 |
5. РОЖДЕНИЕ ЮМОРА
|
|
|
|
В стихотворении «Могила цветка» Джалиль пишет: «... пусть стихи мои радостью расцветут в вашей душе». Нельзя не вспомнить последнюю просьбу Ю. Фучика: «Я жил ради радостей жизни, умираю за неё, и было бы несправедливо поставить на моей могиле ангела грусти» [273].
Среди моабитских произведений много юмористических стихов. В одних блещут яркие, солнечные краски, слышится весёлый, заразительный смех; в других – скорее, сатирических, чем юмористических, – сарказм.
До войны поэт не увлекался юмором, хотя татарской поэзии здоровый смех не чужд. Немало юмористических стихотворений создано во время войны татарскими поэтами А. Файзи, Ф. Каримом, с шуточными частушками выступали А. Кутуй, А. Исхак, Г. Хузиев, Ш. Маннур.
Юмор Джалиля возник перед лицом смертельной опасности. Но поэт не поддался трагизму своего положения.
О связи мужества и юмора А. Твардовский говорил в «Василии Тёркине»:
Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.
И тут же говорил о том, что силу шутить, смеяться людям даёт знание правды:
А всего иного пуще
Не прожить наверняка –
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
Джалиль тоже смеётся прямо в лицо смерти. В стихотворении «Гроб» девяностолетний старик Фарук приходит к выводу, что зажился он на земле. Проведя свой век в трудах и заботах, Фарук не привык откладывать дело в долгий ящик. Умирать – так умирать. И он идёт за гробом. Но Фаруку не удалось заказать гроб. К дверям парикмахера и гробовщика вели одни ступени. Две двери – и такие разные! Из парикмахерской вышла розовощёкая девушка. И старик Фарук заколебался: стыдно думать о смерти, когда жизнь так прекрасна! И когда девушка обращается к Фаруку: «Не за гробом ли, дед? » – он отвечает:
|
|
|
– Что ты, дочка! Смерть – не у порога.
Рано думать о последнем дне.
Бородой оброс я, и немного
Бороду поправить надо мне.
(Перевод С. Липкина)
Так весело в тех мрачных условиях мог смеяться только мужественный человек. Один из героев шолоховского романа «Они сражались за Родину» Лопахин говорил: «Я, например, уже дошёл до такого градуса злости, что плюнь на меня – шипеть слюна будет, потому и бодрый я, потому и хвост держу трубой, что злой ужасно». Это своеобразное, шолоховское объяснение «военного» юмора хорошо показывает, что возникновение юмористических произведений в литературе военных лет – не случайно.
Юмор М. Джалиля отличается лишь ему присущими чертами. Это своеобразие обусловлено не столько оригинальностью его художественной манеры, сколько специфичностью условий жизни, в которых он творил. Если юмор А. Твардовского или Шолохова, С. Хакима или Ф. Карима связан с фронтовыми буднями, то юмор Джалиля рождён в ожидании казни.
Ни одно из юмористических произведений Джалиля не было написано на материале жизни в плену. Лагерная и тюремная явь – плохая почва для шутки, она слишком мрачна. Даже Шолохов, щедрой рукой рассеявший смех в романе «Они сражались за Родину», в «Науке ненависти», где он рассказывает о плене, не смог вложить в уста героев ни одной шутки. Ю. Фучик нашёл в Панкраце только остросатирические фигуры.
Юмор Джалиля – это юмор комических ситуаций. В стихотворении «Звонок» серьёзность взрослого человека сталкивается с озорством мальчугана. Мальчик просит прохожего позвонить, так как он не может дотянуться до кнопки. Услужливый прохожий выполняет просьбу. И слышит:
______________ – Ну, дяденька, айда!
|
|
|
Бежим! Хоть ты большой смельчак, а трёпку
Такую нам хозяин даст, – беда!
(Перевод Л. Пеньковского)
У взрослого нет обиды на подшутившего над ним пацана. Оба, наверное, со смехом убежали.
Иногда бытовые комедийные ситуации вырастают у Джалиля из народных шуточных рассказов. Комический эффект стихотворения «Милая» создаёт столкновение большой любви и капризов взбалмошной девушки, гоняющей паренька домой и обратно раз десять за вечер. Она проявляет недюжинную изобретательность: велит парню принести тальянку, потом отправляет его домой, чтобы он начистил сапоги, наконец посылает бриться.
И повод для ссоры найден:
Но бритьё мне вышло боком.
Был наказан я вдвойне.
– Ты, никак, порезал щёку, –
Милая сказала мне.
Не судьба, гулять не будем,
Разойдёмся мы с тобой,
Чтобы не сказали люди,
Что дерёмся мы с тобой!
(Перевод Н. Гребнева)
Здесь использовано повторение – наиболее характерный приём сюжетного построения в народных сказках, рассказах, притчах.
В юмористических стихотворениях Джалиль иногда рассказывает и о более сложных жизненных коллизиях.
Герой стихотворения «Беда» безответно влюблён в замужнюю женщину. Но когда друг, узнав, что красавица не любит мужа, советует жениться на ней, заставив её развестись, выясняется главное:
– Ах, братец, на месте твоём
Я мог бы сказать то же самое...
Но знаешь, беда моя в том,
Что эта злодейка – жена моя!
(Перевод С. Маршака)
Всё это передано в форме шутливого диалога двух приятелей. Ситуация драматическая превращена в юмористическую. Та же тема безответной любви лежит в основе стихотворения «Корова и влюблённый». Девушка, которой парень в знак любви преподнёс цветы, выкинула их, и они достались корове. Влюблённый расстроен и возмущён. Корова успокаивает: ведь цветы она превращает в молоко, от которого хорошеет девушка. И отныне влюблённый собирает цветы для бурёнки.
Но в некоторых стихотворениях сквозь неподдельную весёлость проглядывает горечь и грусть.
Как свидетельствует Ю. Фучик, гнетущая тюремная явь не забывалась ни на минуту. В стихотворении «Простуженная любовь» (в русском переводе «Любовь и насморк») поэт рассказывает о страданиях простуженного паренька, решившего отравиться. А в аптеке ему дали вместо яда лекарство от насморка.
|
|
|
В финале мы читаем главное:
Молодость прошла, я постарел,
Живу теперь вдали, в тихом месте.
Если б и захотел, мне не достанется
Даже такой простуженной любви [274].
Мрачная действительность не забывается ни на минуту.
Иногда юмор переходит в сатиру, хотя эти стихи нельзя назвать сатирическими в полном смысле слова.
Это вполне объяснимо: происходит обострение нравственной требовательности поэта.
В «Моих песнях» Джалиль заявляет:
Меня не обманет низкое наслаждение,
Мелкой жизни пёстрый занавес.
Правда, огонь и любовь моего стиха –
Лишь в этом смысл моей жизни [275].
Заставляющая вспомнить язык шекспировских трагедий фраза о пёстром занавесе жизни говорит о том, что Джалиль думал о явлениях не только высоких. Отвержением мелкого, низменного порождены стихотворения «Соседи», «Хадича», «В пивном зале», где поэт насмешливо рассказывает о глубоко чуждых ему людях. Эти стихи писались, надо полагать, для товарищей по заключению, быть может, специально для лагерной самодеятельности. Произведения эти, бесспорно, преследовали и цели бытовые – развлечь товарищей по участи, а среди них, надо полагать, были и люди не столь высокого чувства вкуса и меры. Но поэт помнил и о сверхзадаче – повлиять на те чувства, которые вели к тем или иным национальным традициям, напомнить и о деревенском клубе с его незатейливым репертуаром, об аульном пятачке, где отплясывают парни и девушки, об острых, проперчённых песнях, частушках. Напомнить, что родина ждёт. Ждёт вернувшихся с честью, не соблазнившихся дешёвыми удовольствиями. Очевидно, что в этих стихах нашли место и отрицательные фигуры, которых, несомненно, можно было найти среди лагерных читателей или слушателей.
Поэт, вероятно, по‑ разному оценивал свои стихи. На это указывает то обстоятельство, что некоторые произведения он переписал в обоих дошедших до нас блокнотах («Моя песня», «Лишь была бы волюшка», «Красная ромашка», «Пташка» и др. ). Другие же находятся только в одном списке. «Хадича» повторена в обеих тетрадях, «В пивном зале» и «Соседи» – только в одной.
|
|
|
Судьба этих произведений Джалиля в нашей литературе не совсем обычна. Гази Кашшаф уже в первое издание моабитских тетрадей на татарском языке включил все стихотворения поэта [276]. Однако в русские сборники писателя они не сразу нашли дорогу. Так, в первое издание они не вошли [277]. Затем, через год‑ два, пробили себе путь «Хадича» и «Соседи»[278], «В пивном зале».
Поэт выводит целую вереницу «героев» – людей опустившихся. Вот артист, который прямо из пивной пришёл на сцену и стал посмешищем – надел в «Ревизоре» чалму. Композитор недавно замесил в пивном зале опару для оперы; ежедневно туда добавляется несколько литров водки, и опара растёт. Вот проворовавшийся кассир, которого уводит милиция. Пекарь находит в хлебе трубку, которую он, пьяный, уронил в тесто. Пожарник, выпив, пошёл на дежурство и проспал пожар.
В стихотворении «Соседи» рассказывается о двух соседях‑ склочниках, готовых из‑ за пустяков «сожрать» друг друга. Первая его часть является рассказом, а вторая, названная «Вывод из притчи», представляет мораль стихотворения. Подобная форма популярна на Востоке. К ней очень часто обращался великий татарский просветитель Каюм Насыри (1828–1902) в своих демократических притчах.
Джалиль в этих стихотворениях склонен к преувеличению. Один из героев стихотворения «В пивном зале», парикмахер, напивается до того, что принимает за сосиску нос своего клиента и отрезает его вместе с ухом.
Всё это не лишено известной грубости, резкости, которая, однако, вообще характерна для татарской сатирической поэзии. Обращаясь к правящим классам дореволюционной Татарии, Тукай, например, писал в стихотворении «Паразитам»:
Он узколоб и толстобрюх – аристократ и паразит,
И так, обжора, жрёт, что взор лишь в удивлении глядит.
Отрыжка их – таких вельмож – землетрясением трясёт,
Объевшись, харкает, плюёт: ведь салом полон их живот.
Разгрузят старое, потом, всё разгрузив, ложатся спать.
Вот всё, чем заняты они. Вот всё, что могут совершать...
(Перевод К. Липскерова)
Такая же острота речи у X. Такташа («Сказка для Габдуллы», «Пусть моя песня будет тебе», поэма «Любовь Зюбейды»). Между стихотворением X. Такташа «Пусть моя песня будет тебе» и «Хадичей» М. Джалиля существует прямая тематическая связь. Такташ также говорит о бессмысленности слепого следования моде.
Татарская сатира ещё не достигла высот своего развития. Однако беря её такой, какою она исторически сложилась, нельзя отказывать ей в правах гражданства.
|
|
|
Юмористические, комические, сатирические полуэстрадные произведения Джалиля также могут быть поняты только при знании традиций татарской поэзии. Критические статьи и рецензии, появившиеся сразу после опубликования моабитских тетрадей, в большинстве своём обходят эти стихи молчанием. Они не сразу были осмыслены ещё и потому, что трудно поверить в возможность их появления в гитлеровском застенке. Они – свидетельство присутствия духа, собранности поэта.
|
|
|
