 |
К. ПЕЧАТНИКОВ,. старший лейтенант. Война вносит коррективы
|
|
|
|
К. ПЕЧАТНИКОВ,
старший лейтенант
Война вносит коррективы
Весна сорок первого выдалась тревожной. В начале мая охрана границы была переведена на усиленный режим. По этому поводу штабам было приказано перейти на казарменное положение. Домой нас, комсостав, все же изредка отпускали.
В дачном поселке Нымме, под Таллином, в доме, стоящем в стороне от дороги, квартировали четыре семьи из нашего отряда. В нижнем этаже жили семьи политработников, под крышей – моя и механика одного из катеров. Возраст, звание и служебное положение были у нас разные, однако это не мешало нам жить дружно. Совпало так, что вечером 21 июня все мы оказались дома.
Проснулся я от громкого автомобильного гудка. И тут же с улицы раздалось: «Товарищи командиры, подъем и на выход! » Включил свет. Было около трех часов.
– В такую рань тебе на службу, Кирилл! – удивилась жена.
Я быстро собрался, и уже минуты через три мы ехали в город.
Было принято, что, прибыв на службу, флагманские специалисты направлялись в комнату оперативного дежурного. Однако в утро 22 июня дорогу сюда преграждал часовой с винтовкой, и мы пошли в общую комнату. Там стояли койки, на которых отдыхали во время казарменного положения командиры и политработники, те, кто не был отпущен домой. Народу в комнате собралось много, но привычного оживления и шуток не слышалось. Я поинтересовался у товарищей, которые ночевали в части, о причине вызова, однако внятного ответа получить не мог. Командование отряда все еще оставалось в комнате оперативного дежурного.
Так и сидели в неведении до того времени, пока из комнаты оперативного не вышел хмурый старший лейтенант Евгений Герцман – оперативный дежурный. Каким‑ то непривычным для нас голосом сказал:
|
|
|
– Германия напала на нас. Война! – и выругался.
Мы окружили его, но он ничего не хотел рассказывать. Однако мы нажали на своего товарища, и кое‑ что прояснилось. Наши пограничные катера МО, которые несут дозоры у Мемеля, отбиваются от противника артиллерийско‑ пулеметным огнем, эвакуируют погранпосты, просят официального разрешения стрелять по врагу.
В тот же день наш отряд был выведен из подчинения погранвойск и передан ОВРу Главной базы КБФ – Таллина.
Первые дни войны обнажили некоторые недостатки, которые имелись в боевой подготовке экипажей катеров МО. Как проводились стрельбы в мирное время? По известной схеме. Самолет с конусом шел заранее известным курсом, с известными высотой и скоростью. Морскую цель представлял «малый артиллерийский щит», который медленно тащил по штилевому морю тихоходный буксир. Командир, которому ничего не надо было определять, ибо все заранее было известно, давал орудийным расчетам данные на установку прицела. Потом начиналась пристрелка, вводились поправки, и орудия переходили «на поражение». Оценка – не ниже «хорошо». Теперь необходимо было действовать по‑ другому.
– Мы маневрируем как истребители в воздухе, когда каждый из летчиков старается не подставить свой самолет под огонь противника, – рассказывал нам командир катера лейтенант Евгений Червонный. – Но уж если противник попал в твой прицел – нажимай мгновенно на гашетку пулемета!
Но как мгновенно, если в хаосе грохота двигателей и стрельбы, взрывов снарядов и бомб у командира катера нет телефонной связи с боевыми постами? Как, когда командиру надо одновременно командовать рулевому, поддерживать радиосвязь, принимать доклады сигнальщика и реагировать на них, принимать доклады своего помощника о навигационной обстановке и тоже на них реагировать?..
|
|
|
Командир и его помощник просто не имели физической возможности для того, чтобы управлять артиллерийско‑ пулеметным огнем.
Казалось, можно передать управление огнем самим командирам орудий. Но в бою они выполняли функции заряжающих и только успевали поворачиваться. Заряжающий должен выхватить снаряд из кранцев первых выстрелов, закрепленных по бортам катера, и тут же, без промедления, с силой вогнать его в казенник пушки и резко дернуть за спусковой рычаг. От этого сработает боек в затворе, и орудие выстрелит. Где уж тут наблюдать за эффективностью стрельбы и корректировать ее! Мы в штабе все это понимали, думали, но выхода из создавшегося положения не находили.
В первых числах июля два катера МО конвоировали из Таллина на Ханко несколько транспортов с боеприпасами. Милях в сорока от полуострова конвой атаковали вражеские торпедные катера. «Малые охотники» не только защитили транспорты, но и обратили противника в бегство. По возвращении в Таллин герои этого боя – командиры орудий старшины 2‑ й статьи Михаил Лисицын, Андрей Раскостов и Рувим Фоншрайбер – рассказывали:
– Мы стреляли не по катерам противника, а ставили огневой заслон. Сперва на предельной для наших пушек дальности, потом на средней. Через разрывы осколочных снарядов торпедные катера пройти не рискнули, атака сорвалась, и катера противника повернули в разные стороны. Вот тут‑ то мы и ударили прямой наводкой!
Это было новшеством в стрельбе с катеров.
Анализ боевой работы расчетов наших орудий показывал, что лучшее место для командира орудия в бою – установка прицела и целика. Наблюдая полет снаряда относительно цели по трассеру, он может сам, не ожидая команды с мостика, вводить необходимые поправки. Но чтобы узаконить такое нововведение, надлежало изменять правила стрельбы, с тем чтобы они стали максимально простыми и понятными командиру орудия, не имеющему специального образования. Таблицы же к ним следовало написать краской прямо на казеннике пушки, перед глазами командира. Имелось в использовании орудия и многое другое, что требовало переосмысления и переработки наставлений.
В горячие дни первых месяцев войны сделать это не удалось. Лишь позднее, в сентябре 1941 года, после отхода флота в Кронштадт и создания истребительного отряда ОВРа Кронштадтской военно‑ морской базы, в состав которого вошли почти все катера МО, мы начали внедрять то новое и передовое, что накопилось в боях. Начали проводить «единую артиллерийскую политику». Ее положительные результаты я, флагманский артиллерист истребительного отряда, ощутил очень скоро.
|
|
|
