 |
Другие варианты. Будет больно
|
|
|
|
ДРУГИЕ ВАРИАНТЫ
Когда я утверждаю, что интервьюеру необходим план и структура интервью, я не кривлю душой. Но структура не всегда бывает отражена в списке намеченных им вопросов.
Много лет назад у меня брала интервью одна колумнистка. С собой она принесла пачку карточек 10× 15 см. Женщина села напротив меня и положила свою колоду на стол. На каждой карточке был записан вопрос. Она зачитывала вопрос с карточки, потом переворачивала ее и начинала записывать в блокнот мой ответ. Несколько раз, не дослушав мой ответ (или, по крайней мере, мне казалось, что я еще не все сказал), она брала следующую карточку и прочитывала про себя вопрос. То есть мысленно переходила уже к следующей теме. Меня это дико отвлекало. По‑ моему, такое поведение в корне противоречит идее полноценной беседы. Я даже подумывал, не сделать ли громкое признание о нераскрытом убийстве, чтобы проверить, слушает ли она меня вообще, но сдержался.
Не обязательно записывать абсолютно все вопросы. Но даже если вы их записали, убедитесь, что внимательно слушаете собеседника, чтобы можно было подхватить и развить какую‑ то мысль. Заперев себя в клетке написанных вопросов, вы рискуете упустить что‑ то важное и полезное.
Режиссер‑ документалист Эррол Моррис делал так, что убийцы, политики, офицеры полиции и самые обычные граждане рассказывали ему потрясающие истории. И он никогда не составлял список вопросов.
«Не верю я в списки вопросов, – сказал он как‑ то в интервью. – Честно говоря, я считаю их ужасной идеей… Если он у вас есть, это означает, что на самом деле вам не интересно слушать ответы своих собеседников. Например, они говорят нечто, что вызывает у вас вопрос, не прописанный в списке. И что тогда делать? »[36]
|
|
|
Но не у каждого интервьюера есть столько времени просто на то, чтобы часами с кем‑ то разговаривать, как у режиссера документального кино.
Недавно у меня брали интервью по поводу новостных медиа и демократии в городе Барранкилья, Колумбия. Это происходило на крупном общественном форуме. У интервьюера, редактора журнала из Боготы, вообще не было при себе никаких записей. Это обстоятельство подогрело мое любопытство, так что, когда мы стояли за кулисами и нас вот‑ вот должны были представить публике, я спросил, подготовил ли он вопросы или нас ждет полная импровизация. Он был опытный и уважаемый журналист. Я не волновался, просто любопытствовал.
– У меня такой стиль: я знаю, каким будет мой первый вопрос, – сказал он. – Куда разговор повернется дальше, зависит от полученного мною ответа.
Мне эта стратегия пришлась по душе. И интервью вышло просто фантастическое. Он был внимателен, знал, как задать хороший уточняющий вопрос, как поставить собеседника в затруднительное положение и как вернуться к определенному вопросу чуть позже, если данного ответа ему показалось недостаточно.
Но далеко не все так находчивы, как этот парень. Он отлично подкован в мировой политике, правах и злоупотреблении правами в новостных СМИ, текущих событиях в мире и общих тенденциях. Ему, кажется, было уже больше 50. У него большой опыт, так что, скорее всего, при таком подходе он ничем не рискует. Я предполагаю, что он был более методичным, когда только начинал и учился основам профессии. Для того чтобы так взять интервью, как произошло со мной, нужно обладать огромной уверенностью в себе. Риск состоит в том, что собеседник совсем не обязательно удачно ответит на самый первый вопрос. Что, если он скажет что‑ то вроде «Ну не знаю»? В каком направлении тогда двигаться интервьюеру? Я полагаю, что этот журналист достаточно хорошо подготовился к разговору со мной и узнал, что в некоторых темах я разбираюсь весьма неплохо, так что он знал, что ступит на весьма плодотворную почву для беседы. Приятная сторона процесса заключалась в том, что у меня сложилось полное ощущение, что я участвую в естественно текущем разговоре. Позднее я выразил ему свое восхищение.
|
|
|
Его подход хорошо работает в тех случаях, когда целью интервью является изучение темы, а не глубинное понимание личности или частного опыта собеседника. Его интересовала роль свободной прессы в свободном обществе, когда в Колумбии наконец завершилась многолетняя гражданская война, а президент США Дональд Трамп объявил новостные СМИ «врагами американского народа». Редактор журнала знал положение дел в обеих странах, и больше всего его интересовал диалог именно на эти темы. Когда тема так обширна и не ограничена временем, тогда подготовка открывающего вопроса подобна выстрелу стартового пистолета в забеге. Потом можно просто следовать за бегунами.
Если бы целью его интервью было понять мой личный опыт журналистики и демократии, подобный подход не сработал бы так хорошо, потому что тогда редактор журнала не смог бы в полной мере осветить эти темы. Эта техника работает, когда ты свободно катишься с горы, когда вступаешь в борьбу идей. Она неэффективна, если вам нужно нечто более конкретное.
Я редко работаю без подсказок, как этот журналист, но я далеко не всегда записываю вопросы. Иногда достаточно наметить основные темы, которые вы хотите обсудить с собеседником. В таком случае я выписываю темы в самом верху блокнота, чтобы быть уверенным, что в разговоре мы доберемся до каждой из них.
Но даже тогда темы должны быть как‑ то упорядочены. Одна должна логически следовать из предыдущей.
Как‑ то мне дали задание осветить очень спорную тему борьбы за место окружного прокурора Сан‑ Диего. После того как я подготовился к интервью с окружным прокурором, претендовавшим на переизбрание, я решил не выписывать все вопросы. Вместо этого я составил список тем, которые необходимо было обсудить. Он выглядел вот так:
• Успехи
• Что еще нужно сделать
|
|
|
• Почему Сан‑ Диего все еще в нем нуждается
• Критика
• Дела, в которых окружной прокурор и его команда допустили ошибки
• Оппонент
• Что его подчиненные говорят о сложностях работы на него
Не было причин придумывать конкретные вопросы, раз мы разговаривали на эти общие темы. Но можно заметить, что в этом списке есть структура: первые три вопроса касаются положительных сторон прокурорства, четыре оставшихся посвящены причинам, по которым моего собеседника, по мнению других людей, нужно сместить. Начни я с критики, не думаю, что я многого бы добился.
Вышло так, что он в гневе все равно сменил тему (может, это еще один повод сменить прокурора? ), но я не мог этим воспользоваться. (Подробнее об этом я расскажу в главе «Не для записи». )
Ричард Бен Крамер подходил к вопросу совершенно иначе, и его подход хорошо работал для книг с длинным вступлением. Он вообще не задавал вопросов. Он просто постоянно появлялся на горизонте и наблюдал за источником, пока тот не расслаблялся в его присутствии настолько, чтобы начать разговор – иногда даже очень доверительный.
«И тогда я переместился со своей половины стола на его половину, – сказал он. – Это что‑ то вроде дзюдо: я пытаюсь направить его туда, куда нужно мне. Я всегда стараюсь быть на его стороне стола. Если бы я пришел со своим блокнотом и списком вопросов, то так и остался бы самым обычным дурачком с блокнотом и вопросами, которому можно было бы швырнуть какую‑ нибудь „новость дня“ или какие там приемы сейчас в моде.
Но если у меня с собой нет вопросов, кроме основного „Что тут происходит? “, и я хочу провести с гостем весь день, стараясь увидеть весь мир его глазами, с его стороны стола, тогда он воспринимает меня совсем иначе»[37].
Так же размышляет Ричард Престон. Но помните, что они оба пишут книги и располагают бо́ льшим запасом времени.
«Я обычно не записываю вопросы заранее, – сказал Престон. – Стараюсь приходить на интервью без предубеждений насчет того, что человек скажет и к чему его слова могут привести. Интервью – процесс органичный. Я позволяю своему собеседнику стать главным и решать самому, какие вопросы будут заданы. Такой подход отнимает очень много времени, и часовое интервью может легко превратиться в шестичасовое. Люди вообще любят разговаривать обо всем на свете. Это напоминает мне рыбалку. Я как бы сижу на берегу, леска в воде, и время от времени я что‑ то выуживаю. Иногда на то, чтобы поймать крупную рыбу, уходит много времени»[38].
|
|
|
Некоторые интервьюеры перескакивают с одной темы на другую. Справедливости ради скажу, что некоторые из них делают это намеренно, чтобы не давать собеседнику ни единого шанса расслабиться. Но в девяти случаях из десяти дело в том, что интервьюер просто пожалел времени на продумывание структуры.
БУДЕТ БОЛЬНО
Вполне возможно, что интервью пойдет вовсе не так, как вы запланировали. Репортерам редко приходит в голову взять у кого‑ то интервью, когда ничего особенного не произошло и все в порядке. Никто не станет разговаривать с начальником аэропорта в день, когда все самолеты благополучно приземлились, но мы обязательно захотим задать пару вопросов ответственным лицам, если один из самолетов разбился. Не все интервью проходят так мирно, как нам хотелось бы.
Ранее я упоминал, что начальника Пограничной службы обидела моя манера задавать вопросы. Вот как все было: я приехал к нему в офис, который в тот момент располагался в трейлере, чтобы поговорить об инциденте, произошедшем несколько дней назад. В пограничника, стоявшего на территории США, бросил камнем одиннадцатилетний мальчик. Камень был брошен с территории Мексики. Офицер вынул пистолет, присел в боевую стойку и выстрелил в мальчика. Это произошло, когда стены на этом месте еще не было. Тогда граница между Штатами и Мексикой была просто воображаемой линией на песке. Камни и пули беспрепятственно совершали международные перелеты.
К счастью для мальчишки, к нему тут же подбежали друзья, подхватили его и перенесли на территорию США, после чего перешагнули обратно в Мексику. Кровь их друга пролилась в американскую почву. Начальник Пограничной службы обратился за помощью, и вертолет скорой помощи транспортировал мальчика в детскую больницу в Сан‑ Диего. Там его жизнь была спасена.
– У вас там пули через границу летают? – не веря своим ушам, сказал по телефону мой издатель. – А ну бегом туда! И узнай, какого черта там творится.
Я договорился, что прокачусь с пограничником по окрестностям места трагедии, и взял с собой фотографа. Мы подписали формы, в которых говорилось, что, если с нами что‑ нибудь случится, мы не станем их обвинять. Затем мы забрались в зеленый внедорожник и стали патрулировать границу. Приписанный к нам офицер показался мне хорошим человеком. Было похоже, что на мои вопросы он отвечал честно. Сначала он был не слишком разговорчив, но постепенно становился все более открытым. Он обнаружил попытку группы людей незаконно пересечь границу США. Группа состояла из пяти или шести женщин с детьми, а вел их мужчина. Я спросил, можно ли мне поговорить с ними.
|
|
|
Увидев из‑ за холма, что к ним подъезжает внедорожник, они даже не попытались бежать. Просто остановились и подняли руки вверх.
Офицер вылез из машины и заговорил с ними по‑ испански.
– Я не стану вас арестовывать, – сказал он. – У меня тут журналист, и он хочет задать вам несколько вопросов.
Мексиканцы кивнули.
Ошеломленный, я достал свой блокнот и спросил, откуда они, куда направляются, почему нелегально въезжают в страну, знают ли они об опасности обезвоживания в пустыне, о бандитах и высоком риске быть арестованными. Они свободно разговаривали со мной, но недоверчиво поглядывали на офицера. Потом мы попрощались и поехали дальше.
Понятия не имею, поймали ли их потом, но мне лично этот инцидент показал, каким сочувствующим человеком был офицер.
Но какое‑ то время спустя его рация затрещала, и началась погоня. Мы, подпрыгивая, неслись по грязи и песку, пока не заметили впереди нескольких мужчин. Они бежали, а когда увидели наш внедорожник, бросились врассыпную. Но пограничник уже вызвал вертолет, и он грохотал у нас над головами, приближаясь к мужчинам.
Потом вертолет сделал нечто невиданное: он опустился до высоты всего метров пятнадцати над землей и повернулся боком, так что винт перегородил путь беглецам. Он поднял такое цунами пыли, песка и грязи, что они вынуждены были остановиться и прикрыть лицо руками. Наш внедорожник подъехал сзади, и офицер выпрыгнул из кабины. Он указал рукой на пол и крикнул мне:
– Ложитесь!
Я уж было начал сгибаться в три погибели, но вмешалось мое репортерское «я»: «Погодите‑ ка, я должен это видеть. Я ведь здесь именно для этого! » Я вылез из машины и стал наблюдать за происходящим. Подлетели еще несколько внедорожников, из них выскочили пограничники с дубинками. Некоторые беглецы сразу подняли руки вверх и получили по паре наручников на запястья. Другие принялись убегать и сопротивляться, и их избили дубинками и только потом заковали в наручники. Потом их посадили в кузов и увезли. К тому моменту вертолет давно уже улетел.
Офицер, который взял меня с собой пассажиром, видел, что я следил за происходящим. Когда он, перепачканный грязью, вернулся за руль, он тяжело дышал и, попив воды, сказал:
– Как вы могли заметить, операция прошла жестковато.
Я кивнул.
– Это потому, что они играли не по правилам, – сказал он.
Я подумал о том, о каких «правилах» он говорил, но решил подождать того момента, когда смогу обсудить этот вопрос со старшим по званию.
Наш гид‑ пограничник переметнулся из стана сердобольных людей в стан злостных полицейских вроде тех, что избивали Родни Кинга[39], быстрее, чем вы бегаете в бухгалтерию за зарплатой. Заметка начинающим репортерам: сочувствие – не бездонный колодец.
В конце смены я поблагодарил пограничника и пообещал прислать ему статью на ознакомление до публикации (и сделал это – еще одна заметка репортерам: всегда делайте именно так. Даже если вашему собеседнику не понравится материал, он оценит этот жест, и вы заручитесь его поддержкой на всю жизнь), после чего отправился в офис начальника Пограничной службы, чтобы взять интервью.
От начальника мне было нужно не так уж много. Суть моего интервью заключалась в рассказе о подготовке пограничников, о том, как их обучают справляться со стрессом, гневом и ситуациями, в которых их – да! – побивают камнями мальчики‑ мексиканцы.
Не могу сказать, что начальник был человеком душевным, но он вел себя цивилизованно, и я чувствовал, как он пытается подавить свое презрение к репортеру, которому хватило наглости ставить под сомнение действия смелого офицера перед лицом опасности.
Я продумал особый план разговора с этим человеком, и, когда я понял, что подхожу к кульминационному вопросу, оказалось, что я был прав, потому что он набросился на меня и чуть не разбил мне череп. Это не входило в мои планы, но, как я уже говорил, не все интервью идут как запланировано.
Кульминация интервью не обязательно должна вести к конфликту. Это вовсе не присуще всем в мире интервью. Но по крайней мере они должны следовать по определенной траектории, как рассказ, в котором все события происходят не просто так, а ради чего‑ то.
|
|
|
