 |
Глава двенадцатая
|
|
|
|
С началом выпускного класса мы с Куртом все чаще появлялись вместе на людях. За нашими спинами перешептывались. Чем больше мы твердили, что всего лишь друзья, тем больше ходило разных слухов. Мне нравилось, что обо мне сплетничают.
Шерил однажды прошипела вслед:
– Да что он в ней нашел? Взгляните, как она одета!
Теперь‑ то я была гораздо увереннее в себе, поэтому с улыбкой обернулась. Бедняжка замерла на месте, поняв, что ее услышали.
– Невероятной красоты мозги! – добила я соперницу.
Курт стал моей вакциной против Мэтта. Удовольствия, которым обучал меня Курт, помогали бедному сердцу выдерживать ежедневную боль встреч с Мэттом и Вивиан.
Чудесным осенним днем мы с Куртом сидели в обнимку под трибунами школьного стадиона. После того первого опыта я никогда больше не пробовала наркотики – в обычной жизни помутнение рассудка мне совершенно не нравилось.
Курт накрыл нас обоих своим теплым кашемировым пальто, я тихонько поглаживала пальцем его нижнюю губу. Между короткими поцелуями он спросил – небрежно, как обычно:
– Как это ты в меня не влюбилась?
– Курт, почти все девчонки в школе в тебя влюблены.
Он захватил губами кончик моего пальца и тихонько посасывал его. Контраст прохладного воздуха и теплых губ невероятно возбуждал.
– Все, кроме тебя.
– Верно, – вздохнула я, прикрывая глаза.
– Это из‑ за прошлого?
– В каком смысле?
– Потому что мы с Грегом дразнили тебя в седьмом классе? Помнишь?
– Да уж, это было неприятно.
– Знаю. Я был маленьким поганцем. Прости.
– Это было давно. Люди меняются.
– Так ты не держишь на меня зла?
– Нисколько. И потом, ты заступился за меня в истории с Тэмми.
– Но тогда почему?
|
|
|
Образ Мэтта возник было перед глазами, но я усилием воли отогнала его.
– Думаю, я влюблена только в твое тело.
Курт громко расхохотался.
– Что ж, пожалуй, этого пока достаточно.
Больше мы к этой теме не возвращались.
Доктор Вестон, советник по профессиональной ориентации и психолог школы, вызвала меня в свой кабинет.
– Где вы намерены продолжать образование?
– В Йеле, – без колебаний ответила я.
Мы с Аннет много говорили о колледжах. Она, в отличие от меня, заказала кучу каталогов и справочников и в конце концов остановила выбор на «Веслейан». Мой выбор был скорее случайным. Я знала, что Йель – один из лучших университетов, и мне понравились фотографии в каталоге Аннет.
– Отлично. Дайте мне просмотреть заявление, прежде чем отправлять, я постараюсь помочь советом.
– Как вы думаете, у меня есть шанс?
Доктор Вестон пристально посмотрела мне в глаза.
– Кимберли Чанг, кому, как не вам, учиться в таком университете, как Йель?
Заявление я напечатала на библиотечной машинке, и доктор Вестон практически ничего не пришлось исправлять. Я поинтересовалась, можно ли избежать уплаты пошлины. Доктор Вестон попросила копию нашей налоговой декларации. Достаточно было короткого взгляда на документ, и она тут же подписала освобождение от пошлины.
Ма, узнав об этом, пришла в ужас:
– Почему ты не стала платить пошлину?
– Это куча денег, Ма.
В том месяце мы все же окончательно выплатили долг Тете Поле. Никогда еще наше финансовое положение не было таким устойчивым, к тому же я продолжала работать в школьной библиотеке, а это означало прибавку к нашим доходам. Но если мы собирались когда‑ нибудь изменить жизнь к лучшему, переехать в приличное жилье, мы должны были, как прежде, экономить каждый цент. Даже без уплаты долгов наши доходы оставались мизерными.
– А вдруг они не станут рассматривать твое заявление! Зачем читать лишнее, если ты им за это не платишь?
|
|
|
Назавтра Ма притащила домой целую стопку дешевых тарелок.
– Давай, швырни их об пол, – приказала она.
– Зачем?
– Разбитый фарфор приносит удачу. Это поможет поступить в колледж.
Я не верила в приметы, но послушно расколотила тарелки. Или меня примут в колледж бесплатно, или я не попаду туда вообще. Мы не могли заплатить даже за государственное образование.
Узнав, как остальные готовятся к поступлению, я запаниковала. Джулии Вильямс родители обустроили специальную студию со звукоизоляцией, где она по пять часов в день репетировала на своем «Стейнвее». Джулия с шестнадцати лет участвовала в международных музыкальных конкурсах. Челси Браун пела в юношеском отделении «Метрополитен опера».
О спортсменах вообще отдельный разговор. Стремительный Спенсер на своих длиннющих ногах побеждал во всех соревнованиях, а команда по хоккею на траве завоевала титул чемпиона штата. Алисию Коллинз взяли в юношескую олимпийскую сборную по гимнастике. Как‑ то наши футболисты в шутку вызвали ее на поединок, так она спокойно улеглась на пол и отжималась на одной руке, наперегонки с ними, пока парни не рухнули в изнеможении. Так что даже наши «качки» относились к делу не менее серьезно, чем я.
У нас многие занимались музыкой или танцами с детства. Если результаты тестов чуть снижались, родители сразу нанимали частных преподавателей. Мои одноклассники могли писать вступительные эссе в колледж о том, как они собирали виноград в Италии, катались на велосипеде в Голландии, делали зарисовки в Лувре. Зачастую их родители были выпускниками тех учебных заведений, куда ребята собирались поступать.
Что могла противопоставить этому я – нищая китаянка, чьим единственным дополнительным достоинством являлось умение очень быстро упаковывать юбки? Уверенность доктора Вестон, конечно, внушала надежды, но не слишком большие. Я хорошо училась, но большинство моих ровесников с самого рождения готовили к поступлению в правильный колледж. И неважно, насколько блестяще я отвечала на экзаменах и сумела ли проникнуть в круг популярных студентов, – я все равно знала, что не стану одной из них. И в глубине души считала, что администрация университета каким‑ то образом почувствует это и захлопнет передо мной двери.
|
|
|
Мистер Джамали решил, что Аннет готова для роли Эмили в «Нашем городе».
– Невероятно! – Аннет никак не могла успокоиться, все подпрыгивала от восторга. – Ты должна прийти на премьеру!
– Обязательно!
– Клянешься?
– Да. Что бы ни случилось – приду.
Но, сверившись позже со своим расписанием, я обнаружила проблему.
– Аннет, – сообщила я ей за обедом, – у меня в тот день назначен экзамен на гражданство.
– Но ты же обещала!
– Знаю. Прости. Но если я не получу американское гражданство, то не смогу претендовать на стипендию.
– А на другое время перенести нельзя?
– Мне исполнилось восемнадцать, это моя первая попытка, раньше было невозможно. А если перенести – я не смогу указать в заявлении в колледж, что являюсь гражданкой Америки. Но на следующий спектакль я обязательно приду.
– Понятно. – Аннет не поднимала глаз.
– Тогда в чем дело?
– Кимберли, – она пристально посмотрела на меня, – это правда или одна из твоих обычных отговорок?
За эти годы я столько раз обманывала ее, придумывая причины своего отсутствия, что не могла винить подругу за сомнения.
– Конечно, правда.
Больше Аннет ни о чем не спрашивала.
После каждого письма с моими оценками Тетя Пола обязательно критиковала нашу с Ма работу. Как ни старались мы скрыть мои успехи, тетка, видимо, все равно догадывалась. И мстила как могла. Если в работе обнаруживался хоть малейший изъян, нужно было переделывать все с самого начала. Если предстояла отправка товара, она уже за несколько дней начинала изводить нас напоминаниями о сроках.
– Если вы опоздаете, я не отвечаю за последствия, – заявила она однажды.
– Мы всегда успевали вовремя, – робко ответила Ма, но в глазах ее сквозила откровенная печаль по поводу поведения старшей сестры.
Тетя Пола недовольно фыркнула и удалилась, по пути толкнув Мэтта, работавшего у парового пресса.
Он подошел ко мне. Волосы намокли от пара и пота и свисали сосульками.
|
|
|
– Какая муха ее укусила?
– Зависть.
– С чего вдруг?
– Похоже, я учусь лучше, чем ее сынок.
Мэтт кивнул и уже готов был вернуться к работе, но я, в стремлении задержать его еще хоть на миг, спросила:
– А где твоя мама и Парк? Что‑ то я их давно не видела.
– Ма неважно себя чувствует, а когда она дома, Парк остается с ней. Моего заработка хватает на всех. – Он гордился, что может быть кормильцем в семье.
Сердце мое разрывалось на части.
– Ты такой молодец, Мэтт.
Он помолчал, пристально глядя мне в глаза, и вдруг сказал:
– Я скучаю по тебе.
Я отвернулась, чтобы он не заметил выражения моего лица.
– У тебя есть Вивиан.
Когда я решилась вновь взглянуть на него, рядом уже никого не было.
Иногда Курт рассказывал истории, после которых становилось ясно, насколько мы разные. Например, про то, как он с приятелями обедал в итальянском ресторане.
– Мы подождали, а этот наглый официант все не приносил счет, поэтому мы просто взяли и ушли. Я в дверях оглянулся – видела бы ты его рожу! Как будто ему самому придется платить за нас.
– Вероятно, так оно и было.
– Правда? Что ж, послужит ему уроком. – Курт явно смутился.
Я не стала развивать эту тему, но подумала о братьях и отцах некоторых ребятишек с фабрики, которые тоже работали официантами, «стояли у столов», как это у нас называлось. Что, если им пришлось бы оплачивать такой дорогой заказ из собственных чаевых? Многие ведь работали только за чаевые, без зарплаты. Да, Мэтт никогда бы так не поступил. Курт понятия не имел, что означает принадлежать к рабочему классу.
Но порой он бывал удивительно мил.
Мы сидели в художественной мастерской, и он вдруг сказал:
– В прошлые выходные я побывал на свалке. Там можно отыскать множество невероятных вещей. Я принес тебе кое‑ что.
– Я, э‑ э, мне хватает хлама. – Достаточно вспомнить, где я живу.
Из пластикового пакета Курт вытащил скелет зонта, но умелые руки согнули и завернули металлические стержни, так что получился причудливый цветок. Отполированный до блеска.
– Как красиво. – Я погладила прохладный лепесток.
– Убежден, это никогда не будет стоить кучу денег. Так что смело можешь принять его в подарок.
– Отныне это мой любимый хлам.
Экзамен на гражданство пришелся на середину января. Я была дома, когда неожиданно раздался стук в дверь. Подъезд в последнее время плохо закрывался, а сегодня я очень спешила и, видимо, не защелкнула замок. Ма в этом году вновь провалила свой экзамен, но теперь мне исполнилось восемнадцать, и я могла сдать его самостоятельно. Проблем не ожидалось, но я все же хотела еще разок просмотреть материал, перед тем как бежать в управление натурализации.
|
|
|
Я распахнула дверь – Аннет, в теплой куртке и тяжелых непромокаемых башмаках. Она смотрела куда‑ то мне за спину – обшарпанные стены, раскрытая духовка, – затем взгляд остановился на моем плюшевом наряде. Она открыла рот и, заметив белые морозные облачка от своего дыхания, недоуменно фыркнула.
В лице ее читалась вовсе не жалость или смущение, а откровенная ярость.
– Ты должна была мне рассказать, – резко бросила она.
Я не сразу нашлась с ответом.
– Не знала как.
Аннет, казалось, готова была расплакаться.
– Я знала, что у вас мало денег, но это – это просто дико. В Америке никто так не живет.
– Еще как живет.
Но ее было уже не остановить.
– Я никогда в жизни не оказывалась в таком идиотском положении. Годами я пыталась понять, почему ты не позволяешь зайти к тебе домой. Я убеждала себя, что не следует настаивать, раз тебе неприятно. Придумывала одну причину за другой: что ты прячешь своего отца, что существуют какие‑ то особые китайские обычаи, что твоя мать тяжко больна и ты ухаживаешь за ней. Сегодняшний спектакль отменили, и я подумала – не обманула ли ты меня и насчет экзамена, и почему бы мне не зайти в гости, вот и решилась все же прийти.
Я указала на экзаменационные материалы на столе.
Аннет кивнула.
– Я просто не могла больше этого вынести. И если бы я не пришла, ты так никогда и не рассказала бы мне. Все эти годы ты жила в таких кошмарных условиях и ни разу не попросила меня о помощи.
А я и не предполагала, что подруга готова мне помочь, – не выдержав, я крепко обняла ее. Аннет не оттолкнула меня.
– Смысла не было рассказывать. А теперь, когда я выросла, я сама вытащу нас отсюда.
– Ты не должна ни дня здесь оставаться. Я не позволю. – Еще разок коротко стиснув меня в объятиях, Аннет отправилась осматривать квартиру. От кухонного стола она испуганно отскочила. – Соевый соус почти замерз! И его пьет таракан!
Я как раз убирала со стола, когда она постучала. Пришлось стукнуть по столу, отпугивая таракана, и поскорей убрать блюдце в раковину. Пока я мыла посуду, чтобы не привлекать новых паразитов, Аннет продолжала экскурсию по апартаментам.
– А почему спектакль отменили? – поинтересовалась я.
– Какие‑ то проблемы с электричеством. Вчера на репетиции все лампочки перегорели, до сих пор не могут починить. Хорошо, что ты такая умная, – бросила она через плечо.
– Мне просто везет.
– Я бы так не сказала. – Она поморщилась. – Нужно пожаловаться на домовладельца. Это незаконно – содержать жилье в таком состоянии.
– Не могу. Все чересчур сложно.
– В любом случае – здесь нельзя оставаться. Я поговорю с мамой.
– Нет, я не хочу, чтобы кто‑ нибудь узнал. Аннет, пожалуйста, не надо.
– Кимберли, ты забыла – моя мама агент по недвижимости. Она наверняка сможет вам помочь.
– У нас нет денег. – Теперь, когда правда вышла наружу, я могла произнести это вслух.
– Пожалуйста, позволь мне просто спросить, не возьмется ли она за эту проблему.
– Я не хочу, чтобы она узнала, как мы живем. – Мне вдруг стало невыносимо стыдно.
– Я не стану посвящать ее в подробности. Просто скажу, что вы ищете что‑ нибудь омерзительно дешевое. – И, заметив мой испуганный взгляд, уточнила: – В смысле, не очень дорогое.
– Поверь, Кимберли, жизнь в пригороде – настоящий ад на земле.
Мы с Куртом сделали небольшой перерыв в уроке. Он развалился прямо на полу, опираясь на локоть, разложил вокруг учебники математики. Еще несколько книжек живописно разбросал вокруг.
Настоящий ад – это жизнь нашей фабрики, подумала я, но вслух сказала:
– А по мне, так звучит неплохо.
– Ты так говоришь, потому что никогда там не бывала.
– Откуда ты знаешь?
– А что, бывала?
– Нет. А ты‑ то когда там успел пожить?
– Вообще‑ то, никогда. Но кроме этого, – он похлопал по обложке «Кролик, беги» Джона Апдайка, – я смотрел кино и теперь достаточно разбираюсь в проблеме. Собственный дом, работа с девяти до пяти, мир и покой – нет, это не жизнь.
– Чего же ты хочешь?
Он помолчал, потом перекатился на спину. Золотистая грива волос рассыпалась по темному ковру.
– Величия. Грандиозного. Прославиться. И быть свободным. – Он резко сел, впился в меня своими сапфировыми глазами. – В пригороде невозможно прожить экстраординарную жизнь.
– Мне не нужна такая выдающаяся судьба.
– Ты никогда не была ординарной. Поэтому мне и нравишься. – Он нежно поцеловал меня.
Пришлось чуть отодвинуться, чтобы ответить.
– А я бы хотела. Это моя мечта: успешная карьера, хороший муж, уютный дом, ребенок или даже двое. Достижение подобного результата для меня уже достаточно экстраординарно.
– Тогда я приеду в гости к тебе в пригород.
Через месяц миссис Эйвери, мама Аннет, пригласила меня в свой офис. Стеклянная дверь закрылась, и я почувствовала себя крайне неуютно в своем дешевом пиджачке. Миссис Эйвери сидела за столом, перед ней – дама в бежевом костюме. Миссис Эйвери заметила меня, улыбнулась, жестом предложила присесть в кресло и подождать.
Подошла моя очередь. Миссис Эйвери поднялась навстречу, пожала мне руку, как взрослой. Она не спросила, где моя мама.
– Итак, похоже, у меня есть кое‑ что для вас. В Квинсе, в зеленом районе.
Сердце забилось чуть быстрее. Большинство китайских иммигрантов в Нью‑ Йорке жили в Чайнатауне, некоторые в Бруклине, как мы, например, но те, кто добился успеха, переезжали в Квинс. Этот район считался даже лучше Стейтен‑ Айленда, где жила Тетя Пола.
А миссис Эйвери продолжила:
– Обычно я не занимаюсь жильем по такой цене, но, хочу быть с тобой откровенной, квартиру довольно долго сдавали, и сейчас она не в лучшем состоянии.
Я заволновалась.
– Там есть тепло?
– Ты имеешь в виду центральное отопление? – недоуменно переспросила она.
– Да. Батареи, которые работают?
– Ну разумеется. То есть я хотела сказать – не беспокойся, отопление отлично работает. Квартира полностью меблирована, со всей обычной техникой: стиральная машина, сушилка, холодильник, духовка – ну, ты сама все знаешь.
Стиральная машина и сушилка в квартире! Нам не придется больше стирать вручную и сушить белье на веревке. Теплое жилище само по себе казалось мне воплощением рая, но еще и техника! Я понимала, что своими вопросами произвожу странное впечатление, но должна была уточнить, чтобы не разочароваться вновь.
– А насекомые там есть?
На этот раз она даже не вздрогнула. Видимо, была готова.
– Ты имеешь в виду – муравьи или тараканы? Нет.
– Крысы?
– Нет.
– Тогда почему вы сказали, что квартира не в лучшем состоянии?
– Ну, она совсем небольшая. Краска на стенах в некоторых местах облупилась – совсем чуть‑ чуть, пойми правильно, – и ковровое покрытие вытерто. Подобного рода дефекты.
– Это нормально. – Невозможно было поверить в такую удачу, я старалась держать себя в руках и готовилась к неприятностям. Итак, основной вопрос. – Сколько стоит аренда?
Она написала цифру на листочке и придвинула мне. Удивительно, но сумма оказалась немногим больше того, что мы уже платили, с учетом ежемесячных отчислений тетке за наши визы и билеты на самолет плюс проценты. Наверное, ликование на моем лице было слишком явным, потому что миссис Эйвери предупреждающе подняла палец:
– Погоди, Кимберли. Все не так просто. Хозяева хотят быть уверены, что новые съемщики – надежные люди. Они просят предоплату и некоторые документы. Необходимо предоставить справку о зарплате или письмо от работодателя и рекомендации.
Сердце екнуло. Впервые у нас с Ма стало полегче с деньгами, особенно с учетом моей дополнительной работы в библиотеке. Мы смогли бы внести предоплату, будь у нас немного больше времени. Но где взять рекомендации?
Миссис Эйвери словно читала мои мысли.
– Возможно, рекомендательное письмо может написать кто‑ нибудь из школьных учителей?
– Они не знакомы с моей мамой.
– Верно. Я должна подумать, но не сомневаюсь, что эту проблему мы решим.
– У нас есть небольшие сбережения, но было бы проще, если бы нам дали несколько недель, чтобы собрать недостающую сумму для предоплаты. Что касается справки о зарплате… по правде говоря, она не слишком велика…
– Это не страшно. Главное, убедить их, что твоя мама работает. Ты могла бы приложить справку о своей занятости в школьной библиотеке. Хозяева должны быть уверены, что вы надежные, ответственные люди.
– А если кто‑ нибудь другой займет эту квартиру раньше нас?
– Я поговорю с хозяевами, сообщу, что нашла очень достойный вариант.
– Я постараюсь как можно скорее предоставить документы, чтобы они убедились в серьезности наших планов.
Ма, узнав обо всем, просияла:
– А‑ Ким, мы сможем переехать!
Мы столько лет провели в западне нашей практически нежилой квартиры, что и мечтать перестали о возможности побега. Но бегство по‑ прежнему зависело от шанса получить рекомендации для Ма.
Наступил март, мы с Куртом, не скрываясь, везде появлялись в обнимку. Мне с ним было спокойно, я знала – он не станет ничего от меня требовать. Не могу предположить, до чего бы дошло у нас дело – продвинулись бы мы по дороге любви или расстались в конце концов, – если бы события развивались иначе.
Мы как раз вышли вместе из Милтон‑ Холл. Курт стащил у меня ручку, и я, пытаясь отобрать, шутливо колотила его по плечу, как вдруг заметила высокую фигуру около живой изгороди.
– Мэтт…
Невозможно, его не должно быть здесь, в «Харрисон». Одет он был бедно, как всегда, – рабочие штаны, тоненькая помятая куртка, – но девчонки на него оборачивались, а он стоял совершенно невозмутимо – гордый молодой дракон.
Мэтт видел нас, и потрясение в его глазах заслонили боль и ревность. Он помотал головой, словно отгоняя болезненное видение, а потом двинулся прочь. Сначала мне стало его ужасно жаль, а потом я разозлилась – уж я‑ то прекрасно знала, каково это, я каждый день страдала от такой же боли.
Курт застыл на месте.
– Теперь я все понял.
– Я должна идти. – Не оглядываясь, я бросилась за Мэттом.
Я бежала под проливным дождем, поскальзываясь на мокром тротуаре. Мэтт уже почти скрылся в дождевой пелене, но вдруг размытый силуэт стал постепенно приближаться. Я поняла, что он развернулся и направляется ко мне.
Мэтт крепко ухватил меня за локоть.
– Это и есть твой дружок? – рявкнул он.
– А что с твоей подружкой? – заорала я в ответ. По лицу и волосам струилась вода.
Он остановился, весь как‑ то сник, отпустил меня.
– Да, знаю. Прости. Я дурак.
И тут я заметила, что глаза у него опухшие и воспаленные – он плакал.
– Вы с Вивиан расстались? – чуть мягче спросила я.
– Мама умерла. – Он как‑ то растерянно и неуклюже пожал плечами.
И я взяла его за руку, привлекла к себе, обняла. Склонив голову, он зарыдал – всхлипывая и вздрагивая всем телом. А я крепко обнимала его, прямо перед кампусом школы «Харрисон», и дождь поливал нас обоих.
А потом мы спустились в метро, и я повезла его к себе домой.
По дороге мы не обменялись и парой слов. От избытка эмоций мыслей практически не осталось. Он скользнул взглядом по мусорным пакетам на окнах, заметил тараканов на столе и отвалившуюся штукатурку. Сейчас квартира была в худшем состоянии, чем в момент нашего переезда, – все‑ таки с тех пор прошло семь лет. Несмотря на весенний дождь за окном, здесь было по‑ зимнему холодно. Наша одежда промокла насквозь, я принесла из ванной пару полотенец.
Протянула полотенце Мэтту, но он, взяв его, принялся нежно вытирать мое лицо, шею, бережно приподнимая волосы. Я не шевелилась. Потом Мэтт расстегнул на мне куртку, уронил на пол.
Я не видела ничего, кроме его губ, но внезапно отстранилась и заметалась по кухне.
– Надо найти еще полотенце, – бормотала я, хотя никаких других полотенец у нас и в помине не было.
Мэтт ухватил меня за рукав, притянул к себе. Я прикрыла глаза. Его руки обвили меня, и, прежде чем я опомнилась, они уже проникли под блузку, мучительно лаская. Он поцеловал меня, и дыхание остановилось. Столько желания было в этом поцелуе, что он не в силах был себя контролировать.
– Пожалуйста, – прошептала я. – Подожди.
Он уже успел снять с меня блузку. Мы рухнули на кучу плюшевых одеял. Всем телом Мэтт прижал меня к матрасу; так сладко было ощущать тяжесть его тела, и то, как его губы скользят по моим, искушая и соблазняя, и как его небритая щека касается моего виска, и его мягкие волосы. Даже сквозь влажную одежду чувствовалось, как пылает его тело. Сейчас передо мной был мужчина, охваченный одновременно горем и желанием.
Я сумела все же выговорить:
– Нам нужен презерватив.
Несколько смущенный, он постарался взять себя в руки, судорожно вздохнув, произнес.
– У меня есть парочка в бумажнике.
– Давай лучше два, – предложила я. – Для надежности.
– О’кей.
Он вновь начал целовать меня, вкус и запах его губ, тела сводили с ума, я, обезумев, срывала с него одежду. Все происходило будто во сне, я могла думать лишь об одном: это Мэтт, теперь он мой, только мой. Он казался сейчас еще красивее, чем я помнила, – чуть подрагивающие ресницы, тонкий белый шрам над ключицей, ямка на шее. Несмотря на многочисленные игривые эксперименты, я никогда не видела обнаженного мужчину, а кожа у Мэтта была такая теплая и плотная. В какой‑ то момент он, видимо, все же натянул презерватив и вдруг оказался прямо внутри меня. Я вскрикнула, но боль оказалась совсем не такой острой, как я себе представляла, а потом я уже ни о чем не думала.
Когда все закончилось, Мэтт вновь разрыдался. Мы лежали рядом, тяжело дыша, постепенно приходили в себя, и я нежно обнимала его.
– Теперь я должен заботиться о Парке, – говорил Мэтт. – Впереди все в сплошном тумане. – Он хотел сказать, что будущее абсолютно непредсказуемо.
– Все будет хорошо, – утешала я. Взяв его ладонь в свои, крепко сжала. – А что твой отец? Он собирается…
– Нет.
– Где он?
– Понятия не имею. – И горько рассмеялся. – Мне так больно, что просто кровь горлом идет. А он, как обычно, исчез с очередной подружкой. Его никогда не было рядом, он ни разу не помог маме. Всю свою жизнь я был мужчиной в семье – для Парка, для Ма. Знаешь, – голос его дрогнул, – я никогда не стану таким, как он. Всегда буду рядом со своей женой и детьми.
Я тут же вспомнила о других его обязательствах. Как ни ранило это мои чувства, я все же спросила с деланным равнодушием:
– А что Вивиан?
– Я ей даже не рассказывал, что у меня есть отец.
– Нет, я имею в виду – что у вас с Вивиан?
– Нет больше никакой Вивиан. – Он ласково коснулся моих волос. – Когда у мамы случился инфаркт, я сразу понял, что мне никто не нужен кроме тебя. Должен был немедленно тебя увидеть. Для меня всегда существовала только ты.
Я не смогла сдержать негодования:
– Довольно долго казалось, что существует только Вивиан!
Он демонстративно уставился в потолок.
– А ты думаешь, очень приятно, когда с тобой обращаются, как с больным ветрянкой.
– Только потому, что ты мне нравился, – сухо произнесла я.
– Правда? – Краем глаза я заметила, как радостно он улыбается. – Иногда я даже позволял себе в это поверить. Но потом, после того, как… ну, ты знаешь, в туалете, когда… ты вообще перестала меня замечать.
– У тебя, между прочим, в то время была подружка, не помнишь?
– Да я тогда совсем запутался. Я же не такой, как ты, Кимберли. Я обыкновенный бестолковый парень. И вовсе не мастер кунг‑ фу, герой из боевика, который пришел, чтобы спасти твою жизнь.
– Не надо меня спасать. Я сама намерена вытащить нас с Ма из этой дыры.
– Уверен, у тебя получится. Слушай, а что это за поплавок с тобой был? (Китайцы так называют плейбоя – того, кто беззаботно резвится в волнах. ) – На этих словах ноздри его начали гневно раздуваться. – Если он посмеет еще хоть раз тебя коснуться, я ему башку откручу.
– Давай не будем все усложнять, – улыбнулась я. – Отныне только ты и я.
После ухода Мэтта я бросилась убирать следы нашего свидания, чтобы Ма ничего не заподозрила. И замерла, испуганно прижав ладонь ко рту. Презервативы. Я должна была догадаться. Две резинки терлись друг об друга, и обе порвались. Какая идиотская была идея. И ни он, ни я ничего не заметили.
|
|
|
