 |
5. ПЕРЕЛОМНЫЕ ГОДЫ
|
|
|
|
К 1929 году Джалиль прошёл уже десятилетний творческий путь, вписав своё имя в историю татарской литературы двадцатых годов. Итогом работы писателя в двадцатые годы были сборники «Орденоносные миллионы» (1934), вышедший на татарском языке, и «Стихи» (1935), напечатанный на русском языке в Москве. Отношение литературной общественности к обеим книгам поэта было самое положительное.
Однако именно в эти годы (1929–1933) намечается новый поворот в творчестве Джалиля.
Вся поэзия Джалиля двадцатых годов и начала тридцатых, несмотря на её значимость для татарской литературы, была, в сущности, лишь юношеской пробой сил. Джалиль не столь уж серьёзно размышлял над задачами литературы, поэзия была не единственно важным для него делом.
В № 1 журнала «Ударниклар» («Ударники») за 1931 год в разделе, где читатель знакомится с творческими планами писателей, сообщается, что «М. Джалиль работает в области критики и теории литературы». В критических выступлениях Джалиля особенности этого переломного этапа его творчества отразились, пожалуй, даже более наглядно, чем в поэзии.
Джалиль всегда подчёркивал, что борьба – главное в жизни страны, в художественной работе писателя, поэт – это солдат, боец.
Хотя мы только научились говорить,
Слова наши – огненны.
В борьбе зрели наши мысли,
Силы крепли в борьбе, –
писал он в стихотворении «Когда беснуется снежный буран... » (1927).
Стремление к дальнейшему совершенствованию художественного мастерства вынуждает поэта по‑ новому осмыслить вопросы её специфики, её поэтические задачи.
Понимание Джалилем художественности долгое время оставалось весьма узким. Характерны советы, которые он даёт молодым поэтам. Джалиль поучает: «... стихотворение не получится от зарифмовывания простых слов», он требует от начинающего «красивых слов, новых, интересных, красивых сравнений» [113], приводя как пример для подражания четверостишие:
|
|
|
Из‑ за моря в нашу сторону
Шею вытягивают пушки, винтовки.
Там вырабатывается план:
Взять родину нашу на кровавую мушку [114].
Поэт явно не понимает, чем достигается подлинная образность. Такое непонимание было свойственно многим поэтам, которые, в поисках слов небывалых, соответствующих небывалой действительности, уходили от традиций, теряли вкус к истинно художественному слову.
Он сам придумывает «красивые» образы. В поэме «Пройденные пути», например, встречаются такие строки:
Из худых тел
Строится тропа в будущее.
Для грядущего борец‑ воин
Выжимает из тела кровь.
Джалиля привлекают нарочитые, надуманные образы. В одном из стихотворений он пишет: «Меня ждёт смерть, там, в глазу недалёких дорог» («Смерти», 1927). В другом: «Медленно бьётся сердце, а в душе, осмелев, бессмертные желания грозят пальцем смертельной тишине» («В больнице», 1928) [115].
Схематизм в понимании художественной образности сказывается и в оценке творчества отдельных писателей.
Так, Джалиль истинной поэзии, поэзии Такташа противопоставляет «лозунговую» поэзию и выступает в защиту последней [116]. Он не видит, что Такташ тоже агитирует, убеждает, но не лозунгами, не тезисами, а высокой художественной образностью своих произведений.
В этом, несомненно, отразилось влияние на Джалиля рапповской критики.
Однако это влияние всё уменьшалось, чему во многом способствовал всё же происходивший качественный подъём татарской литературы, который был заметен и в критике.
В это время всё больше признаётся необходимость освоения лучших традиций классической литературы. Г. Ибрагимов, например, считая, что высокий идейный уровень литературой уже завоёван, утверждает как самую главную задачу – необходимость достигнуть высокого совершенства формы: «Здесь нужна упорная борьба, здесь перед нами ещё ступени, на которые нужно подняться» [117]. Г. Ибрагимов указывает прежде всего на недостатки в языке, стиле многих произведений. Также остро ставится им вопрос о постижении характера советского человека, о том, какими средствами можно раскрыть этот характер.
|
|
|
Джалиль постепенно преодолевает ограниченность в понимании художественности; говорит о необходимости многограннее отображать действительность, видеть сложность своего героя.
В критических выступлениях Джалиль утверждает, что «людей нужно изображать со всеми противоречиями в сознании и мыслях, на основе сложной общественной жизни, классовой борьбы, в непрестанном движении и внутреннем изменении – ярко и живо» [118].
В статье «На высокий уровень молодёжную литературу» Джалиль с одобрением отзывается о поэме Ф. Карима «Седьмая ночь», в которой автору удалось создать реалистические образы рабочих, и говорит о недопустимости голой патетики, «лозунговости» в изображении героя времени.
Реализм, сторонником которого объявляет себя поэт, требует «отражать действительность точно и широко» [119]. Социалистический реализм, считает поэт, идёт в этом направлении ещё дальше. «Социалистический реализм поможет нашей литературе показать эпоху социализма во всей сложности, со всей правдивостью» [120]. Понятие правдивости в искусстве также сложно. «Нельзя забывать о двух моментах в правдивом отражении действительности. С одной стороны, в наших произведениях должна быть отчётливо выражена партийность, классовая направленность... С другой стороны, наши произведения должны быть высокохудожественными. Они не должны пользоваться методом сухой агитации. В них действительность должна отражаться в живых образах, в живых картинах, своими художественными средствами. У нас многие произведения с этой‑ то стороны и хромают. У нас вместо живых коммунистов, ударников, колхозников часто даются схемы, непохожие на людей. Их движения напоминают механизм, сооружённый автором, а слова – заранее написанные речи. Вот это уже не отражение правды действительности... » – пишет М. Джалиль в той же статье «Советская драматургия в новый период».
|
|
|
Оценивая повесть М. Амира «Человек из нашего села», М. Джалиль видит удачу «не только в правильности идеи, верности композиции. Удача произведения в жизненности героев, в том, что писатель сумел создать социальные типы, глубоко вскрыть их взаимоотношения» [121]. Он хвалит М. Амира и за «простой, лёгкий язык». Он призывает молодых писателей стремиться «к простоте и ясности языка, обоснованности сравнений, их реалистичности» [122] и высмеивает ряд громоздких, надуманных образов, подобных тем, которые он сам же когда‑ то восхвалял. Поэт‑ критик стремится доказать, что в художественном произведении всё решает образ героя. «Работа над живыми характерами – важная задача новой эпохи» [123].
Рецензируя стихи поэта‑ рабочего Лотфи Валита, ударника завода «Шарикоподшипник», Джалиль главное внимание обращает на то, как молодой поэт показывает человека. Существенным недостатком его стихов Джалиль считает то, что «у него роль главного героя в произведении играют машины, он совершенно забывает о живых людях. Прочитаешь его стихи, и возникает ощущение, что всё это железо, все эти материалы движутся сами, живут самостоятельно» [124].
Утверждая в критике важность создания образа современника, Джалиль и в своём творчестве стремится к осуществлению этой задачи. Намечаются те черты поэтического облика Джалиля, которые яснее проступят в поэзии второй половины тридцатых годов. Но сказать, что перелом в творчестве поэта произошёл мгновенно, было бы неверно.
Прямолинейность в характеристике героя мы ещё находим в стихотворениях 1929–1933 годов.
Вот поэт знакомится с девушкой из села. Очень трудно предположить, что речь пойдёт о любви героев, когда читаешь такие строки:
Трудкнижку твою
___с любопытством беру я.
Внимательным взглядом
___скольжу по листкам...
Трудкнижка мне шепчет,
___что с лучшими вровень
Идёшь ты,
___что план перевыполнен твой,
|
|
|
Что сердцем твоим
___со взволнованной кровью
Разносится
___энтузиазм трудовой.
(«Девушка‑ колхозница». Перевод А. Миниха)
Пренебрежение основой лирической поэзии – верностью природе чувства, следованию его естественному развитию – разрушает ткань произведения.
Даже такие стихи, как «Пожар», «О полюсе», цикл произведений о Каспии, написанные гораздо лучше, чем названные выше, оставляют нас равнодушными. В них много взывающих к сопереживанию слов, но мало истинного волнения.
Злись, могучий полярный вихрь!
Пусть атаки твои грозны,
Пусть силён ты стужей зимы, –
Мы окрепли в боях трудовых,
Мы спокойны и закалены,
И с тобою справимся мы...
(«О полюсе». Перевод А. Миниха)
Создаются в эти годы и поэмы: «Хулиган» (1928–1929), «Сарвар» (1929), «Зайнаб» (1932), «Письмо с Волги» (1933); наиболее интересные среди них – «Хулиган» и «Сарвар». В этой последней поэме Джалиль с глубоким искренним сочувствием рассказывает о комсомолке Сарвар. Она полюбила и вышла замуж за любимого. Но счастье её отравлено тем, что муж сторонится её прежних друзей – комсомольцев, не пускает её из дому. В произведение пришёл живой человек, а вместе с ним простой, гибкий и звучный язык, прозрачная композиция, обилие бытовых подробностей.
Поэма написана под сильнейшим влиянием Такташа. Разговорность, большое количество рефренов, проходящих через всё произведение, внимание к оттенкам эмоций героини, страстная заинтересованность рассказчика – всё это напоминает «Деревню Сыркыды», «Века и минуты», «Алсу», «Мукамая» Такташа. Лёгкость, подвижность ритма, ранее бывшего угловатым, тяжёлым, также идёт от Такташа, преобразователя татарской ритмики.
В рукописях Джалиля была найдена поэма «Хулиган», датируемая 1928–1929 годами (опубликована в трёхтомнике). Она интересна как попытка глубоко проникнуть в сложность будней, решительно вмешаться в них. Жаль, что поэт не смог опубликовать её ещё в те годы.
Бибинур тяжело переживает, что её любимый Шайхи стал пьяницей: «Это ты пьяный бродил по улицам?.. С криком остановился у фабкома? Камнем кинул в нас, разбил окно, ругался... » О Шайхи написали в стенгазете. «Читай! » – говорит Бибинур, но Шайхи не умеет читать. И вот заседание фабкома, членом которого является и Бибинур. Фабком единодушно осуждает Шайхи. Бибинур не согласна, её отпугивает формальное отношение фабкомовцев к происходящему: «Председатель курит, секретарь пишет. Помощник возится... На столе печать, четыре штемпеля, пяток толстых „дел“... » Она не выдерживает: «Это ли борьба, это ли, товарищ председатель, твоё соловьиное пение насчёт заботы о тружениках? Где культсекция? Где культфонд? Где эти деньги? Десятками делаете печати и штемпеля, открываете пивные для рабочих... » Бибинур заставила расшевелиться фабкомовцев. Но председатель твердил упрямо: «У нас есть циркуляр – объявить войну хулиганам»... Джалиль воюет с компанейщиной, бюрократизмом, бездушием.
|
|
|
Он по‑ прежнему полон боевого задора, но стремится увидеть сложность и трудность борьбы.
Изменения, происходившие в творчестве Джалиля в 1929–1933 годах, можно с наибольшей наглядностью проследить на произведениях интимно‑ лирических: Джалиль всё больше обращается к внутреннему миру человека своей эпохи, здесь ищет решение сложных конфликтов, здесь пытается найти ключ к преобразованию своей поэзии. Человек вновь начинает перемещаться в центр его поэзии, через человека пытается поэт показать социальное, классовое, политическое.
Стихотворение 1932 года «Наша любовь» рассказывает о чувстве двух «членов волостного комитета». Любовь не мешала борьбе и в годы гражданской войны, утверждает поэт, она и тогда была красива, высока.
Помнится, была весьма забавной
Наша комсомольская любовь.
Члены волостного комитета,
Ехали на съезд мы.
_________________Вижу вновь
Красный тот вагон и пар морозный...
Мы укрылись шубою одной.
Чёрт возьми, тогда‑ то показалась
Ты, ей‑ богу, близкой мне, родной.
Было то в крутом году – в двадцатом.
Кто из нас не помнит той зимы?..
Тут же ты картошки наварила,
И с одной тарелки ели мы...
Свободно и легко входят в стихотворение детали жизни, которые ранее так не удавались поэту, события, картины тех грозовых лет:
В это время нашим фронтом были
Битвы против бунтов кулака,
Были штабом той борьбы великой
И райком и грозное Чека...
Рассказ о борьбе, о тяжёлых испытаниях как‑ то особенно достоверен, когда в нём – и любовь, и ласковая улыбка.
А когда домой мы возвращались,
Ты, устав, ко мне прижалась вновь.
До чего ж тогда была смешною
Наша комсомольская любовь!
(Перевод В. Звягинцевой)
Вагон, в котором ехали друзья, поэт именует красным. Маленькая деталь, но сколько в ней смысла! Красный вагон, как известно, товарный. И то, что поэт называет вагон «красным», не подчёркивая, что это – товарный, сразу переносит нас в эпоху гражданской войны, когда всё суровое было привычным, естественным.
В этом стихотворении нет и следа надуманных образов.
Так жизнь с её горестями и радостями, великим и малым, прекрасным и низменным начинает входить в поэзию Джалиля, властно изменяя весь её характер.
Это отметила и современная Джалилю критика.
«Огромный идейно‑ художественный рост, широкая тематика, отражающая многообразие социалистической действительности, глубокая идейная насыщенность и значительный рост художественной культуры – вот характернейшие черты современной татарской литературы, в частности поэзии.
Яркой иллюстрацией к сказанному может служить маленькая книжка стихов татарского поэта Мусы Джалиля в авторизованном переводе Александра Миниха» [125], – писал о сборнике «Стихи» С. Гамалов.
Он выражал уверенность, что «маленькая книжка стихов Мусы Джалиля доставит большую радость советскому читателю подлинной поэтичностью, сочетающей в себе железную волю с мягкой лиричностью, великий гнев с нежной любовью» [126].
|
|
|
