 |
Стратегии
|
|
|
|
Как можно заметить из приведенных выше примеров, организовать интервью – это целое искусство. Ниже я покажу вам, что взять интервью – искусство не менее важное. Но пока предлагаю сосредоточиться на том, как уговорить человека ответить на ваши вопросы.
Вот небольшая шпаргалка:
1. Взывайте к личной заинтересованности собеседников. Помните, что разговаривать с вами хотят очень немногие и, конечно, почти никто этого делать не обязан. Показать, почему им стоит это делать, почему вам важна именно их позиция, – ваша работа. Помните, что я сказал раньше: землю вращает не альтруизм, а личный интерес.
2. Подготовьтесь. Чтобы вызвать в потенциальном собеседнике личную заинтересованность, вам необходимо произвести солидную подготовку и понять, какие аргументы подойдут лучше всего.
3. Будьте настойчивы. В чем разница между человеком настойчивым и надоедливым? Понятия не имею. Наверное, когда человек просто перестает отвечать на ваши электронные письма, а вы все равно их отправляете, вас уже можно назвать надоедливым. (Надеюсь, этот абзац сейчас читает один знаменитый писатель. Да‑ да, я говорю о вас. Я бы даже попытался вас пристыдить, если бы мог. )
4. Найдите в себе сходные человеческие качества. На мой взгляд, именно этот компонент делает интервью поистине замечательными, и не важно, с кем вы разговариваете: с очевидцем, экспертом, выскочкой или знаменитостью. Когда собеседник хотя бы чуть‑ чуть приоткрывает свое истинное лицо, он прекращает быть «одним из» определенной категории и становится просто человеком. Когда это происходит, соотнести себя с ним может буквально каждый.
Именно к человеческим качествам я взывал, уговаривая на интервью людей в той истории с Ночным Странником. Подготовиться особенно не удалось, я всего лишь знал фактическую канву того, что произошло.
|
|
|
Такой подход делает вас уязвимым. А еще вам необходимо быть уверенным, что с его помощью вы не просто манипулируете людьми. Многие репортеры начинают свою просьбу со слов: «У меня есть проблема, и я надеюсь, вы поможете мне понять, что происходит». Затем они объясняют, почему хотят поговорить с этим человеком. Так интервью становится услугой. Источник информации как бы помогает вам. Я такое практиковал, но только тогда, когда у меня действительно была проблема или я чего‑ то недопонимал. Другие репортеры постоянно так поступают, и, хотя этот прием позволяет найти «человечность» в собеседнике (мы же все хотим друг другу помогать, разве нет? ), это кажется лживым и коварным. Такой подход эффективен, и им можно пользоваться, но только если вы при этом искренни.
Но я все‑ таки говорю о другом уровне человечности.
Мне хотелось бы сказать, что это я научил студентку, о которой хочу вам поведать, разделять чувства других, но вынужден признаться, что она пришла к этому сама. А возможно, даже сама она меня этому научила. В нашей университетской газете случилась одна деликатная история. На вечере встречи выпускников, к которому, как обычно, подготовили серьезную эстрадную программу, один из бывших студентов играл на саксофоне, да так, что все гости в зале повскакивали на ноги. Парень жил в Фениксе и накануне прилетел в альма‑ матер на частном самолете вместе со своим отцом. Шоу было назначено на вечер пятницы. В субботу выпускник с отцом улетели обратно в Феникс.
Но случилось непоправимое: самолет потерпел крушение и бывший студент вместе с отцом погибли.
Такая вот случилась история – очень трагичная, – и я обсудил, как нам поступить, с нашими студентами‑ журналистами.
|
|
|
– Кто‑ то должен позвонить им домой в Феникс, – сказал я. – Нам необходимо поговорить с кем‑ то из членов семьи о том, как семья приняла новость и как они справляются.
Звонить никто не хотел.
Наконец одна студентка сказала ровным голосом:
– Я позвоню.
– Сильно не дави, – посоветовал я. – Просто спроси, не хотят ли они о чем‑ нибудь рассказать нашим читателям.
Читая получившуюся в результате статью, я глазам своим не верил – настолько замечательной она получилась. Большое интервью с сестрой погибшего выпускника, а ведь она только что потеряла отца и брата. Статья вышла глубокой и очень душевной.
– Что ты сделала, чтобы она согласилась с тобой поговорить? – спросил я студентку.
– Я позвонила, страшно нервничая, надеялась, никто не ответит, – сказала она. – Когда же трубку сняли, я представилась и сказала, что пишу статью о произошедшей трагедии. Спросила, не хотят ли со мной поговорить.
Сестра парня была очень расстроена, по понятным причинам. Она спросила:
– Почему я должна согласиться?
Журналистка заранее не продумала ответ на такой вопрос, но сказала:
– У меня есть брат, которого я обожаю. И любимый папа. Я уверена, что, если бы с ними произошло нечто подобное, я хотела бы рассказать всему миру о том, какими чудесными людьми они были.
Вот оно, приглашение разделить свои чувства, свое горе и воспоминания. Засвидетельствовать.
Динамика статьи была такова: сначала подробности крушения самолета, затем рассказ о том, что за люди на нем летели. Читатели глубже начинали понимать, что значит любить, терять любимых, переживать опыт человеческой жизни.
В первую очередь мы все люди, а уж потом интервьюеры и источники информации. Каждая история начинается с этого.
Больше всего я люблю писать истории, в которых даю читателям опыт сопереживания. Нам всем нужны статьи о том, что сегодня произошло в мире, но не меньше нам необходимы те статьи, которые напоминают нам, что у всех нас есть общий опыт, что людей во всем мире связывают как минимум несколько общих ценностей. Поэтому материалы о жизни в лагере для беженцев помогают понять масштабы человеческих страданий, приносимых экономическими катастрофами, эпидемиями или болезнями. Статьи, рассказывающие о жизни в трущобах Мумбаи, в социальном жилье в городке Уоттс в Калифорнии, на ранчо в штате Монтана, в тауншипе Айрон‑ Рейндж в Миннесоте или в исправительных учреждениях для мигрантов в Техасе, демонстрируют читателям, что мамы и папы по всему миру любят своих детей так же, как мы любим своих. Они о том, что нас связывает и разъединяет, что мотивирует нас, что разбивает нам сердца, а что приносит простую человеческую радость.
|
|
|
На какое‑ то мгновение, читая подобные истории о человеческих судьбах и чувствах, мы прекращаем обороняться, перестаем думать о других как о чужих и начинаем осознавать себя частью более широкого контекста.
Я однажды приобщился к «более широкому контексту», получив задание осветить природный катаклизм на западном побережье. Ранним летним утром нам позвонили из головного офиса The Boston Globe (снова! ) и сказали, что у них есть история, которую они хотят поручить мне. Несколько недель подряд в Северной Калифорнии бушевали лесные пожары, и казалось, они будут продолжаться еще много месяцев.
Им нужна была такая же статья, как в случае с Ночным Странником. Их не интересовали цифры, площадь пожара, количество сгоревших построек или примерная стоимость текущих потерь. Все эти данные можно было взять у агентства Associated Press.
Такие «масштабные» истории имеют очень большое значение. Поскольку у нас сейчас есть непосредственный доступ ко всем горячим новостям, мы нередко перестаем ощущать смысл происходящего в более долгосрочной перспективе. Может быть, есть более важные темы, на которые можно выйти через такие истории? Раскрывают ли они личные и культурные сходства с другими группами людей? Показывают ли, что мы часто испытываем одновременно чувство потери и чувство благодарности? Углубляют ли наше понимание своей привязанности к вещам и друг к другу?
– Найди пожарную бригаду, которая уже давно работает нон‑ стоп, – сказала мне редактор. – Покажи, каково им каждый день сталкиваться со стихией без надежды на скорый перерыв. Покажи, какую цену платит отдельный человек за то, чтобы пожар был потушен. Но помни о сжатых сроках.
|
|
|
– Идея прекрасная, – ответил я. – Когда вам нужна статья?
– Сегодня к концу дня, – ответила редактор.
– Это дорогостоящее предприятие, вы же понимаете? – отозвался я. – Мне придется полететь на север Калифорнии, взять в аренду авто, найти пожарных, написать материал и прилететь обратно. С ночевкой я оставаться не хочу.
– А сколько займет дорога на автомобиле? – спросила она.
В этот момент я понял, что жители Новой Англии не имеют понятия о размерах Калифорнии.
– Около восьми часов.
– Если бы я села за руль и восемь часов ехала на север от Бостона, я пересекла бы четыре штата и пропахала бы пол‑ Канады, – ответила моя собеседница. Пауза. – Да, тогда вам пора отправляться в аэропорт.
Я незамедлительно направился в аэропорт Сан‑ Диего, купил билет на рейс до Сан‑ Хосе, через пару часов уже был на месте, арендовал автомобиль и поехал туда, где на горизонте в горах струился дымок. Там я отыскал базовый лагерь пожарной службы под руководством Национальной гвардии. Это такой крупный военный пост, в котором расселялись пожарные со всей Америки, а также содержались джипы, грузовики, бульдозеры и несколько вертолетов.
Я нашел ответственное лицо и рассказал ему, над какой статьей работаю. Он связался по рации с несколькими бригадами и, к моему счастью, нашел одну бригаду пожарных‑ добровольцев, которые работали в течение нескольких недель, но в тот момент безвылазно сидели в далеком горном городке, где под угрозой возгорания оказались их собственные дома.
Он указал на дорогу, поднимавшуюся в гору:
– Мимо них вы точно не пройдете.
Я ехал минут тридцать‑ сорок, надеясь, что командир бригады был прав, и наконец наткнулся на поляну, где на земле сидели несколько изможденных и грязных мужчин. Я представился и спросил, могу ли я с ними поговорить. Они были слишком усталыми, чтобы сопротивляться.
Когда я спросил об их домах, которые ребята пытались спасти, пожарные не на шутку разволновались. Они рассказали, как строили эти дома вместе со своими родителями и детьми, вспоминали, как годами планировали строительство, о том, как вкладывали все свои сбережения в эти горные уголки отдыха и уединения, о радости, которую они им приносили, и о муках при мысли о том, что они могут их потерять. Однако основной эмоцией была решимость. Вот ее‑ то я и пытался передать в своем материале.
Я провел с ними несколько часов, понаблюдал за работой, сделал много заметок, а затем поехал обратно в базовый лагерь. Я написал статью «Человек против природы», сидя за столом для пикника, и отправил ее в редакцию.
|
|
|
Был ранний вечер, стемнеть еще не успело. Я отправился к сотруднику Национальной гвардии, чтобы поблагодарить его за помощь, и тот спросил, не хочу ли я увидеть пожары с воздуха. Он указал на вертолет эпохи вьетнамской войны, который стоял наготове.
Я хотел спросить: «Разве им не нужны борта? » У вертолета была крыша с винтом, дно с шасси, нос и хвост. Но бортов не было. Внутреннюю часть можно было видеть насквозь. Вертолет выглядел как прозрачный транспортировочный контейнер с пропеллером.
– Мы берем с собой оценщика стоимости земли и телевизионщиков, – сказал он. – Присоединяйтесь. – Гвардеец протянул мне беруши и отошел.
Я решил, что сейчас не время признаваться в некоторой склонности к воздушной болезни, особенно в небольших самолетах. Всего пару лет назад я уделал кабину частного самолета друга, когда тот попросил меня сделать аэрофотоснимки его нового дома. Все шло хорошо, пока он резко не наклонил самолет, чтобы я мог получить беспрепятственный обзор участка. Кадр я получил, но при этом вынужден был оставить на борту весь свой обед.
В вертолете мне досталось место прямо напротив оценщика. Как только мы поднялись в воздух и оказались над очагом пожара, оператор новостей надел ремни и далеко высунулся из вертолета, чтобы сделать лучший снимок. Я почувствовал, как от дыма усиливается тошнота. Я не мог по достоинству оценить это зрелище – полыхающую гору, потому что изо всех сил старался сдерживать свой внутренний вулкан. Я все смотрел на оценщика, пытаясь понять, как сказать ему, что он сидит прямо на линии огня. Потом взглянул в сторону вертолета и подумал, смогу ли я пережить прыжок.
Вернувшись домой тем же вечером, я рассказал своей жене про вертолет и про то, как меня чуть не стошнило на оценщика. И тогда же я поделился с ней прозрением по поводу своего будущего.
– Если тебе однажды скажут, что я упал с вертолета, знай правду, – сказал я. – Я не упал. Я выпрыгнул.
|
|
|
