 |
капитан 2‑го ранга, член Союза писателей СССР
|
|
|
|
капитан 2‑ го ранга, член Союза писателей СССР
«Стотоннику»
Не отыщется хроник, не написано книг,
Где бы тральщик‑ стотонник ненадолго возник.
Он останется первым – не по книгам знаком, –
Где тревога по нервам била резким звонком,
Где плывешь, как в скорлупке, в двух шагах от беды,
Где три метра – от рубки до взрывчатой воды,
Где покатые спины винт волнам разрезал,
Где рогатые мины караулили трал.
Были счастьем минуты неспокойного сна.
А под утро в каюты заходила весна…
Незабывшийся тральщик на балтийской волне
С каждым годом все дальше и все ближе ко мне.
И. ЛАРИН,
гвардии мичман, командир КТЩ‑ 701
Десанты на острова Моонзунда
В конце сентября 1944 года наш дивизион перебазировался в бухту Рохукюла, что в проливе Муху‑ Вяйн. Отсюда предстояло взять десант для высадки на остров Даго.
Над крошечной бухточкой, которая имела всего один деревянный причал, невдалеке нависал лес. Он подходил почти к самому берегу. Все, что было укрыто в ном – красноармейцы, орудия, пулеметы и автомашины, – не просматривалось даже от пирса, к которому наши катера встали под погрузку.
Десант был назначен на 1 октября. И тут Балтика заштормила, началось томительное ожидание. Но вот миновали сутки, и нас, командиров катеров, собрали на инструктаж.
– Отходим с рассветом. На каждом катере – по взводу. На КТЩ‑ 701 – штаб полка, четыре миномета с расчетами и двадцать ящиков мин.
Высаживать десантников нам предстояло как раз против деревни Хельтерма. Офицер, проводивший инструктаж, показал ее на карте. Ходу туда было 13 миль, но фарватер сложный. Головным был определен мой катер, за ним – гвардии главного старшины Долгополова и гвардии старшины 1‑ й статьи Молоткова. Далее было сказано, что в месте высадки имеется пирс, однако подходить к нему опасно – заминирован. Первый бросок десанта пойдет на торпедных катерах, второй – на сторожевых. Мы – следом.
|
|
|
Отошли от пирса около семи утра. Погода наладилась, но все равно ветер подгонял тучи, стлавшиеся над водой, и волна била прямо в лицо. Минометчики со своим хозяйством ежились на корме, возле спаренного ДШК, и радовались уже тому, что надстройка прикрывает их от брызг, а машинный кап излучает хоть какое‑ то тепло. Штаб полка разместился в кают‑ компании. Покачивало. Слегка заливало. Хорошо было одно: между водой и тучами висела дымка, она закрывала берег от нас и нас от берега. Корабли шли по счислению, и, как оказалось, почти с нулевой невязкой. Остров с его низким берегом, покрытым лесом, пирс открылись в миле. И сразу же по курсу поднялся первый всплеск. Враг обнаружил нас. Навстречу, из бухты, выскочили наши сторожевые катера. На головном замигал прожектор: «Доты слева уничтожены, но осторожно, враг бьет из‑ за укрытия…»
В общем, ясно. Теперь каждому из командиров катеров предстояло решать, как лучше выполнить основную задачу – высадку, которая должна была начаться с подхода к берегу. Просто сказать: «подойти». А что мы знаем? То, что глубины малые и кругом камни. Но где они четко обозначены, глубины и камни, точнее, каждый камень? Корабль хорош на ходу и на воде. На мели же это просто мишень, в которую с третьего раза запросто влепит самый неумелый пушкарь. А напорешься на камень – можешь получить такую пробоину в корпусе, что ни одним пластырем не закроешь.
Слева от пирса полевые пушки врага. Быстрее к пирсу, он в «мертвой зоне» для пушек, а впереди уже ведут бой красноармейцы первого броска. И вдруг ударили два пулемета из‑ под пирса. Пули засвистели, вода кругом прямо закипела. Вот тебе и наш пирс! Наверное, когда подходили сторожевые катера, немцы там затаились…
|
|
|
– Юнга! – крикнул я сигнальщику Лене Голубкову. – Быстро в кают‑ компанию и пригласи на мостик командира полка.
– Слушаю вас, товарищ гвардии мичман! – комполка, раскрасневшийся в тепле, спокойно смотрит на меня.
– Докладываю. Принял решение подходить прямо к пирсу, несмотря на пулеметы. Краснофлотцы помогут вам с выгрузкой.
– Пулеметы, говорите? Так подавите их своими ДШК!
– На это уйдет время. К тому же, видите, нам сигналят с берега красным фонарем. Он дает направление прямо на пирс.
– Хорошо. Только в первую очередь на причал минометы и ящики. Надо сразу открывать огонь. Тут у меня в штабе один товарищ есть, из моряков, офицер. Он поколдовал с биноклем и картой, которую вы нам оставили, и мы смогли выдать командирам расчетов данные для стрельбы.
– Юнга! Гвардии старшину второй статьи Грома на мостик!
Прибежал Гриша Гром, настырный и въедливый до службы старшина, имеющий холодную голову в любом деле.
– Бери Горобца, Среднего, Федю Баранова. Ящики с минами тащите в нос. Минометы тоже к форштевню. Туда же десант. К ДШК – Коломенчука. Сходню приготовь, концов на пирс подавать не станем! – Я повернулся к командиру отделения рулевых‑ сигнальщиков Ивану Корнышеву: – Прямо носом в причал!
– Понял, командир!
– А красноармейцы свое дело знают?
– Твое дело высадить их на берег. Там они все лучше нашего знают и понимают.
На баке Средний зло всаживал в пирс очередь за очередью. Трассы его ДШК шли навстречу вражеским, но стрелял он точно. Сперва замолк один немецкий пулемет, потом другой. Я посмотрел направо. Там спешили торпедные катера. Они уже высадили людей на берег и шли за новой группой десантников. А мы все еще потихонечку топали – шесть узлов и не больше… Но вот, наконец, и пирс. Форштевень упирается в щель между двумя вертикально стоящими бревнами, оба мотора на «вперед, средний».
– Пехота, давай! – крикнул я в мегафон.
Гром и Федя Баранов передают им трубы минометов, Василий Средний и Владимир Горобец согнулись под тяжестью ящиков. Комполка уже на причале. С ним офицеры его штаба. Минута – и красноармейцы установили на настиле пирса свои минометы, и тут же четыре мины, завывая, улетели в сторону батареи врага. Еще залп, еще… Взрыв потряс окрестности, пламя и дым поднялись над лесом.
|
|
|
Десант пошел вперед!
Теперь следовало отходить от берега, возвращаться в Рохукюла. Но тут вдруг над нами просвистели снаряды. Это немецкие миноносцы открыли огонь через остров. Но корректировщиков у них не имелось, и били они наугад, по площадям. Конечно, вероятности попасть в цель при этом было немного, однако один снаряд угодил в наш торпедный катер, и он потерял ход. Мы оказались ближе всех к нему, взяли его на буксир и вытащили из зоны обстрела.
В Рохукюла нам поставили новую задачу. Требовалось на этот раз перебросить на остров технику. На две большие рыбацкие лодки настелили поперек доски и установили на них два автомобиля, нагруженных пулеметами ДШК, боезапасом и продуктами.
– Возьмете на понтон еще два десятка бойцов! – приказал мне офицер, распоряжавшийся погрузкой.
– Опасное это дело: а вдруг развалится.
– Не развалится. В случае чего подберешь.
Вышли из бухты. За кормой на буксире плашкоут. Идет, и вроде бы ничего, нормально. Но прошли с милю – вижу, заливает.
– Эй, славяне! – крикнул в мегафон. – Ведра‑ то есть?
– Имеются, – отвечают.
– Тогда воду откачивайте!
Выполнить эту команду бойцам не удалось. Накренился плашкоут. Застопорил ход, подтянули его.
– Всем быстро перебраться на катер!
Плашкоут будто только ждал, когда люди сойдут. В один миг утонул.
Вернулись мы к пирсу с тяжелым сердцем. Доложил я по команде о ЧП. Пришел контр‑ адмирал Святов. Смотрел сердито. О нем‑ то говорил с армейскими и флотскими офицерами. Было принято решение понтоны закрывать брезентом. Ставить на них только по одной автомашине с имуществом, брать не более четырех бойцов.
Тремя катерами мы таскали понтоны 48 часов без передышки, пока наши не освободили остров Даго. Потом приходили в себя, но недолго. Нам предстояла высадка десанта. Теперь на остров Эзель. Мы знали, что остров этот укреплен сильнее, чем Даго. Пирсов нет, высадка возможна только на необорудованный берег.
|
|
|
Десант мы приняли в 3 часа ночи. Штаб полка снова шел с нами. На палубу взяли 4 армейских пулемета ДШК, 20 ящиков с патронами и 12 бойцов. Только покончили с размещением людей, установили и закрепили технику, как прибежал юнга Николай Гавриш и доложил, что меня хочет видеть командир полка.
В кают‑ компании было особенно светло после мглы наверху. Я осмотрелся. Армейские офицеры сидели кто где – на диванчике, на койках, на стульях. На столе непривычные для морского глаза топографические карты.
– Присаживайтесь, – пригласил комполка, невысокого роста офицер в ватнике. – Инструктаж ясен?
– Так точно…
В этот миг дверь отворилась. В проеме появилась женщина.
– Разрешите следовать с вами в район операции?
– Ну как, гвардии мичман? Еще одного лейтенанта возьмем?
– Одного – да. Отходим?
– Отходим…
В дрейф легли в 4. 30 – так определили нам в штабе морского командования. Ветра почти не было, волны тоже, и никакой дымки. Это было и хорошо, и плохо. Зеленую ракету, приказ идти к острову, мы увидели сразу. Но сразу же, еще на дальних подходах, ее увидел и враг. Увидел стремительно рвущиеся вперед торпедные катера, тральщики и рыболовецкие шхуны, медленно чапающие к берегу. И берег ощетинился огнем. Откуда‑ то издалека, из‑ за острова, полетели тяжелые снаряды немецких миноносцев. Но десант шел вперед. Нам помогали морские бронекатера. Орудия их башен стреляли, как гвозди вбивая свои снаряды во вражеские батареи и пулеметные гнезда. Под таким прикрытием мы дали полный ход и выскочили к береговой черте, ткнулись форштевнями в песчаный откос. Моряки сразу же скинули сходню, но еще и закрепить ее не успели, как увидели женщину‑ лейтенанта, спрыгнувшую в воду.
– За мной, пехота! – крикнула она удивительно громким голосом.
Федор Баранов и юнга Николай Гавриш тоже спрыгнули за борт. Стоя по пояс в холодной воде, они держали сходню. Остальные во главе с Громом помогали выгружать пулеметы и ящики с патронами.
Последним на берег выпрыгнул командир полка.
– Счастливого плавания, моряки! – крикнул он на прощание.
Мы тут же убрали сходню и стали отходить. Пулеметные очереди, направленные с высокого откоса, вспарывали воду вокруг катера. В воду шлепались мины, и их осколки, противно свистя, летели над головами.
– Товарищ гвардии мичман! Шхуна, справа девяносто градусов, терпит бедствие!
– Правь на шхуну! – приказал я Ивану Корнышеву. – Сейчас мы ее придавим к берегу бортом.
Иван сразу понял маневр. Шхуну мы прижали бортом к берегу. Баранов с Громом перескочили на ее палубу, помогли с выгрузкой сорокапятки, противотанкового орудия. Красноармейцы тут же на берегу откинули станины, уперли сошники в прибрежный песок, вогнали снаряд в казенник, и над побережьем грохнул выстрел.
|
|
|
Катер отошел, и снова над нами засвистели пули и осколки. Опять рядом вставали разрывы снарядов. Пелена удушливого дыма и пороховой гари поползла над морем, над катером. Но мы уже были далеко от места высадки десанта…
Давно уже поздний осенний рассвет встал над морем, давно уже все отлично просматривалось и, кстати, простреливалось. Но нам везло: катер три раза подходил к берегу и не получил ни одной дырки в корпусе и надстройке, не имел ни одного раненого как в экипаже, так и из десантников… Об этом я думал, когда в последний раз отходил и в шестой раз вода вокруг катера кипела и пенилась от пуль, от разрывов снарядов и мин.
Думал и, как говорится, сглазил. Резкий удар под кормой подкинул катер, следом из машинного отделения по переговорной трубе доложили:
– Заклинило правый вал, двигатель заглох!
Сразу все стало ясным. Напоролись‑ таки на один из чертовых камней, едва прикрытых водой!.. Под одним мотором дошли до внешнего рейда. Там на «малом охотнике» держал свой флаг командующий штабом операций на море контр‑ адмирал Святов.
Мы подошли к борту МО. Я доложил о том, что произошло, и получил приказ лечь в дрейф.
|
|
|
