 |
Звезды в палатке
|
|
|
|
В эту затемненную палатку, расставленную в лагере экспедиции, стремились попасть все, чуть не в очередь. Взглянуть на чудесное зрелище. Звездочки! Они таинственно мерцают там, как на черном небе, на поле экспериментального столика.
Галина Орлова и Наташа Кривоносова охотно демонстрировали новинку. И приглашали подсчитывать всякого, кто пожелает: сколько их там видно, звездочек? Ради такого подсчета, собственно, и проделывают этот опыт.
Давно уже береговая наука искала: а как же все‑ таки проследить за передвижением придонных наносов в прибойной зоне? Не по косвенным признакам. Не в результате общих соображений. А проследить наиболее прямым, наглядным способом. Чтобы все увидеть сразу как на ладони. Вот после этого шторма. Вот на этом береговом участке. Или после нескольких штормов. Как же на самом деле передвинулись наносы?
Способ вроде бы напрашивался сам собой. Подбросить в придонный песок какую‑ нибудь добавку – приметные зернышки или частицы. А после шторма взять пробы со дна в разных точках и по ним определить: куда же вместе с песком и в каком количестве перекочевали эти добавки…
Пробовали вносить в песок битое цветное стекло. Пробовали угольный порошок… Не получалось. И стекло, и уголь обладают иным удельным весом, иначе смачиваются, чем песок, – и потому не могут породниться с ним по‑ настоящему. И потому иначе ведут себя в воде, чем песок. Нет уверенности в том, что следы порошка или стекла показывают действительные пути перемещения песчаных наносов. Только очень приблизительно, в общих чертах – не больше.
В том‑ то и задача, чтобы придумать такую добавку, которая легко отличалась бы по виду от общей массы песков, но не отличалась бы от них по гидродинамическим свойствам. Понятная задача. Но непростая. Ее всюду выдвигал, объяснял профессор Зенкович, выискивая лаборатории, людей, которые, может быть, могли бы что‑ нибудь придумать.
|
|
|
Пробовали применять подкрашенный песок, добавляя его к пескам на дне. Это уже полный двойник, с тем же поведением в воде. Никакого отличия. Но и отличия нужного было недостаточно. Подкрашенные песчинки трудно все‑ таки различить в массе неподкрашенных. Малая контрастность, как говорят. Она‑ то, малая контрастность, и путала карты.
– Контрастность, контрастность! – просил, требовал всюду Зенкович.
И вот наконец двое сотрудников одного химического института – с созвучными фамилиями: В. Матвеев и В. Патрикеев – предложили метить песчинки совсем еще небывалым образом. Покрывать их слоем особого вещества из семейства люминофоров. Покрывать с помощью какой‑ нибудь связующей смеси, чтобы прилипало. Ничтожная, невесомая, невидимая пленочка. Но она прочно облекает песчинки. По внешнему виду никак не отличить от песчинок обычных, с которыми их перемешивают. Но если в темноте направить на общую массу ультрафиолетовые лучи, то все эти меченые крупицы, покрытые пленкой, вдруг загораются светом, блестят как искорки, как звездочка, как светлячки в ночной траве. Дивный эффект люминесценции!
И решена задача: ничем не отличаться от обыкновенного натурального песка по тому, как он ведет себя в воде, и резко отличаться, когда нужно за такими мечеными зернышками проследить. Достаточно облучить ультрафиолетом. Контрастность здесь такова, что одно меченое зернышко бросается тотчас в глаза даже среди нескольких миллионов других, немеченых. Миллионов! Звездочка на черном небе. Такой способ.
Профессор Зенкович постарался вынести поскорее найденный способ из стен лаборатории на простор береговых исследований. На поле прибоя – как на поле боя. Айбулатов, Болдырев, Егоров… Ударная команда береговиков под руководством профессора вступила в действие с мечеными песками. На золотистом песочке Анапы на Черном море провели первые опыты. Отрабатывали звездную операцию.
|
|
|
Весть о новом методе меченых песков не то что привлекла внимание, а прямо всполошила ученый мир береговиков. Запросы из Англии, из Франции, из Америки, от ученых социалистических стран. Профессор Зенкович демонстрировал его на Китайском море в Китайской Народной Республике. А потом в Польской Народной Республике – вон там, по ту сторону Самбийского полуострова, вместе с Болдыревым они загружали «звездочки» в польские воды.
Ну и пришла очередь здесь, на литовском побережье, на Куршской косе, влить в прибойную зону хорошую дозу новейшего патентованного средства.
Галя Орлова и Наташа Кривоносова привезли с собой банки с драгоценным звездным веществом (шофер по дороге все допытывался: что там – варенье или какая аптека? ). Привезли мощную «солнечную» лампу, фильтры для отсеивания ультрафиолета от других лучей. Новая техника. Но в береговых экспедициях без робинзоньих хитростей все равно не обойтись. Здесь поневоле каждый – мастер на все руки.
По науке, должен быть барабан‑ смеситель. А у них здесь старая бочка, выброшенная на берег, которую они проткнули осью и положили на самодельные стойки. Чтобы вращать с двух сторон за рукояти. Засыпали в бочку песок, взятый тут же, со дна, на полосе исследования. И туда же в бочку – чудодейственный желтоватый порошок из привезенной банки. И крутили, крутили бочку‑ барабан, пока там все как следует не перемешается. А потом еще больше туда же песка и еще вращали и вращали эту чертову мельницу. До седьмого пота – все мужчины подряд, пока полновластная Галя Орлова не сжалилась: ну, пожалуй, хватит. По науке полагается, говорила она, по крайней мере оборотов двести. Тогда можно считать, что смесь готова.
А женская часть экспедиции под присмотром Наташи Кривоносовой готовила в котле над костром «зелье старой ведьмы». Бросали в котел сушеную травку агар‑ агара, варили из нее липкий кисель. (Не хватало только заклинаний! ) И когда Наташа сказала: «Поспело! » – влили туда же, в бочку. И опять вращали и вращали. Положенные сотни оборотов.
|
|
|
А потом ждали, чтобы смесь остыла. И после выложили ее на растянутый брезент. И так оставили на солнышке, на ветру. Пусть сохнет. День, другой… А потом промывали. Несколько раз тщательно промывали. И снова – пусть сохнет. Наконец эта рыхлая масса, хорошо перемешанная и, как говорят, насухо просушенная – по виду самый простой песочек, но уже весь превращенный в невидимые звездочки, – наконец масса эта, можно считать, готова к главному действию. Меченый песок.
Главное действие заключается в том, что его надо забросить теперь в море, на дно, в нескольких точках. Забросить – значит идти с тяжелой порцией смеси в полиэтиленовом мешке в намеченную полосу разрушения волн и штормовых течений, и нырнуть там головой вниз ко дну, и вспороть ножом мешок, и высыпать его содержимое именно в то место, куда забит заранее указательный стержень.
Обязательно туда, где стержень. А то нырнет человек под волну, вспорет мешок, быстро высыплет, но… Или он слишком поторопился, или волна откинула его в сторону, или просто потерял там под водой ориентировку. И не попал в точку, отмеченную стержнем. Промахнулся! А надо непременно в точку. Она отмечена стержнем, а стержень запеленгован теодолитом, и номер точки записан в журнал наблюдений. Не попал, так иди снова с мешком и – вниз головой, исправляй ошибку.
Но если и все верно, все равно через каждые два‑ три часа волнения надо повторять загрузку. Подпитывать высыпанную смесь. «Делать инъекцию». Нахлебаешься!
Кирлис, Минкявичюс, Жаромскис… – все первые пловцы и ныряльщики показывали, на что они способны.
Но вот прошло волнение или серия волнений – и уже другая забота. Проделать операцию обратную. Выловить со дна в разных местах (побольше, побольше точек! ) раскинутую по широкому подводному полю звездную смесь. Не всю, конечно, а взятые наудачу грунтовые пробы, в которых могут оказаться следы этой смеси, меченые зернышки. А могут и не оказаться. Пути их капризны.
|
|
|
Они выстроились растянутой цепочкой вдоль берега, лицом к морю. Кирлис, и Минкявичюс, и Жаромскис, и еще двое практикантов. Каждый против очередного створа. Каждый с длинным стаканом‑ цилиндром в руках. И все разом шеренгой, по сигналу Орловой, идут в воду, неся наперевес стволы цилиндров как боевое оружие. Идут вперед, по грудь, по горло. И там, словно по команде, опускают цилиндры, упирают в дно. И нажимают ногой на боковую педаль – нажимают так, что подвижной стакан глубоко врезается в грунт. А затем стакан, полный придонного песка, втягивают обратно. Взятие пробы. И поворачивают к берегу и тащат с собой тяжелую ношу.
На берегу надо извлечь ее из стаканов. Осторожно, аккуратно! Слегка постукивая по стакану палочкой. Ну, как дети, играющие с песком в куличики. Грунт и должен выйти из стакана целиком, как куличик. Не кусками, не кашей, а столбиком сантиметров в пятнадцать – двадцать. Его и разрежут кухонным ножом на несколько слоев. И отправят каждый слой по отдельности на анализ.
Это всегда любопытная сцена, когда в лагере экспедиции готовят пробы выловленных песков для анализа. Сидят всем скопом за длинным дощатым столом, накрытым гладкой скатертью миллиметровок. И рассыпают, и разравнивают, и отмеривают ложками отдельные порции. И заворачивают в бумажные пакетики – в маленькие, аккуратно сложенные пакетики, как в аптеке. Сосредоточенно занимаясь этим делом, всей артелью. И женщины, и мужчины. И аспиранты, и практиканты, и кандидаты.
Каждый пакетик помечен номером и датой: откуда, из какой точки взято и когда взято.
И начинаются сеансы в затемненной палатке.
Там, в палатке, Галя и Наташа, высыпав из пакетика на маленький походный столик порцию выловленного придонного песка, разравнивают его линеечкой очень тонко, чтобы песчинки лежали по возможности в один слой. И включают лампу солнечного света. И, пройдя через фильтр, падают на столик невидимые ультрафиолетовые лучи. Можно было бы и прямо получать их от солнца, как делают на юге. Но балтийское солнце неверное – в любой момент его может затянуть, и надолго. Приходится брать солнце искусственное. Лагерный движок тарахтит вовсю, как бы возвещая о том, что там происходит, в затемненной палатке, куда он дает сейчас ток.
А в палатке под прикосновением невидимых лучей загораются вдруг на поле экспериментального столика, как на черном небе, яркие звездочки. Одна, две, три… Меченые песчинки. Галя и Наташа их тщательно пересчитывают. И невольно на них любуются.
Сверкают ли они отдельными точками или большими созвездиями, как во мраке вселенной, – все равно их надо все пересчитать по одной. И записать в журнал наблюдений.
|
|
|
«Китайская работа! » – шептали мужчины, потихоньку ретируясь. Даже на веревке в прибой – им больше по душе.
Но вот молчаливую Роже Стаускайте такая работа не пугает. Это ведь ее стихия, ее специальность – бесконечный строй песчинок, сквозь который она воспринимает весь мир береговых процессов. И теперь она сидит часами в затемненной палатке вместе с Галей и Наташей, отмечая каждую искорку меченого песка. Одну за другой. Трое звездочетов, созерцающих глубины подводной астрономии.
Из этих подсчетов составят они «звездную карту». План‑ схему подводного участка, где производился опыт. Кружочки, кружочки, по‑ разному заштрихованные. Одни отмечают места, куда забрасывалась смесь в начале опыта. Другие – места, где обнаружены после шторма скопления меченых песчинок. Россыпь кружочков, наглядно показывающая – куда и как передвигались наносы. Пути их перемещения. Как на ладони.
И тут же, на схеме, – уже знакомые нам плавно изогнутые стрелочки. Трассы прослеженных штормовых течений. Легко сопоставить. Движение воды – и движение наносов.
Неужели и впрямь мы видим этот таинственный процесс? Лицо его величества Большого потока, вокруг которого предпринимается столько научных усилий.
– Ну, если и не все лицо, то все‑ таки уже определенные его морщинки, – рассмеялся Кирлис в ответ на наше воодушевление.
|
|
|
