3. Реальность революции

 

Год 1924‑ й – славная веха в творческом развитии М. Джалиля. Разница между произведениями 1923 года и года 1924‑ го так велика, что если бы подписи под новыми стихами не удостоверяли, что они принадлежат Джалилю, читатель мог бы с полным на то основанием предполагать, что появился новый поэт. Видимо, огромную творческую энергию, большой запас смелости таил в себе юноша Джалиль, если он мог так резко рвать с прошлым и переходить к новому.

В 1924 году темы, идейное содержание, даже сама лексика поэзии Джалиля – всё стало иным. И главное – она приобрела политическую целенаправленность. «Красная сила» – это теперь советская власть, партия большевиков. «Молот труда» – рабочие, труженики города и деревни. Троны, злые чёрные силы – это капитализм, буржуазия, эксплуататоры, фашизм. И лирический герой уже не злой «гисианист», не гонимый пророк, не гигант‑ косарь, поднявшийся на скирд, – это деревенский житель, рабочий завода, комсомольский «заводила». В этой‑ то примете своего нового героя и видит Джалиль всю необычайность его биографии, биографии революционера, сокрушившего старый мир и возводящего новый.

Герой стихотворения «Молодой человек» (1924, апрель) «кормил лошадей, выезжал с ними в ночное. Ребёнок, который недавно сам играл в лошадок, вот и вырос, стал джигитом». Он «набирает силу на заводе, в клубе, на поле... ». Идеалы героя связаны с конкретной борьбой в стране, со строительством социализма. Для него важны «завод, фабрика, шахта, огромный КИМ, Москва, Советский Союз». Он «строит молодую, здоровую жизнь – по‑ новому».

Чем объяснить такой крутой поворот в творчестве молодого поэта?

Стихотворение «Молодой человек» написано в Казани, куда Джалиль переехал в 1922 году. Причины этого переезда понятны: «Меня вела в Казань, окрыляла вера в поэтическую силу» [84], – признаётся поэт.

Период учёбы на Татарском рабочем факультете – это один целостный этап в творческом развитии Джалиля.

Особенности творчества Джалиля этих лет определяются участием поэта в общественной и литературной жизни, его активной работой в комсомольской организации, в мопровских ячейках.

Г. Кашшаф отмечает в своей книге [85], что в том же 1922 году в столицу Татарии прибыли из разных концов страны X. Такташ, А. Кутуй, Ф. Асгат и другие молодые поэты, прозаики. В это время, после решений XI съезда партии, который обратил внимание на необходимость увеличения числа газет и журналов в тюркоязычных республиках, в Казани начал издаваться журнал «Безнен юл» (ныне «Казан утлары»), ставший центром притяжения молодых литераторов. Оживляется вообще деятельность писателей, создаются кружки, литературные объединения, разгораются дискуссии.

Казань встретила М. Джалиля хорошо. Он писал близкому товарищу по Оренбургу Г. Мухаммадиевой: «Меня ценят высоко» [86]. Джалиль мечтал попасть на рабфак. Но стояла поздняя осень; набор был прекращён. Поэт устраивается переписчиком в газету «Кызыл Татарстан». А с осени 1923 года его принимают на Татрабфак.

Тогда же Джалиль становится участником группы, вернее кружка, «Октябрь», созданного в Казани в первой половине двадцатых годов. Кружок этот, в который входили писатели, музыканты, артисты, именовался «Обществом содействия пролетарской культуре». «Тезисы для приёма членов в объединение „Октябрь“», опубликованные в газете «Кызыл Татарстан» («Красная Татария») 2 июля 1924 года, представляют собой программу, написанную, видимо, его ответственным секретарём Кави Наджми. В них провозглашалась необходимость борьбы с националистами и шовинистами, с мещанством в области идеологии, с религией и попытками её пропаганды. «Октябрь» ставил своей задачей объединять тех, кто «воспитывает трудящиеся массы в классовом духе, кто организует их чувства, мысли, желания для пролетарской борьбы» (пункт первый). Задачи литературной борьбы связывались, таким образом, с задачами партии. «Октябрь» стремился опереться прежде всего на молодых писателей, пробующих свои силы. В «Тезисах» говорится: «Объединив рабочих корреспондентов, впервые взявших перо в руки и стремящихся писать о жизни, чувствах, мыслях, желаниях пролетариата, воспитывать их таланты в духе строительства революционной жизни». «Октябрь» обещал давать марксистскую оценку произведениям молодых, всемерно помогать им в учёбе, расширении образования, способствовать их художественному и эстетическому росту.

В «Тезисах» ни слова не говорится об освоении опыта классической литературы. Явно из пролеткультовских программ позаимствовано требование «неразрывно связать литературу и всё искусство с производством, с производительными силами» (пункт четвёртый). Воздействие Пролеткульта ощущается во всей фразеологии Тезисов, хотя в них и провозглашается, что «Октябрь» далёк от замыкания в рамках какого‑ либо «изма», способного нарушить идеологическое единство.

Близость к новым течениям русской литературы литературно‑ художественных объединений Татарии не случайна. Программы «Октября» и «Сулфа» («Сул фронт» – «Левый фронт», созданный А. Кутуем по примеру «Лефа» по выходе его из «Октября») схожи с декларациями русских литературных групп. «Татарские литературные объединения (или группы, кружки) были организованы как бы по примеру групп, появившихся в то время среди русских писателей. Эти объединения выпускали манифесты, декларации, частенько похожие на подобные документы русских писателей» [87], – писал Г. Халит. Конечно, дело здесь не в подражании. Перед татарскими писателями в те годы возникало много тех же вопросов, которые стояли и перед русскими. Одинаково складывалась литературная обстановка. И вполне понятно, что, решая те или иные эстетические задачи, татарские художники обращались к опыту русских литераторов.

Все эти литературно‑ художественные организации Татарии сыграли немалую роль. Известный критик тех лет Г. Тулумбайский (1900–1939), заявляя, что «Октябрь» и «Сулф», возникшие «без ясного плана, без знания дороги», «как малярики, действовали беспорядочно, шли то туда, то сюда и быстро исчезли... без шума пропали» [88], был вряд ли прав. Татарское литературоведение последних лет единодушно в признании определённых заслуг этих организаций. Но бесспорно и то, что задачи, которые ставились ими перед писателями, никак не увязывались с критериями художественности, они не были порождены родной почвой.

В это время происходил крутой поворот во всей татарской литературе; он сказался не только на поэзии Джалиля, но и на творчестве многих татарских писателей. Внимательно наблюдая за развитием молодой татарской советской литературы, Г. Ибрагимов писал 10 января 1924 года в газете «Татарстан»: «В татарских журналах, выходящих в Москве, Казани, Уфе, в их литературных отделах печатается множество произведений молодых писателей, которые стараются по‑ молодому чисто, сильно показать жизнь рабочих и крестьян... изобразить борьбу пролетариата против чёрных сил, стараются, расставшись с гнилым идеализмом, увидеть мир по‑ марксистски ясно...

Если говорить о методе их произведений, то они в большинстве идут путём реализма... Наряду с реализмом действуют символизм, футуризм, имажинизм. Футурист Кутуев делает первые шаги. Но ноги его ещё не окрепли. Кави Наджми попытался двигать вперёд имажинизм, но повернул назад. Это течение у нас или мертворождённое, или потому, что оно искусственно пересажено на татарскую почву, не прижилось, увяло в нашем литературном саду. Что бы ни было, и это течение показало свою слабость. Символизм думает крепнуть и цвести... поэт этого направления, талантливый, сильный Такташ, занимает в нашем литературном мире особое место... » И далее Г. Ибрагимов советует единственному талантливому представителю символизма (в татарском литературоведении до сих пор продолжаются споры о раннем творчестве Такташа, – на мой взгляд, он не был никогда символистом) Хади Такташу: «Такташ, вам одно лишь слово: нужно сжечь все мосты! Для того чтобы очиститься от буржуазного и мелкобуржуазного рванья, надо целиком уйти в пролетарскую идеологию, стать вровень с рабоче‑ крестьянской массой, нужно там, в этом море жизни, добывать дорогие литературные изумруды».

Призыв, обращённый к Такташу, был услышан и М. Джалилем. В то время как Такташ отходит от гисианизма, К. Наджми – от имажинизма, Г. Кутуй – от футуризма, М. Джалиль расстаётся с традициями татарской и восточной классики. В духе «Октября» написаны некоторые стихотворения сборника «Барабыз» («Идём»), изданного в Казани в 1925 году и явившегося итогом творческой работы Джалиля. Название сборника хорошо выражает пафос творчества Джалиля этих лет, полного подчёркнуто боевого задора. Сборник был издан областным Комитетом МОПРа. На титульном листе стояло: «Материалы для вечеров, организованных в честь борцов революции». Содержание сборника вполне отвечает этой практической цели. Джалиль, как и раньше, воспевает революцию, однако теперь он говорит разговорным языком современника.

Вообще, как по своей тематике, так и по изобразительным тенденциям сборник характерен для литературы.

Джалиль сам так определяет изменения, которые произошли в его творчестве: «Революционная борьба, рабочие, будни фабрик и заводов, темы новой деревни входят в стихи в своём реально‑ жизненном виде» [89].

Говоря о «реально‑ жизненном виде», поэт, очевидно, имеет в виду свой отход от отвлечённости и пышнословной риторики. Это было большим шагом вперёд, однако до реалистической поэзии Джалилю ещё далеко.

Основные произведения сборника посвящены революционному движению у нас в стране и за рубежом. Это и большие поэмы – «Больной комсомолец», «Отрывки», и стихотворения – «В прошлые дни», «Из старой истории Сибири», «В тяжёлые дни», «Из письма к зарубежному борцу», «В чугунном котле машины... », «Старик труда».

В поисках корней революционного взрыва, разметавшего старую Россию, поэт обращается к жизни народа, к жизни рабочих и крестьян. Он видит причину народного восстания в нищете и голоде народа. В стихотворении «В прошлые дни» (1924) Джалиль пишет: «Как родился, нечего было есть. У высохшей от работы матери не было молока. Я плакал, горько рыдал». Безысходность – единственное, что видит поэт.

Та же тема – в поэме «Больной комсомолец». В ней изображены уже не только страдания народа, но и воля его к борьбе. Вообще рабочее движение и революционная борьба получили в поэме довольно убедительное для поэзии тех лет воплощение. Недаром она стала одним из любимых произведений Джалиля. Он часто читал её на вечерах молодёжи и не только в Оренбурге, куда он вскоре перебрался, но и в Москве, причём в музыкальном сопровождении. В позднейшей рукописи (московского периода) около отдельных строф стоят пометки: «страдание», «гармонь», «радость», «похоронный марш», «фронт – борьба», «марш победы», «Интернационал». Они появились в работе над «озвучиванием» произведения.

Поэма была подготовлена стихотворениями начала 1924 года: «Молодой человек», «Ленин родился... », «Ленин умер», «Январская повесть». Эти стихотворения не вошли в сборник. Среди них особенно примечательны стихи, посвящённые Ленину. Джалиль не поднялся до той высоты, которой достиг Хади Такташ в поэме о Ленине («Века и минуты»), написанной в том же 1924 году. Но именно работая над образом Ленина, поэт подошёл к пониманию социального облика эпохи.

 

Сын миллионов отцов и матерей,

Рабочих заводов и шахт,

Ленин –

________мой отец Ленин родился.

Радуйтесь –

___________вы, кто маялся без хлеба,

Кто горб растил на работе,

У кого глаза распухли от слёз –

Несчастные!..

Радуйтесь.

Сегодня наш отец –

Ленин родился.

 

(«Ленин родился». 1924)

Поэма «Больной комсомолец» неоднократно переделывалась. В сборнике «Барабыз» она называлась «Больной комсомолец», впоследствии получила наименование «Прошедшие годы» (в сборнике «Орденоносные миллионы», 1934), а затем – «Пройденные пути» (сборник «Стихи и поэмы», 1934). Изменение заглавия показывает трансформацию поэмы. Джалиль постепенно уходит от сентиментального подчёркивания болезни героя, пытается представить его как воплощение мужества комсомольцев, прошедших трудный путь революции, гражданской войны.

Автор предисловия к сборнику «Орденоносные миллионы» Ф. Исхаков считал неправильным выбор в качестве главного героя поэмы человека больного физически. С этим вряд ли можно согласиться. Ошибка М. Джалиля (в первоначальном варианте произведения) заключалась в том, что внимание акцентировалось на болезни, а не на выдержке, мужестве героя. Полемизируя с Ф. Исхаковым, исследователь поэм Джалиля Н. Юзеев приводит слова В. И. Ленина: «Если подумать о том, что же лежало в конце концов в самой глубокой основе того, что такое историческое чудо произошло, что слабая, обессиленная, отсталая страна победила сильнейшие страны мира, то мы видим, что это – централизация, дисциплина и неслыханное самопожертвование» [90]. Об этом, о неслыханном самопожертвовании, и пишет М. Джалиль. Больной комсомолец всё отдаёт стране, он жертвует здоровьем и готов пожертвовать и жизнью. Это человек исключительной нравственной силы. Джалиль всегда тяготел к таким героям.

Между комсомольцем из «Пройденных путей» и Павкой Корчагиным Н. Островского много общего. И дело здесь не в подражании. Роман Н. Островского вышел через год после публикации поэмы М. Джалиля. Сходство возникло, видимо, из‑ за некоторых общих черт биографии их авторов и близости избранных ими тем и героев. Об этом пишут многие исследователи творчества Джалиля. Джалиль «с особой любовью, с восхищением описывает родственника Корчагина, его фронтового друга», – замечает Г. Кашшаф [91]. Действительно, Павел Корчагин и безымянный герой Джалиля – родные братья. Стиснув зубы, преодолевают они страдания, продолжают борьбу. Конечно, речь может идти лишь о сходстве судеб этих двух героев, но не о равноценности художественного воплощения этих образов.

Поэма представляет собой как бы развёрнутый монолог. Она открывается и заканчивается революционной песней:

 

Смело мы в бой пойдём

За власть Советов

И, как один, умрём

В борьбе за это... –

 

песней, которая звучит от имени лирического героя. Её поют и идущие по улице – герой рассказывает о своей жизни, стоя у окна, – колонны комсомольцев, продолжающих его дело, борьбу участников революции и гражданской войны. Песня звучит и на русском и на татарском языках.

В поэме нет единой сюжетной линии. Она состоит из отдельных эпизодов – воспоминаний комсомольца, – представляющих собой этапы жизненного пути героя. Дорабатывая поэму, Джалиль увеличил число эпизодов, стараясь раскрыть новые страницы биографии комсомольца. Рассказ о борьбе рабочих против эксплуатации, о событиях на Лене в 1912 году дополняется описанием гражданской войны, боёв против Юденича, Махно, комсомольского съезда в Москве.

В то время, когда писалась поэма, в татарской литературе было мало произведений о рабочих, о гражданской войне. «Пройденные пути» («Больной комсомолец») прокладывали дорогу новой теме, новым героям.

Поэмы татарских писателей А. Сагиди «Герои», «Расставанье», Карима Амири «На берегах Волги», «Два друга», опубликованные в 1919 году в газете «Кызыл Армия» («Красная Армия»), хотя и созданы в гуще событий, в огне боёв, тем не менее схематичны, лишены конкретных примет того времени. То же можно сказать о поэмах Ф. Бурнаша «Беглые караванщики», «Гульчачак», «Белая берёза», «Памятник из цветов».

Джалиль внимателен к конкретной истории страны; жизнь героя, эпизоды его биографии – эпизоды жизни страны, биографии народа. Герой поэмы проходит большой путь, он постигает законы классовых битв, он вырастает в борца, сознательного воина.

Множество эпизодических персонажей проходит в различных главах. Особенно широко разработаны они в главе, посвящённой борьбе с Махно. Видимо, недаром ею заинтересовался в тридцатые годы поэт А. Миних и перевёл её под названием «Против Махно» [92]. Образ комбата, призывающего комсомольцев на войну: «Кто первый идёт добровольцем в строй железных отрядов рабочей страны? » – обрисован в героическом плане. Раненный, он не покидает поля боя. Его храбрость заражает молодых бойцов.

Рисуя образ комбата, показывая массовые сцены, вводя краткие, точные диалоги, Джалиль расширяет тематические горизонты поэмы.

Однако произведение Джалиля имеет, конечно, скорее историко‑ литературный интерес, чем художественный. Образ героя, несмотря на конкретность его биографии, схематичен, недостаточно индивидуализирован. Это носитель одной резко выраженной черты – мужества. В эпизодах обычно слишком много общих рассуждений, которые лишают поэму художественной цельности и завершённости. Язык её сухой, невыразительный.

Борьба героя «Пройденных путей» для Джалиля – лишь часть всемирной битвы, как борьба российских рабочих – составная часть борьбы мирового пролетариата. Острота восприятия мировых масштабов революции выделяет Джалиля среди тогдашних поэтов Татарии. Интерес, который питал Джалиль к зарубежному революционному движению ещё в годы увлечения романтической поэзией, сохраняется и впоследствии. Мировая революция казалась поэту делом сегодняшнего дня.

В поэме «Отрывки» Джалиль, так близко принимавший к сердцу успехи и поражения зарубежного рабочего класса, пытался создать образ коммуниста, рассказать о его борьбе с капиталистами. Название поэмы объясняет подзаголовок – «Из переписки с немецким коммунистом. Память о Руре». Поэма писалась, как и «Пройденные пути», в 1924 году и была опубликована в сборнике «Барабыз». Она посвящена борьбе рабочего класса с зарождавшимся в те годы фашизмом. Бохумские, эссенские бои, забастовки, разгром рабочих – вот содержание произведения. Избрав форму переписки, поэт не смог, однако, сделать письма живыми и интересными. В целом «Отрывки» уступают «Пройденным путям».

В стихотворении «Из письма к зарубежному борцу» (1925) поэт вновь продолжает развивать тот же мотив: революции на Западе и на Востоке разгромлены, однако борцам не следует складывать оружия. Впереди вооружённые стычки.

 

Из красного дворца протягиваем,

Мокрый подвал, – тебе руку! Возьми

Её и до последнего фронта, до последней

Капли крови, объединяйся,

________________________весь рабочий мир...

 

В стихотворении «Плакать ли, смеяться ли? » (1927) поэт говорит о единстве рабочих всего мира, о единстве их задач.

Поэт ставит рядом различные явления: предательство Чан Кайши и рождение в доме китайца‑ рабочего будущего мстителя. Для него это единый ряд побед и поражений, удач и трудностей. Равно трогают Джалиля дела его отчизны и судьба Китая. Он нарочито заостряет свою мысль композицией произведения, ставя рядом разнородные картины. Плакать ли над поражениями китайского народа или радоваться успехам наших рабочих, рождению новых китайских борцов? Стихотворение заканчивается призывом крепить боевой дух:

 

Не забудьте,

___________в годы борьбы

Родившемуся ребёнку

Дайте имя «Шлем».

 

Композиционный приём, использованный М. Джалилем, – контрастное сопоставление разнородных картин, – был не нов. Классические образцы этой композиции дал в татарской поэзии X. Такташ (в поэмах «Века и минуты», «На заре годов», «Деревня Сыркыды» и др. ).

Стремление рассказать о мировом рабочем движении, о борьбе пролетариата разных стран, проявившееся в эти годы, сохранится и в более поздних стихах Джалиля.

В 1933 году Джалиль переводит стихотворения коммунара и поэта Эжена Потье «Бедняк Жан» и «Коммуна всё равно жила», печатает статью о его творчестве [93]. Джалиль предлагает выпустить сборник произведений Э. Потье, считая его актуальным. В этом же году поэт публикует статью о работе над переводом «Интернационала» на татарский язык [94]. Джалиль выступает с большой рецензией на опубликованные Институтом Маркса – Энгельса – Ленина письма коммунаров. Он пишет: «Когда мы знакомимся с уроками Коммуны, эти письма помогают нам как бы ощутить сердце пролетариата Парижа» [95].

Интерес к истокам пролетарской поэзии, к борьбе пролетариата не случаен для Джалиля, искреннего и преданного интернационалиста, видевшего мировой размах социалистического движения.

В увлечении революционной тематикой в двадцатые годы сказалось влияние на Джалиля программы «Октября». Но особенно сильно это влияние чувствуется в произведениях, посвящённых жизни рабочих. Один из руководителей «Октября» К. Наджми говорит в стихотворении «Песнь заводов» о «песнях, выработанных на станках» [96]. Такую поэзию и стремится создать Джалиль в стихотворениях «Отрывок», «Старик труда» и др.

Тема труда начала входить в татарскую поэзию уже в начале двадцатых годов. Много писал о заводском пролетариате А. Кутуй. Однако его «язык железный», влюблённость в гигантские огненные машины (поэма «Наш курай») породили большей частью литературные курьёзы. Формальные увлечения, «шаманское отношение» к слову, проявившееся у А. Кутуя («Старая пила»), уводили в сторону от показа живых черт характера. Этим же путём пошёл и Джалиль. Ещё в стихотворении «Дитя труда» (написанном в 1922 году и опубликованном в журнале «Молодой рабочий», 1923, № 10–12), поэт пытается создать образ воспитанника завода. Его герой – сирота, он вырос на заводе.

 

Одет он в рваньё,

В сорока местах заплаты.

На ногах большие сапоги –

В трещинах и дырах.

 

Он весь будто вымазан

Чёрным дёгтем. Рубашка – блестит.

Передник на нём

Не видел мыла.

 

Этот мальчуган – «батыр, дитя труда». Поэту нравятся и заплаты, и блестящая от машинного масла рубаха. Ему кажется, что груды железного лома – лучшая колыбель, заводской двор – лучшие ясли. В этом он видит поэзию завода.

В стихотворении, вошедшем в сборник «Барабыз» и названном «Старик труда» (1925), завод изображён ужасным скопищем металла, огня, а рабочий характеризуется такими определениями, как «кровавых откашливаний собиратель», у которого «грудь... окаменела». Изображение завода и рабочего пугает, а не привлекает... Думая воспеть завод, Джалиль показал его отталкивающим, уродливым. Влияние пролеткультовских принципов сказывается и в других произведениях этой поры («Динамо», 1925, и др. ).

Подражая пролеткультовским произведениям, Джалиль стремится преобразовать ритмику, сделать её более разговорной. Но приходит к аритмии.

Такое влияние уводило Джалиля от традиций демократической татарской поэзии, тормозило дальнейшее развитие поэта.

«Вместо того, – говорилось в письме ЦК РКП „О Пролеткультах“, – чтобы помогать пролетарской молодёжи серьёзно учиться, углублять её коммунистический подход по всем вопросам жизни и искусства, далёкие по существу от коммунизма и враждебные ему художники и философы, провозгласив себя истинно пролетарскими, мешали рабочим... выйти на широкую дорогу свободного и действительно пролетарского творчества» [97].

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: