 |
4. Вместе с комсомолией
|
|
|
|
В 1925 году Джалиль расстаётся с шумной Казанью, с рабфаком. Он едет на родину, в родное село Мустафино. В письме к Г. Мухаммадиевой 24 апреля 1925 года, за несколько месяцев до окончания рабфака, он пишет, что не спешит воспользоваться после рабфака своим правом поступления в институт и собирается на год‑ два приехать в родное село. Это не значит, что он считает законченным курс наук и намерен навсегда поселиться у себя в ауле. Но он хочет пожить пока в деревне. «Как бы то ни было, короче говоря: это возвращение – надолго, и в то же время это последнее свидание с Мустафино и Оренбургом, последнее с ними прощание... Но в любом случае я не уеду далеко от Мустафино, не покину КССР; поэтому на рабфаке я взял сельскохозяйственный уклон» [98].
Получив 3 июня 1925 года свидетельство об окончании технического отделения рабфака, М. Джалиль направляется в родное Мустафино. Вскоре Оренбургский губком комсомола посылает его инструктором в уездный комитет комсомола Орска. Через год его переводят на ту же должность в Оренбург. Джалиль бывает на заводах и фабриках Орска и Оренбурга, разъезжает по районам, решает десятки важных задач. Инструктор комсомола – это боевой организатор молодёжи в битве с врагами, бандитами, в борьбе за новую мораль, за новый быт. Он в гуще жизни, он в центре десятков и сотен дел, он связан с молодёжью, с буднями множества деревень и предприятий.
В Орске Джалиль пишет заявление о приёме в коммунистическую партию. Комсомольский комитет города Орска 31 мая 1926 года даёт ему рекомендацию. Его рекомендуют также коммунисты, члены партии с 1918 года. Джалиля принимают кандидатом в члены партии (кандидатский стаж в то время равнялся двум годам). Об этом большом событии в своей жизни Джалиль пишет стихотворение‑ письмо «Брату, сестре» (1926). Он счастлив, горд, что его брат и он сам – члены одной ленинской семьи. Он клянётся, что всегда будет верным ленинцем, честным, мужественным, прямым.
|
|
|
Стремительный, жизнерадостный Джалиль пользуется среди товарищей большим авторитетом. Но возможности писать почти нет. «Давно уже почти ничего приличного не пишу... Разъезжаю по уезду. Бегу то на губернские, то на уездные совещания, конференции, съезды» [99], – сообщает он татарскому писателю Кави Наджми.
Ещё меньше времени на творческую работу остаётся в Москве, куда он приезжает весной 1927 года в качестве делегата Всесоюзной комсомольской конференции, да так там и остаётся: его избирают членом татаро‑ башкирской секции ЦК ВЛКСМ. Джалиль вскоре, 17 июня, подаёт заявление о приёме в Московский университет и становится студентом литературного факультета. 19 июня 1931 года он получает диплом об окончании редакторско‑ публицистического отделения факультета литературы и искусства по циклу критики.
Критик А. К. Тарасенков вспоминает те годы, когда он вместе с Джалилем учился в 1‑ м Московском государственном университете, на литературном факультете. «Время сгладило за четверть с лишним века подробности его жизни в тот период, – пишет А. К. Тарасенков, – но отчётливо проступает через мглу дальнего времени его молодое смуглое лицо, его небольшая, но полная движения фигура, его страстные речи на комсомольских собраниях, его горячий пыл в учёбе. Это был весёлый, напористый, прямой парень, один из тех, кто из низов угнетённой при царизме национальности со всей страстью молодости рванулись к свету новой культуры, овладевая её высотами, как твердынями фронта. Он был хорошим товарищем. Но ничто тогда ещё не предвещало в нём удивительной биографии героя» [100].
|
|
|
В Москве поэт живёт прежней кипучей жизнью комсомольского вожака. В августе 1927 года его утверждают редактором детского журнала «Кечкэнэ иптэшлэр» («Маленькие товарищи»), который издавался в Москве на татарском языке. Он – член редколлегии журнала «Яшь эшче» («Молодой рабочий»), представитель татаро‑ башкирской секции ЦК ВЛКСМ при отделе Совнацмен Наркомпроса, редактор журнала «Октябрь баласы» («Октябрёнок») (с 1929 вплоть до 1932 года, когда журнал переводится в Казань). Джалиль успевает читать лекции на заводах, заседать в татарской секции МАППа, выполнять десятки поручений ЦК ВЛКСМ. 9 марта 1929 года партийная организация МГУ принимает его в члены партии. 20 апреля Хамовнический райком ВКП(б) Москвы выдаёт ему партийный билет.
У него выходят новые книги. Вслед за сборником «Барабыз» выходит сборник «Иптэшкэ» («Товарищу». Москва, Центральное издательство народов СССР, 1929), а затем последовали и другие сборники [101].
Основной чертой поэзии Джалиля этих лет является её многотемность. Если в 1924–1925 годах он по преимуществу рисует революционную борьбу, революционные сражения, то теперь поэт стремится написать обо всём, что кажется ему важным в буднях стройки, рассказать о многообразной жизни страны, жизни рабочих и крестьян, колхозов и заводов.
Большая часть его произведений непосредственно связана с общественно‑ политической и редакторской работой. Это стихотворения и статьи, посвящённые борьбе с религией, стихи для детей.
Пожалуй, не найти татарского поэта, прозаика, который не писал бы об исламе, о священнослужителях – муллах. Это было демократической традицией татарской литературы со времён Тукая, уже в годы революции 1905 года начавшего отчаянную борьбу с клерикальными традициями, противостоявшими становлению личности. М. Гафури печатает в середине двадцатых годов повесть «Черноликие» – гневный протест против человеконенавистничества, клерикализма, против обычаев и законов, отвергавших любовь. X. Такташ создаёт богоборческую «Трагедию детей земли» (1923), которая шла на сценах Казани под улюлюканье мещан и аплодисменты молодёжи. Поэт Н. Исанбет пишет книгу «Происхождение ислама» (1922).
Ещё в 1923 году в татарском сатирическом журнале «Чаян» была опубликована первая поэма Джалиля «Новая история пророков» [102] (поэт сам именовал её балладой), основанная, как и известная поэма Г. Тукая «Новый Кисекбаш», на использовании религиозных легенд, прежде всего книги Рабгузи «Кыйссаи аль анбия» («История пророков»), относящейся к XIV веку. Люди восстают против святых, бросают в огонь пророка Ибрагима. Бог, аллах, начинает войну против вольнолюбивых идей, желая вновь сделать их рабами. Но люди непокорны: «У сынов Адама есть воля, гордость; они не склоняются перед аллахом, перед небом». Поэт воспевает гордость освободившегося человека, противопоставляя её рабской психологии.
|
|
|
Джалиль пишет стихи «Нота» (1924), «Слезай с мечети» (1924), «Победим» (1925), издаёт сборник «Маленькие безбожники» [103], где помещает свою статью о материалах к кампаниям против уразы (пост) и праздника курбан, небольшие агитационные сценки «Исмай и Муртый», «Священный плод», «Колхозу – зерно, мулле – кулак». Поэт пишет и статьи о методике антирелигиозной борьбы [104].
Работа Джалиля была положительно оценена [105], хотя художественная сила многих его атеистических произведений невелика. Поэт связывает антирелигиозную борьбу с обучением в школе, с трудом рабочих и крестьян, делая её частью общего пролетарского наступления на классового врага. Любопытно, что такого рода произведения Джалиль пишет и для детей. Так, в небольшой сценке «Колхозу – зерно, мулле – кулак» (1931) М. Джалиль в доступной форме показывает детям вред религиозных праздников.
Произведения для детей всегда занимали большое место в творчестве М. Джалиля.
В одной из рукописных «книг» маленького поэта дошёл до нас его сказочный рассказ «Страшная картина леса» (датируется ноябрём 1918 года). Подзаголовок указывает, что он написан «в подражание М. Гафури» (очевидно, сказке «Заятулек и Сусылу»). Собравшиеся у вечернего костра дети слушают рассказ деда Салима об отважной девушке, которая не пожелала стать подругой дива и утопилась. Этот рассказ не единственный. В те годы Джалиль написал их множество: «Ежата», «Детская охота», «Актырнак».
|
|
|
В журнале «Маленькие товарищи» публикуются его рассказы «Дневник Гали», «Октябрь» (в № 2–3 за 1924 год). Произведения эти наивны, но полны юного задора.
Думается, не случайно стал М. Джалиль впоследствии редактором детских журналов. В 1929 году поэт выпускает книгу «Пионерская работа в деревне» [106], написанную по поручению Центрального пионерского бюро и татаро‑ башкирской секции при ЦК комсомола. Книга содержит огромный фактический материал и представляет плод самостоятельного его изучения, осмысления. Джалиль говорит о постановке пионерской работы в Татарии.
Детская татарская советская литература в те годы, когда Джалиль начал писать свои первые произведения для детей, только рождалась; заново осмыслялся опыт классики, произведений Г. Тукая, М. Гафури. Деятельность Джалиля на этом поприще высоко ценилась в то время.
Так, в журнале «Атака» помещена развёрнутая рецензия на журнал «Октябрёнок» [107]. Рецензент отмечает, что «по сравнению с русской детской литературой татарская очень неразвита, однако прилагается весьма мало усилий для того, чтобы изменить это положение». Зиз подробно рассматривает номера журнала, который, по его мнению, «работает с полным пониманием ответственности такого важного фронта». «Октябрёнок», заявляет рецензент, «завоевал право на роль воспитателя детей в духе коммунизма».
Татарский поэт Ф. Карим, также отмечая отставание детской литературы, пишет, что росту, подъёму её во многом способствовал в последнее время журнал «Октябрёнок» [108].
М. Максуд, говоря о Джалиле – редакторе детских и молодёжных журналов, авторе произведений для детей и юношества, – пишет, что он – «один из наиболее результативных, наиболее активных писателей из числа тех, кто создавал литературу для детей, литературу для молодёжи» [109].
Тематически произведения Джалиля для детей очень разнообразны. Поэт пишет о сиротах, которых было много после гражданской войны («Сироты», 1926), агитационные рассказы о гигиене («Нос», 1927), о новом латинском алфавите («Оказывается, вы за новый алфавит... », 1927), о Всемирном молодёжном дне («Праздник дядей», 1927), о борьбе с сусликами («Война с сусликами», 1927), о буднях школы («Октябрьская явь – день роста и побед»), шуточные стихотворения («Шакир и Гали»), о детях‑ садоводах («В саду на работе», 1920), об отдыхе детей («В лагере», 1929), одноактные пьески о школьной жизни («Буксир», 1929).
Много написано поэтом песен для детей. Среди них и игровые, и шуточные, и марши, и лирические песни. Они созданы в содружестве с композитором Латифом Хамиди. Влияние народного творчества отчётливо выявляется в них. Интерес к музыкальным произведениям, родившийся у Джалиля в эти годы, в будущем приведёт к появлению либретто. Ясность и лаконизм, простота и доходчивость, которых требовали детские стихотворения и особенно песни, сказались на всей поэзии Джалиля.
|
|
|
Вся «черновая» работа агитатора, журналиста делается им вдохновенно. Он действительно весь в буднях страны, вместе с ней на стройках.
Стихи его публикуются в московских и казанских газетах и журналах. О том, как быстро растёт в эти годы поэт, свидетельствует характерный факт. В 1924 году на обложке № 23 журнала «Кечкенэ иптэшлэр» («Маленькие товарищи») помещено сообщение о составе авторов ежемесячника. Актив журнала делился на «молодых» (среди которых назван и Джалиль) и «старых» писателей (среди последних – Кутуй, Наджми, Такташ, Максуд). Ровно через три года «молодой» Джалиль стал редактором этого журнала, признанным писателем. Недаром Г. Ибрагимов в статье «Привет издалека», посвящённой десятилетию Татарской республики (1930), среди заслуженных писателей, которыми может гордиться литература, называет и имя «москвича Мусы Джалиля» [110].
Джалиль писал впоследствии: «Комсомольская работа обогатила мой жизненный опыт, закалила меня, воспитала во мне новый взгляд на жизнь... Закалка в комсомольской работе, накопленный немалый практический опыт, приезд в Москву были для меня большим толчком, усилили творческую активность» [111].
Во «взрослой» поэзии Джалиля этих лет главное место занимает современник, живущий в ногу со временем.
Герой Джалиля полон энергии и веры в себя, в свои силы. Он любит своё время, своих товарищей, ему дорога комсомолия двадцатых годов:
«Невзгоды житейские»
___нас не волнуют,
И «собственность»
___нас не влечёт в западню:
Студент «всем имуществом»
___именует –
Корзину,
___подушку
__________и простыню...
С «застенчивостью»
___мы совсем незнакомы.
Как молния
___взгляд наших острых глаз.
Открыты нам двери
___любого дома,
Везде «без доклада»
___впускают нас.
(«Из дневника студента», 1927. Перевод А. Миниха)
Позднее в посвящении к сборнику «Орденоносные миллионы», куда вошло много работ этих лет, Джалиль писал: «Эти произведения посвящаю 15‑ летию Ленинского комсомола, проявившего под руководством партии большевиков невиданный героизм на кровавых и бескровных фронтах... » [112]
В стихотворении «О смерти» (1927) поэт показывает, как в каждой семье из поколения в поколение передаётся эстафета борьбы за общее дело. Моряк ушёл воевать, дома остался его сын. И он готов идти по стопам отца. «А у меня есть мать», – пишет Джалиль. Она горда своим сыном, достойным великих боевых лет. Джалиль говорит:
Коротко блистающую молодость
Великой борьбе с радостью отдал.
И потому
________и смерть
Встречу смеясь,
______________горделиво.
Поэт вспомнил потом эти строки в моабитских тетрадях в стихотворении «Прости, родина! ».
Путь страны труден. Короткие лирические строки из незаконченного стихотворения «Не говори о нашем детстве» (1928) звучат как запись из дневника строителя:
На наших дорогах нет цемента,
Реки не перекрыты мостами.
И даже оси на телеги
Делаем сейчас сами,
Мы строим жизнь заново,
Борясь с трудностями.
Сами создаём свою жизнь,
По‑ своему зажигая солнце.
Радость в представлении Джалиля заключается в самой борьбе, в преодолении препятствий. «Ночной мороз леденил тело, пушок на лице застывал ледяной коркой. Но скажите, разве тогда сердце покрылось снегом? » («Солнечному дню», 1928). Он ополчается против тех, кому не дороги радости борьбы и схватки, кто не верит в будущее страны: «Нам не спутники те, кто не видит радостей в завтра, кто побеждён трудностями и отступает со слезами... »
Джалиль, инструктор комсомола, непосредственный участник общего строительства, воссоздаёт атмосферу больших социальных изменений, ломки всего жизненного уклада.
Но он – и в этом его сила – остаётся открытым и другим переживаниям, не связанным с социальными потрясениями.
Одно из лучших его ранних стихотворений о первом дне пахоты:
Поле. Оно ещё черно.
Лежит широкое, весеннее.
Дождливый ветер шумит.
Пыль летит с дорог.
Отец приложил руку ко лбу,
Радостно смотрит на тучу.
– Сынок, видишь, скоро пахота,
Дождь идёт – богатство в поле!
(«Первый дождь»)
Это полнокровное стихотворение стоит особняком среди его произведений этих лет и вообще в татарской поэзии того времени. Оно выделяется свежестью, ясностью и чистотой выраженного в нём чувства. Видимо, поэт, коснувшись родной темы, как бы забыл об ухищрениях пролеткультовской поэтики. Недаром это стихотворение не вошло в сборник «Идём» и было напечатано впервые лишь в 1929 году в сборнике «Товарищу».
В «деревенских» стихах поэта возникают колоритные зарисовки. Вот один из героев Джалиля – из числа тех, с кем ему приходилось работать и бороться. Делегат съезда спешит домой. Пусть шумит весна, пусть дороги стали непроезжими, он торопится:
Ростепель.
Телеге нет проезда...
Но, меся лаптями снег и грязь,
В кожухе, под вешним солнцем тёплым
Он идёт, в деревню торопясь.
Он идёт из города,
Со съезда –
Сельским миром выбранный ходок.
Много дельного он там услышал
И теперь спешит вернуться в срок.
(«Со съезда», 1925. Перевод А. Штейнберга)
Его ждут односельчане. Он должен рассказать о Калинине, которого видел в Москве, о его речи, о новой жизни крестьянина. Чувствуется, что Джалиль хорошо знает своего героя; отсюда лаконизм и психологическая убедительность. Стихи поэта – плоды его наблюдений над быстро изменяющейся жизнью деревни.
Наша деревня
Как высохшая берёза.
А весна пришла – вновь распустились листья.
В стихотворении «На заводе Орлее» (1926) поэт рассказывает о своих впечатлениях от Оренбургского лесопильного завода, ему удаётся найти нужные слова, нужные интонации. Гремит рабочий шум, радостный шум. Завод – не чудовище, он весел и могуч.
Тогда на завод я впервые
Из тихой деревни попал.
И вот, поражён и взволнован,
Я ночь до рассвета не спал,
Я за полночь из дому вышел,
И в ясной ночной тишине
Казалось гуденье «Орлеса»
Бодрящею музыкой мне.
(Перевод А. Миниха)
Поражённый ладным, ловким процессом работы, его своеобразной шумовой оркестровкой, Джалиль пытается в звуках изобразить ошеломивший его творческий гул. Это хорошо передано переводчиком А. Минихом.
Сколь‑ зит дос‑ ка
Во‑ след дос‑ ке.
Дос‑ ка – в тис‑ ках,
Дос‑ ка – в стан‑ ке.
Злясь, зубами вгрызлась быстро
В доску острая пила.
И со скрежетом, со свистом
Доску режет пополам.
В шуме «Орлеса» Джалиль слышит интонации боя: грохот похож на треск пулемёта. Его мысли как бы подтверждает рабочий завода, участник боёв 1905 и 1917 годов.
Да, бригады рабочих «Орлеса»
За трудом у могучих станков –
Это те же могучие звенья
Славных красногвардейских полков.
(Перевод А. Миниха)
Джалиль мечтает о том, что тишина сельских полей будет взорвана рабочим шумом машин, что деревня станет иначе жить, так, как живут рабочие.
Поэт находится в дороге вместе со всей страной. К стихотворению «В пути» (1926) Джалиль добавил несколько строф, которые хорошо выражают то главное, что вошло в его поэзию:
Мы и ныне в пути.
Лишь былые года,
Словно вётлы в снегу,
Серебрятся вдали.
Ты, как прежде,
Товар для колхоза везёшь;
Постарел ты, и дети твои подросли.
Комсомол меня сделал поэтом,
И я
Каждой песней отчитываюсь перед страной,
Эти песни – как лозунг,
Военный пароль,
Как путёвка, которая вечно со мной.
(Перевод А. Штейнберга)
В рукописи рукой Джалиля написано: «Добавлено в августе 1927 года в Москве». Новые строфы как бы подтверждают, что Джалиль не свернёт с избранного пути... Стихи были для него военным паролем, пропуском на строительные площадки страны.
|
|
|
