 |
Масленица
|
|
|
|
Солнце облачилось в лиловые и алые доспехи под мерцающими звездами, и Вася пошла на вечернюю службу с тихим братом, с Дмитрием Ивановичем, с толпой бояр и их жен. В праздники женщины выходили, скрытые вуалью, на улицы в сумерках и участвовали в службе.
Ольга не пошла: близилось время ее родов, и Марья осталась в тереме с матерью. Но другие женщины высокого происхождения шли по дороге к церкви, неловко шагая в своих расшитых сапогах. Они шли вместе со слугами и детьми, казались зимним лугом цветов в вуалях. Вася, чуть сдавленная толкающимися боярами Дмитрия, смотрела на яркие фигуры со смесью любопытства и ужаса, пока насмешливый локоть не ударил ее по ребрам. Один из мальчишек в сопровождении князя сказал:
– Долго лучше не смотри, незнакомец, если не хочешь жену или сломанную голову.
Вася, не зная, смеяться или обижаться, отвернулась.
Башни собора были волшебными огнями в свете садящегося солнца. Двойные двери собора, украшенные бронзой, были вдвое выше людей. Когда они прошли от притвора в просторный зал, Вася замерла на миг, приоткрыв рот.
Красивее места она не видела. Ее поражал размер, запах благовоний… золотой иконостас, разрисованные стены, серебряные звезды в синеве на своде потолка… множество голосов.
Инстинкт повел Васю влево, где молились женщины, но она опомнилась. И она встала с восхищенным видом в толпу за великим князем.
Впервые Вася жалела отца Константина.
«Это он потерял, – подумала она, – когда приехал в Лесную землю. Это его рай, место среди украшений, где он мог молиться и быть любимым. Конечно, начались угрозы, горечь и осуждения».
Служба была самой долгой из всех, где стояла Вася. Песнопения сменились речью, а потом молитвой, и она стояла в полусне, пока великий князь и его свита не вышли из собора. Вася, пресыщенная красотой, была рада уйти. Ночь освободила их после трех часов серьезного ритуала.
|
|
|
Процессия великого князя повернула к дворцу Дмитрия, они двигались по улицам, и епископ благословлял толпу.
Они пересеклись на миг с другой процессией, что шагала по снегу с Масленицей, куклой из соломы, над собой. Во всем смятении толпа юных бояр обступила Васю.
Светлые волосы и широко посаженные глаза, пальцы в кольцах и пояса – это были очередные двоюродные браться. Вася скрестила руки. Они толкались, как стая собак.
– Я слышал, ты у великого князя в любимцах, – сказал один. Его борода немного скрашивала его худое лицо.
– А почему и нет? – ответила Вася. – Я пью вино и не проливаю его, да и на коне катаюсь лучше.
Один из юных лордов толкнул ее. Она изящно отодвинулась и удержалась на ногах.
– Сильный ветер сегодня, да? – сказала она.
– Василий Петрович, вы слишком хороши для нас? – спросил другой мальчик, улыбаясь с гнилым зубом.
– Наверное, – сказала Вася. Беспечность поведения была подавлена в детстве, но теперь расцвела в грубом мире, где она оказалась, и поселилась в ее душе. Она улыбнулась юным боярам, не ощущая страха.
– Слишком хороши? – скалились они. – Сын деревенского помещика, никто, выскочка, внук неравного брака.
Вася ответила парой изобретательных оскорблений, и, смеясь и рыча, они сообщили, что они хотят дважды оббежать дворец Дмитрия Ивановича, и победитель получит вино.
– Как хотите, – Вася была быстрой с детства. Она прогнала из головы мысли о бандитах, загадках и неудачах, она хотела насладиться вечером. – Откуда начнем?
* * *
Сжимая вино, уже навеселе, Вася попала на волне новых друзей в зал Дмитрия Ивановича, и толика тревоги утонула в триумфе, а потом оказалось, что почти все актеры ее обманчивого представления уже присутствовали в зале великого князя.
|
|
|
Дмитрий, конечно, сидел в центре. Женщина, с накидкой, что ниспадала с ее плеч, с круглым и самодовольным лицом, сидела рядом с ним. Его жена…
Касьян… Вася нахмурилась. Касьян был спокоен, наряден, но выглядел задумчиво, хмурил рыжие брови. Вася не знала, есть ли у него плохие новости. Ее брат появился и поймал ее за руку.
– Ты слышал, – смиренно сказала Вася.
Саша потянул ее в угол, помешав парочке шептаться, к их недовольству.
– Ольга сказала, ты возила Марью в город.
– Да, – сказала Вася.
– И что ты выиграла лошадь, поспорив с Челубеем.
Вася кивнула. Она слышала, как он скрипнул зубами.
– Вася, нужно это прекратить, – сказал Саша. – Показывать себя всем, втягивать ребенка? Ты должна…
– Что? – рявкнула Вася. Она любила этого сына отца, с его ясными глазами и сильными руками, и это злило ее сильнее. – Тихо уйти в ночь, запереться в комнате во дворце Оли, убираться там, молиться по утрам и учиться жалко соблазнять молодых помещиков? И Соловей будет заперт во дворе? Хочешь продать моего коня или забрать себе, когда я уйду в терем? Ты монах. Я не вижу тебя в монастыре, брат Александр. Ты не должен растить сад, петь и молиться без передышек? Но ты здесь, советник великого князя. Почему ты, брат? Почему ты, а не я? – ее плечи опустились, она удивила себя потоком слов.
Саша молчал. Она поняла, что он говорил это себе сам, пока думал в тишине монастыря, спорил с собой и не находил ответов. Он смотрел на нее с искренним и недовольным ошеломлением, что ранило ее сердце.
– Нет, – сказала она. Ее ладонь нашла его, тонкую и сильную, на ее руке. – Ты знаешь, как и я, что я не могу идти в терем, как не может любой мальчик. Я тут, и тут я останусь. Если не хочешь выставить нас лжецами перед всеми?
– Вася, – сказал он. – Это не продлится долго.
– Знаю. И я покончу с этим. Клянусь, Саша, – она мрачно сжала губы. – Но не сейчас. Теперь мы будем праздновать, брат, и врать.
Саша вздрогнул, и Вася ушла от него раньше, чем он смог ответить, высоко подняв голову в угасающем гневе, пот лился с ее висков под осточертевшей шапкой, и слезы лились из ее глаз, потому что ее брат любил маленькую Василису. Но как кто–то мог любить женщину, которая так похожа на дерзкого и не пугливого ребенка?
|
|
|
«Я должна уйти, – вдруг подумала она. – Я не могу ждать конца Масленицы. Я сильно его ранила, и я должна уйти. Завтра, брат, – подумала она. – Завтра».
Дмитрий помахал ей, улыбаясь, и только его серьезность показывала, что князю не так легко, как он выглядит. Его город и бояре болтали, татарский лорд отдыхал в его городе и требовал дань, и сердце великого князя звало сражаться, а голова говорила ждать, и все это требовало денег, которых у него не было.
– Я слышал, ты выиграл лошадь у Челубея, – сказал ей Дмитрий, прогоняя умело тревогу с лица.
– Да, – выдохнула Вася, ее толкнули в спину проносящейся тарелкой. Первые блюда уже стояли, немного припорошенные снегом от пути по двору. Мяса не было, зато было много угощений из муки, меда, масла, яиц и молока.
– Молодец, – сказал великий князь. – Хоть я не могу одобрять. Челубей все же гость. Но мальчишки не меняются, и вряд ли этот лорд коней справился бы с кобылкой лучше, – Дмитрий подмигнул ей.
Вася до этого ощущала боль за то, что Саша врал великому князю, но еще не стыдилась сама. Но теперь она вспомнила обещание служить грызло ее вместе с совестью.
Один секрет можно было рассказать.
– Дмитрий Иванович, – вдруг сказала Вася. – Мне нужно кое–что рассказать… об этом лорде.
Касьян пил вино и слушал, а теперь вскочил на ноги, тряся рыжими волосами.
– Мы не будем развлекаться в праздник? – пьяно проревел он в зале, заглушая ее. – Не будем веселиться?
Он повернулся к Васе с улыбкой. Что он делал?
– Предлагаю развлечение, – продолжил Касьян. – Василий Петрович отлично ладит с лошадьми, все мы видели. Я хочу испытать его. Покатаемся завтра, Василий Петрович? При всей Москве? Я вызываю при этих свидетелях.
Вася охнула. Гонка? При чем тут это?
Толпа радостно бормотала. Касьян пристально смотрел на нее.
– Да, покатаемся, – в смятении сказала она. – Если позволите, Дмитрий Иванович.
Дмитрий откинулся на спинку стула с довольным видом.
– Я не против, Касьян Лютович, но я не видел у вас коня, что может сравниться с Соловьем.
|
|
|
– И все же, – улыбался Касьян.
– Тогда внемлите! – закричал Дмитрий. – Завтра утром. А теперь за еду, и поблагодарите бога.
Слышались разговоры, пение и музыка.
– Дмитрий Иванович, – снова начала Вася.
Но Касьян пересел к Васе и закинул руку на ее плечи.
– Я подумал, что ты собрался совершить неосторожность, – шепнул он ей на ухо.
– Мне надоело врать, – шепнула она. – Дмитрий Иванович может верить мне или нет, ему выбирать, как великому князю.
Дмитрий с другой стороны кричал тосты про будущего сына, обнимая плечи почти улыбающейся жены, бросая хрящи собакам у его ног. Огонь сиял все краснее, близилась полночь.
– Это не ложь, – сказал Касьян. – Это пауза. Правда как цветы, лучше ее скрывать в нужный момент, – рука сжала плечи Васи. – Ты мало выпил, мальчишка, – сказал он. – Этого мало, – он плеснул вина в чашку и протянул ей. – Вот, это тебе. Мы покатаемся утром.
Она взяла чашку, сделала глоток. Он смотрел и медленно улыбнулся.
– Нет. Пей больше, и я выиграю проще, – он склонился ближе. – Если выиграю, все мне расскажешь, – шепнул он. Его волосы почти задевали ее лицо. Она застыла. – Все, Вася, о себе и своем коне, и о том красивом голубом кинжале, что висит у тебя на боку.
Рот Васи приоткрылся в удивлении. Касьян осушил свое вино.
– Я был тут раньше, – сказал он. – В этом дворце. Давно. Кое–что искал. То, что потерял. Что было недоступно мне. Почти. Не совсем. Думаешь, я найду это снова, Вася? – его глаза были блестящими и далекими. Он притянул ее ближе. Васе было не по себе.
– Слушайте, Касьян Лютович… – начала Вася.
Она ощутила, как он напрягся, слушал, но не ее. Вася притихла и медленно уловила тишину: странную тишину, что собиралась за ревом и стуком праздника, что медленно разрасталась с шелестом зимнего ветра.
Вася забыла о Касьяне. Казалось, кожу сняли с ее глаз. В запахах, дыму и шуме боярского праздника в Москве проступил другой, незаметный мир, что тоже праздновал.
Под столом сметало крошки создание в роскошном одеянии с пухлым животом и длинными усами.
«Домовой», – подумала Вася. Это был домовой Дмитрия.
Крохотная женщина с шелковистыми волосами ходила между тарелок по столу Дмитрия, порой толкая кубки не подозревающих мужчин. Это была кикимора, у домового порой была жена.
Шелест крыльев сверху, и Вася посмотрела в немигающие глаза женщины, а потом та пропала в дыму. Васе стало не по себе, ведь птица с головой женщины была воплощением судьбы.
Вася ощущала вес взглядов тех, кого видела и не видела.
«Они смотрят и ждут… чего? ».
Вася посмотрела на дверь и увидела на пороге Морозко.
|
|
|
Он стоял в свете тусклого факела. За ним свет огня лился в ночь. По форме и цвету он был человеком, кроме непокрытой головы, лица без бороды и снега, что не таял на его одежде. Его наряд был синим, как зимние сумерки, обрамленным инеем. Его черные волосы трепал ветер с запахом сосен, что плясал и прогонял запахи из зала.
Музыка стала свежее, мужчины сидели прямее, но никто его не видел.
Кроме Васи. Она смотрела на демона мороза, как на призрака.
Черти повернулись. Птица сверху расправила большие крылья. Домовой перестал мести. Его жена застыла, и все замерли.
Вася пошла к центру, среди шумных столов, среди глядящих духов, туда, где стоял Морозко и смотрел, как она идет, чуть изогнув губы.
– Как ты сюда попал? – прошептала она. Рядом с ним ощущался запах снега, лет и дикой ночи.
Он вскинул бровь, глядя на следящих чертей.
– Мне нельзя присоединиться к толпе? – спросил он.
– Но зачем тебе? – спросила она. – Тут нет снега, нет диких мест. Разве ты не король зимы?
– Праздник солнца старее этого города, – ответил Морозко. – Но не старее меня. Они когда–то душили девиц в эту ночь, чтобы призвать меня и прогнать, чтобы им осталось лето, – он смотрел на нее. – Теперь жертв нет. Но я порой прихожу на праздник, – его глаза были светлее звезд, отдаленные, но смотрели на красные лица вокруг с холодной нежностью. – Это все еще мой народ.
Вася молчала. Она думала о мертвой девочке в сказке, об истории для детей в холодные ночи, что скрывала кровавую историю.
– Этот праздник отмечает ослабление моей силы, – мягко добавил Морозко. – Скоро будет весна, и я останусь в своем лесу, где не тает снег.
– Ты пришел за задушенной девицей? – спросила Вася с холодом в голосе.
– А что? – спросил он. – Такая будет?
Пауза, они смотрели друг на друга. А потом…
– Я бы поверила во все в этом безумном городе, – сказала Вася, отгоняя потрясение. Она не смотрела на годы в его глазах. – Я тебя не увижу? – спросила она. – Когда придет весна?
Он молчал, отвернулся от нее. Он хмуро скользил взглядом по залу.
Вася следила за его взглядом. Ей показалось, что Касьян смотрит на них. Она попыталась разглядеть его, но Касьяна там не было.
Морозко вздохнул и опустил взгляд.
– Ничего, – сказал он почти себе. – Я дергаюсь от теней, – он посмотрел на нее. – Нет, ты меня не увидишь, – сказал он. – Меня нет весной.
Старая печаль на его лице подтолкнула ее официально спросить:
– Присядете за стол ночью, зимний король? – она испортила эффект, добавив серьезнее. – Бояре уже падают со скамей, место есть.
Морозко рассмеялся, но ей показалось, что он удивлен.
– Я был бродягой в залах людей, но меня давно – очень давно – не приглашали праздновать.
– Тогда я тебя приглашаю, – сказала Вася. – Хоть это не мой зал.
Они повернулись к столу на возвышении. Некоторые уже упали со скамей и храпели, но другие пригласили женщин посидеть с ними. Их жены ушли спать. Великого князя окружали две девицы под руками. Он поймал грудь одной в широкую ладонь, и лицо Васи вспыхнуло. Морозко рядом с ней сказал, сдерживая смех:
– Я откажусь от пира. Покатаешься со мной вместо этого, Вася?
Вокруг был шум и вонь, крики и сдавленное пение. Москва вдруг стала душить ее. Ей хватило душных дворцов, тяжелых взглядов, обмана, разочарований…
Черти смотрели.
– Да, – сказала Вася.
Морозко изящно указал на двери, а потом последовал за ней в ночь.
* * *
Соловей увидел их первым и завопил. Рядом с ним стояла белая лошадь Морозко, призрак на фоне снега. Зима жалась у ограды, глядя на новеньких.
Вася нырнула меж досок забора, утешила кобылку и запрыгнула на знакомую спину Соловья, не думая о хорошей одежде.
Морозко забрался на белую кобылицу, коснулся ее шеи.
Их окружали высокие стены ограды. Вася направила коня на них. Соловей перемахнул ограду, белая кобылица – следом. Сверху рассеивались остатки тумана, сияли звезды.
Они миновали врата князя Серпухова как призраки. Ниже еще были открыты врата кремля в честь праздничной ночи, и посад за кремлем был полон красного света костров и нескладного пения.
Но Вася не замечала костры или песни. Она была в другом мире, что был старее, с его чистотой, красотой, тайнами и опасностями. Они незаметно промчались через врата, и кони направились вправо между празднующих домов. Стук копыт изменился, и река развернулась лентой перед ними. Дым города остался позади, вкруг был снег и чистый свет луны.
Вася все еще была навеселе, несмотря на очищающую прохладу ночного воздуха. Она громко кричала, Соловей ускорился, и они неслись вдоль Москвы–реки. Две лошади мчались шаг в шаг по льду и серебристому снегу, и Вася смеялась, скаля зубы ветру.
Морозко ехал рядом с ней.
Они мчались долго. Когда Вася проехала достаточно, она перевела Соловья на ходьбу, на импульсе нырнула, смеясь, в сугроб. Потея под тяжелой одеждой, она сорвала шапку и капюшон и высвободила смятую черную косу.
Морозко остановился рядом с Соловьем и легко спрыгнул на лед реки. Он мчался безумно и радостно, как она, но теперь был собранным и осторожным.
– Так ты теперь сын помещика, – сказал Морозко.
Легкость Васи отчасти увяла. Она встала и отряхнулась.
– Мне нравится это. Зачем я родилась девочкой?
Голубое сияние из–под век.
– Девочка из тебя не очень.
Это вино – только вино – ударило жаром в ее голову. Ее настроение переменилось.
– Это все, что у меня есть? Быть призраком, тем, кто есть, но не на самом деле? Мне нравится быть юным господином. Я могу остаться там и помогать великому князю. Я могу учить лошадей, людей, махать мечом. Но я не смогу, потому что они раскроют мой секрет.
Она резко развернулась. Звезды сияли в ее открытых глазах.
– Если я не могу быть господином, я все еще могу быть путницей. Я хочу повидать весь мир, если Соловей отнесет меня. Я увидела бы зеленую землю за закатом, остров…
– Буян? – шепнул Морозко за ней. – Где волны бьют о камни на берегу, и воздух пахнет холодным камнем и цветами апельсина? Где правит дева–лебедь с серыми, как море, глазами? Страну из сказок? Этого ты хочешь?
Жар от вина и дикой езды угасал, и все вокруг было ужасно тихим перед рассветным ветром. Вася вдруг задрожала, одетая в волчью шкуру и со спутанными черными волосами.
– Потому ты пришел? – спросила она, не оборачиваясь. – Выманить меня из Москвы? Или хочешь сказать, что мне лучше быть там, как девушке, и выйти замуж? Почему черти пришли на праздник? Почему гамаюн была сверху – да, я знаю, что означает птица. Что происходит?
– Нам запрещено праздновать с людьми?
Она молчала. Она расхаживала, как кошка в клетке, хотя вокруг были лед, лес и небо.
– Я хочу свободу, – сказала она, будто себе. – Но я хочу место и цель. И я не уверена, что получу хоть что–то, не то что оба. И я не хочу жить во лжи. Я причиняю боль брату и сестре, – она резко замерла и повернулась. – Ты можешь раскрыть эту загадку за меня?
Морозко вскинул бровь. Рассветный ветер кружил снег у ног лошадей.
– Я – предсказатель? – холодно спросил он. – Я не могу побывать на празднике, покататься при свете луны, не слушая жалобы русских дев? Что мне до твоих мелких тайн или совести твоего брата? Вот мой ответ: не слушай сказки. Я говорю правду: твоему миру нет дела до твоих желаний.
Вася сжала губы.
– Моя сестра так же сказала. А ты? Тебе есть дело?
Он молчал. Облака собирались над головой. Кобылица дрожала.
– Ты можешь насмехаться, – продолжила Вася, злясь, шагая ближе. – Но ты живешь вечно. Может, ты не хочешь ничего, может, тебе все равно. Но… ты здесь.
Он молчал.
– Мне прожить как самозванка, пока они меня не раскроют и не запрут в монастыре? – осведомилась она. – Убежать? Уйти домой? Больше не видеть братьев? Где мое место? Я не знаю. Я не знаю, кто я. И я ела в твоем доме, чуть не умерла в твоих руках, и ты катался со мной сегодня… и я надеялась, что ты будешь знать.
Слова звучали глупо даже для нее. Она прикусила губу. Тишина затянулась.
– Вася, – сказал он.
– Нет. Ты не серьезно, – сказала она, отпрянув. – Ты бессмертен, это лишь игра…
Его ответ был не в словах, а руки заговорили за него, когда его кончики пальцев нашли пульс за ее челюстью. Она не двигалась. Его глаза были холодными бледными звездами, и она растерялась.
– Вася, – снова сказал он, тихо и почти с надрывом, в ее ухо. – Может, я не так мудр, как ты думаешь, хоть и много лет провел в этом мире. Я не знаю, что ты должна выбрать. Каждый раз, когда выбираешь путь, нужно помнить о том, что ты не выбрал. Решай, как будет лучше, продумай варианты, у каждого пути есть хорошие и плохие стороны.
– Это не совет, – сказала она. Ветер бросил волосы ей в лицо.
– Это все, что у меня есть, – сказал он. А потом запустил пальцы ей в волосы и поцеловал.
Она всхлипнула, гнев и желание смешались. Ее руки обвили его.
Она еще так не целовалась. Не так долго и неспешно. Она не знала, как, но он учил ее. Не словами, нет: ртом, кончиками пальцев и ощущениями, у которых не было слов. Темное и осторожное прикосновение порхало по ее коже.
Она прижималась к нему, ее тело расслабилось и пылало холодным огнем.
«Даже твои братья теперь назовут тебя обреченной», – подумала она, но ей было все равно. Легкий ветер прогнал облака, и звезды ярко сияли на них с неба.
Он отодвинулся, и она была с большими глазами, красная и пылающая. Его глаза сияли идеальным голубым пламенем, он мог быть человеком.
Он резко отпустил ее.
– Нет, – сказал он.
– Не понимаю, – ее ладонь прижалась ко рту, тело дрожало, она была настороженной, как девочка, которую он когда–то забросил в седло.
– Нет, – сказал он и провел рукой по темным волосам. – Я не хотел…
Осознание ранило. Она скрестила руки.
– Не хотел? Почему тогда ты пришел?
Он стиснул зубы. Он отвернулся от нее, сжимая кулаки с силой.
– Потому что хотел сказать…
Он замолчал и посмотрел на ее лицо.
– Над Москвой тень, – сказал он. – Но, когда я стараюсь заглянуть глубже, меня отгоняют. Я не знаю, в чем причина. Ты не…
– Что я? – спросила Вася, ненавидя то, как прерывался ее голос.
Пауза. Голубое пламя в его глазах стало ярче.
– Не важно, – сказал Морозно. – Но, Вася…
На миг показалось, что он произнесет секрет. Но он вздохнул и сжал губы.
– Вася, будь осторожна, – сказал он, наконец. – Что бы ты ни выбрала, будь осторожна.
Вася не слышала его. Она стояла там, холодная, напряженная и пылающая.
«Нет? Почему нет? ».
Если бы она была старше, она бы увидела борьбу в его глазах.
– Буду, – сказала она. – Спасибо за предупреждение, – она развернулась, решительно прошла и забралась на спину Соловья.
Она уже умчалась и не видела, что он долго стоял и смотрел ей вслед.
Позже, намного позже, в холодный и жестокий час перед рассветом красный свет пронесся вспышкой огня по небу над Москвой. Редкие, кто его видел, назвали знамением. Но многие не видели. Они спали, им снилось летнее солнце.
Касьян Лютович видел. Он улыбнулся, покинул свою комнату во дворце Дмитрия, чтобы спуститься во двор и закончить приготовления.
Морозко узнал бы вспышку. Но он ее не видел, он мчался один по диким местам мира, хмурясь в одинокой ночи.
|
|
|
