 |
Глава одиннадцатая
|
|
|
|
Я позвонила в «Бруклин Юнион газ», и они прислали мастера. Грузный афроамериканец в синем форменном комбинезоне. Ремень глубоко врезался в основательный живот. Войдя в дверь, мастер с жалостью оглядел помещение, глаза у него были добрые, как у плюшевого медвежонка.
– Ладно, друзья, сделаю, что смогу. Но много не обещаю. Этот ваш прошлый мастер порядком наломал.
– Пожалуйста, – взмолилась я, стараясь не впадать в панику. – Постарайтесь, пожалуйста.
Изо рта вырывались белые облачка пара. Я боялась, что мы не переживем предстоящую ночь, если плиту не починят. В квартире с каждым днем становилось все холоднее. На улице стемнело, слышно было, как завывает ветер.
– Понимаю, малышка, – вздохнул мастер. – Вы с мамой успокойтесь, я постараюсь разобраться с этим делом.
И разобрался. Ловко поставил на место все детали, и плита ожила – вспыхнуло голубое пламя. Ма радостно захлопала в ладоши.
Она пыталась всучить мастеру чаевые, всего доллар, но он мягким движением вложил купюру ей обратно в ладонь и ласково произнес:
– Не надо, оставьте себе. Купите что‑ нибудь приятное.
Как здорово было бы иметь такого отца.
Мэтт окончательно бросил школу, чтобы работать полный день. Теперь он часто заканчивал смену и уходил раньше нас. Мне же позволили посещать занятия для первокурсников в Политехническом университете Бруклина. Лекции там заканчивались ближе к вечеру, и, являясь на фабрику, я иногда встречала у входа Вивиан.
Весенним вечером Вивиан, как обычно, ждала Мэтта. Несколько подростков‑ китайцев толпились вокруг нее, один из ребят держал в руках большое, свисающее вниз домашнее растение. Листья коснулись ее стильных башмаков, Вивиан что‑ то тихо сказала прыщавому парнишке с цветком, и тот поспешно приподнял растение повыше. Цветок, вероятно, принадлежал Вивиан, а парень просто помогал держать.
|
|
|
Ребята изо всех сил старались произвести впечатление на Вивиан, не обращая на меня ни малейшего внимания. Они даже говорили по‑ английски, чтобы казаться круче.
– Привет, Кимберли, – окликнула меня Вивиан и помахала рукой.
– Привет.
Несколько парней повернулись ко мне.
Дверь позади отворилась, на улицу вышел Парк. Он, как всегда, смотрел себе под ноги и, не заметив, наткнулся на меня сзади. Парни грубо захохотали. На Парке были ярко‑ оранжевые штаны, клетчатая рубашка криво застегнута, складками собравшись под подбородком.
– Ты в порядке? – забеспокоилась Вивиан.
Парк молча попытался протиснуться мимо. Парень с красной банданой на голове заступил ему дорогу. Изображая гангстера из плохого фильма, с сильным акцентом он проговорил:
– Дама задала вопрос. – И перешел на китайский: – Эй, тебе говорят, больной.
– Не смей его так называть, – возмутилась я.
– А тебе какое дело?
– Успокойся, все нормально. – Вивиан с застывшей улыбкой неуверенно попыталась урегулировать ситуацию.
Парень опять толкнул Парка, явно рассчитывая поднять свой статус в глазах Вивиан.
– Ну, не молчи, болван.
– Прекрати!
– Дама задала вопрос, – не унимался парень, – ты должен ответить. А ну, отвечай. – Каждое слово сопровождалось очередным тычком.
Глаза Парка растерянно заметались, он смутился и занервничал.
А Вивиан ничего не предпринимала.
– Прекрати! – Подскочив к Красной Бандане, я сорвала тряпку с его головы. Волосы повисли спутанными лохмами. – Он, по крайней мере, не похож на уродливую обезьяну.
Его приятели громко заржали.
Парень покраснел от злости.
– Отдай!
Я сунула бандану прямо ему в лицо, схватила Парка за руку:
– Бежим!
|
|
|
Красная Бандана бросился за нами, я испуганно оглянулась и увидела, как кто‑ то грубо дернул его за шею, останавливая. Резко обернувшись, парень оказался лицом к лицу с Мэттом.
– С чего это ты цепляешься к моему брату, когда у самого даже дырки в заднице нет?
Мэтт, грозно стиснувший кулаки, стал, кажется, даже раза в два больше. Он без малейшего усилия швырнул Красную Бандану на землю.
– Это твой брат? Прости, Мэтт, я не знал.
Мэтт резко поднял парня за грудки:
– Все ты знал. Ты, человеческое отребье.
Остальные хором попытались вступиться:
– Успокойся, Мэтт, он просто шутил, это игра такая.
Мэтт явно хотел продолжить, но, чуть поколебавшись, просто отшвырнул парня:
– Да ладно, неохота руки марать.
Красная Бандана торопливо поднялся, и вся компания рванула прочь. Вивиан стояла, виновато опустив глаза. Мы с Парком подошли ближе.
– Вы в порядке? – Мэтт поднял с земли мой берет и аккуратно надел мне на голову. Кажется, рука задержалась на миг дольше, чем требовалось. На Вивиан он смотрел довольно прохладно. Та едва не плакала.
– Вивиан тоже пыталась их остановить, – не выдержала я.
– Ну да, – буркнул Мэтт. Глянул на цветок, так и оставшийся на тротуаре. – Твои ухажеры сбежали, забыв про цветочки.
– Мэтт… – взмолилась Вивиан.
– Ладно, проехали. – Он поднял цветок, взял Вивиан под руку. – Пойдем, – бросил он Парку, и все трое удалились.
Сквозь высокое окно я смотрела, как весенний дождь умывает деревья. Занятия с Куртом продолжались. Большинство одноклассников переживали по поводу предстоящих в конце одиннадцатого класса тестов, записывались на различные подготовительные курсы. Родители Курта заставляли его сделать то же самое, но он убедил их, что эффективнее всего заниматься со мной, в стенах школы. Сама я готовилась, выполняя образцы заданий из информационных брошюр, у меня не было возможности приобрести нормальный сборник тестовых задач.
Мы с Куртом встречались в художественной студии, где он проводил так много времени, что ему даже позволяли хранить там свои работы. Сегодня я пришла на урок пораньше и бродила по студии, размышляя о грядущих экзаменах. Приходилось быть осторожной, чтобы не наступить на электролобзик или пескоструйный аппарат, которые Курт часто бросал прямо на заляпанном краской полу, даже не выдернув из розетки. В студии пахло дождем, деревом и обойным клеем.
|
|
|
Курт склеивал деревянные детали очередной скульптуры, рассуждая о паре ботинок, которые он нашел на помойке и теперь с восторгом носил.
– Это доказывает, что провидение существует. Они появились ровно в тот момент, когда я так в них нуждался, – разглагольствовал он, закрепляя струбциной кусочки дерева.
Я покосилась на ботинки, торчавшие из‑ под вытертых джинсов. Коричневые рабочие башмаки со сбитыми каблуками.
– Ты их хоть почистил сперва?
– Не‑ а.
– Быть бедным не так забавно, как тебе кажется.
– Я пытаюсь выбраться из ловушки бездарной жизни.
– А что в ней бездарного? То, что родители создали тебе безопасный и уютный мир?
– Они оба уже родились обеспеченными. Дитя с трастовым фондом вступило в брак с другим трастовым фондом.
– Я всегда считала редакторов людьми умными и образованными.
– Вовсе нет. Ну, если только отчасти. А твои старики?
– Они поженились по любви.
Рассеянно бродя по мастерской, я обратила внимание на пиджак, небрежно брошенный на мольберт. Рукав свисал прямо на грязный пол. Я подняла пиджак – ткань на ощупь очень хорошая и дорогая: провела рукой по подкладке – натуральный шелк. Повесила повыше, чтобы вещь не пачкалась.
Курт ничего не заметил. Он мыл руки в маленькой раковине в углу, потом вытер их прямо об рубашку.
– Кстати, благодаря моим умным и образованным родителям я устраиваю вечеринку. Придешь?
– Вряд ли. – Я ответила автоматически, как всегда на подобные приглашения. Когда мальчишки, с которыми я целовалась, приглашали куда‑ нибудь, я неизменно говорила одно и то же. – Я очень занята.
– Послушай, но эта вечеринка устраивается ради тебя. Родители просто счастливы, что я больше не числюсь в отстающих. Праздник должен способствовать позитивному психологическому настрою перед экзаменами.
– Ну, не знаю…
– Без тебя я бы вылетел из школы. Это твой праздник. Можешь считать его продолжением наших занятий.
|
|
|
Я, не выдержав, рассмеялась. Никогда не была на вечеринке, а тут появилось достойное оправдание. Крайне соблазнительное предложение.
– Я должна подумать.
Аннет я разыскала в театре. Помимо актерской работы она выполняла еще и функции ассистента режиссера. Сейчас она с палкой в руках измеряла диван, стоявший на сцене. Пышные волосы Аннет связала голубой лентой.
– Нужен подлиннее, – крикнула она кому‑ то за сцену.
– Аннет! – Пришлось подойти поближе, и я ужасно неловко чувствовала себя в ярком свете софитов.
– Привет! – Подруга опустилась на коленки у края сцены, чтоб мы могли поговорить.
– Курт пригласил меня на вечеринку. Что делать?
Брови изумленно взлетели вверх.
– Ты собираешься пойти? Почему? Ты же никогда никуда не ходишь!
– Ну да… – Я принялась застенчиво крутить пуговицу на жакете. – Но я могла бы… Только один разочек…
– Ага, он тебе нравится!
– Тсс! Ничего подобного! Мы просто друзья. Да, пожалуй, это плохая идея.
– Вовсе нет! Я считаю, это просто здорово, что ты пойдешь на вечеринку! Тебе нужно выходить в свет. – Тут она нахмурилась. – Но ко мне ты никогда не приходила, ни на спектакли, ни на праздники.
– Знаю, – печально вздохнула я.
Со мной нелегко было дружить. Я потому и отказывалась всегда от приглашений, что понимала: стоит один раз сказать «да» – и потом невозможно будет объяснить, почему не могу постоянно ходить на вечеринки. Возможно, один раз Ма меня и отпустила бы, но не более того. Я и на предложение Курта согласилась неожиданно для самой себя. Наверное, потому, что он сказал, будто праздник имеет отношение лично ко мне.
– А ко мне ты когда‑ нибудь все же придешь?
– Обещаю.
Мы с Аннет разработали план. Ма ни за что не пустила бы меня на вечеринку к мальчику. Я скажу Ма, будто остаюсь ночевать у Аннет, и мы с Аннет пойдем туда вместе. Никто не станет возражать, если я заявлюсь с подружкой. Оставалось только уговорить Ма.
– С чего это ты вдруг хочешь ночевать в доме Аннет? – нахмурилась Ма.
– Ма, я всегда хотела. Другие ребята все так делают, ты просто не знаешь. Я у тебя не отпрашивалась, потому что ты всегда против.
Ма молчала.
– Мы же давным‑ давно знакомы с Аннет. Ты даже встречалась с ее родителями.
– Верно. – Неважно, что с тех пор прошло несколько лет, для Ма имел значение сам факт. Аннет уже не первый год существовала для нее только по телефону. – Хорошо, но только один раз. Иначе она тоже захочет…
– Она тоже захочет прийти к нам, – радостно закончила я за нее. Я получила право на ночь свободы.
– Инспекторы! Инспекторы пришли!
|
|
|
Никогда не видела Тетю Полу в таком волнении. Они с Дядей Бобом метались по фабрике, словно попали в самое сердце урагана. Сметали груды тряпья со столов, орудовали метлами, но самое главное – согнав всех детишек в кучу, маленьким покорным стадом гнали их перед собой, рассовывая по укромным закоулкам.
– Все, кому нет восемнадцати, – с глаз долой!
Тетя Пола ухватила меня сзади за рубашку и буквально втолкнула в мужской туалет. За спиной захлопнулась дверь, и я налетела на чье‑ то крепкое плечо. Мы отпрянули друг от друга, и тут я поняла, что это Мэтт.
– Привет. Как ты?
Не успела я ответить, как дверь распахнулась вновь и к нам затолкали трех малышей.
Один из мальчиков воткнулся головой мне в подмышку. В туалете было грязно и тесно, один унитаз и раковина. Свет включать нельзя. Мэтт втиснулся между стеной и раковиной. Остальные старались держаться подальше от грязного унитаза, даже не прикрытого крышкой. Я боялась оказаться слишком близко к Мэтту, поэтому подтащила поближе лопоухого пацана, поставив его между нами.
Но все равно Мэтт стоял чересчур близко. Он почти касался меня, но, к счастью, рядом были дети. Один из мальчиков не сводил глаз с унитаза.
– Даже не думай, – грозно прошипел у меня над головой Мэтт. – Терпи.
Малыш испуганно стиснул ножки. Одежда его была в фабричной пыли. Я потянулась погладить бедняжку по голове.
– Все будет хорошо. Опомниться не успеешь, как все закончится.
Третий мальчишка, что повыше ростом, прошептал:
– В раковине таракан!
Мы с Мэттом отпрыгнули на целую милю. Я хихикнула, поняв, что он боится насекомых не меньше моего. Он отшатнулся от раковины настолько резко – видимо, из инстинктивного стремления выскочить за дверь, – что маленький мальчишка оказался прижат к раковине, а я – к Мэтту. Презрительно глянув на нас, малыш извлек из кармана клочок бумаги и раздавил таракана.
Я выдохнула с облегчением и прикрыла глаза. От Мэтта пахло потом и лосьоном после бритья, грудь его была твердой и сильной. Мне даже слышно было, как стучит его сердце. Его, наверное, только что оттащили от парового пресса. У меня не было выхода – только стоять, прижавшись к нему. И я почувствовала, как успокаиваюсь и расслабляюсь.
Внезапно Мэтт сдавленно вскрикнул. Противный мальчишка с улыбкой маньяка помахивал бумажкой прямо перед нами. Мне почудилось, что я вижу, как шевелятся тараканьи усы. Я испуганно взвизгнула. Несмотря на множество тараканов у нас дома, никак не могла к ним привыкнуть и, кажется, боялась даже больше, чем раньше.
В дверь тут же постучали, голос Дяди Боба произнес:
– Эй, вы там, заткнитесь! Они уже рядом!
Все замерли. Из‑ за двери доносились подобострастные голоса хозяев, и даже машины, казалось, шумели тише обычного. Говорили по‑ английски, но слов было не разобрать. Мы почти не дышали из страха быть обнаруженными. Все знали, как делаются дела в Чайнатауне. Деньги уже, наверное, перешли из рук в руки, гарантируя положительный результат инспекции, но мы все равно боялись, как и наши хозяева. Если фабрику закроют, кто положит рис в наши миски?
Мое сердце колотилось так же сильно, как и у Мэтта. Вокруг ерзали ребятишки, но я могла думать только о его теплом дыхании на моих волосах. Прямо перед глазами – контраст грубой ткани его майки и нежной кожи плеча.
Английская речь звучала за дверью целую вечность, но вот ее сменили обычные фабричные шумы. Дверь отворилась, малыши пулей выскочили наружу.
Я нехотя отодвинулась от Мэтта, но он удержал меня, обняв за талию:
– Погоди.
Другой рукой прикрыл дверь, потом притянул меня ближе, голова моя опустилась ему на грудь. Прежняя боль в сердце отступила, на смену ей пришло странное чувство – как будто наконец делаешь выдох, не подозревая, что до сих пор задерживал дыхание. Его пальцы запутались в моих волосах, я ощущала их тепло, потом решилась взглянуть на него. Луч света, падающий из маленького окошка над дверью, пронзил шевелюру Мэтта. Золотистые глаза сияли в полумраке. И вот мы уже растворяемся в пылающей нежности поцелуя, и буйное полуденное солнце меркнет на фоне желания – Мэтт и только Мэтт.
Поцелуй иссяк, но тут же начался следующий, а за ним еще, и еще. Через какое‑ то время Мэтт отстранился, хриплым, совершенно незнакомым голосом пробормотав:
– Меня, наверное, ищут.
– Меня тоже, – выдохнула я.
Мы целовались снова и снова, пока я не напомнила себе, что у него есть девушка и эта девушка – не я. Мне немедленно захотелось все это прекратить, я отодвинулась.
– Ну ладно, все, пока, увидимся.
Взгляд его сфокусировался не сразу.
– Ага, увидимся. – Он уже положил ладонь на ручку двери, но, помедлив, произнес: – Кимберли, я не могу взобраться на твою высоту. – И, понурившись, вышел.
Я осталась в одиночестве в мужском туалете, опершись дрожащей рукой о край раковины. Он думает, что недостаточно хорош для меня, когда на самом деле именно я его недостойна.
После работы Вивиан ждала его на обычном месте. Стыдно признаться, но я подглядывала и видела, как он поцеловал ее в губы. Потом коротко обернулся, на лице мелькнуло виноватое выражение – он был уверен, что я наблюдаю за ними.
Вроде ничего особенного – несколько поцелуев в темноте, – но вполне достаточно, чтобы в сердце моем образовалась огромная кровоточащая рана.
У меня не осталось ничего, кроме гордости. С Парком я была добра, как всегда, но зато начала демонстративно флиртовать с другими парнями с фабрики, особенно когда Мэтт мог это заметить. С самим Мэттом я держалась дружески‑ прохладно. Воображала, что я окружена толстой стеной льда, которую ему ни за что не преодолеть. Возможно, мне лишь казалось, но порой я ловила его внимательный взгляд и понимала, что Мэтт наблюдает за мной. Он чаще обычного появлялся в поле зрения и всячески выпендривался: падал на пол, отжимался на одной руке и тому подобные штуки. Но, что бы он ни делал, неизменным оставалось одно: он выбрал не меня, а Вивиан, и ни один из его трюков не мог перевесить этот единственный факт.
Я помнила, кто ждет его по окончании рабочего дня. К счастью, из‑ за скользящего графика я не слишком часто встречалась с ней, но мне и малого было достаточно. Хуже того – она мне нравилась. Вивиан была доброй и неглупой девушкой. Она же не виновата, что родилась такой эффектной. Множество картин хранилось в моей памяти: Мэтт с пакетиком сладостей – засахаренные семена лотоса – для нее; обнявшись, они входят в аптечную лавку: однажды я даже видела их в храме, они зажгли благовония от лампы и вместе опустились на колени для молитвы. Как много изощренных пыток готовит нам любовь…
В конце концов я во всем призналась Аннет, своему верному советнику, и та сказала:
– Со стороны отношения могут выглядеть совершенно иначе, чем они есть на самом деле. Можно гораздо сильнее любить кого‑ то недоступного, чем человека, с которым встречаешься каждый день.
Аннет единственная знала о моих страданиях, но, похоже, и она не подозревала об их истинной глубине. Сама она всегда влюблялась совершенно безнадежно и безответно. Но ее слова пробудили во мне надежду, чего я, собственно, и добивалась.
Перед вечеринкой у Курта я пришла к Аннет пораньше. Меня, конечно, огорчало, что Ма осталась на фабрике одна, но так хотелось разочек повеселиться, как все нормальные ребята моего возраста.
– Рада видеть тебя снова. – Миссис Эйвери поцеловала меня в щеку.
Она мне очень нравилась, хотя мы редко встречались.
Аннет одолжила мне одежду, из которой сама выросла. Кремовое платье сидело на мне отлично, но оказалось короче любого из моих нарядов. Я чувствовала себя невероятно отважной, прислушиваясь к шуршанию ткани над голыми коленками. Размер обуви у нас был одинаковым, так что удалось позаимствовать и пару босоножек. Потом Аннет накрасила меня. Со времен нашего первого похода в кино она стала опытным визажистом. А уж когда она привела в порядок мою прическу, я с трудом узнала себя в зеркале.
– Потрясающе выглядишь, – констатировала подруга.
– Ты лучше всех! – бросилась я ей на шею.
Аннет нарядилась в обтягивающее платье с разноцветным принтом, прихватила кожаную сумочку своей мамы.
– Ты тоже великолепно выглядишь. – Я осторожно поправила прядь, упавшую ей на лоб.
До дома Курта, в районе Семидесятых улиц, нас подбросила миссис Эйвери. Швейцар открыл дверь машины. В холле за стойкой портье сообщил, как найти квартиру Курта.
Я изо всех сил старалась не таращиться по сторонам, зато Аннет шествовала как ни в чем не бывало, гордо вскинув голову и небрежно помахивая сумочкой, – настоящая леди. Перед огромными букетами цветов около лифта я онемела, осторожно коснулась лепестков – настоящие.
– А что будет, когда цветы завянут? – спросила я у Аннет.
– Поставят свежие, разумеется.
Представляю, во что это обходится.
Дверь квартиры открыл сам Курт. Грохочущая музыка почти заглушала слова.
– Привет, ты все‑ таки пришла. – Он присмотрелся. – Вот это да.
Непохоже на обычный игривый намек. Так он глядел на любимые скульптуры.
– Спасибо. Это заслуга Аннет.
Подруга за моей спиной хихикнула.
– Заходите. Все лишнее можете бросить в родительской спальне.
Вечеринка уже была в разгаре. Верхний свет погашен. Но даже в полумраке угадывались размеры помещения – окна оказались так далеко от входа, что стало ясно: гостиная просто огромная. Далеко внизу я различила огни города и маяки на Ист‑ ривер.
В одном из углов гостиной с потолка свисал блестящий шар, как на дискотеке, и несколько человек танцевали в мерцающих бликах. Маленькие лампы, расставленные тут и там, давали приглушенный свет. Я‑ то думала, что родители Курта для начала произнесут небольшую речь о нем и его успехах, но, похоже, их – да и вообще взрослых – не было дома.
– Ой, там, кажется, ребята из театральной студии, – показала в сторону танцующих Аннет.
– Иди к ним. Давай свою сумочку, я отнесу.
Аннет мгновенно растворилась среди гостей, а я направилась к спальне родителей. Спокойно открыла дверь, щелкнула выключателем. На кровати красного дерева – гора одежды и сумочек. Вдруг что‑ то зашевелилось. Я едва не вскрикнула от ужаса, но тут же поняла, что это просто мой одноклассник с какой‑ то девицей. Они страстно целовались, явно готовясь раздеться.
На миг оторвавшись от ее губ, он обернулся:
– Не возражаешь?
– Ой, простите. – Я поспешно выключила свет, бросила сумочку Аннет на кровать и выскочила за дверь.
Аннет у барной стойки болтала с каким‑ то парнем из школьной газеты. Она сделала мне джин с тоником – почти один тоник вообще‑ то. Музыка грохотала, как машины на фабрике. Аннет вытащила меня на танцпол. Я впервые пробовала танцевать под такую музыку, но это оказалось совсем просто. Вокруг было много других ребят из школы, я кружилась под вращающимся шаром и чувствовала себя обыкновенным американским подростком.
Чья‑ то рука легла на плечо. Курт. Наверное, он давно наблюдал за мной. Взяв за руку, повел куда‑ то.
– Хочу показать тебе кое‑ что, – сказал он. Скорее всего, это была его спальня. Он открыл дверь, и нас окутало облако сладковатого дыма. Несколько ребят кружком сидели на полу, в центре стояли горящие свечи. Здесь было гораздо тише.
– Ребят, надо бы открыть окно, – заметил Курт.
– Оно открыто, – отозвалась Шерил. Думаю, она, как и все остальные, удивилась, увидев меня, но никто не сказал ни слова.
Мы с Куртом присели на пол. Одного из парней я узнала – мы с ним как‑ то раз целовались. Он явно обрадовался мне, но Курт это заметил и решительно устроился прямо между нами.
По кругу передавали китайский кальян размером около двух футов. Мне пришлось бы удерживать его двумя руками. Судя по запаху, курили вовсе не табак.
В дверь просунулась голова Аннет:
– Кимберли, ты тут?
– Ага.
Аннет поняла, что происходит.
– Ты в порядке?
– Все хорошо. Зайдешь? – Безрассудный восторг и любопытство переполняли меня. У остальных была возможность выбирать – поддаться искушениям нынешнего вечера или подождать другого раза. Для меня иного шанса не будет. Если не попробую сейчас, второго случая может и не представиться.
– Нет, спасибо, – скривилась Аннет. – Я тебя подожду. – И прикрыла дверь.
– Это китайский кальян, – шепнула я Курту.
– Знаю.
– Откуда он у тебя?
– Стащил из отцовского кабинета. Один из его китайских авторов прислал в подарок. Бедняга, поди, не знал, как мы тут используем сувениры. У отца столько всякого барахла – думаю, он и не заметит его отсутствия.
Подошла моя очередь, я провела пальцем по замысловатым изгибам трубки. Все внимательно наблюдали за мной, видимо ожидая, что я сейчас закашляюсь и вообще растеряюсь. Но я много раз видела, как курят мужчины в кафе в Гонконге.
Плотно прижав губы к широкому раструбу, чтобы воздух не проникал, я поднесла зажигалку к маленькому металлическому резервуару и глубоко вдохнула. Вода забурлила, и, пройдя сквозь нее, дым оказался у меня во рту. Я была готова и легко удержала затяжку в легких, передавая кальян Курту.
– Да у тебя это в крови! – рассмеялся он. – Тебе стоит бросить зубрежку и начать покуривать травку – вот как я.
Трубка обошла круг несколько раз, я вдыхала и выдыхала, пока не почувствовала, как воспоминания о Мэтте начинают гаснуть. Голова кружилась, я легла прямо на пол. Не знаю, ушли остальные или так же лежали рядом. Я ощущала лишь невероятно приятную колкость ковра под головой.
– Пока не поцелуешься под кайфом, не знаешь, что такое настоящий поцелуй.
– Ладно. – Я не возражала, хотя и так уже было забавно наблюдать, как все вокруг вращается в зыбком воздухе.
Курт медленно опустился сверху, моя голова оказалась в его ладонях. Вместо того чтобы просто чмокнуть в губы, он неспешно покрывал поцелуями шею, подбородок, за ушком. Во всем мире остались лишь прикосновения его губ и запах его волос. Нежно лаская, он захватил губами мочку уха.
– М‑ м, – пробормотала я. – Это и называется «целоваться»?
Вместо ответа он наконец поцеловал меня в губы – не торопясь, словно наслаждаясь каждым мгновением. Мягкий, глубокий поцелуй, подобно хрупкой бабочке, трепетал перед закрытой дверью моего сердца – и замер.
Год от года больная нога все больше беспокоила Дядю Боба, он все реже появлялся на фабрике. Его обязанности постепенно перешли к Тете Поле. Для мужчины важно считаться кормильцем в семье. Тетя Пола должна была сохранить лицо и поэтому всем рассказывала, что дядя управляет фабрикой из дома. Но на самом деле его кабинет поступил в полное распоряжение тетушки.
Наша почта по‑ прежнему проходила через руки Тети Полы, поскольку для школы ее адрес оставался официальным. Когда она впервые принесла табель с моими оценками, я поняла, как она надеется, что результаты окажутся низкими.
– Уверена, все хорошо, ты же такая умная девочка, – подчеркнуто дружелюбно начала тетя. – Почему ты не открываешь?
К счастью, Ма как раз вышла в туалет и я могла оправдаться:
– Хочу подождать Ма, потом открою.
Умирая от желания немедленно распечатать конверт, я все же отвернулась и даже успела упаковать несколько блузок; тетка с недовольным видом удалилась. Вместе с Ма я торопливо разорвала конверт, извлекая на свет заветный листок.
– Ну, что ты получила?
Странно, но я не могла отыскать результат. Поднесла листок поближе к свету.
– Ничего не понимаю. Наверное, какая‑ то ошибка. Здесь только максимально возможный результат теста.
Внезапно из‑ за спины раздался голос Тети Полы:
– Это просто смешно. Дай сюда.
Она выхватила листок, уставилась на него, и шея ее медленно начала розоветь.
– Глупая девчонка, это И ЕСТЬ твои оценки!
До меня постепенно доходило – должно быть я получила максимальный результат, и оказалось что мои оценки соответствуют приведенному здесь же образцу.
– Простите, что заставила ваши глаза краснеть от гнева, Тетя Пола, – совершенно искренне произнесла я.
– Да ты что! – визгливо хохотнула тетка. – Как я могу завидовать, если моя племянница так замечательно учится? Да за кого ты меня принимаешь?
– Я не это хотела сказать, я, э‑ э… – Да уж, грубый просчет, надо срочно спасать ситуацию.
– Дурочка, я же горжусь тобой! – Она до боли стиснула меня в объятиях.
– Мы обе гордимся, – просияла Ма.
|
|
|
