 |
Часть вторая. Поиски поэзии. 1. Рождённые революцией
|
|
|
|
Часть вторая
ПОИСКИ ПОЭЗИИ
1. РОЖДЁННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ
Осенью 1919 года в редакцию оренбургской газеты «Кызыл йолдыз» («Красная звезда»), орган политуправления Туркестанского фронта, вошли два мальчугана. Газета, как и весь Оренбург, жила по‑ боевому: город сжимало кольцо дутовских банд, люди напрягали силы, чтобы выдержать жестокую осаду.
Визит мальчиков удивил. Впрочем, об этом эпизоде хорошо рассказал впоследствии один из них, Муса Джалиль.
«Помнится, я со своим одноклассником, засунув за пазуху стихи, направился в редакцию... Вошли в редакцию. И оба, не зная, что сказать, только озирались да растерянно глядели друг на друга. Все работники редакции в военной форме. К нам подошли.
– Ребята, что пришли?
Я смущённо вытащил из‑ за пазухи бумажный свёрток. Я принёс три стихотворения: „Счастье“, „Ушли“, „Красной Армии“. Все, кто был в редакции, сгрудившись, стали их читать. Стихи, кажется, очень понравились.
– Кто это написал?
Мой приятель Идият торопливо ткнул в меня:
– Вот он написал...
Я покраснел. Я был очень маленького роста. Редактор ошарашенно поглядел и, быстро приподняв меня, поставил на стул. Все смотрели и смеялись:
– Сколько же тебе лет? Где учишься? Чей сын?
А я и не знаю, что сказать» [45].
На другой день на первой странице газеты появилось стихотворение Мусы Джалиля «Счастье» [46]. Это было первое опубликованное произведение поэта.
Джалиль наивно, но с искренней верой и страстью клянётся в верности революции:
Если б саблю я взял, если б ринулся с ней,
Красный фронт защищая, сметать богачей,
Если б место нашлось мне в шеренге друзей,
Если б саблей лихой я рубил палачей,
|
|
|
Если б враг отступил перед силой моей,
Если б шёл я вперёд всё смелей и смелей,
Если б грудь обожгло мне горячим свинцом,
Если пуля засела бы в сердце моём,
Если б смерть, не давая подняться с земли,
Придавила меня кулаком, –
Я бы счастьем считал эту гибель в бою.
Славу смерти геройской я в песне пою.
Друг‑ рабочий, винтовку возьми – и в поход!
Жизнь отдай, если надо, за волю свою.
(Перевод В. Ганиева)
Взволнованность речи, подчёркнутая напряжённость и метафоричность языка – всё это идёт от действительных романтических чувств тринадцатилетнего поэта.
Под стихотворением стояла подпись – «Кечкенэ Жэлил» («Маленький Джалиль»). Поэт действительно был ещё очень юн.
Вот стихотворение того же 1919 года – «Коршун» с подзаголовком «Песенка ребят, стерегущих утят»:
Прочь, прочь, коршун,
Не спускайся вниз.
Не мечтай
Об утёнке, коршун!
Ты слетаешь, хочешь
Схватить утёнка!
Улетай прочь
Поскорей, коршун! [47]
«Коршун» написан в мае 1919 года. «Счастье» и другие революционные стихи – в октябре этого же года, через четыре месяца. Но эти четыре месяца вместили столько больших событий, что «кечкенэ» Джалиль сразу повзрослел.
Оренбург сыграл значительную роль в раннем возмужании и вообще в жизни Джалиля.
Стоит вспомнить, что Оренбург вырос там, где издавна взаимодействовали разные племена и культуры, языки. Оренбургские степи издревле населяли башкиры. Оренбургская крепость, основанная в 1735 году, должна была служить традиционной для края цели – быть посредником между уральскими народами, русским народом и народами Востока. Река Саилмыш, на которой родился М. Джалиль, несёт воды в Урал (прежний Яик), пересекающий черту между Востоком и Западом. Уроженец этих мест прекрасный поэт Дэрдменд (1859–1921) писал о своих краях:
Высятся горы, горят самоцветами горы.
Взгляды прикованы к золоту, меди, свинцу.
|
|
|
Это они континент пополам раскололи,
Запад с Востоком столкнули лицом к лицу!
(«Уральские горы». Перевод Н. Беляева)
Оренбург издревле стоял на дорогах, соединяющих Хиву, Бухару, Самарканд, далёкие Индию, Китай, Ближний Восток с Булгаром, Казанью, Уфой, Москвой и далёкой Западной Европой. М. Джалилю с юных лет был знаком старинный Караван‑ Сарай со стройным минаретом – память древних и новых путей взаимознакомства, взаимосвязи.
Оренбург в конце XIX и в начале XX столетий был важным центром татарского просвещения, культуры, книгоиздательства, периодической печати. Выходили общероссийские журналы («Шуро», «Карчыга»), газеты («Вакыт», а в 1907 году – первая татарская большевистская газета «Урал»). Редактором «Урала» был X. Ямашев, которого М. Джалиль вспомнил уже в Моабите. Оренбург видел С. Рамеева, Ш. Бабича, X. Такташа. В Оренбурге протекала жизнь поэта Дэрдменда, оказавшего на М. Джалиля огромное влияние.
Оренбургская область известна своими культурными и прогрессивными, революционными традициями. Здесь бывали Е. Пугачёв, С. Юлаев. По пути Пугачёва проехал А. С. Пушкин. Сюда ссылали вольнодумцев из Петербурга, Москвы. На эти земли были привезены сосланные на поселение поляки – участники восстания против царизма. В 900‑ е годы в Оренбурге начали возникать социал‑ демократические кружки. Первая русская революция ознаменовалась забастовкой железнодорожников. Освободительные веяния проникали и в среду башкирской, татарской, казахской интеллигенции города.
В годы революции и гражданской войны в Оренбурге, как и во многих других городах и селениях России, происходили бурные события.
После февральской революции город превратился в центр контрреволюционного казачества, которым верховодил атаман Дутов. Большевики имели опору в самом городе: на их стороне были железнодорожники и воинские части. Октябрьская революция заставила реакцию пойти на новые, решительные действия. Были распущены Советы солдатских и крестьянских депутатов. На этот акт Дутова большевики ответили организацией Военно‑ революционного комитета. Дутов в ту же ночь арестовал комитет. Но борьба не прекратилась. Пролетариат Оренбурга объявил забастовку. 25 декабря 1917 года арестованные большевики совершили дерзкий побег и приступили к собиранию сил для борьбы с контрреволюцией. Соседние города оказали поддержку. И вскоре, 18 (31 января) 1918 года, под напором красных отрядов Дутов бежал из Оренбурга. Трудящееся население города одержало победу.
|
|
|
Однако выступление контрреволюционного чехословацкого корпуса изменило расстановку сил. 3 июля 1918 года Дутов снова захватил город. Многие оренбургские рабочие и интеллигенты, стоявшие за большевиков, были брошены в тюрьмы. Свирепствовал белый террор. Особенно ожесточились белые казаки в последние дни своего владычества, когда части Красной Армии подходили к городу. Приговорённых «связывали одной верёвкой за шею и нагайками гнали бегом до места казни. Одного из заключённых пытали перочинным ножом... Всего казнено из числа заключённых в тюрьму более семисот заложников» [48].
22 января 1919 года в 3 часа дня красноармейцы отбили Оренбург. Их вышли встречать жители, хотя стоял тридцатиградусный мороз.
Этот день был радостным и для юного Джалиля. Двоевластие 1918 года, разгром Дутовым Советов и его изгнание, возвращение контрреволюционеров и разгул террора – всё прошло перед глазами подростка, всему он был свидетелем. Старший брат Мусы Ибрагим Залилов, вспоминая эти тревожные дни, рассказывает: «4 апреля 1918 года белоказачьи банды совершили налёт на Оренбург и зарубили саблями несколько красноармейцев, которые спали в казарме. На другой день мы с Мусой были в караван‑ сарае, видели убитых казаками красноармейцев. Муса возвращался домой взволнованный... » [49]
Так происходила закалка молодого поэта. И когда атаман Дутов вновь попытался захватить город после трёхмесячной осады, Муса Джалиль принёс в редакцию газеты «Кызыл йолдыз» свои боевые стихи. Они были полны того энтузиазма, с которым защищали город рабочие.
Революция раскрыла в народе дремавшие таланты. «Таланты эти гибли под гнётом нужды, нищеты, надругательства над человеческой личностью... – писал В. И. Ленин в 1919 году, –... это – преданнейшие, искреннейшие и способнейшие люди из тех общественных слоёв, которые капитализм искусственно держал внизу, делал „низшими“ слоями, не давал им подняться вверх. А силы, свежести, непосредственности, закалённости, искренности в них больше, чем в других» [50]. Эти слова прямо относятся к Джалилю, будто написаны именно о нём.
|
|
|
Муса Джалиль (Муса Мустафович Залилов) родился 2 (15) февраля 1906 года в деревне Мустафино Шарлыкского района, нынешней Оренбургской области, в семье бедного крестьянина [51]. Его отец Мустафа Габдельзалилов в 1913 году, в поисках не дававшегося в руки счастья, приехал в Оренбург; тут он стал старьёвщиком, затем работал в пекарне, был коробейником. Но жизнь не налаживалась, нищета не отпускала. В семье к тому времени было семь детей. Рахима, мать Мусы, брала бельё в стирку, подрабатывала. После революции, весной 1918 года Мустафа, полный надежд, возвращается в родную деревню. Но вскоре, в сентябре 1919 года, умирает. Большая семья остаётся на попечении Рахимы.
Муса рано научился читать, и в шесть‑ семь лет знал наизусть множество стихов. В 1915 году он пишет своё первое стихотворение. Оно не сохранилось. Рассказывают, что Мустафа, пожалев гостя, у которого сваливалась с ноги галоша, взял в бумагах Мусы исписанные листки и дал их гостю. Затем Мусе вновь не повезло. Его новые произведения были отданы ребёнку – ради забавы. Ребёнок разорвал их. Расстроенного Мусу мать уговаривала:
– Не кручинься, сынок, ты ещё напишешь...
М. Сайфетдинова вспоминает, как Муса по секрету признался в своём желании быть таким, как Тукай [52]. С произведениями Тукая, основоположника новой татарской литературы, маленький Муса не расставался, они всегда были с ним. Потом он узнал и полюбил и другого татарского поэта – М. Гафури (1880–1934). Скоро в городской библиотеке «Белёк» не осталось книг, которых бы не читал Муса. Одно время он решает создать домашнюю библиотеку. Но денег на книги не было – семья жила в ужасающей бедноте. Поэтому «книги» для библиотеки пишут сам Муса, его сёстры, брат. В медресе Муса выпускает газету, где помещает свои стихи, сказки, статьи о жизни города.
Сестра поэта Зайнаб Залилова рассказывает про один случай, который отразился в его детской поэзии.
«Стояли лютые зимние морозы. Мы с Мусой как‑ то ходили на базар и наблюдали такую картину: на площади натянут стальной канат, а по канату, краснея от мороза... ходит молодой узбек. Народ аплодировал ему и кое‑ кто бросал монеты. Так он зарабатывал на хлеб. Муса удивлённо спрашивает меня: „Как же его босые ноги не прилипают к канату? Такой мороз, он же умрёт“. И действительно, через две недели этот узбек умер от воспаления лёгких. Муса написал стихотворение „Против злодеев“, в котором выразил ненависть к бессердечным людям, погубившим жизнь молодого талантливого узбека» [53].
|
|
|
С переездом в город, в 1913 году, Муса Джалиль поступает в медресе Хусаиния. О жизни Джалиля в медресе интересно рассказывает башкирский писатель С. Агиш, учившийся там же. «Около него, – вспоминает С. Агиш, – всегда толпились ребята. Муса Джалиль не только хорошо учился, но и был хорошим товарищем, умел говорить с ребятами, писал стихи, одноактные пьески из детской жизни. Такие пьесы в медресе любили. Старшие шакирды иногда ставили „взрослые“ пьесы; сдвинутые столы служили сценой, декорации делали из одеял. Естественно, хотелось играть и малышам, а ролей для них не было. А если и бывали, то всего на два‑ три слова: роль мальчика на побегушках, который молчал или говорил что‑ то вроде „отец возвращается“. Вот поэтому‑ то и писал Джалиль пьесы. Одна из таких пьес называлась „Варенье“. Сюжет этой одноактной пьесы был довольно занятным, особенно колоритен был язык... Пьеса ставилась много раз. В медресе девочек не было. На женские роли приглашали девочек из соседнего медресе. Сколько же надо было их упрашивать! А впрочем, юный драматург, учитывая эти трудности, старался обходиться без женских ролей» [54].
Пьеса Мусы Джалиля «Злой» была поставлена на городской сцене. «Это было большое произведение тоже о детях... Там говорилось о борьбе добра со злом, о победе добра. Пьеса была романтична, свидетельствовала о возвышенных идеалах автора» [55].
Размеренная жизнь медресе Хусаиния была нарушена событиями 1917 года и гражданской войной. Любимые занятия Мусы: рисование акварелью, игра на мандолине – отходят на второй план. Весной 1919 года медресе Хусаиния преобразуется в среднюю школу, находящуюся в ведении Наркомпроса. Передовая молодёжь организует комсомольскую ячейку, в ряды комсомолии вступает и Джалиль.
Из ранних вещей Джалиля примечательно стихотворение «Сирота» (1918). Начинающий поэт рассказывает о страданиях сироты, нигде не находящего утешения и приюта. Он приходит на могилу матери и... умирает. Стихотворение наивное, но впечатления мальчика характерны. Он не принимает жестокости жизни.
Произведения Мусы Джалиля («Истина», «Счастье», «На празднике свободы»), опубликованные в 1919 году, показывают, как быстро шло его развитие. В них выступает уже не унылый страдалец, а борец. Не случайно эти стихи были напечатаны в армейской газете.
Армия была колыбелью большого числа советских поэтов. Не будет преувеличением сказать, что татарская советская поэзия зародилась на страницах военных газет. И хотя многие из выступавших тогда не выросли в профессионалов, такие, как М. Джалиль, К. Наджми (1901–1957), Ш. Усманов (1898–1937), Г. Нигмати (1897–1941), образовавшие костяк татарской советской литературы, начинали свой творческий путь во фронтовой печати [56].
В Оренбурге Джалиль проходил не только политическую, но и поэтическую школу. В те годы в этом городе жили и творили такие крупные писатели, как Шариф Камал (1884–1942), Хади Такташ (1900–1931), Шейх‑ заде Бабич (1895–1919), Тухват Ченекай (1892–1960), пробовал своё перо ещё совсем юный С. Агиш (1905–1973).
Стихотворения М. Джалиля, опубликованные в газете «Кызыл йолдыз», знаменуют начало его гражданского созревания. Тяжёлые условия осады, кровавой борьбы с контрреволюцией обнаружили в подростке силу воли, мужество, творческую жилку. Поэзия и борьба слились для него в нерасторжимое целое. Муса Джалиль – поэт и гражданин – был рождён величайшим общественным подъёмом, вызванным революцией.
Юный патриот помогал отчизне не только словом. В декабре 1919 года, после смерти отца, Муса Джалиль выезжает в родную деревню. Здесь подросток создаёт детскую организацию, насчитывающую до сорока ребятишек. «Назвали её сначала „Кызыл йолдыз“ („Красная звезда“), а потом переименовали в „Кызыл чечек“ („Красный цветок“)» [57]. Организация выпускает журнал, готовит спектакли. Клубов тогда в деревнях ещё не было. Дети арендуют дом и делают спектакли платными, чтобы на выручку покупать керосин для освещения, грим, оплачивать помещение, бумагу, чернила, краски и т. п. Работой детей заинтересовались губернские власти. М. Джалиль в 1920 году выступает на совещании учителей, которое состоялось в деревне Мустафино, с докладом об опыте работы своей организации, которая явилась зародышем пионерского движения в Оренбургской губернии.
В 1920 году, 17 февраля, в деревне создаётся комсомольская ячейка. Джалиль становится её членом, входит и в волостной комитет комсомола, принимает участие в борьбе с бандами.
Но активная работа Джалиля в родной деревне вновь была прервана. В 1921 году в Поволжье начался голод. Два самых младших брата Мусы, Закир и Заки, умерли в этом ужасном году. Старший брат Ибрагим, вернувшийся после смерти отца в деревню, работал учителем и кормил всю семью. Но, конечно, заработка его не хватало. И Муса Джалиль, желая освободить семью от лишнего едока, уходит в Оренбург, пешком преодолев сто пятьдесят километров пути от Мустафино до города. «Но и в городе меня не поджидало счастье. Я попал в толпы людей, бежавших от голода, сдружился с мальчишками, промышлявшими хлеб насущный в базарной сутолоке. Два месяца ел что попало, ночевал где придётся, воровал, был беспризорником» [58], – рассказывал много позже Муса Джалиль. Джалиля случайно встретил его прежний учитель Нургали Надеев и один из сотрудников газеты «Кызыл йолдыз». Муса был ещё очень юн, но, несмотря на это, друзья, уломав работников губкома, устроили его в Оренбургскую военно‑ партийную школу. Чем только не занимались курсанты этой школы! Они ловили беспризорников, охотились за спекулянтами. По рассказам однокашника Джалиля, З. X. Рахманкулова, они создавали и детские дома: подыскивали для этой цели здания, белили их, наводили чистоту и порядок, собирали по улицам беспризорных детей [59]. То были годы, требовавшие огромного напряжения, годы, как пишет Джалиль на фотографии, где он снят вместе с З. X. Рахманкуловым, «когда на изрешечённые снарядами наши поля ползла засуха с голодом... Мы тогда... были среди выносливых, смелых, жизнерадостных, жадных к знаниям джигитов» [60]. Курсанты выполняли и воинские обязанности, несли в городе караульную службу, сражались с бандами. Джалиль вспоминает: «Обязанности эти оказались мне ещё далеко не по силам. Проучившись в военно‑ партийной школе шесть месяцев, я тяжело заболел... » [61]
В это время в Оренбурге открывается Татарский институт народного образования (ТИНО), основанный на месте медресе Хусаиния. По выздоровлении Джалиля берут в институт (так называлась обычная школа).
В институте выпускается рукописный журнал «Шэрык голлэре» («Цветы Востока»). М. Джалиль активно сотрудничает в нём [62]. Там помещаются его стихи. Джалиль выступает и в роли редактора, литературного правщика. Юный поэт любил самодеятельные издания и работал над ними с огромной любовью, неистощимой энергией. Это и понятно: через эти издания он как бы приобщался к большой литературе, с которой он ещё, по существу, не был знаком практически, как автор.
Вряд ли его сокурсники видели тогда в этих опытах пробу пера в будущем знаменитого поэта. Да и сам поэт, вероятно, не подозревал, что стихи, которые он писал в это время, скоро будут по достоинству оценены в Казани.
Сохранилась тетрадка, начатая Джалилем в январе 1920 года и дополненная во время учёбы в ТИНО. В ней собраны стихи, начиная с 1918 года. На обложке значится: «Собрание революционных песен», нарисованы букеты цветов, лира, восход солнца на море. И тут же грозные серп и молот. Путаница стилей на обложке рукописного сборника соответствует его пёстрому содержанию.
Пестрота будет отличать большой этап в творчестве Джалиля. В двадцатые да и тридцатые годы поэт как бы пробует свои силы, увлекаясь то одним, то другим литературным течением.
Это объясняется и его молодостью, и не знавшей сомнений уверенностью в эстетическом приоритете всего, что было ново. Когда были напечатаны первые стихи Джалиля, ему было тринадцать лет. В этом возрасте часто не доверяют своим собственным вкусам. У Джалиля это усиливалось характерным для его живой, увлекающейся натуры полным погружением в события сегодняшнего дня, полным растворением в них. Это качество сохранится в нём. Он постоянно находился в атмосфере споров, которые велись на страницах газет и журналов, в атмосфере борьбы литературных групп, следовал за иными из них.
Кроме того, знания, полученные им в медресе, по существу ограничивались первоначальным знакомством с татарской древней, средневековой и отчасти современной литературой, а также с восточной классикой. Вряд ли он и тогда, да и много позже осознавал, что эти знания представляют фундамент его поэзии, что всё лучшее, созданное им впоследствии, будет вырастать из этих традиций.
Двадцатые годы стали для Джалиля годами, затраченными на поиски совершенно нового слова, невиданной новой поэзии.
Особенности роста поэта отражали не только своеобразие его творческой личности, но и исторически определённую сложность развития татарской литературы, которая, с одной стороны, богата тысячелетними традициями, а с другой – молода, особенно бурно расцвела лишь после революции 1905 года, к тому же её традиции в послереволюционные годы были в значительной мере смыты волной всеохватывающего обновления.
В двадцатые годы, когда значительный напор традиции сочетается с усилившимся влиянием новых направлений русской литературы, рождается множество школ, претендующих на единственность, на представительство от имени новой действительности. Художественное развитие Джалиля – неразрывная часть этого процесса; сама действительность, литературный поток несут от школы к школе, от увлечения к увлечению. И лишь там он достигает успеха, когда нащупывает традиции.
Татарская литература в это время развивается с поразительной быстротой. Каждый месяц приносит новые писательские имена; каждый год радует вроде бы обильным литературным урожаем. Многочисленные татарские газеты и журналы издаются не только в Казани, но и в Москве, Уфе, Ленинграде, Баку, Оренбурге, на Урале, в Поволжье, в Сибири.
Большой вклад в татарскую советскую литературу внесли писатели старшего поколения, получившие известность ещё в начале века: М. Гафури, Г. Камал (1879–1933), Г. Ибрагимов (1887–1938). В их романах, повестях и драмах наиболее полно, полнее, чем в поэзии этих лет, отразилась новая действительность.
Большинство молодых поэтов выступило почти одновременно в годы гражданской войны. Но развитие их шло неравномерно. Зрелые произведения создали уже во второй половине двадцатых годов Такташ, Туфан. Особенно ярко и быстро развернулся огромный талант X. Такташа. Его поэмы «Мукамай», «Алсу», «Деревня Сыркыды» оказали влияние на всех без исключения татарских поэтов. Начав вместе с этими поэтами свой творческий путь, Джалиль затем как бы отстал. Известное возмужание его таланта приходится на тридцатые годы, когда обрели зрелость писатели – его сверстники, выступившие, однако, позже его: Т. Гиззат (1895–1955), И. Гази (1905–1971), Г. Кутуй (1903–1945), Ш. Усманов (1898–1937), Н. Баян (1905–1945).
Сложность творческой эволюции Джалиля требует чёткого разграничения её этапов. Правильная периодизация не только облегчает восприятие его поэзии, но и помогает подойти к раскрытию внутренних закономерностей её развития.
Исходная точка развития Джалиля‑ поэта – 1919 год, год опубликования стихотворений в армейской газете «Кызыл йолдыз». Знания, вынесенные из медресе, литературное окружение толкают Джалиля к стилям татарской и восточной классики, к революционно‑ романтической декларативности. Отход от традиций татарской и восточной классики Джалиля происходит к концу 1923 года.
Этот период (1919–1923) рассматривается как первый этап творчества Джалиля почти всеми его исследователями (Г. Кашшафом [63], Г. Халитом [64] и др. ). Сходно характеризуются и его черты. Г. Кашшаф пишет, что это «годы романтического изображения революционной действительности, годы увлечения классической поэзией Востока» [65].
Однако при дальнейшей периодизации довоенного творческого пути Джалиля нет подобного единодушия. Г. Кашшаф считает, что время с 1924 по 1941 год – это один период. «Это были годы расцвета многогранного таланта Мусы Джалиля, когда он, преодолевая эпигонские, формалистические ошибки в своём творчестве, обусловленные „теоретическими“ установками РАППа – ТАППа, создавал идейно и художественно ценные поэмы, стихи, песни, драматические поэмы и либретто» [66].
Вряд ли возможно говорить о «расцвете многогранного таланта Мусы Джалиля» во второй половине двадцатых да и в тридцатые годы. Муса Джалиль – поэт замечательного таланта. Но далеко не сразу он нашёл себя. Рассматривая 1924–1941 годы как один период, Г. Кашшаф тем самым преувеличивает достоинства произведений Джалиля второй половины двадцатых и тридцатых годов. Прав башкирский поэт Сайфи Кудаш, отмечая в своей в целом положительной рецензии на первую книгу Кашшафа: «В книге заметно излишнее внимание к начальному – детскому – периоду творчества Мусы Джалиля... По‑ моему, стремление дать завышенную оценку ранним произведениям поэта не повышает ценности книги» [67]. Равно как и стремление переоценить всё, написанное до войны.
Выделяя в довоенном творчестве всего два периода – с 1919 по 1923 и с 1924 по 1941 год, – Г. Кашшаф прав в том смысле, что они действительно наиболее резко отличаются друг от друга: бесспорный традиционализм сменяется движением от одной школы к другой. Однако, правильно определив основную линию движения Джалиля‑ художника в период с 1924 по 1941 год, Г. Кашшаф не намечает этапов этого движения, тем самым отказываясь от попыток обнаружить качественные изменения внутри этого периода.
Отчётливо выделяется в творчестве Джалиля 1924 год (конечно, и здесь и в дальнейшем точные даты носят в той или иной степени условный характер, границы между отдельными этапами приблизительны). Он на всю жизнь сохранит, как фундамент, поэтику восточной и татарской классики. Политическая точность и конкретность, завоёванные в 1924 году, также останутся у Джалиля. Период 1925–1929 годов характеризуется удивительным многообразием художественных проб, экспериментов. Джалиль пишет обо всём – и о деревне, и о городе, о крестьянах и рабочих, о прошлом и настоящем, о детях, о религии. Смысл художественного творчества Джалиль в эту пору видит в умении быстро откликаться на все злободневные вопросы действительности. Его интересует прежде всего политически точное выражение мысли, политически чёткое осознание факта. Художественность, поэтичность при этом отступают на второй план.
После 1933 года Джалиль создаёт крупные поэмы, отмеченные воздействием фольклора, и лирику, запечатлевшую разнообразные и глубокие переживания. Но и в эти годы он остаётся в немалой степени газетным поэтом, откликаясь на все сколько‑ нибудь значимые и привлёкшие внимание советской прессы вопросы.
Военные годы приносят моабитские стихотворения, вобравшие в себя весь довоенный опыт Джалиля, являющиеся органическим продолжением предшествующих произведений и в то же время совершенно на них непохожие. В них он впервые воссоздал духовный мир современника, в них он впервые дал синтез классики и опыта своих исканий.
«Муса Джалиль был поэтом постоянно ищущим и требовательным. Может быть, именно потому не всё у него шло гладко, не всегда ему было легко» [68], – писал Г. Баширов. Дело не в том, что он был ищущим, точнее, не только в этом. Он был человеком и литератором, вызванным к жизни тремя революциями, он шёл дорогой революций. А дорога оказалась сложной, трудной. Джалиль хотел быть ей верным до мелочей, а не только в главном. Он стремился во всём идти с той литературой, которая общепризнанно служила стране. Ему было трудно. В его поэзии очень сильны диссонансы. Однако надо сказать, что Джалиль всегда сохранял цельность. Она в единстве нравственных, несокрушимости идейных принципов, в неутомимости эстетических исканий. Цельность поэта легко объяснима. Джалиль рождён революцией; он обожжён её пламенем и на всю жизнь – верный её солдат. Здесь ключ к его биографии, к его творческому пути, к своеобразию его поэзии, которая при этом всегда стремилась к полноте национального художественного опыта.
|
|
|
