 |
В. Комлев,. Краснофлотец, рулевой сигнальщик км‑310. В Пиллау. С. Петров,. Инженер‑капитан‑лейтенант, дивизионный механик
|
|
|
|
В. КОМЛЕВ,
краснофлотец, рулевой сигнальщик КМ‑ 310
В Пиллау
В Ораниенбауме катера нашего дивизиона погрузили на железнодорожные платформы. Ехать пришлось долго. Путь наш пролегал через Псков, Ригу, через какие‑ то маленькие станции, в обход Курляндского котла до самого Мемеля. Там катера спустили на воду. В Мемеле, на внешнем рейде и в Морском канале, нам предстояло тралить. Но пал Пиллау, и вскоре дивизион получил приказ идти в новую базу.
Война в Пиллау чувствовалась во всем. Тут и там стояли разбитые немецкие танки и автомашины. В гавани, в канале у маяка, где были ошвартованы наш дивизион и другие катера, торчали из‑ под воды частью корпуса или надстройкой затопленные суда. Одно из них прямо за нашей «каэмкой», под кормой.
Уже со второго дня по приходе в Пиллау дивизион приступил к тралению. Мы понимали, что это надолго. Однажды получили семафор. Подошли к причалу, где нам приказали принять на борт трофейные, грязно‑ желтого цвета, большие глубинные бомбы. Располагали их на корме, за тральной лебедкой и вокруг нее. Тут же наш командир главный старшина Павел Чистов и боцман Селиванов, в недавнем прошлом минер, начали их окончательное приготовление. Командиру и боцману помогал пулеметчик Иван Вишневский. Мотористы, старший краснофлотец Николай Кузвесов и мой друг Леша Титов, возились с моторами. Ну а я готовил обед.
Наконец, все было готово. На всех катерах дивизиона и еще на нескольких «каэмках», которые были нам приданы, глубинные бомбы снаряжены. Погожим майским днем катера отошли от стенки. Под нами была вода и фашистские магнитно‑ акустические мины, лежащие на грунте. Их‑ то нам и предстояло уничтожить. Начать работу предписано от выбросившегося на отмель к зюйду От Кенигсбергского канала итальянского транспорта.
|
|
|
Мы стояли на верхнем мостике – главный старшина Чистов, старшина мотористов Кузвесов и я. Титов сидел в моторном отсеке. Остальные расположились на юте, возле глубинных бомб.
Катера лежали в дрейфе. На «каэмке», где держал свой брейд‑ вымпел комдив капитан‑ лейтенант Савошинский, сигнальщики подняли на рее «буки» и «исполнительный». Наконец, «исполнительный» долой. Вперед!
На полную мощность работают двигатели. Мое дело наблюдать за катером комдива. Там сам Савошинский стоит на мостике с флажком в руке. Как он этим флажком махнет, так со всех 17 «каэмок», выстроившихся фронтом поперек всей ширины Кенигсбергского канала, необходимо одновременно сбросить по глубинной бомбе с подожженным бикфордовым шпуром. Шнур будет гореть ровно 8 минут. А потом все 17 трофейных «глубинок» взорвутся! И если при этом невдалеке окажется немецкая магнитно‑ акустическая мина, она сдетонирует…
– Товсь! – докладываю я Чистову и вслед за комдивом поднимаю флажок.
Чистов кричит в мегафон на корму. Я, на миг обернувшись, замечаю, как Селиванов закуривает огромную цигарку, – от нее он станет поджигать бикфордов шнур. И в этот миг Савошинский опускает флажок.
– Бросай!
Чистов командует в мегафон. На корме Иван Вишневский как игрушку хватает дымящийся бочонок и швыряет его за корму, прямо в бурун от наших винтов.
Смотрю на флагман. Комдив, чуть помедлив, снова поднял флажок.
– Товсь!
Через несколько секунд очередная глубинная бомба летит за корму.
Наконец, все глубинные бомбы сброшены. Теперь дивизион спешит уйти подальше от опасного района. В нашем распоряжении совсем немного времени: длина бикфордовых шнуров рассчитана так, чтобы все сброшенные катерами глубинные бомбы взорвались одновременно. А скорость наша даже на самых полных оборотах моторов не более 10 узлов!
|
|
|
На катере комдива поднят сигнал делать поворот влево и уходить с фарватера к молу. И в это время по всей акватории, по каналу, широкими кругами встают волны, и из них поднимаются десятки мощных всплесков. Кажется, весь канал кипит. Все моряки на палубе, смотрят на то, что творится в канале. И радуются, когда видят огромные всплески. Так детонируют фашистские мины!
Мин взорвалось немало уже по первому заходу. После него мы вновь направились к причалу. Там все катера приняли на борт очередную партию трофейных глубинных бомб.
Кенигсбергский канал мы прошли и протралили глубинными бомбами полностью. Он стал безопасным для наших кораблей.
С. ПЕТРОВ,
инженер‑ капитан‑ лейтенант, дивизионный механик
На пути к Борнхольму
Наши войска штурмовали Берлин. Конец войны виделся совсем близко, и потому настроение у нас было прекрасным. И боевым. Из Палдиски, где наш 4‑ й ДСК МО зимовал, мы в полном составе ушли в Таллин, откуда предстоял переход на южную Балтику. Дело в том, что на нашем дивизионе были самые новые катера МО. На них стояла новая гидроакустическая аппаратура. Двигатели нового типа давали солидную прибавку в скорости. За все это нам следовало благодарить ленинградских конструкторов и судостроителей. В условиях войны и блокады они разработали и пустили в серию новый вариант «малого охотника» за подводными лодками.
В Таллине апрельским теплым вечером катера подняли на стенку и затем погрузили на железнодорожные платформы. С земли «охотники» смотрелись солидно. Мы были рады, что все получилось с погрузкой так хорошо и быстро. Но появились офицеры из железнодорожных войск, сделали какие‑ то обмеры и заявили, что необходимо снять стволы зенитных автоматов, а также все, что выглядывает из‑ за ограждения ходового мостика, вплоть до фонарей типа «ратьер».
Дата отъезда держалась в секрете, но мы понимали, что два‑ три дня у нас в запасе есть, радовались этому: из Палдиски, где дивизион зимовал, подъехали жены… Строилось много предположений по поводу нашего «курса по железке». И в эти дни…
|
|
|
В общем, придется несколько отступить и рассказать о том, что служил у нас до недавних пор дивизионным штурманом старший лейтенант Николай Спиридонов. Охарактеризовать его можно бы одним словом – «мизоген», Что значит «женоненавистник».
Таким мы его знали всю войну, под конец которой он вдруг взял да и женился на девушке‑ краснофлотце с береговой базы. И тут надо заметить, Спиридонов пользовался большим авторитетом, и некоторые молодые офицеры подражали ему не только в вопросах службы и офицерской этики, но и в таком деле, как женитьба. Одним из его друзей был наш дивизионный артиллерист Дмитрий Голубев. И надо ли говорить, что после того, как его «принципал» женился, то же самое совершил и Голубев. В подруги жизни он выбрал санинструктора дивизиона, которая, конечно, в море с нами не ходила. Но уж если дивизион куда‑ то перебазировался, догоняла его посуху. Тут же комдиву подумалось, что в пути по рельсам мало ли что может произойти, а посему Зою Голубеву с ее лекарствами и бинтами надо взять с собой. Дивизионный врач лейтенант медслужбы Герман Кривша к нам только прибыл и почти никого не знал.
И вот поезд полным ходом мчит нас в Мемель. Для управления дивизиона выделен отдельный пассажирский вагон. Я расположился в купе, и перед глазами вставало прощание с женой. Сколько их было? В сорок первом, когда отступали. В сорок втором и сорок третьем, когда уходили в дозоры и с конвоями. В 1944 году, когда пошли вперед. Наше расставание не было печальным: война катилась к концу. Жена поднялась ко мне в вагон. Мы сидели, тихонько разговаривали и смотрели в окно.
– Гляди, Сережа, как молодожены прощаются, – улыбнулась Маша. – Смотри, тебе полезно!
В сторонке, у небольшого пристанционного домика, стоял наш новый контрразведчик Коля Власов и нежно обнимал свою жену. Не знаю, сколько ей лет было на самом деле, но нам она показалась совсем юной.
Пролетарский праздник 1 Мая экипажи отметили в Мемеле, а уже 3 мая к вечеру мы покинули и его. Ушли тихо. Через несколько часов похода по штилевому морю корабли втягивались в крошечную бухту небольшого городка Кранц. Он был пустынен. Лишь у причалов сиротливо покачивались брошенные рыбацкие суда. Замкомдив по политической части капитан‑ лейтенант Молодцов собрал на пирсе коммунистов и комсомольцев.
|
|
|
– Не могу сказать, что мы уходим в последний на этой войне боевой поход, – говорил Виктор Кузьмич. – Но что в боевой, это точно. А потому все должно быть без скидок! Есть серьезная опасность. Враг пытается вырваться из Курляндского котла. Его корабли и суда идут в одиночку, группами, конвоями. Для борьбы с ними выделены специальные силы. Главное для нас – четко налаженная служба наблюдения и бдительность.
В Кранце катера приняли топливо и воду. Теперь наш путь на Штольпмюнде. Это совсем недалеко. Но налетел ветер, и по морю пошли волны с белыми шапками.
– Уже четыре балла! – сказал комдив Лежепеков. – Если мы тут станем валандаться, море посвежеет еще больше. – Он собрал дивизионных специалистов на флагманском катере: – Надо выходить. И как можно быстрее! Дивмех, готовы?
– Готовы!
– Ну вот и хорошо. Сейчас по катерам. Снимаемся со швартовов через десять минут. Нага новый дивштурман лейтенант Шкамерда пойдет со мной.
В море было нелегко. Изрядно качало, волна била, накатывалась на палубу, заливала носовой автомат, добиралась до мостика. И хотя края эти зовутся «южная Балтика», вода была обжигающе холодной. Я стоял на мостике рядом с командиром отряда капитан‑ лейтенантом Воробьевым. Мы тихо переговаривались. Алексей Павлович расспрашивал меня, доволен ли я работой двигателей.
– Слышишь, работают ровно и спокойно.
– Был разговор, эти «паккарды» с капризами?
– Понимаешь, наши двигатели проще, менее капризны. Этим же подай все в свой час. Осмотр, смену масла и прочее.
– И скоро регламентные работы?
– Как придем в Штольпмюнде – так сразу.
– Не завидую…
Так тек наш разговор. Ну, а на мостике шла обычная походная жизнь. Командир стоял, облокотившись на ограждение и всматриваясь в темноту. Сигнальщики докладывали о каких‑ то целях, только им видимых во мраке. Ночь жила на море напряженной жизнью. Своим курсом шли в ней катера 4‑ го ДСК. И вдруг с правого борта вспышка огня!
– Артиллерийская стрельба, правый борт сто десять градусов, дистанция тридцать пять кабельтовых! – доложил сигнальщик.
– Что бы это могло быть? – заволновался я.
– А кто его знает! Море и война, не тебе объяснять. Ты же эту премудрость проходишь с двадцать второго июня сорок первого.
На мостик поднялся радист.
– Товарищ капитан‑ лейтенант, – обратился он к Воробьеву, – лейтенант Шепелюк передает: «Веду бой с кораблями немцев».
|
|
|
Воробьев выругался, коротко и зло.
– Проморгали, напоролись! Докладывать о всех радиодонесениях.
С рассветом ветер утих, и волна почти успокоилась. Мы с Воробьевым так и не ушли с мостика.
– Одного не хватает! – вдруг буркнул Воробьев.
Я тоже подсчитывал катера. У меня тоже не сходился счет…
На рее флагманского катера вспыхнул в лучах восходящего солнца флажок.
– Ордер номер три! – почти тотчас доложил сигнальщик.
На горизонте открывался берег. Дивизион перестраивался. Предстоял заход в базу. Катер лейтенанта Шепелюка нас не догнал.
После Кранца Штольпмюнде представлялся с моря вполне солидным городком. Воробьев, разложив на штурманском столике карту, показывал:
– Здесь канал, видишь? Нам назначено место вот у этого причала.
До берега оставалось совсем немного. Все на нем уже отлично просматривалось – вход в гавань, краны, дома, церкви, трубы, деревья, кустарники… И вдруг из кустарников – пламя. Не успели мы услышать звук выстрела, как столб огня уже встал над мостиком флагманского катера…
Воробьев поднял бинокль.
– Что‑ то случилось. На катере комдива приспущен флаг, – заволновался Алексей Павлович.
Теперь уже все глядели на катер не отрываясь. Там мигал прожектор…
– Капитан‑ лейтенанту Воробьеву. Вступить в командование дивизионом. Комдив Лежепеков ранен, дивштурман Шкамерда убит, – вслух читал сам Воробьев.
Едва катера пришвартовались в Штольпмюнде, Воробьев вызвал всех дивизионных специалистов. Тут же выяснилось, что на флагманском МО ранен не только комдив, но и командир катера, рулевой и сигнальщики.
Как в каждом порту, в Штольпмюнде приняли воду и топливо. Сменили масло в моторах, взяли продовольствие, провели планово‑ предупредительный осмотр техники.
Восьмого мая утром капитан‑ лейтенанта Воробьева вызвали в Свинемюнде. Вернулся он оттуда хмурый. Заметив меня, сказал:
– Зайди в каюту!
Следом за Алексеем Павловичем я спустился по трапу.
– Сегодня в ночь идем на Кольберг. – Он нажал кнопку, раздался звонок. Через минуту прибежал дежурный по дивизиону. – После ужина экипажам отдыхать. Съемка со швартовов… – он назвал время, отдал другие распоряжения к походу. – Меня разбудить за час.
В 6 часов утра 9 мая 1945 года корабли 4‑ го ДСК МО входили в Кольберг. Навстречу нам на полных ходах мчались торпедные катера. Их палубы были заполнены морскими пехотинцами.
Среди вражеских гарнизонов, отказавшихся сложить оружие, был и гарнизон датского острова Борнхольм. Ультиматум о сдаче ему предъявили сразу же после Первомая, но он ответил отказом. 5 мая население острова было предупреждено о предстоящих ударах советской авиации по кораблям и порту. Жителям предлагалось покинуть города Ренне и Нексе.
Дважды налетали на эти базы наши самолеты. Торпедные катера под командованием капитана 3‑ го ранга Евгения Осецкого, которые нам встретились под Кольбергом, в День Победы уходили с первым броском десанта на Борнхольм. Не задержались в Кольберге и катера нашего 4‑ го ДСК МО. Приняв на борт по взводу морских пехотинцев, мы ушли на норд. Это была последняя боевая операция нашего дивизиона в Великой Отечественной войне.
Мы не потеряли в ней ни одного человека.
|
|
|
