 |
Правитель из Сарая
|
|
|
|
Ложь
Ольга услышала, что отряд Дмитрия вернулся. Она вряд ли пропустила бы это: колокола звонили так, что дрожал пол, и слышались крики:
– Дмитрий Иванович! Александр Пересвет!
Тупая боль отпустила ее сердце, когда Ольга услышала имя брата. Но она не подала виду, что ей стало легче. Гордость не позволяла ей, и времени не было. Масленица была на носу, и приготовления к празднику занимали все ее внимание.
Масленица была праздником на три дня, одним из старейших на Руси. Он был раньше колоколов и крестов, что отмечали его конце, религия так пыталась прикрыть его языческую душу. В последний день перед праздником можно было есть мясо до Пасхи. Владимир, муж Ольги, все еще был в Серпухове, но Ольга устраивала праздник для его хозяйства – дикий кабан, тушеный заяц, фазаны и рыба.
Люди пару дней смогут есть масло, творог и другие сытные продукты, а на кухне они делали много блинов, сотнями, чтобы их хватило на дни обжорства.
Женщины заполнили мастерскую Ольги, говорили и ели. Они пришли с вуалями и халатами, чтобы шить в приятной компании теплых тел и болтовни. Волнение улиц проникло и в спокойную атмосферу башни.
Марья суетилась, вопя. Занятая или нет, Ольга переживала за дочь. После ночи с историей о призраке Марья часто будила няню криками.
Ольга присела на миг у печи, чтобы пообщаться с соседками, позвала Марью и осмотрела ее. С другой стороны не унималась Даринка. Ольга хотела бы, чтобы ее голова меньше болела.
– Я ходила на исповедь к отцу Константину, – громко говорила Даринка. Ее голос казался пронзительным в тихом гуле комнаты. – Перед тем, как он закрылся в монастыре. Отец Константин – светловолосый священник. Он казался святым. И он направил меня на верный путь. Он рассказал мне все о ведьмах.
|
|
|
Никто не поднял голову. Женщины были заняты шитьем. В праздничную неделю Москва будет сиять, как невеста, и женщины должны пойти в церковь – много раз – выглядя прекрасно, чтобы все на них обратили внимание. И Даринка не впервые рассказывала им об этом святом.
Марья тоже уже слышала историю Даринки, ей надоела суета матери, и она вырвалась и убежала.
– Он сказал, что ведьмы среди нас, – продолжила Даринка, не переживая, что ее не слушают. – Никогда не знаешь, кто это, пока не станет поздно. Он сказал, они проклинают христиан – проклинают – чтобы они видели то, чего нет, слышали странные голоса… голоса демонов…
До Ольги доходили слухи о ненависти священника к ведьмам. Ей было не по себе. Только он знал, что Вася…
«Хватит, – сказала себе Ольга. – Вася мертва, и отец Константин ушел в монастырь, это в прошлом», – но Ольга была рада суете праздничной недели, это отвлекало женщин от обсуждения красивого священника.
Варвара скользнула в мастерскую, Марья прибежала, задыхаясь, за ней. Служанка не успела заговорить, девочка выпалила:
– Тут дядя Саша! Брат Александр, – исправилась она от хмурого взгляда матери. И она не удержалась и добавила. – С ним мальчик. Они оба хотят вас увидеть.
Ольга нахмурилась. Шелковый чепец девочки сбился, и она порвала сарафан. Пора было поменять ей няню.
– Хорошо, – сказала Ольга. – Присылайте их. Сядь уже, Маша.
Няня Марьи пришла в комнату, хрипя. Марья хитро посмотрела на нее, и няня отпрянула.
– Я хочу увидеть дядю, – сказала девочка матери.
– С ним мальчик, Маша, – устало сказала Ольга. – Ты уже большая девочка, лучше не надо.
Марья нахмурилась.
Ольга окинула взглядом толпу у печи.
– Варвара, веди гостей в мою комнату. И там должно быть подогретое вино. Нет, Маша. Слушай няню. Ты увидишься с дядей позже.
|
|
|
* * *
Днем в комнате Ольги было не так тепло, как в людной мастерской, но зато тут было спокойно. Кровать скрывал полог, визиты сюда были обычным делом. Ольга села и услышала шаги, а потом ее брат, только с дороги, оказался на пороге.
Ольга тяжело встала.
– Саша, – сказала она. – Убил своих бандитов?
– Да, – сказал он. – Больше деревни гореть не будут.
– Слава богу, – сказала Ольга. Она перекрестилась, и они обнялись.
Саша сказал с непривычным мрачным видом:
– Оля, – и отошел в сторону.
За ним на пороге стоял худой зеленоглазый мальчик, укутанный в одежду, кожу и шкуру волка, за плечом было две седельные сумки. Мальчик побелел. Сумки упали на пол.
– Кто это? – выпалила Ольга. Потрясенный выдох зашипел между ее зубов.
Мальчик раскрыл рот, большие глаза сияли.
– Оля, – прошептала она. – Это Вася.
«Вася? Нет, Вася мертва. Это не Вася. Это мальчик», – Вася была ребенком. Но все же… Ольга посмотрела снова. Эти зеленые глаза…
– Вася? – охнула Ольга. Ее колени ослабели.
Ее брат помог дойти до стула, Ольга склонилась, прижав ладони к коленям. Мальчик замер на пороге.
– Иди сюда, – Ольга пришла в себя. – Вася. Поверить не могу.
Мальчик закрыл дверь, стоя спиной к ним развязал капюшон.
Тяжелая черная коса выскользнула, и она повернулась к печи. Без шапки Ольга видела, что ее сестренка подросла, и странный ребенок стал странной женщиной. Не мертвой, а живой, здесь… Ольге было сложно дышать.
– Оля, – сказала Вася. – Оля, прости. Ты такая бледная. Оля, ты в порядке? О! – зеленые глаза горели, она сжимала ладони. – У тебя будет ребенок. Когда…?
– Вася! – Ольга отыскала голос. – Вася, ты жива. Как ты тут оказалась? И так одета… Брат, сядь. И ты, Вася. Идите к свету. Я хочу рассмотреть вас.
Саша притих и послушался.
– Садись, – сказала Ольга Васе. – Нет, туда.
Девочка была напугана, но рада, опустилась на указанный стул с легкой грацией.
Ольга взяла девушку за подбородок, повернула ее лицо к свету. Это точно Вася? Ее сестра была страшным ребенком, а эта женщина не была страшной, хотя некоторые черты ее выделялись: широкий рот, большие глаза, длинные пальцы. Она напоминала ведьму, какую описывал Константин.
Ее зеленые глаза были полны печали, смелости и жуткой хрупкости. Ольга не забыла глаза сестренки.
|
|
|
Вася робко сказала:
– Оля?
Ольга улыбалась.
– Рада тебя видеть, Вася.
Вася упала на колени, зарыдала в колени Ольги, как ребенок.
– Я с–скучала, – пролепетала она. – Я так скучала.
– Тише, – сказала Ольга. – Тише. И я скучала, сестренка, – она гладила волосы сестры и поняла, что тоже плачет.
Вася подняла голову. Ее губы дрожали, она вытерла глаза, вдохнула и взяла сестру за руки.
– Оля, – сказала она. – Оля. Отец мертв.
Оля ощутила, как в ней появился и рос холод: гнев на эту буйную девчонку и ее любовь. Она молчала.
– Оля, – сказала Вася. – Ты слышала? Отец мертв.
– Знаю, – сказала Ольга, перекрестилась и не смогла скрыть холод в голосе. Саша хмуро посмотрел на нее. – Бог его упокоит. Отец Константин рассказал мне. Он сказал, что ты сбежала. Он думал, что ты мертва. Я думала, что ты мертва. Я плакала за тебя. Как ты тут оказалась? И так одета? – она с отчаянием смотрела на сестру, отмечая растрепанную косу, сапоги, штаны и куртку, дикую грацию.
– Расскажи ей, Вася, – сказал брат.
Вася не слушала вопрос и приказ. Она вскочила на ноги.
– Он здесь? Где? Что он делает? Что отец Константин тебе рассказал?
Ольга подбирала слова.
– Что наш отец умер, спасая тебя. От медведя. Что ты… О, Вася, лучше этого не говорить. Ответь. Как ты тут оказалась?
Пауза, и гнев испарился. Вася рухнула на стул.
– Это должна быть я, – тихо сказала она. – Но это был он. Оля, я не хотела… – она сглотнула. – Не слушай священника, он…
– Хватит, Вася, – твердо сказала сестра и резко добавила. – Дитя, что заставило тебя убежать из дома?
* * *
– Это может быть правдой? – спросила Ольга у брата чуть позже. Они ушли в маленькую часовню, где тихие разговоры не казались странными, и где вряд ли подслушали бы. Васю отдали в руки Варвары, чтобы она помылась в тайне. – Священник рассказал почти то же, но не совсем, и я ему с трудом тогда поверила. Что заставило бы девушку так поступить? Она безумна?
– Нет, – устало сказал Саша. На роскошном иконостасе над ним возвышались Христос и святые. Иконы Ольги были хорошими. – Что–то с ней произошло, и мы знаем не всю историю. Она мне не расскажет. Но я не верю, что она безумна. Беспечна и не скромная, и порой я боюсь за ее душу. Но она в себе, она не безумна.
|
|
|
Ольга кивнула, кусая губы.
– Если бы не она, отец бы не умер, – сказала она, не сдержавшись. – И мама тоже…
– Это, – резко сказал Саша, – жестоко. Рано судить, сестра. Я спрошу священника. Может, он расскажет то, что она не может.
Ольга посмотрела на иконы.
– Что нам теперь с ней делать? Одеть ее в сарафан и выдать замуж? – в голову пришла другая идея. – Наша сестра ехала всю дорогу в виде мальчика? Как ты объяснил это Дмитрию Ивановичу?
Неловкая тишина.
Ольга прищурилась.
– Я… ну… – лепетал брат Ольги, – Дмитрий Иванович думает, что она – мой брат Василий.
– Что? – прошипела Ольга, такой тон не подходил для молитвы.
Саша спокойно сказал:
– Она представилась ему Василием. Я решил, что лучше согласиться.
– Почему это? – парировала Ольга, сдерживая голос. – Нужно было сказать Дмитрию, что она сошла с ума, юродивая, и у нее не в порядке с головой, и скорее привести ее в тайне ко мне.
– Юродивая не прискакала бы в Лавру с тремя спасенными детьми на коне, – фыркнул Саша. – Она нашла бандитов, которых мы искали две недели. После этого я должен был извиниться и убрать ее из виду?
Саша понял, что озвучивает вопросы Сергея, и ему стало не по себе.
– Да, – устало сказала ему Ольга. – Ты мало бываешь в Москве и не понимаешь… Не важно. Это уже сделано. Твоего брата Василия нужно отослать. Я оставлю Васю в тереме надолго, чтобы люди забыли. А потом устрою ей свадьбу. Но не с важным человеком, чтобы великий князь не заметил. Ничего не поделаешь.
Саша не мог стоять на месте, это было странно. Он расхаживал между тьмой и светом свечей, и свет плясал на его черных – как у Ольги и Васи, как и у их покойной матери – волосах.
– Ты не можешь пока запереть ее в тереме, – сказал он, заставив себя замереть.
Ольга прижала ладони к животу.
– Почему?
– Она понравилась Дмитрию Ивановичу в пути, – осторожно сказал Саша. – Она оказала ему большую услугу, найдя бандитов. Он пообещал ей почести, лошадей, место при дворе. Вася не может пропасть до Масленицы, не оскорбив великого князя.
– Оскорбив? – прошипела Ольга. Ей снова не удалось удержать подходящий для часовни тон. Она склонилась вперед. – А как он воспримет, что этот храбрый мальчик – девушка?
– Плохо, – сухо сказал Саша. – Мы ему не скажем.
– И я должна… хранить секрет, смотреть, как моя младшая сестра катается по Москве с разгульными боярами Дмитрия?
– Не смотри, – посоветовал Саша.
|
|
|
Ольга молчала. Она играла в политику с ее свадьбы в пятнадцать, дольше Саши. Она должна была: жизни ее детей зависели от прихотей князей. Ни она, ни ее брат не могли злить Дмитрия Ивановича. Но если Васю раскроют…
Саша добавил мягче:
– Выбора нет. Мы должны хранить тайну Васи во время праздника.
– Стоило послать за Васей, когда она была маленькой, – пылко сказала Ольга. – Стоило давно послать за ней. Наша мачеха плохо ее воспитала.
Саша мрачно сказал:
– Подозреваю, что никто не смог бы лучше. Но я задержался: мне нужно в монастырь и узнать новости. Пусть Вася отдохнет, ничего странного, если юный Василий Петрович проведет день с сестрой. Но вечером он должен пойти во дворец великого князя.
– Как мальчик? – осведомилась Ольга.
Ее брат стиснул зубы.
– Как мальчик, – сказал он.
– И что, – спросила Ольга, – мне сказать мужу?
– Это, – Саша повернулся к двери, – решать тебе. Если он вернется, я советую рассказывать ему как можно меньше.
Правитель из Сарая
Оставив сестру, брат Александр сразу пошел в Архангельский собор, что был в стороне от дворцов князей. Отец Андрей тепло поприветствовал Сашу.
– Мы отблагодарим, – сообщил игумен. – А потом ты пойдешь ко мне и все расскажешь.
Андрей не верил в умерщвление плоти, и его монастырь разбогател вместе с Москвой с налогами с юга и торговлей воском, мехами и поташом. Комнаты игумена были удобными. Его иконы смотрели недовольными рядами со священного уголка, украшенные серебром и жемчугом. Прохладный свет дня падал сверху, угасал рядом с огнем из печи.
После молитв Саша благодарно опустился на стул, убрал капюшон и согрел руки.
– Еще рано ужинать, – сказал Андрей, побывавший в юности в Сарае и помнивший шафран и перец при дворе Хана. – Но, – добавил он, глядя на Сашу, – можно сделать исключение для человека с дороги.
Монахи приготовили в тот день много говядины, чтобы набраться сил перед великим постом, а еще был свежий хлеб и твердый безвкусный сыр. Еду принесли, и Саша набросился на нее.
– Путь прошел так плохо? – спросил Андрей, глядя, как он ест.
Саша покачал головой, жуя. Он проглотил и сказал:
– Нет. Мы нашли бандитов и убили их. Дмитрий Иванович рад. Он ушел в свой дворец, бодрый, как мальчишка.
– Тогда почему ты так… – Андрей замолчал, его лицо переменилось. – Ах, – медленно сказал он. – Ты узнал об отце.
– Узнал, – согласился Саша, опуская на печь свою миску и вытирая рот рукой. Он нахмурился. – Как и вы, судя по всему. Священник рассказал?
– Он все рассказал, – Андрей нахмурился. У него была миска густого супа, там плавал последний летний жир, но он с колебаниями отодвинул ее и склонился вперед. – Он рассказал нам странное – что твоя сестра ведьма, которая заманила Петра Владимировича в зимний лес, и что твоя сестра тоже мертва.
Лицо Саши переменилось, и игумен не так это понял:
– Ты не знал, сын мой? Прости, что расстроил, – Саша молчал, и Андрей продолжил. – Может, и хорошо, что она мертва. Хорошие и плохие люди с одного дерева, но твоя сестра умерла, не успев навредить.
Саша подумал о пылкой Васе на коне серым утром и промолчал. Андрей встал.
– Я позову священника – отца Константина – он закрывается чаще всего. Все время молится, но я уверен, что он выделит тебе время. Святой человек… – Андрей все еще был возбужден, словно разрывался между восторгом и сомнением.
– Не нужно, – резко сказал Саша, встав. – Покажите, где он, и я пойду к нему.
Они пришли к келье Константина, маленькой, но чистой, одной из немногих для монахов, что хотели молиться в одиночестве. Саша постучал в дверь.
Тишина.
А потом послышались робкие шаги, и дверь распахнулась. При виде Саши священник побледнел и отпрянул.
– Бог с вами, – сказал Саша, не понимая его реакцию. – Я – брат Александр, который забрал вас из глуши.
Константин взял себя в руки.
– Храни вас Бог, брат Александр, – сказал он. Его точеное лицо стало бесстрастным после той вспышки страха и потрясения.
– Моим отцом раньше был Петр Владимирович, – сказал Саша холодно, ощущая сомнения. Может, священник говорил правду. С чего бы он врал?
Константин кивнул, не выглядя удивленно.
– Я слышал от сестры Ольги, что вы прибыли из Лесной земли, – сказал Саша. – Что вы видели, как умер мой отец.
– Не видел, – ответил священник, выпрямившись. – Я видел, как он погнался за своей безумной дочерью, и я видел его разорванное тело, когда его принесли домой.
Мускул дергался на челюсти Саши, скрытый бородой.
– Я бы хотел услышать всю историю, сколько вы помните, батюшка, – сказал он.
Константин замешкался.
– Как пожелаете.
– В монастыре, – спешно сказал Саша. Кислый запах страха доносился из комнаты священника, и он задумался, о чем молился отец Константин.
* * *
Рассказ был правдоподобным, но не совсем таким, как рассказала Вася.
«Кто–то из них врет, – подумал Саша. – Или оба».
Вася не сказала ничего о мачехе, кроме того, что она была мертва. Саша не уточнял, люди легко умирали. Вася не сказала, что Анна Ивановна умерла с их отцом…
– Так Василиса Петровна мертва, – закончил Константин с жестокой ноткой. – Да упокоится ее душа, ее отца и ее мачехи, – монах и священник прошли к монастырю с видом на сад, серый от снега.
«Он ненавидел мою сестру, – поразился Саша. – И все еще ненавидит. Они не должны пересекаться. Вряд ли одежда мальчика его обманет».
– Скажите, – резко спросил Саша. – У моего отца был большой конь в конюшне, темный, с длинной гривой и со звездой на лбу?
Константин точно ожидал не этот вопрос. Он прищурился. Но…
– Нет, – сказал он через миг. – Нет, у Петра Владимировича было много лошадей, но такого не было.
«И все же, – подумал Саша, – ты что–то помнишь, светлый змей. Ты говоришь мне ложь, смешанную с правдой. Как Вася? Оба хороши. Я хочу знать лишь, как умер отец! ».
Глядя на посеревшее лицо священника, Саша понял, что больше от него не узнает.
– Благодарю, батюшка, – вдруг сказал он. – Помолитесь за меня, я должен идти.
Константин поклонился, начертил крест. Саша пошел по коридору, ощущая себя так, словно коснулся чего–то вязкого, не понимая, почему боится жалкого священника, который с печальной честностью отвечал на вопросы низким звучным голосом.
* * *
Варвара оттерла Васю, госпожа была уверена в своей служанке, что была невозмутимой. Даже сапфировый кулон Васи вызвал лишь фырканье. Было что–то знакомое в лице женщины. Может, ее поведение напомнило Васе Дуню. Варвара вымыла грязные волосы Васи, высушила их рядом с печью в купальне.
– Стоит это обрезать… мальчик, – сухо сказала она, заплетая их.
Вася нахмурилась. Голос ее мачехи всегда оставался в уголке ее души, верещал:
– Тощая страшная девчонка, – но даже Анна Ивановна никогда не критиковала красновато–черные волосы Васи. А голос Варвары звучал презрительно.
«Полночь, когда огонь угасает», – говорила о них Дуня, когда постарела и стала мягче. Вася помнила, как расчесывала их у огня, и демон холода смотрел, хоть делал вид, что это не так.
– Никто не увидит мои волосы, – сказала Вася Варваре. – Я все время в шапках. Зима.
– Глупости, – сказала служанка.
Вася упрямо пожала плечами, и Варвара молчала.
Ольга пришла, когда Вася помылась, сжимая губы, бледная, чтобы помочь сестре одеться. Дмитрий прислал кафтан: зеленый с золотом, достойный князя. Ольга несла его на руке.
– Не пей вина, – сказала княгиня Серпухова, бесцеремонно пройдя в горячую купальню. – Только делай вид. Не говори. Будь с Сашей. Возвращайся, как только сможешь, – она опустила кафтан, и Варвара принесла чистую рубашку, штаны и наспех вычищенные сапоги Васи.
Вася кивнула, не дыша, желая прийти к Ольге иначе, чтобы они смеялись вместе, и сестра не казалась злой.
– Оля… – робко начала она.
– Не сейчас, Вася, – сказала Ольга. Они с Варварой уже одевали Васю ловкими руками.
Вася притихла. Она помнила сестру, кормящую кур с растрепанной косой. Но эта женщина была величавой, красивой и отдаленной, в хорошей одежде, с кокошником и весом не рожденного ребенка.
– Нет времени, – продолжила Ольга мягче, увидев лицо Васи. – Прости, сестра, но больше я ничего не могу. Масленица начнется на заходе солнца, и я должна управлять хозяйством. Ты – ответственность Саши на неделю. Тебя ждет комната в мужской части этого дворца. Не спи больше нигде. Запирай дверь. Прячь волосы. Будь осторожна. Не смотри в глаза женщин, я не хочу, чтобы умные тебя узнали, увидев потом в моем тереме как мою сестру. Я поговорю с тобой после праздника. Мы отправим Василия Петровича домой, как можно скорее. Иди.
Последний ремешок был закреплен. Вася выглядела как московский князек. Шапка с мехом была натянута низко, кожаный капюшон скрывал ее волосы.
Вася ощущала логику плана Ольги, но и холод. Она обиженно открыла рот, увидела непоколебимый взгляд сестры, закрыла его и ушла.
За ней Ольга и Варвара переглянулись.
– Отправь весть в Лесную землю, – сказала Ольга. – В тайне. Скажи моим братьям, что сестра жива и у меня.
* * *
Поздним вечером Саша встретил Васю у ворот князя Серпухова. Они повернулись и пошли выше. Кремль был на вершине холма, собор и дворец великого князя – на самой вершине.
Улица была извилистой, покрытой снегом. Вася смотрела под ноги, чтобы не запачкать сапоги, но не отстать от Саши.
«Соловей был прав, – подумала она, обходя людей, побаиваясь их спешки. – Тот город не сравнить с этим, – а потом она печально подумала. – Я не буду жить в тереме. Я убегу раньше, чем они снова сделают меня девушкой. Я увидела сестру в первый и последний раз за долгое время? И она злится на меня».
Стражи отсалютовали им у ворот дворца Дмитрия. Брат и сестра прошли, пересекли двор – больше, краше, шумнее и грязнее, чем у Оли – поднялись по лестнице и последовали по залам, светлым, как в сказке, хотя Вася не ожидала запаха или пыли.
Они поднимались по второй лестнице, открытой для шума и дыма города, когда Вася робко сказала:
– Я доставила беды тебе и Оле, Саша?
– Да, – сказал ее брат.
Вася застыла.
– Я могу уйти. Мы с Соловьем пропадем в ночи и больше вас не побеспокоим, – она старалась говорить гордо, но знала, что он заметил надрыв в ее голосе.
– Не глупи, – парировал ее брат. Он не замедлился, едва повернул голову. Гнев грыз его внутри. – Куда ты пойдешь? Ты останешься до Масленицы и оставишь потом Василия Петровича позади. Мы почти на месте. Говори как можно меньше, – они были на вершине лестницы. Воск блестел на большой резной двери. Стражи перекрестились, склонили головы в уважении. – Брат Александр, – сказали они.
– Бог с вами, – сказал Саша.
Двери распахнулись. Вася оказалась в низкой дымной, но роскошной комнате, набитой людьми.
Головы у двери повернулись первыми. Вася застыла на пороге, как олень перед стаей собак. Она ощущала себя голой, была уверена, что хоть один в толпе рассмеется и скажет товарищу:
– Смотри! Там женщина, одетая как мальчик! – но они молчали. Пахло их потом, маслом, ужином в спертом воздухе. Она никогда не представляла такую толпу.
Касьян шагнул вперед, спокойный и нарядный.
– Рад видеть, брат Александр, Василий Петрович, – даже в ярком собрании Касьян выделялся со своим огненным окрасом, его одежда была украшена жемчугом. Вася была ему благодарна. – Мы снова встретились. Великий князь пригласил меня в свое хозяйство на праздник.
Вася увидела, что толпа смотрит скорее на ее известного брата, чем на нее. Она снова дышала.
Дмитрий заревел со своего места на возвышении.
– Братья! Идите сюда, оба.
Касьян чуть склонился и указал путь. Бояре прижались к стенам, пропуская их.
Вася пересекла комнату, следуя за братом. За ней начинались разговоры. Голова Васи кружилась от переливов камней, кафтанов и ярких стен. Она шла вплотную к Саше. Ковры и шкуры покрывали пол. Слуги стояли по углам с пустыми лицами. Окна, просто щеки, впускали воздух.
Дмитрий сидел в центре на резном украшенном стуле. Он был чистым, розовым и бодрым, легко общался с боярами. Но Васе показалось, что в его глазах смятение, а на лице напряженное выражение.
Саша дрогнул рядом с ней, он тоже это заметил.
– Я представляю моего брата, Дмитрий Иванович, – сухим официальным тоном сказал Саша, все притихли. Его руки были в рукавах, и Вася почти ощущала, как он дрожит. – Василия Петровича.
Вася низко поклонилась, надеясь, что шапка не упадет.
– Добро пожаловать, – официально сказал Дмитрий Иванович. Он назвал ей множество родственников. Когда ее голова закружилась от имен, великий князь резко сказал. – Хватит знакомств. Ты голоден, Вася? Ну, – он посмотрел на суету и сказал. – Мы перекусим и поговорим среди друзей. Сюда.
Сказав это, великий князь встал, пока все кланялись, и пошел в другую комнату, где, к счастью, не было людей. Вася выдохнула с облегчением.
Стол стоял между печью и окном, и по взмаху Дмитрия слуга начал нагружать его пирожками, супом и тарелками. Вася не скрывала голодного взгляда. Она почти забыла, как ощущается сытость. Что бы она ни ела за последние две недели, холод тут же забирал это. Она сосчитала свои ребра в купальне.
– Присаживайтесь, – сказал Дмитрий. Его кафтан был серебряным с камнями и золотом, его волосы и борода были чистыми и масляными. В хорошей одежде он выглядел по–новому властно, резко и чуть пугающе, хотя все еще скрывал это за приятной улыбкой. Вася и Саша сели за узкий стол. Кубки горячего и сладко пахнущего вина стояли рядом. В центре стола был большой пирог с капустой, яйцом и копченой рыбой. – Сегодня придут бояре, – сказал великий князь. – Мне нужно накормить этих хитрецов и отправить домой сытыми. Они должны набрать вес до великого поста, – Дмитрий посмотрел на Васю, а та не могла оторвать взгляд от тарелок. Его лицо чуть смягчилось. – Думаю, наш Вася не дождется ужина.
Вася кивнула, сглотнула и выдавила:
– Я ужасно хочу есть после дороги, Дмитрий Иванович.
– Так и должно быть! – завопил Дмитрий. – Ты еще не вырос. Ешьте и пейте, оба. Вина для моего юного двоюродного брата и воина–монаха… или ты уже постишься, брат? – он посмотрел на Сашу с сочувствием и подвинул пирог в сторону Васи. – Кусок для Василия Петровича, – сказал Дмитрий слуге.
Кусок был отрезан, и Вася радостно принялась за него. Квашеная капуста, яйца и соль сыра на языке… Она набросилась на еду и расслабилась от веса съеденного внутри нее. Ее пирог пропал, и она напала, как пес, на тушеное мясо и горячее молоко.
Но гостеприимство Дмитрия не обмануло Сашу.
– Что произошло, двоюродный брат? – спросил он у великого князя, пока Вася ела.
– Хорошие и плохие вести, как всегда, – сказал Дмитрий. Он отклонился на стуле, сцепил пальцы с кольцами и медленно улыбнулся. – Должен простить свою глупую жену за слезы и мерещащихся призраков. Она беременна.
Вася вскинула голову.
– Бог защитит их, – сказал Саша, сжав плечо двоюродного брата. Вася пролепетала поздравления.
– Даст бог, она родит наследника, – Дмитрий сделал глоток из кубка. Его беспечность пропадала, пока он пил, и когда он поднял взгляд, Васе показалось, что она видит его впервые: не бодрого двоюродного брата с дороги, а мужчину, что был загружен не по годам. Князя, который держал в крепкой хватке жизни тысяч людей.
Дмитрий вытер рот и сказал:
– А теперь о плохом. Новый посол прибыл из Сарая, со двора Хана, с лошадьми и лучниками. Он устроился во дворце эмиссара и требует дань в четырехкратном размере и не только. Говорит, Хану надоели отсрочки. И открыто говорит, что если мы не заплатим, Мамай поведет армию к низинам Волги.
Слова упали, как молот.
– Это могут быть пустые угрозы, – сказал Саша после паузы.
– Я не уверен, – сказал Дмитрий. Он гонял еду по тарелке, а не ел, и отложил нож. – У Мамая есть соперник на юге, как я слышал, военачальник по имени Тохтамыш. У него тоже есть претендент на престол. Если Мамай пойдет воевать с соперником…
Пауза. Они переглянулись.
– Тогда Мамаю сначала нужна дань с нас, – закончила вдруг Вася, удивив даже себя. Ее так увлек разговор, что она забыла о скромности. – Деньги для боя с Тохтамышем.
Саша пронзил ее взглядом. Просил молчать. Вася сделала невинное лицо.
– Умный мальчик, – рассеянно сказал Дмитрий. Он скривился. – Я два года не посылал дань, никто не замечал. Я и не ждал, что заметят. Они заняты враждой друг с другом, чтобы они или их толстые сыновья сидели на троне. Но генералы не так глупы, как самозванцы, – пауза. Дмитрий посмотрел на Сашу. – И если я решу заплатить, откуда мне взять деньги? Сколько деревень сгорело зимой, пока Вася не обнаружил бандитов? Как людям кормить себя, тем более, собирать дань для другой войны?
– Люди уже так делали раньше, – отметил мрачно Саша. Атмосфера за столом сильно отличалась от радостных воплей города снаружи.
– Да, но с разделенными меж двух генералов татарами у нас больше шансов освободиться от ярма, выступить, и все, что идет на юг, ослабляет нас. Почему наша дань обогащает двор в Сарае?
Монах молчал.
– Одна разгромная победа, – сказал Дмитрий, – положит всему конец.
Васе казалось, что они продолжают давний спор.
– Нет, – парировал Саша. – Не положит. Татары не вытерпят поражения, ни горды, даже если Орда не такая, какой была. Победа даст нам время, но к нам придет тот, кто получит Орду. И они будут не подавлять нас, а наказывать.
– Если я соберу деньги, – медленно сказал великий князь, – будут голодать крестьяне, которых ты спас, Вася. Правда, Саша, – добавил он монаху, – я ценю твой совет. Пусть все знают. Я устал быть псом этих язычников, – в конце его голос прозвучал резко, как сломанный лед, и Вася вздрогнула. – Но, – Дмитрий замолчал и добавил тише, – я не оставлю сыну сгоревший город.
– Вы мудры, Дмитрий Иванович, – сказал Саша.
Вася подумала о сотнях Кать в деревнях Руси, что будут голодать из–за того, что великому князю нужно заплатить дань правителю людей, что жгли их дома.
Она хотела заговорить, но Саша пронзил ее взглядом за столом, и она подавила слова.
– Мы должны принять этого посла, – сказал великий князь. – Чтобы не говорили, что я не справился с гостеприимством. Доедай, Вася. Вы идете со мной. И наш Касьян Лютович с его важным видом и хорошей одеждой. Будем задабривать лорда татар должны образом.
* * *
Маленький и прочный дворец стоял в стороне у юго–восточного угла кремля. Его стены были выше, чем в других отцов, и его форма или расположение говорили о расстоянии.
Вася, Саша, Касьян и Дмитрий с несколькими членами его хозяйства вышли из дворца великого князя, стража отгоняла любопытных.
– Унижение, – сказал Дмитрий Васе с черным юмором. – Только гордец на коне. Не гордый подавлен лордами Сарая, иначе город сожгут, а сыновей оставят без наследства.
Его глаза наполнились горечью воспоминаний, что были старее него. Почти двести лет назад воины Великого Хана пришли на Русь, разбивали церкви, насиловали и убивали людей.
Вася не смогла придумать достойный ответ, но, может, ее лицо передало сочувствие, потому что великий князь проворчал:
– Ничего, мальчик. Кто–то готов на ужасные поступки, чтобы стать великим князем, но нет ничего хуже, чем быть великим князем подавленного государства.
Он был удивительно задумчивым. Вася вспомнила его смех долгими днями, когда снег засыпал лес без дорог. Вася вдруг выпалила:
– Я буду служить вам, чем смогу, Дмитрий Иванович.
Дмитрий замер, Саша напрягся. Дмитрий сказал:
– Я верю в это, двоюродный брат, – с удивительной легкостью для человека, которого короновали в шестнадцать лет. – Господь с тобой, – он опустил руку на голову Васи.
Они пошли снова. Дмитрий тихо добавил Саше:
– Я могу пресмыкаться, но от этого в казне не прибудет. Я услышал твой совет, но…
– Унижение может отсрочить расплату, – ответил Саша. – Тохтамыш может ударить по Мамаю раньше, чем мы думаем, и каждая отсрочка может купить время.
Вася слушала, шагая за братом, и думала:
«Конечно, Саша не мог приехать домой к отцу. Как, если он так нужен великому князю? – а потом она подумала с мрачным ощущением. – Но Саша соврал. Соврал мне. Где он останется с князем, когда я уйду? ».
Они дошли до ворот, их впустили, лишив стражи, и показали лучшую комнату, что когда–либо видела Вася.
Вася не любила роскошь, она едва могла это описать. Для нее роскошную было тепло, чистая кожа, сухие чулки и сытость. Но эта комната показала ей, что должна значить роскошь, и она радостно смотрела на это.
Деревянный пол был аккуратно выложен и отполирован. На нем лежали фигурные ковры без пыли, странного вида, с рисунками рычащих котов. Печь в углу была разрисована деревьями и алыми птицами, огонь жарко горел. Васе тут же стало слишком жарко, капля пота покатилась по спине. Мужчины стояли у стен как статуи, в светло–вишневых нарядах и странных шапках.
«Я увижу этот Сарай, – подумала Вася, ее красивый кафтан казался плохим рядом с этим изяществом. – Я доберусь туда с Соловьем, и мы это увидим.
Она вдохнула запах (мирры, хоть и не знала об этом), и ее нос зачесался, она подавила чихание и чуть не врезалась в Сашу, когда они остановились в паре шагов от помоста с коврами. Дмитрий опустился на колени и прижался головой к полу.
Ее глаза слезились, Вася не могла разглядеть посла. Она слышала, как тихий голос сказал великому князю встать. Она слушала в тишине, пока Дмитрий приветствовал Хана.
Она едва узнавала смелого князя в этом лорде, что шептал извинения, кланялся и вручал гостям подарки. И приветствия продолжались:
– …всем вашим сыновьям, женам, и пусть Господь защищает… – Вася прислушалась, когда голос Дмитрия переменился. – Деревня за деревней, – сказал он с уважением, но возмущенно, – обворованы, сожжены. Мой народ едва может прожить зиму, других денег нет до следующего урожая осенью. Я не хочу оскорбить, но мы люди мира, и вы понимаете…
Татарин ответил резким голосом на своем языке. Вася нахмурилась. Она не смотрела дальше переводчика у помоста. Но что–то в голосе заставило ее поднять голову.
Она застыла, побледнев.
Вася узнала посла. Она видела его в темноте, когда он опускал кривой меч, созывая боевым кличем своих людей.
Теперь он сиял бархатом и саблей, но она не могла спутать широкие плечи, сильную челюсть и тяжелый взгляд. Он уверенным тоном говорил с переводчиком. Как только татарский посол – главарь бандитов – пересекся с ней взглядом, он оскалился в насмешке ненависти.
* * *
Вася покинула зал злой, испуганной и сомневающейся в себе.
«Нет. Этого не может быть. То был бандит. Не татарин высокого происхождения, не слуга Хана. Ты ошиблась. Ты видела его лишь раз в свете костра, а потом в темноте. Ты не знаешь точно».
Так ли это? Могла ли она забыть лицо за летящим мечом, лицо того, кто чуть не убил ее? Он говорил масляные речи о союзе и неблагодарности Дмитрия, а у самого на руках еще была кровь русских…
Нет. Это не был он. Как это мог быть он? Но… Мог он быть лордом и бандитом? Был ли он самозванцем?
Отряд Дмитрия пошел обратно, пересекая кремль быстрым шагом. Вокруг шумел город в предвкушении праздника: смех, крики, обрывки песен. Люди пропускали великого князя и кричали его имя.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Вася Саше, решившись. Ее рука сжала запястье брата. – Сейчас.
Врата дворца Дмитрия появились перед ними, горели первые факелы.
Касьян с любопытством взглянул на них, брат и сестра шли, склонив головы друг к другу.
– Хорошо, – сказал Саша после мига колебаний. – Вернись во дворец Серпухова. Тут много ушей.
Кусая губу, Вася ждала, пока брат извинялся перед хмурящимся Дмитрием. Потом она пошла за братом.
День угасал, золотой свет превращал башни Москвы в факелы, а тени сгущались вокруг дворцов. Ледяной ветер свистел между зданий. Вася едва могла стоять на ногах в суете на улице: столько людей бегало туда–сюда, смеясь, хмурясь или горбясь от холода. Лампы и горячее железо топили снег, горячие пирожки шипели в жире. Вася повернула голову с невольной улыбкой, увидев, как летают снежки, небо пылало, пока день угасал.
Когда они пришли к загону Соловья в тихом уголке двора Ольги, Вася снова проголодалась. Голова Соловья с белой звездой поднялась, он заметил ее. Вася перебралась через ограду к нему. Она ощупала его, расчесала гриву пальцами, дала ему понюхать руки, при этом пытаясь подобрать слова, чтобы брат понял.
Саша прислонился к ограде.
– Соловей в порядке. Что ты хотела мне сказать?
Первые звезды загорелись на небе, что стало величаво фиолетовым. Тусклый серебряный изгиб луны виднелся за дворцами.
Вася глубоко вдохнула.
– Ты сказал, – начала она, – когда мы преследовали бандитов, что странно, что у них хорошие заточенные мечи, сильные лошади. Ты сказал, что странно, что в их лагере есть медовуха, пиво и соль.
– Я помню.
– Я знаю, почему, – сказала быстро Вася. – Главарь бандитов, что украл Катю, Аннушку и Леночку, тот, кого они зовут Челубеем, – это посол генерала Мамая. Это один человек. Я уверена. Посол – бандит…
Она замолчала, запыхавшись. Саша нахмурился.
– Невозможно, Вася.
– Я уверена, – повторила она. – Когда я видела его в прошлый раз, он замахнулся на меня мечом. Ты сомневаешься во мне?
Саша медленно сказал:
|
|
|
