­ная нервная система — агент автономной нервной системы³.

Постепенно возник протест. Свыше сорока лет назад, сделав обзор теории Мак-Дугалла, Грэм Уоллас предложил пополнить перечень ин­стинктов «инстинктом мысли»⁴. Позднее представители гештальтпси-хологии приписали динамическую силу когнитивным операциям. Мы

¹ См.: Maslow A. H. Motivation and personality. N. Y.: Harper, 1954.<Pyc. пер.: Мас­
лоу А. Г. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999.> Подобное положение выдвигала
Шарлотта Бюлер, которая на основе обширной работы с историями жизни сделала вывод,
что каждый человек стремится и к равновесию, и к экспансии (Biihler Ch. Maturation and
motivation // Dialectica. 1951. Vol. 5. P. 312-361).

² См.: Allport G. W. Scientific models and human morals // Personality and social
encounter. Boston: Beacon, 1960. Ch. 4.

³ См.: Kempf E. J. The autonomic functions and the personality // Nervous and Mental
Diseases Monographs. Ser. 1921. № 28.

⁴ См.: Wallas G. The great society. N. Y.: Macmillan, 1914.

Олпорт Г. Трансформация мотивов 45

придаем форму своему восприятию, изменяем свои воспоминания, реша­ем свои проблемы благодаря динамичным «самоопределяющимся» тен­денциям в мозговом поле, у которых нет неизбежной связи с влечения­ми, инстинктами или другими побуждениями. Бартлетт обобщил такие силы словосочетанием «усилия осмысления». Это понятие играет боль­шую роль в работах многих современных психологов, эмпириков, когни­тивных теоретиков и экзистенциалистов¹.

Несомненно, люди жадно стараются познать смысл своих нынеш­них переживаний и своего существования как целого, но мы не должны резко отделять такие когнитивные мотивы от тех, которые традиционно называются волевыми или аффективными. Для людей типично пытать­ся делать что-то, в чем их желания и планы хорошо согласуются. Же­лание и разум не находятся в отношениях господина и слуги, а сплав­лены в один мотив, который мы можем назвать «намерением».

Намерение — форма мотивации, обычно игнорируемая, но имеющая центральное значение для понимания личности. Понятие намерения позво­ляет нам преодолеть противопоставление мотива и мысли.

Подобно всем мотивам, намерение относится к тому, что индивид пытается делать. Конечно, существуют сиюминутные и кратковремен­ные намерения (получить стакан воды, смахнуть муху, удовлетворить то или иное влечение); но это понятие имеет особую ценность при указа­нии на личностные диспозиции дальнего действия. Мы можем намере­ваться организовать свою жизнь по какому-то этическому кодексу, отыс­кать смысл своего существования. Религиозное намерение ведет нас к такому упорядочению жизни, чтобы нам светила надежда в конце дос­тичь райского блаженства.

Понятие намерения позволяет нам признать несколько важных особенностей.

1. Когнитивные и эмоциональные процессы в личности сплавляют­
ся в интегральные побуждения.

2. Намерение, подобно всей мотивации, существует в настоящем, но
имеет сильную ориентацию на будущее. Использование этого понятия
помогает нам проследить динамику мотивации в направлении развора­
чивания жизни (в будущее), а не так, как это делает большинство теорий
(в прошлое). Намерения говорят нам о том, какого будущего старается
достичь человек. И это самый важный вопрос, который мы можем за­
дать о любом смертном.

¹ Перечисленные ниже авторы по-разному ставят существенный акцент на динами­ческую силу познавательных процессов: Bartlett F. G. Remembering. Cambridge, England: Cambridge Univ. Press, 1932; Asch S. E. Social Psychology. Englewood Cliffs, N. Y.: Prentice-Hall, 1952; Cantril H. The why of man's experience. N. Y.: Macmillan, 1950; Festinger L. A theory of cognitive dissonance. Evanston (111.): Row, Peterson, 1957; Existence: a new dimension in psychiatry and psychology / Ed. by L. Festinger, E. Angel, H. F. Ellenberger. N. Y.: Basic Books, 1958. <Pyc. пер.: Экзистенциальная психология. Экзистенция. М.: Апрель-Пресс; ЭКСМО-Пресс, 2001.>

46 Тема 12. Психология мотивации

3. Это понятие подразумевает «поддержание напряжения» и, таким
образом, отражает универсальную характеристику всех долгосрочных
мотивов.

4. Когда мы определяем главные намерения в жизни, мы получа­
ем тем самым средство для удержания в перспективе второстепенных
тенденций.

Молодой студент колледжа намерен стать хирургом. Это базовый мотив. Данное намерение неизбежно осуществляет отбор, какие из его способностей будут оттачиваться, а какие будут запущены. (Следовательно, мы не можем понять его личность, изучая только его нынешние способности.) Это намере­ние вполне может принести разочарование его родителям, планировавшим, что мальчик сделает карьеру в бизнесе. (Следовательно, мы не можем понять его личность, наблюдая его влияние на других.) Намерение также подавляет про­тиворечащие ему мотивы. Он хочет жениться, но его намерение стать хирур­гом отодвигает реализацию этой цели; он любит футбол, но жертвует им ради учебы. (Следовательно, мы не можем узнать его личность с помощью простого перечисления его влечений и желаний.)

Полезно знать, что человек может делать, каково его влияние на других людей и какими могут быть его импульсы и желания, но картина никогда не будет полной, если мы не узнаем также, каковы намерения этого человека, какого будущего он пытается достичь¹.

Соглашаясь с открытиями психоанализа, мы признаем, что индивид не всегда точно знает свои собственные намерения. На уровне сознания он может ошибочно интерпретировать направление собственных усилий. Мать, которая бессознательно возмущается своим ребенком и ненавидит его, возможно, в сознании переполнена заботливостью и будет настойчи­во уверять в своей любви («реактивное образование»). Она нуждается в психиатрической помощи для прояснения своих намерений. Но у боль­шинства смертных импульсы и планы, желания и намерения, конфликты и противоречия довольно точно отражаются в их сознательных отчетах.

К несчастью, понятие намерения не занимает приоритетного места в современной психологии. Это обосновано тем, что оно означает цель, эф­фективность сознательного планирования и «тягу», направляющую ны­нешнее поведение человека к его образу будущего. Более популярная «физиологическая» концепция сказала бы, что его толкают его мотивы (а не тянут его намерения). Многие психологи сказали бы, что «влече­ния» полностью объясняют все то, что мы здесь приписываем намерени­ям. Но влечения как таковые слепы. Они не объясняют организацию и ориентацию посредством когнитивных установок, предвидения, корти­кального контроля. И тем не менее все эти психологические функции связаны в единое течение мотивации.

¹ Ср.: Heider F. The psychology of interpersonal relations. N. Y.: Wiley, 1958. Ch. 4; Anscombe G.E.M. Intention. Oxford: Basil Blackwell, 1957.

Олпорт Г. Трансформация мотивов 47

Обсуждаемую тему могут проиллюстрировать два ответа разных психологов на вопрос: «Какой самый важный вопрос вы зададите чело­веку, чтобы понять его личность?» «Глубинный» психолог ответил: «Я бы спросил, какого рода фантазии посещают этого человека» (тем са­мым он выяснил бы, что бессознательно толкает его). Другой — консуль­тирующий психолог с большим опытом — сказал: «Я бы спросил, где он хочет быть и что он хочет делать через пять лет» (тем самым он выяс­нил бы его долгосрочные намерения).

Прежде чем оставить понятие намерения, необходимо сказать сле­дующее: если это понятие кажется неприемлемым (возможно, потому что оно восходит к Брентано и даже к святому Фоме Аквинскому, или потому что у него есть «менталистский» оттенок), суть может быть ус­пешно сохранена с помощью подчеркивания понятия интереса. Намере­ния человека — это, в конечном счете, его характерные интересы. Дай-монд определяет интерес как «предрасположенность заниматься некото­рой культурно разработанной деятельностью без расчета на какое-либо иное последующее удовлетворение, чем простое проявление этой пред­расположенности»¹.

Выражение «культурно разработанная» обращает внимание на раз­личие между сложностью интереса и относительной простотой влечения. Интерес может включать или не включать первичное влечение, но он все­гда включает нечто большее. Даже когда мы говорим, что индивидуум интересуется пищей или сексом, мы признаем, что это не влечения, а ус­военные способы удовлетворения влечений, которые определяют интерес. А на противоположном полюсе мы говорим о таких интересах, как ар­хитектура, работа в ООН или религия. В этих случаях вообще может не быть поддающегося обнаружению элемента влечения.

4. Эта теория будет учитывать конкретную уникальность моти­вов. Какая разница между мотивом конкретным и абстрактным? Рассмот­рим таблицу 1, в левом столбце которой мы перечисляем определенные мотивы, обнаруживаемые при изучении реальных жизней; в правом столб­це мы видим, как их можно приладить к разным абстрактным теориям.

Этих примеров достаточно, чтобы продемонстрировать разницу между конкретным и абстрактным видением мотивов. Последнее все­гда прилажено к какой-то теоретической системе и вытекает из класси­фикаций якобы базовых общих мотивов людей. Они касаются личности вообще. Они слабо приложимы к конкретному случаю. Ни четыре же­лания, ни восемнадцать инстинктов, ни тридцать потребностей, ни их любая комбинация или производные не могут адекватно объяснить бес­конечное разнообразие целей, которых добиваются бесконечно разнооб­разные смертные.

Diamond S. Personality and Temperament. N. Y.: Harper, 1957. P. 294.

Тема 12. Психология мотивации

 

Конкретное

У Мэри есть сильное желание стать профессиональной медсестрой

Джим страстно любит музыку

Уильям надеется стать первоклассным механиком

Ирэн испытывает страх перед открытым пространством (агорафобия)

Томас надеется, что будет избран президентом своего клуба

Похоже, что Сэм всегда ищет похвалы Патриция любит принимать гостей у себя дома

Таблица 1

Абстрактное

Она сосредоточивает на объекте сексуальное желание с отторможенной целью (фрейдизм)

Его интерес — вторичное влечение, появившееся от его музыкальной матери, которая удовлетворяла его ранние первичные влечения (теория S—R).

Он таким образом выражает свою потребность в достижении (теория потребностей)

Инстинкт бегства — корневой мотив (теория инстинктов)

Мотив — желание господства

У него потребность в заботе

Корни этого — желание компетентности

Возьмем последний пример из перечисленных в таблице. Верно, что Патриция в определенном смысле проявляет «компетентность» на своих приемах. Но в жизни есть миллионы видов компетентности, кото­рые наверняка вообще не интересуют Патрицию. Ее мотив очень конк­ретен. Соль ее жизни — гостеприимство, а не абстрактная компетент­ность. А любая абстрактная схема полностью упускает этот момент и, следовательно, проливает мало света на действительное функционирова­ние ее личности. Видение интересов человека просто как вариаций, зву­чащих в общем паттерне, — это карикатура на человека.

Этот акцент на уникальности мотивации может вызвать тревогу. Вы спросите: «Что же это будет за наука о мотивах, если мы не станем обобщать?» Ответ на это возражение состоит в том, что общие принципы мотивации (подобные тем, о которых идет речь в этой и предыдущей гла­вах) могут помочь нам понять, как образуется уникальность. Ошибочно считать, что общий принцип мотивации может вести только к единооб­разному списку мотивов, общему для всех людей.

Функциональная автономия

Обратимся теперь к одному общему закону мотивации, полностью учитывающему конкретную уникальность личных мотивов и соответ­ствующему всем другим критериям адекватной теории мотивации. Это отнюдь не единственный валидный принцип, подходящий к развитию че­ловеческих мотивов, не объясняет он и всю мотивацию. Но это наша по­пытка избежать ограничений единообразных, негибких, абстрактных, ори­ентированных назад теорий и признать спонтанность, изменчивость, на-

Олпорт Г. Трансформация мотивов 49

правленность вперед, конкретный характер большей части мотивации взрослых.

Функциональная автономия рассматривает взрослые мотивы как разнообразные, самоподдерживающиеся актуальные системы, вырастаю­щие из предшествующих систем, но функционально независимые от них. Со многими мотивами происходит то же, что с ребенком, который посте­пенно перерастает зависимость от своих родителей, становится независи­мым и переживает своих родителей. Переход может быть постепенным, но тем не менее радикальным. Когда индивидуум (или мотив) созрева­ет, его функциональная связь с прошлым рвется. Историческая связь остается.

Очевидно, что такая теория противостоит всем концепциям «неиз­менных энергий». Она отказывается от взгляда на энергии взрослых как на инфантильные или архаичные по природе. Мотивация всегда совре­менна. Жизнь современных Афин — это непрерывное продолжение жизни древнего города, но эта жизнь (в своем нынешнем «движении») ни в ка­ком отношении не зависит от той жизни. Жизнь дерева — это непре­рывное продолжение жизни семени, но семя больше не поддерживает и не питает полностью выросшее дерево. Более ранние цели ведут к более по­здним целям, но люди отказываются от первых в пользу последних.

Давайте рассмотрим несколько банальных примеров. Бывший мо­ряк жаждет видеть море, музыкант страстно желает вернуться к своему инструменту после вынужденного отсутствия, скупец продолжает накап­ливать свое бесполезное состояние. Моряк мог впервые полюбить море случайно, стараясь заработать на жизнь. Море было «вторичным под­креплением» для его первичного влечения. Но теперь, когда он, возмож­но, стал богатым банкиром, первоначальный мотив угас, а жажда моря продолжает существовать и даже усиливается. Музыканта сначала мог­ли ранить упреки по поводу того, как плохо он владеет инструментом. Но теперь он в безопасности, над ним никто не насмехается, и он обна­руживает, что любит свой инструмент больше всего в мире. Скупой, быть может, приобрел свою привычку к бережливости в крайней нужде, но скупость устойчиво сохраняется и усиливается с годами, хотя в ней уже нет необходимости.

Удачный пример — мастерство. Квалифицированный рабочий чув­ствует себя вынужденным работать очень хорошо, даже если его доход больше не зависит от поддержания высоких стандартов. На самом деле в дни массового распространения «времянок» его стандарты мастерства могут ставить его в экономически невыгодное положение. Но даже тог­да он не может выполнять работу небрежно. Мастерство — не инстинкт, но оно может приобретать такое устойчивое влияние на человека, что не удивительно, что Веблен по ошибке принял его за инстинкт.

Бизнесмен, давно материально обеспеченный, доводит себя работой до болезни, а возможно, и скатывается назад в бедность, стремясь к вы-

4 Зак. 1662

50 Тема 12. Психология мотивации

полнению своих планов. Тяжелая работа, когда-то бывшая средством до­стижения цели, становится целью самой по себе.

Ни необходимость, ни рассудок не могут заставить человека полу­чать удовольствие от жизни на сельском хуторе, после того как он адап­тировался к активной энергичной городской жизни. Городские привыч­ки побуждают его к неистовому существованию, даже если интересам здоровья соответствует более простая жизнь.

Занятия литературой, хороший вкус в одежде, использование косме­тики, прогулки в общественном парке или зима, проведенная в Майами, сначала могут служить, так сказать, интересам секса. Но каждая из этих «инструментальных» активностей может сама по себе стать интересом, под­держиваемым всю жизнь, даже после того, как перестает служить эроти­ческому мотиву.

Некоторые матери неохотно рожают детей, смущаемые мыслью о том, что уход за ребенком — долгая и нудная работа. «Родительский ин­стинкт» полностью отсутствует. Мать может тщательно ухаживать за ребенком из страха перед тем, что скажут ее придирчивые соседи, или перед законом, или, быть может, в смутной надежде, что ребенок обеспе­чит ей старость. Такие грубые мотивы могут требовать от нее выполне­ния ее работы до тех пор, пока постепенно через практику самоотдачи ее ноша не превращается в радость. С ростом любви к ребенку первона­чальные прагматические мотивы утрачиваются навсегда. Нет ничего ус­тойчивее материнских чувств (их прочность вошла в поговорку), даже если (как в данном случае) можно показать, что они являются не изна­чальным, а приобретенным мотивом.

Позвольте добавить еще один пример. Многие мальчики выбирают профессию, идя по стопам отцов. Многие мальчики проходят также че­рез период страстной «идентификации с отцом». Например, Джо — сын известного политика. Молодым парнем он имитирует все, что делает его отец, быть может, даже произносит «речи». Проходят годы, отец умира­ет. Теперь Джо — мужчина средних лет, глубоко увлеченный политикой. Он ходит в офис, возможно, на ту же работу, что и отец. Что мотивирует Джо сегодня? Детская фиксация на отце? Предположим, да, ибо возмож­но Джо не изжил свой эдипов комплекс (пытаясь быть подобным папе, чтобы завоевать привязанность мамы). Тогда сегодняшняя политическая деятельность Джо должна иметь невротическую окраску, и мы, возмож­но, обнаружим, что он демонстрирует компульсивную, ригидную, мало­адаптивную манеру поведения. Однако есть шанс, что его интерес к по­литике вышел за пределы той «идентификации с отцом», с которой он начинался. Историческая непрерывность есть, но уже нет никакой функ­циональной непрерывности. Политика — это теперь его господствующая страсть, это его стиль жизни, это большая часть личности Джо. Первона­чальное семя отброшено.

Олпорт Г, Трансформация мотивов 51

Все наши иллюстрации имеют одну общую черту. Описанный нами взрослый интерес зарождался как нечто иное. Во всех случаях активность, которая позднее стала мотивационной, сначала была инструментальным средством для какой-то другой цели (т.е. для какого-то предыдущего мотива). То, что было некогда внешним и инструментальным, становится внутренней побудительной силой. Когда-то активность служила влечению или какой-то простой потребности, теперь она служит сама себе или, в более широком смысле, образу Я (идеальному Я) человека. Теперь дик­тует не детство, а зрелость.

Таким образом, функциональная автономия относится к любой приобретенной системе мотивации, в которой напряжения носят иной характер, чем предшествовавшие напряжения, из которых выросла эта сформировавшаяся система¹.

¹ Функциональную автономию (под другими названиями) признавали многие авто­ры. Много лет назад Ф. Брентано описал ее как «известный психологический закон: то, чего вначале желали просто как средства для чего-то другого, в конце концов из привыч­ки становится тем, чего желают ради него самого» (Brentano F. The origin of the knowledge of right and wrong / Transl. by C. Hague. London: Constable, 1902. P. 16). Толмен говорит о «приобретенной приверженности определенным типам средств», обладающих силой возвыситься «в собственных правах» и приобрести «мертвую хватку» (Phil. Sci. 1935. Vol. 2. P. 370). В другом месте Толмен признает наличие «независимых третичных моти­вов», которые для всех практических целей должны рассматриваться как функциональ­но автономные (цит. по: Toward a general theory of action / Ed. by T. Parsons, E. A. Shils. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1951. P. 32f).

Более известно утверждение Р. С. Вудвортса, что «механизмы могут становиться вле­чениями». «Фундаментальным влечением к определенной цели может быть голод, секс, драчливость и т. д., но, когда активность началась, средства для достижения цели стано­вятся сами по себе объектом интереса» (Woodworth R. S. Dynamic psychology. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1918. P. 201).

В. Штерн отмечает то же самое, когда пишет, что «феномотивы» могут превращаться в «геномотивы» (Stern W. General psychology from the personalistic standpoint / Transl. by H. Spoerl. N. Y.: Macmillan, 1938). Как мы видели в предыдущей главе, нашу позицию поддерживает понятие «вторичной автономии эго» X. Хартмана.

Несмотря на эту широкую поддержку, многие критики заметно сопротивляются это­му понятию. В общем, они утверждают: если достаточно далеко распространить теорию инстинктов или теорию редукции влечений, то они охватят все случаи «функциональной автономии» (см.: Bertocci P. A. Critique of Gordon W. Allport's theory of motivation // Psychological Review. 1940. Vol. 47. P. 501-532; OppenheimerO. The functional autonomy of motives // Journal of Social Psychology. 1947. Vol. 25. P. 171-179). Критику, исходящую из признания адекватности S-Д-психологии, см. в: McClelland D. С. Functional autonomy of motives as an extinction phenomenon // Psychological Review. 1942. Vol. 49. P. 272-283; Rethlingshaefer D. Experimental evidence for functional autonomy of motives // Psychological Review. 1943. Vol. 50. P. 397-407.

Сомневаюсь, что этих критиков удовлетворит данное изложение фактов в пользу функ­циональной автономии. Тем не менее я извлек пользу из этой критики и моя аргумента­ция, надеюсь, стала более убедительной, чем в первоначальном изложении (Allport G. W. Personality: a psychological interpretation. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1937. Ch. 7).

52 Тема 12. Психология мотивации

Уровни автономии

Я мог бы бесконечно множить примеры функциональной автономии, но это ни к чему. Пора систематизировать наши представления об этом явлении. После нескольких лет размышления над проблемой я пришел к выводу, что его нужно "рассматривать на двух уровнях. Следует рассмот­реть уровни: (1) персеверативной функциональной автономии и (2) соб­ственной, или проприативной, функциональной автономии. Первый уро­вень может быть приблизительно объяснен простыми (или с виду прос­тыми) неврологическими принципами. Однако второй уровень прямо зависит от определенных философских допущений относительно приро­ды человеческой личности: дело не в том, что эти допущения как-то про­тиворечат известным неврологическим фактам, а в том, что они выходят за пределы нынешних знаний о способах действия нервной системы.

Персеверативная функциональная автономия. Начнем с некоторых экспериментов с животными. Не очень понятно, как их трактовать. С од­ной стороны, нервный и эмоциональный базис животных сходен с таковым у человека. С другой стороны, у животных так плохо развиты высшие кор­ковые центры, что способности к символизации, задержке и собственная система отсчета у них в основном или даже полностью отсутствуют.

1. Доказательства на животных. Экспериментатор кормит крысу через равные промежутки времени. Крыса наиболее активна как раз пе­ред временем кормления. Спустя некоторое время экспериментатор пе­рестает кормить крысу. Но хотя она теперь голодна все время, предыду­щий ритм максимальной активности (как раз перед обычным временем кормления) устойчиво сохраняется¹.

Моллюск, чьи привычки зарываться в песок и вновь вылезать зави­сят от приливов и отливов, даже перенесенный с пляжа в лабораторию будет сохранять тот же ритм².

Крыса, научившаяся двигаться в лабиринте, побуждаемая голодом, будет правильно пробегать лабиринт даже после насыщения, не ради пи­щи, но, очевидно, «ради развлечения»³.

Один исследователь заливал крысам в уши коллодий, тем самым вы­зывая чистящие движения. Месяц спустя после начала эксперимента, когда в ушах крыс под микроскопом не было найдено даже следов раздражителя, количество «чистящих» движений еще оставалось очень большим⁴.

¹ См.: Rlchter С. P. A behavioristic study of the activity of the rat // Comparative Psychology
Monographs. 1922. Vol. 1. № 2.

² См.: Crawford S. С Characteristics of nocturnal animals // Quarterly Review of Biology.
1934. Vol. 9. P. 201—214.

³ См.: Dodson J. D. Relative value of reward and punishment in habit formation //
Psychobiology. 1917. Vol. 1. P. 231—276.

⁴ См.: Olson W. C. The measurement of nervous habits in normal children. Minneapolis:
Univ. of Minnesota Press, 1929.

Олпорт Г. Трансформация мотивов 53

Эти и многие подобные эксперименты показывают то, что мы име­ем в виду под персеверацией. Этот механизм вступает в действие вслед­ствие того, что один мотив продолжает (по крайней мере, некоторое вре­мя) «подпитывать» себя. Здесь мы имеем самый элементарный пример функциональной автономии.

Пока еще невозможно обозначить неврологический базис, лежащий в основе устойчиво продолжающейся функциональной автономии этого типа. Только что упомянутые явления, как и перечисленные ниже, указывают на наличие самоподдерживающихся контуров или подструктур, приспособлен­ных уже не только к контролю стимула. Неврологи признают эти явления и рассуждают относительно участвующих в них нервных механизмов¹.

2. Зависимости. Никто не станет отрицать, что жажда табака, алко­голя или препаратов опиума — это приобретенная страсть, которая может быть очень интенсивной. Вот что пишет алкоголик, проходящий лечение:

«Эти пароксизмы страстного желания наступают через регулярные проме­жутки времени (три недели) и длятся в течение нескольких дней. Это не же­манная слабость и не предмет для зубоскальства. В отсутствие "жидкости" я физически и психически заболеваю. Изо рта течет слюна, желудок и кишеч­ник, кажется, сводят судороги, тошнит, я становлюсь желчным, впадаю в бес­причинную нервную хандру»².

Можно сказать, что такой физиологический голод, искусственно вызванный наркотиками, —- неправильный пример. Новые работы по за­висимостям показывают, что их механизм, в основном, психологический. Так, обезьяны и люди, получавшие опиаты по медицинским показаниям, привыкали и сильно страдали от их «отмены», но после излечения не демонстрировали желания снова употреблять наркотики. С другой сто­роны, настоящие зависимые даже после лечения, когда все симптомы от­мены исчезли, в огромном большинстве случаев возвращаются к своей зависимости. Это происходит не вследствие физиологического голода, а только потому, что сформировалась подсистема личности, которая справ-

¹ Так, Д.О. Хебб считает, что «открытые группы клеток в мозге» могут обеспечивать некото­
рое длительное воспроизведение активности (Hebb D. The organization of behavior. N.Y.: Wiley,
1949). Морган говорит о «центральных мотивационных состояниях» (Morgan C.T. Physiological
psychology. N.Y.: McGraw-Hill, 1943. Ch. 22). Дж.Ч. Экклз утверждает, что старое науче­
ние никогда не утрачивается, но может быть реорганизовано таким образом, что уже не
проявляется в поведенческих паттернах, к которым раньше «принадлежало» (Eccles J.C.
The neurophysiological basis of mind. Oxford: Clarendon, 1953). Олдз вводит понятие само­
стимуляции в объяснение «долговременной продолжительности» (Olds J. The growth and
structure of motives. Glencoe (III.).: Free Press, 1956).

Близкую линию рассуждений предлагает У.С.Мак-Каллох (McCulloch W.S. A hierarchy of values determined by the topology of nervous nets // Bull. Math. Biophysics. 1945. Vol. 7. P. 89). Этот автор утверждает, что нервная система не линейна; кортикальные нейроны организованы в круг. Импульс не возбудит моторный нейрон, пока не пройдет по всему кругу и соответственно не модифицируется. Во всех этих рассуждениях мы замечаем общую идею кортикального отражательного контура. Этот принцип может оказаться объяс­нением нервной основы персеверативной функциональной автономии.

² Inmate W.E. Beyond the door of delusion. N.Y.: Macmillan, 1932. P. 281.

54 Тема 12. Психология мотивации

ляется с жизненными фрустрациями при помощи наркотиков. Таким образом, «сидящий на игле» — это человек, сформировавший приобретен­ную и автономную мотивационную структуру¹.

3. Круговые механизмы. Каждый наблюдал, как ребенок почти бес­
конечно повторяет одно и то же действие. Добродушные родители под­
нимают ложку, вновь и вновь бросаемую малышом. От этой игры роди­
тели устают гораздо раньше малыша. Такая же нескончаемость свой­
ственна детской болтовне, манипулированию и игре. Каждая активность
дает «обратную связь» в сенсорные отделы, тем самым поддерживая
«круговой рефлекс»². Признаться, этот пример иллюстрирует только вре­
менную функциональную автономию. Однако он демонстрирует важ­
ность наличия некоторого нервного аппарата для поддержания паттер­
нов активности без необходимости прослеживать каждый акт до моти­
ва-влечения.

4. Персеверация задания. Многие эксперименты показывают, что
незавершенные задания повышают напряжение, удерживающее человека
за работой, пока задача не завершена (неважно, сколько времени она за­
нимает). Даже тривиальная задача может потребовать значительного
времени. Попросите испытуемого провести час, придумывая и записывая
все возможные слова, начинающиеся с буквы «С». Когда он покинет ка­
бинет экспериментатора, даже во сне и, быть может, на следующий день
он будет устойчиво продолжать, не желая того, вспоминать новые слова
на «С»³. Здесь функциональная автономия также имеет короткую про­
тяженность, но суть в том, что для объяснения временно находящейся в
разгаре самоподдерживающейся динамической системы не требуется ги­
потеза о самоутверждении, соперничестве или любой другой базовой по­
требности.

Гештальт-психологи говорят о «тенденции завершения» (Gestalt-drang), которая продолжает действовать вплоть до завершения задачи. Известно, что запоминание незавершенных задач лучше, чем завершен­ных⁴. Любое незаконченное задание давит в направлении продолжения работы над ним.

¹ См.: Lindesmith A.R. Opiate addiction. Bloomington (Ind.): Principia Press, 1947;
WilkerA. Opiate addiction: Physiological and neurophysiological aspects in relation to clinical
problems. Springfield (III.): Charles С Thomas, 1953.

² См.: Holt E.B. Animal drive and the learning process. N.Y.: Holt, Rinehart and Winston,
1931. Ch. 7, 8. На более высоком уровне анализа Ф.Г. Олпорт поднимает вопрос, не обла­
дают ли все «структуры событий» (по присущей им природе) качеством самоподдержа­
ния на физ

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: