 |
«не отыщется хроник…». Л. Вайсман,. Капитан 3‑го ранга. В финских шхерах
|
|
|
|
«НЕ ОТЫЩЕТСЯ ХРОНИК…»
Б уржуазный историк Ю. Майстер в книге «Война на море в восточно‑ европейских водах в 1941–1945 годах» так определяет низкую эффективность немецких подводных лодок: «Из‑ за отсутствия выгодных целей немецко‑ финская подводная война в 1944 году большого успеха не имела и едва ли могла повлиять на общую обстановку. Русская противолодочная оборона была агрессивной, но не очень искусной». Советский ученый – доктор исторических наук, капитан 1‑ го ранга А. В. Басов присоединяется к первому выводу: действительно, немецкие подводные лодки на обстановку в Финском заливе, а затем и в Балтийском море не оказали существенного влияния. Однако не из‑ за «отсутствия выгодных целей» – в 1941 и 1944 годах по Финскому заливу плавали сотни транспортов. Причины, утверждает А. В. Басов, кроются в другом. Во‑ первых, в малой эффективности действия фашистских подводных лодок в стесненных мелководных районах. Во‑ вторых, противолодочная оборона КБФ была не только агрессивной, но и достаточно искусной в массировании противолодочных средств на решающих направлениях.
КБФ выполнил задачу по обеспечению морских перевозок и выводу в море подводных лодок… Флот начал войну, имея в своем составе 17 «малых охотников», а к концу их было 138. Массовое использование катеров, самолетов, мин и береговых средств позволило флоту организовать в своей операционной зоне действенную борьбу с подводными лодками противника…
Л. ВАЙСМАН,
капитан 3‑ го ранга
В финских шхерах
Ранним сентябрьским утром меня вызвал к себе командир ОВРа капитан 1‑ го ранга Абрам Михайлович Богданович.
|
|
|
– Собираемся, – сказал он. – Через три часа идем в Выборгский залив, чтобы определиться, как лучшим образом привести в Кронштадт немецкую подводную лодку. ЭПРОН[9] поднял ее.
– Когда же они успели?
– Успели. И сейчас лодка находится под водой и подвешена в таком положении к понтонам, чтобы ее не видно было, – враг‑ то рядом! И имей в виду: в таком состоянии осадка лодки примерно девять с половиной метров.
Я ахнул: девять с половиной! Это многовато.
– Деваться некуда, штурман. Используем наиболее приглубью места. Готовься!
– Но как же мы ее потащим, если на фарватере в некоторых местах лишь девять метров, а приглубые места надо знать каждую данную секунду, – пытался было я возразить, хотя понимал, полемика здесь бесполезна. Есть приказ, и его необходимо выполнять.
Расстроился вторично, когда узнал, что для буксировки лодки назначен спасатель «Сирена», на котором не была определена и уничтожена девиация магнитного компаса, не уточнена поправка лага. Вот уж, поистине, одна беда не ходит…
До ухода на «Сирену» я по навигационным картам подновил в памяти район предстоящей работы. Выходило, что самое сложное место – пролив Бьеркезунд. Глубины на пределе возможного, но, к моей радости, оказалось, что маяки и другие береговые огни работают. При аховом состоянии навигационных приборов «Сирены» это было очень важно. Фарватеры, по которым предстояло буксировать лодку, были узки и проложены среди минных полей.
И вот мы с Богдановичем на спасателе. Беседуем с командиром. Он рассказывает нам, что имеет богатый опыт по буксировке морем, а поэтому считает, что тащить подводную лодку, подвешенную на понтонах, по таким фарватерам можно только на коротком тросе. Но от этого компас будет давать определенную ошибку.
– Как говорится, «показывать погоду», – мрачно заметил Богданович.
Позднее мы убедились в том, что ошибка эта на отдельных курсах составляла до 30 градусов. При этом надо учесть, что вокруг стояли мины и фарватер сужался местами до мили. Но это – потом. Пока же высказывались предположения, что ошибка будет, и изыскивались методы решения задачи: что делать, чтобы не залезть на мины?
|
|
|
Я знал, что командир ОВРа верит в меня, и это придавало сил. По пути в Выборгский залив постарался внимательно изучить состояние навигационной обстановки на данный момент. Где и какие выставлены буи и вехи, если имеются огни, работают ли они. На Кронштадтских створах, потолковав с командиром «Сирены», мы проверили девиацию компасов на курсах, какими предстояло идти с лодкой на буксире. Постепенно складывался план навигационного решения задачи.
И вот спасатель в заданном районе. Мы приближаемся к лодке. Стою у компаса, наблюдаю его поведение и вижу, как он чутко реагирует на металл. Уже почти стемнело, но видимость довольно приличная. Маяки и огни береговых знаков просматриваются и пеленгуются хорошо.
Однако спокойствия нет. Следует окончательно решить, каким же способом определять свое место на узком фарватере. И хотя в уме давно уже сложилось представление, как все должно происходить, я не имел права не выслушать командира корабля, его помощника, штурмана и еще нескольких офицеров, сопровождавших нас в этом походе. Предложений оказалось много. Но запомнилось одно, пожалуй, более всего своим замысловатым названием. Кто‑ то предложил «гнать штаны ошибок». Все улыбнулись такому названию, взятому из анналов штурманов торгового флота. Суть его заключалась в том, что каждый из взятых пеленгов исправляют солидной поправкой компаса, но каждый раз взятой с различным знаком – плюсом или минусом. В результате получалось, что вместо линии курса судна вырисовывалась полоса движения шириной в несколько миль. Эту полосу, так называемые «штаны ошибок», следовало вгонять в границы фарватера.
– Интересно, – сказал зашедший в ходовую рубку Богданович. – Но для создавшейся ситуации требуется не клеш двадцатых годов, а скорее всего дудочки, узкие, как кран водопроводный, учтите это, – и, сделав знак не вставать, ушел из рубки так же тихо, как вошел в нее.
|
|
|
