 |
Дрейфующие «медузы»
|
|
|
|
Итак, прибрежные штормовые течения.
Вся трудность наблюдений за ними в том, что их надо проводить во время шторма. Идти на прибой. Понятно: штормовые течения рождаются только в шторме.
Они возникают в хаосе волнения. В набегах и разрушении волн, в нагонах воды на берег и скатывания обратно. В этой общей кутерьме и проявляются вдруг зоны, полосы особого движения воды. Упорное, последовательное стремление в какую‑ нибудь сторону, прокладывающее себе путь, как ручей, как речка, среди окружающей взбудораженной массы. Течение.
И, как всякое течение, оно по‑ своему подхватывает, несет придонные наносы, взвешенный в воде песок. Создает поток наносов. Как ни малы, случайны или разрозненны, казалось бы, эти потоки, но именно из них, из малых и самых разных, часто противоположных друг другу, и складывается в конце концов с течением времени общее движение наносов, омывающее эти берега. Большой поток. А они – его малые ветви.
Особенно важную, ведущую роль играют течения, пробирающиеся вдоль берегов. За ними и должен быть особый надзор. Его не различишь, такое течение, просто на глаз среди бушующих волн. Не уследишь за его бегом. Но оно есть, течет, совершая свое незаметное, но значительное дело.
Создать искусственно штормовые течения в лабораторных лотках или бассейнах не удается. Пока не удается. Слишком это сложное явление, которое зависит каждый раз от множества условий, соединившихся в прибрежной зоне. Лишь сама природа способна разыграть подобный театр действий. Вот и надо исследовать в натуре. А натура предлагает самую жесткую обстановку. Каждый раз – ветер и море во столько‑ то и столько‑ то баллов.
Еще в начале работы их группы на берегу Гуделис пробовал достать до течений прямо с пляжа. Стрелять по морю поплавками из рогатки. Поплавок должен упасть на воду так, чтобы красный флажок на нем торчал вверх, – для этого к поплавку привязывали снизу грузило. Куда же он поплывет, этот алый парус? Куда потянет течение?
|
|
|
Но из этой робинзоньей затеи мало что получилось. Яростный штормовой ветер – ветер с моря – отгонял обратно летящие поплавки, кувыркал их в воздухе. Лишь редкий из них достигал нужной зоны. И тот же ветер надувал флажок действительно как парус, отклоняя поплавок в сторону. А где же течение?
– Вероятность попадания ноль целых ноль десятых, – иронически говорил об этих попытках Витас Минкявичюс.
Пришлось отложить охоту за течениями до лучших времен.
«Лучшие времена» пришли позднее, когда к ним сюда, в береговые исследования, пришла новая химия. Ярко‑ зеленый порошок, заключенный в небольшой непромокаемый пакетик. С интригующе загадочным ярлычком: флуоресцеин.
Все‑ таки не стрелять по морю издалека, а идти самому, грудью вперед. Того, кто пускается на разведку течений, обвязывают веревкой и держат за ее конец для охраны. «Разведчик» уже не голышом, обмазанный вазелином, а одетый в современный гидрокостюм, предохраняющий от холодных объятий воды. И в руках у него круглый поплавок из пенопласта, а на поплавке прикрепленный пакетик с тем самым флуоресцеином.
Ревет шторм, накатывают волны, разбиваясь в длинные пенистые заплески. Все стоящие на берегу во время опыта невольно поеживаются в плотных куртках, надуваемых ветром. А он идет на привязи в воду. Конечно, не грудью вперед, а бочком, бочком под ударами опрокидывающейся волны.
Одолев положенное расстояние в десяток метров и улучив подходящий момент между двумя волнами, быстро протыкает он гвоздиком в двух‑ трех местах пакетик на поплавке и пускает поплавок на волю волн. А его самого тянут за веревку обратно.
|
|
|
Порошок почти тотчас же растворяется в воде, и вокруг поплавка расплывается яркое пятно с резко очерченными границами. Большое пятно волшебно изумрудного цвета, послушно колышущееся на волне, подобно какой‑ то экзотической медузе.
За ним уже следят в несколько пар глаз с берега. Куда направляется?
Но вот «медуза», покружившись на месте, избирает постепенно одно направление. И устремляется по нему, набирая скорость. Все в одном направлении, совершая небольшие эволюции, но сохраняя, в общем, это избранное направление, все туда и туда вдоль берега. Пятно плывет не по ветру, не с волнами. Его подхватило течение. Вдоль береговое штормовое течение. Пятно пустилось в дрейф.
Наблюдатели на берегу стоят на контрольных пунктах через каждые пятьдесят метров, засекая секундомерами проход пятна. Так, бывает, следят за бегуном на стадионе. Только стадионом здесь было взбаламученное море, а бегуном – дрейфующее яркое пятно, хорошо видное даже среди волн. Ветер не может ему помешать, отклонить от течения в сторону, – такая это тончайшая, стелющаяся по поверхности пленка: растворившийся флуоресцеин. Плыви, плыви, изумрудная химия!
Сорок сантиметров в секунду. Шестьдесят сантиметров в секунду… – отмечали наблюдатели. Течение вполне определенно проявляло себя, свою стремительность.
Все же пятно таяло постепенно, размывалось, уступая непрерывным колыханиям воды.
– Лайкас! – выкрикивал Кирлис по‑ литовски. «Пора! »
И, натянув гидрокостюм, шел снова на привязи в воду, пятну наперерез, с новым пакетиком в руках. «Подкармливать медузу». Пятно принимало свой прежний яркий вид. Дрейф по течению продолжался.
Семь штормов подверглись изучению с помощью пятен. И в каждый шторм – еще в разные моменты волнения. Каждый раз – поход на волну, выбрасывание пятна, подкармливание… Почти как сражение за возможность вести этот опыт. И вот результат: двадцать один случай пойманного, подсчитанного на скорость штормового течения. То в одну, то в другую сторону вдоль берега. Вместе с учетом всей обстановки, в которой это происходило. И сила волн, и угол их подхода, и контур береговой линии… Элементы действительности, которые можно будет положить затем на поле схемы.
|
|
|
Но это течения, близкие к берегу. А те, что подальше?
Для тех приготовили особые «удочки». Пришло по морю из Клайпедского порта специальное судно с оборудованием, с настоящим водолазом – молчаливым богатырем. Забили подальше в прибойной зоне несколько свай с перекладинами, подвесили на них, опустив в воду, тяжелые, массивные приборы – как снаряды или бомбы с красными крылышками по бокам. А попросту говоря, вертушки. И судно уплыло.
В море остались торчать, словно кресты над водой, перекладины с подвешенным грузом. Над ними разражаются штормы, накидываются волны, бьют течения, омывая снаряды. И под напором течений вращаются эти красные крылышки по бокам. Вертушки. А там, внутри снаряда, – там остроумный часовой механизм отсчитывает обороты, печатая на ленте, как на пишущей машинке, буквы и цифры: направление течений, скорость течений.
Часы‑ вертушки можно завести и на сутки, и на неделю, и даже на месяц. И целый месяц напролет – днем и ночью, в любую погоду, в разные волнения – совершают эти подводные часы свое методичное «тик‑ так», ведя беспрестанную запись всех оттенков возникающих в этом месте течений.
Истекает срок завода часов. Вертушку снимут с ее креста, возьмут на берег, извлекут из ее нутра ленту автоматической записи и построят по этой записи еще одну схему штормового течения.
…Кирлис расстилает перед нами кальку. План берегового участка на 49‑ м километре Куршской косы, где проводились опыты. Извилистый контур берега. И вдоль него по водному полю бегут стайкой тоненькие изящные стрелочки – знаки прибрежных течений.
Рядом другая схема. Уже несколько измененный контур берега. И другая стайка стрелочек. Следы того, что было отмечено здесь же во время другого шторма.
А ведь это тоже какое‑ то отражение Большого потока. Его отдельные следы.
|
|
|
